ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОЭЗИЯ ФОРМЫ

...младшие скальды сочиняют по
образцу старших, то есть так,
как было у них в стихах, но
мало-помалу вносят и новое,
то, что, по их разумению,
подобно сочиненному прежде,
как вода подобна морю,
а река - воде, а ручей - реке...

"Младшая Эдда"

H ilmir r é ð h ei ði,

h j aldr seiðs, þrimu, g aldr a

ó ðr við œ skim ei ða

ey vébrautar, h ey ja,

áðr g n ap sólar G r ip nis

g nýst œr andi f œr i

r ausnars am r til r imm u

r í ðviggs lagar sk i ðum.

(B I 20,1)

Этой висой открывается "Глюмдрапа" ("Драпа шума битвы"), хвалебная песнь в честь конунга Харальда Прекрасноволосого, сочиненная в конце IX в. норвежским скальдом Торбьёрном Хорнклови. Вот ее буквальный перевод: " Князь решил на пустоши / битвы трески в сражение заклинания / непримиримый к жаждущему древу / всегда священного пути вступить; / до того как возвышающегося солнца Грипнира / шума укрепитель повел / великолепный в битву / верхового жеребца моря лыжи ". Если же расшифровать поэтические иносказания (кеннинги) и расставить в правильном порядке слова, устранив затемняющее смысл переплетение разных частей предложения, то окажется, что содержание висы Торбьёрна сводится к следующему: "Конунг, всегда непримиримый к мужу (= врагу), сражался на пустоши, до того как муж (= он же, конунг) повел, великолепный, корабли в бой". Heтрудно, однако, заметить, что прояснив в результате этих операций логический смысл висы Торбьёрна, мы одновременно лишили ее всякого поэтического смысла и ценности, поскольку именно изощренная, складывающаяся из сложнейшего взаимодействия стиховых и языковых единиц форма и превращает подобного рода "высказывания" в поэзию. "Две стороны составляют всякое поэтическое искусство <...> - Язык и размер (mál ok hættir)" (1), - так начинает свой рассказ о способах выражения в поэзии Снорри Стурлусон. Последуем и мы его примеру, также начав изучение скальдической формы с анализа поэтического языка.

Как мы могли уже заметить, в приведенной висе Торбьёрна трижды употреблены обозначения мужа. В первом случае - это унаследованное от эпической традиции простое поэтическое наименование правителя hilmir (к hjalmr "шлем": "наделяющий <дружинников> шлемами"). В исландской поэтике для подобного рода свободных скальдических синонимов имеется специальный термин - heiti ("имя, название"). Составленные из таких хейти синонимические системы могли насчитывать до нескольких десятков слов (так, в поэзии скальдов используется, например, около сорока хейти конунга). В висе Торбьёрна есть и другие хейти, þrima ("шум") и rimma - оба наименования битвы. Первое встречается только в языке скальдов, второе употребляется в общем языке в значении "спор, драка". Мы видим, таким образом, что скальдиче-ская синонимика состоит из лексики разных языковых пластов и вовсе не исчерпывается собственно поэтизмами. В целом же происхождение трех свободных синонимов-хейти, использованных Торбьёрном, отражает обычные источники формирования скальдического словаря - образующие его хейти были либо восприняты из языка эпоса (ср. hilmir), либо из общего языка (что нередко предполагало изменение их значения; ср. rimma), либо являлись скальдическими неологизмами (ср. þrima).

Вернемся, однако, к обозначениям мужа в висе Торбьёрна. Помимо уже отмеченного хейти hilmir, в этой строфе их еще два, и оба они выражены особыми скальдическими перифразами - кеннингами. Поэзия скальдов знает два типа кеннингов: двучленный и многочленный. Именно за первым и закреплено наименование kenning, что значит "охарактеризованный", или "снабженный приметой" (в стихах Торбьёрна есть только один двучленный кеннинг: lagar skíð "лыжи моря" = корабль); второй тип исландская поэтика называет rekit ("протяженный"). Обозначения мужа в висе Торбьёрна - это многочленные кеннинги. Первый из них hjaldrseiðs vébrautar galdra œskitneiðr расшифровывается следующим образом: "жаждущее древо заклинания священного пути трески битвы", где "треска битвы" (hjaldr-seiðr) = меч, "(священная) дорога (ve-braut) меча " = щит, "заклинание (galdr) щита " = битва, "(жаждущее) древо (œski-meiðr) битвы " = муж. Как показывает этот пример, "многочленным" кеннинг становится оттого, что второй компонент (так называемое определение) простого ("двучленного") кеннинга в свою очередь замещается кеннингом, после чего такому же развертыванию подвергается и каждый последующий кеннинг в образующейся цепочке. Простой и многочленный кеннинги оказываются, следовательно, изначально и нерасторжимо связанными между собой: любой простой кеннинг может быть "протянут" дальше своего второго члена, разумеется, при условии, что этот последний способен замещаться двучленным кеннингом. Возможность развертывания лежит, таким образом, в природе кеннинга, однако реализуется она только в поэзии скальдов, где ей суждено было превратиться в важнейший формальный прием и даже, как мы попытаемся показать ниже, стать одним из определяющих факторов в эволюции скальдического языка.

Рассмотренный "протяженный" кеннинг мужа в висе Торбьёрна состоит из пяти членов, столько же их и во втором употребленном им кеннинге мужа: Gripnis ríðviggs gnapsólar gnýstœrandi "укрепитель шума возвышающегося солнца верхового жеребца Грипнира" ("(верховой) жеребец Грипнира (т. е. морского конунга)" (Gripnis ríð-vigg) = корабль, "(возвышающееся) солнце (gnapsól) корабля " = щит, "шум (gnýr) щита " = битва, "укрепитель (stœrandi) битвы " = муж). Однако, помимо пяти членов, участвующих в развертывании этих кеннингов мужа, мы находим в них и другие компоненты, которые выполняют в составе кеннинга иные, как правило, чисто орнаментальные, функции. Так, щит здесь в одном случае назван " священной дорогой меча ", в другом - " возвышающимся солнцем корабля ", муж - " жаждущим древом битвы ", а корабль - " верховым жеребцом Грипнира". Ни один из этих адъективных компонентов (или, как их принято называть, "расширителей") не прибавляет никакой новой информации ни о составных частях кеннинга, ни об описываемом им понятии, не нужны они также и структуре многочленного кеннинга. И все-таки роль этих избыточных компонентов кеннинга велика: во-первых, они выполняют важную "техническую" функцию, помогая скальду приспособить многочленный кеннинг к жестким требованиям стиха, во-вторых, они вносят и в сам кеннинг тот необходимый элемент индивидуализации, который и превращает творения скальдов в авторскую поэзию.

Если же отвлечься от избыточных и факультативных компонентов, входящих в состав рассматриваемых многочленных кеннингов мужа, то даже и без привлечения аналогичных перифраз из стихов других скальдов нам будет нетрудно удостовериться в их традиционности. Прежде всего мы найдем немало общего уже в самой их структуре. Так, в результате свертывания этих столь различных на первый взгляд кеннингов обнаружится, что муж в них определен через битву, битва - через щит и лишь последние звенья этих цепочек - кеннинги корабля и меча - используют действительно разные возможности развертывания. Кроме того, можно заметить их сходство и на "элементарном" уровне: кеннинги битвы "заклинание щита " и "шум щита ", служащие составной частью этих протяженных кеннингов мужа, не только синонимичны, но и прямо варьируют один и тот же структурный тип. Как нам не раз еще придется убедиться, под индивидуализированной оболочкой таких кеннингов скрывается вполне условное традиционное содержание, более того - и сами способы его организации в значительной степени предопределены традицией.

В висе Торбьёрна привлекает внимание, однако, не только форма поэтических иносказаний: не меньшего интереса заслуживает и их отношение к описываемым референтам. "Жаждущее древо заклинания священного пути трески битвы" и "укрепитель шума возвышающегося солнца верхового жеребца Грипнира" никак не привязаны к контексту и не содержат решительно никаких указаний на конкретных героев этого стихотворного повествования, а их предметное значение исчерпывается понятием "муж". Между тем, как можно заключить из контекста висы, первое из них должно было относиться к врагу конунга Харальда (2), а второе, подобно присутствующему в этой строфе хейти hilmir, - к самому конунгу. Функция кеннинга в поэтической речи оказывается, тем самым, эквивалентной функции простого скальдического синонима и сводится к замещению обычного существительного. Иначе говоря, насколько бы "протяженной" ни была форма кеннинга, он используется в скальдической поэзии точно так же, как слово используется в языке. Впрочем, мы могли бы пойти и дальше одного лишь сравнения кеннинга со словом и постараться доказать, что кеннинг и на самом деле является скальдтеским словом и в качестве такового представляет собой основную единицу поэтического языка. Однако для этого нам прежде всего придется ответить на вопрос, в чем именно заключается своеобразие скальдического кеннинга.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: