О натуральной оспе, и не только: с чего всё начиналось 3 страница

Предусматривались и прививки тем контактировавшим с заболевшим ' лицам, которые верят в их эффективность и захотят их получить[104].

Уже первые годы активной работы комиссии показали столь неблагоприят­ные для прививок тенденции, что после 90 заседаний, на которых были заслушаны 135 свидетелей, и опубликованных четырех текущих отчетов лорд Гершель попытался смягчить ситуацию, выпустив в 1892 г. предва­рительный отчет, в котором рекомендовал отменить повторные наказа­ния за уклонение от выполнения закона 1867 г. Это вызвало крайнее недо­вольство и раздражение как медиков, так и правительства, не ожидавше­го внезапного появления этой головной боли. В1893 г. был вновь подан законопроект, требовавший отмены закона 1867 г., и вновь был провален в первом чтении.

Членам комиссии были представлены в совокупности шесть тысяч слу­чаев тяжелых болезней, развившихся после прививок, восемьсот из кото­рых закончились смертью (вряд ли могут быть сомнения, что это был лишь очень небольшой процент от действительного количества несчас­тий, причинами которых стали прививки).

В 1896 г. Королевская комиссия закончила свою работу. Результатом стали прямо противоположные мнения ее членов, что и было зафиксирова­но в итоговом документе. Большинство подписало «Отчет большинства», меньшинство - «Отчет меньшинства». Хотя в целом заключение большин­ства комиссии было в пользу прививок, дурные предчувствия представите­лей медицинской профессии оправдались. Прививочный ритуал во многом держался на принуждении и страхе, и одно лишь создание комиссии прида­ло смелости многим родителям. С момента начала работы комиссии про­цент привитых младенцев начал неуклонно снижаться, так как местные власти, ожидая публикации результатов ее работы и уже догадываясь, ка­кими они будут, перестали прибегать к бывшим весьма непопулярными санкциям по отношению к непокорным родителям. Рекомендация 1892 г. еще более ободрила сторонников отказа от прививок. В итоге, помимо выводов чисто медицинского характера (так, комиссия подтвердила воз­можность передачи сифилиса при вакцинациях при переносе прививочного материала по методу «от руки к руке» и заявила о необходимости перейти исключительно на телячью «лимфу») она рекомендовала предоставить ро­дителям право на отказ от прививок «по соображениям совести».

Вакцинаторы не только пытались игнорировать рекомендацию комис­сии в своей практике, но и предприняли контратаку. Хотя рекомендация de jure не приняла еще форму закона, de facto число прививаемых после ее обнародования стало сокращаться еще быстрее. На фоне стремительно уменьшавшегося количества прививаемых комитет по парламентским законопроектам Британской медицинской ассоциации внес в 1898 г. пред­ложение о том, чтобы функции принуждения и наказания за неповинове­ние закону об обязательных прививках были переданы от городских по­печительских советов, часто контролировавшихся либо откровенными противниками прививок, либо просто людьми, не желавшими принимать участие в травле инакомыслящих, специальным «прививочным» чиновни­кам, назначаемым государством. Но эта партия была уже проиграна вак-цинаторами. Когда послушные указаниям своего начальства медики из числа парламентариев, готовившие законопроект, попытались не вклю­чить в него пункт о свободе выбора, это привело к такому накалу страс­тей в парламенте, к такой буре общественного возмущения и такому катастрофическому падению популярности стоявших тогда у власти кон­серваторов, что лорд Артур Бальфур (1848-1930), лидер тори, сам сим­патизировавший антипрививочному движению, поспешил исправить эту ошибку, и необходимая поправка была возвращена на место. Принятый в том же 1898 г. закон о прививках (Vaccination Act) предусмотрел возмож­ность отказа по соображениям совести, ограничил штрафы двумя (или одним на сумму двух) и потребовал использования исключительно глицеризованной телячьей лимфы. О том, как ждали англичане этот закон, можно судить хотя бы по количеству воспользовавшихся правом на отказ от прививок детям: до конца 1898 г. местными властями было выдано 203413 сертификатов «отказника по соображениями совести», освободившим от прививок не менее 230 тыс. британских детей. Однако сфор­мулированное законом 1898 г. требование к родителям предоставить местным властям «удовлетворительное доказательство того, что отказ действительно делается по соображениям совести» было слишком рас­плывчатым и допускающим слишком много вольных толкований, чем не замедлили воспользоваться вакцинаторы. Они резко усилили нажим на местные власти, требуя ограничить количество выдаваемых сертифика­тов, дабы не допустить полного краха прививочного бизнеса. Кроме того, в ответ на принятие неугодного закона в 1888 г., в 1899 г. была создана Имперская прививочная лига (Imperial Vaccination League), развернувшая активную пропагандистскую работу. Под давлением вакцинаторов в сле­дующие годы количество выданных сертификатов резко снизилось, и об­щественное недовольство выхолащиванием с таким трудом добытого закона сразу же возродило к жизни антипрививочные лиги. Дорога уже была протоптана, и потребовалось всего несколько лет активной борьбы, чтобы поставить точку. В 1907 г. либералами была принята новая форму­лировка закона о прививках, уничтожившая последнюю лазейку вакцина-торов. Теперь родителям требовалось лишь декларировать отказ от при­вивок на основании собственных убеждений, без всяких «удовлетвори­тельных доказательств» - как это и предлагалось с самого начала, но не было принято Бульфуром, увидевшим в такой формулировке закона слишком большую уступку антипрививочному лобби в парламенте. Здесь интересно отметить, что лейстерские радикалы не удовольствова­лись и этим, продолжая отказываться прививать своих детей безо всяких деклараций, и считая необходимость декларировать отказ также наруше­нием их священных гражданских прав. Эта бессмысленная война на исто­щение продолжалась еще несколько лет, пока бесконечные скандалы, в том числе и в парламенте, куда Лейстер неизменно делегировал против­ников прививок, и стойкость горожан не вынудили вакцинаторов прими­риться с антипрививочной вольницей в том виде, как ее понимали лейстерцы. Законодательная же обязательность прививок, в которой закон от 1907 г. допустил исключение в виде отказа по убеждениям, была окон­чательно ликвидирована в Англии лишь в 1948 г. После 1907 г. антиприви­вочная активность постепенно сошла на нет - цель была достигнута.

Был, впрочем, еще один фактор, в некоторой степени примирявший бри­танских врачей и производителей прививочных лимф с неминуемой поте­рей оспеннопрививочного заработка и своего влияния в обществе. В конце 1870-х - начале 1880-х годов французский химик Луи Пастер (1822-1895), занимавшийся бактериологией, предложил свой метод ослабления «начал» различных инфекционных болезней, проложив тем самым дорогу к созда­нию новых вакцин[105].

Заключался он в последовательных разведениях про­дуктов болезни, содержащих в себе возбудителя, с целью ослабления виру­лентности последнего. Назвать этот метод новым просто не поворачива­ется язык, потому что Пастер «открыл» то, что гомеопатам было уже изве­стно и практиковалось ими свыше полувека. В основе своей идея использо­вать лекарства по принципу «чем ушибся, тем и лечись», видоизмененному на «чем можешь ушибиться, тем заранее защитись», разумеется, корени­лась в старой инокуляционной практике. Но никакой новизны не было и в предложении последовательно ослаблять ядовитое вещество, призванное дать невосприимчивость к болезни. Ослаблением исходного действующе­го вещества занимался основатель гомеопатии Самуил Ганеман, а позднее и все его последователи с самого начала ХX в.

Идею использования продуктов болезни в виде гомеопатических препа­ратов, т.е. в разведенной и потенцированной форме, для лечения той же самой болезни высказал в 1828 г. будущий основатель американской гоме­опатии и один из крупнейших мировых гомеопатов - д-р Константин Ге­ринг (1800-1880). В этом году мы впервые узнаем об изопатии (лечении не по ганемановскому принципу подобия, а по принципу тождественности; не similia similibus curantur, a aequalia aequalibus curantur) из его статьи «До­полнительные сведения о яде змей», опубликованной в «Архиве Штаифа» (том 10, тетрадь 2, с. 24).

В этой статье Геринг предложил использовать приготовленные по законам гомеопатии (т.е. разведенные и потенциро­ванные) продукты натурачьной и коровьей оспы (последней - исходя из утверждения французских врачей, что коровья оспа есть видоизменившая­ся на животном человеческая оспа) для профилактики и лечения натураль­ной оспы. Позднее, в 1833 г., он приготовил лекарство Hydrophobinum (он же Lyssinum) из слюны бешеной собаки и испытал его. В том же, 1833 г. в Лейпциге была опубликована книга немецкого ветеринара Иоганна Йозефа Вильгельма Люкса (1796-1849) «Изопатия заразных болезней, или Все заразные болезни носят в своем заразном веществе средство к исцелению от них», в которой тот делился своими успехами в лечении сапа, сибирской язвы и друпях заболеваний разведенными и потенцированными препарата­ми[106]. Вопрос о месте нозодов в гомеопатии для лечения тех же болезней, продуктами которых они являлись, вызвал много споров в среде гомеопа­тов. В сущность их я не могу здесь углубиться. Отмечу лишь, что активные исследования в этой области, проводившиеся гомеопатами в середине ХЖ в., дали начало многим гомеопатическим препаратам, среди которых мож­но отметить, например, Hydrophobinum для лечения и профилактики бешен­ства, Anthracinum- сибирской язвы и Variolinum- натуральной оспы[107].

В настоящей книге будут упоминаться некоторые нозоды, предлагаемые ря­дом гомеопатов для профилактики и лечения их «материнских» болезней. Относительно же «гениальных открытий» Пастера я вполне разделяю мне­ние д-ра Карла Боянуса (1812-1897), которого уважительно называли «от­цом русской гомеопатии»: «Пастер... пожинает плоды чужой мысли, и дня характеристики этого ученого интересно отметить, что он нигде ни одним словом не упоминает о тех лицах, которые уже 50 лет тому назад сделали то открытие, за которое он теперь получает от правительства ежегодные субсидии в сотни тысяч франков... Пастер в своих предохранительных вак­цинациях совершенно сознательно и с большим талантом практикует на­стоящую изопатию»[108].

Знаменитый российский гомеопат был не прав лишь в том, что эта изопатия (настоящая) -ухудшенный вариант изопатии (по­зднее на эти же грабли наступил не извлекший урока из пастеровских не­удач Роберт Кох, пытаясь лечить туберкулез своим туберкулином и приво­дя тем самым пациентов к скорой смерти), так как Пастер, как истинный материалист, исходил из того, что как бы велико ни было разведение, в лекарственном препарате непременно должно оставаться определяемое действующее вещество, а потому он не видел необходимости в потенцировании лекарственных препаратов. Это стало причиной немалого количе­ства трагедий, связанных с его антирабическими сыворотками. Отнюдь не редкими были случаи, когда получивший «спасительное лечение» от бе­шенства «по Пастеру» погибал, а тот, кто был искусан той же «бешеной» собакой, но отказался от прививочного лечения, оставался жив и здоров[109].

Из стран, принявших пастеровский метод лечения, сообщали об увеличе­нии случаев зарегистрированного бешенства после введения прививок. Как справедливо заметил проф. Майкл Питер, «г-н Пастер не лечит гидро­фобию - он заражает ею!».

Случаи смерти и параличей замалчивались ди­ректорами сети антирабических институтов Пастера до 1927 г. (!) - как из-за боязни дискредитировать метод (и соответственно своими руками ли­шить себя доходов), так и из-за страха расплаты за свое «лечение» - и были признаны лишь тогда, когда прививочные теории окончательно укорени­лись и никакое разоблачение уже не могло устоять перед успехами много­летнего промывания мозгов прививочной пропагандой.

Что же касается Пастера как беззастенчивого компилятора и плагиато­ра, то опыт творческого «заимствования» у гомеопатов был далеко не единственным в его биографии, которая была весьма богатой также вы­думками, фальсификацией экспериментальных данных и - говоря совре­менным языком - великолепными пиар-кампаниями. Если Дженнер про­славился тем, что купил себе титул врача, выдумал 25-летний опыт работы с коровьей оспой, в течение которого «открыл», что та на всю жизнь защи­щает от натуральной оспы, а также без малейших угрызений совести экс­периментировал над детьми, одних отправляя в могилу, а других превра­щая в больных, то и Пастер во многих аспектах, особенно в прививочном мифотворчестве, оказался вполне достойным своего учителя. Вспомним хотя бы кочующую из книги в книгу историю мальчика Йозефа Мейстера, покусанного якобы бешеной собакой, первый объект пастеровских экспе­риментов, который в 1885 г. был привит антирабической сывороткой и... о чудо! - остался жив[110].

Не говорится нам почему-то о том, что та же собака, в тот же самый день, покусала ещё нескольких человек, включая и своего владельца. Никто из них не обратился за спасением от неминуемой смерти к Пастеру, и все они остались живы и здоровы.

На пастеровских чудесах и рецептах, по которым они готовились[111], я также надеюсь подробнее оста­новиться в своей будущей книге. Сейчас же нам важно отметить, что глав­ная заслуга Пастера была отнюдь не в том, что он сделал легитимным дос­тоянием всего научного мира ухудшенный вариант изопатии, при этом выдав его за свое изобретение. Пастер, в очередной раз «творчески пере­работав» труд предшественника (на этот раз проф. Пьера-Жака Антуана Бешана (1816-1908) из Марселя[112]), создал теорию, согласно которой ви­ной всему являются микроорганизмы, проникающие в тело человека, там размножающиеся и вызывающие болезни.

Сама по себе эта идея также не была абсолютно нова - впервые ее высказал знаменитый итальянский врач, поэт, ботаник, астроном и философ эпохи Возрождения Джироламо Фрака-сторо (1483-1553), известный современным медикам главным образом тем, что он дал сифилису его нынешнее название. Мысль о микроорганиз­мах была развита им в книге «О контагии, контагиозных болезнях и их лечении» («De Contagionibus et Contagiosis Morbis, et eorum Curatione»), увидевшей свет в Венеции в 1546 г. Невидимые частицы или тельца, пред­положительно вызывающие болезнь, были названы им seminaria contagionum (напомню читателям, что первый микроскоп, сделанный гол­ландцем Антони ван Левенгуком, появился лишь в 1683 г.). Впоследствии мысль о невидимых частицах или организмах как причине болезней нахо­дила отражение в трудах многих выдающихся медиков (так, вполне разде­лял ее и Самуил Ганеман в отношении холеры), но именно Пастер, и никто другой, возвел ее в ранг абсолюта и построил на ней теорию инфекционных заболеваний, мало изменившуюся за прошедшие с того времени свыше ста лет. Уничтожение этих пагубных частиц, оказавшихся живыми организма­ми, должно было, по Пастеру, стать задачей и смыслом существования ме­дицины.

Эта идея была принята с восторгом по многим причинам. Во-пер­вых, в отличие от многих научных теорий, она была доступна даже для понимания человека с самым низким уровнем образования и интеллекта. Врач и пациент могли теперь говорить друг с другом на одном языке. Во-вторых, роль жертвы и объекта несправедливых преследований традици­онно была близка и понятна большинству людей. Но если раньше человек страдал от злых духов и бесов, а спасаться следовало обращением к рели­гии, молитвой и покаянием, то теперь виновниками были признаны вредо­носные микроорганизмы, а функции церкви на себя охотно взяла целая ар­мия профессиональных защитников и спасителей, а именно медиков, со своим оружейным арсеналом - вакцинами, таблетками, лабораторными исследованиями для определения возбудителя и иными ритуалами. Появ­ление такой теории, основанной на традиционной паре «агрессор - жерт­ва», как нельзя лучше отвечало чаяниям врачей, никогда не упускавших возможность поставить даже самую абсурдную и ни на чем не основанную теорию на службу своему карману, не говоря уже о вполне респектабель­ных научных разработках. Разговоры об улучшении санитарно-гигиеничес­кого состояния городов и сел, о приведении в порядок канализации и водо­снабжения, об изменении характера питания и повышении жизненного уровня населения предполагали прежде всего социальные реформы и не обещали прямого заработка медикам, в то время как наличие такого чудес­ного и осязаемого с помощью научных приборов врага, как микробы, гаран­тировало, что врачи продолжат играть одну из главных ролей в обществе.

В целом теория Пастера как нельзя лучше отражала примитивно-механис­тические представления о природе и ее законах, характерные для XIX в. Взяв идеи проф. Вешана, Пастер заботливо выхолостил их, оставив лишь то, что предполагало дальнейшее развитие прививочного бизнеса, и выб­росив из них самое главное - указание на то, что первопричиной болезни являются отнюдь не микроорганизмы, а состояние макроорганизма, пред­располагающее к инфицированию этими микробами и последующему раз­витию инфекционного процесса. А уж такие пророческие высказывания гениального Вешана, как, например: «Самые серьезные, даже смертель­ные последствия могут быть вызваны введением живых организмов в кровь; эти организмы, когда живут в определенных органах, выполняют необходимые химические и физические функции, введение их в кровь -среду, для них не предназначенную, вызывает страшную манифестацию их худших болезнетворных свойств... Микрозимы (так проф. Вешан называл микроорганизмы. - А.К.), даже морфологически идентичные, могут раз­личаться функционально, и те, что характерны для одного вида или центра определенной деятельности, не могут быть введены животному другого вида или даже в другой центр деятельности того же самого животного, не создав при этом серьезной опасности...»[113], не могли быть отражены в тру­дах Пастера по определению.

Вернемся к истории прививок против оспы, в начало XX в. С появлением у населения права свободного выбора прививок на Британских островах, естественно, стало еще меньше. Вакцинаторы были правы, предполагая, что отмена обязательности прививок скажется на заветном «массовом охвате» и «коллективном иммунитете к болезни». К1905 г. прививки про­тив оспы ежегодно получали лишь 53,8% британских младенцев, а к 1921 г. - около 40%. При этом... все меньше становилось и оспы! Количество при­вивок и заболеваемость натуральной оспой снижались в Британии парал­лельно друг другу. Надо, правда, сказать, что тенденция к снижению забо­леваемости натуральной оспой достаточно четко обозначилась в развитых (и даже среднеразвитых - таких, как Россия) странах во второй половине 1880-х годов и оспа, терзавшая их с середины XVII в. и «не обращавшая внимания» ни на молитвы, ни на инокуляции, ни на прививки, с того времени неуклонно шла на убыль.

Одной из причин этому, как считается сегодня, было постепенное вытеснение в Европе и США вирулентной разновидно­сти оспенного вируса (variola major), другой, мягкой (variola minor или аластрим), о чем уже говорилось выше. С вопросом, почему это случилось, ясности не больше, нежели с вопросом, почему обратный процесс произо­шел в XVII в. Просто как пример отмечу, что в своей статье «Некоторые малопонятные эффекты сывороточной терапии» лондонский хирург Беддоу Бейли (1887-1961), активист антипрививочного движения в Англии и основатель Общества против вивисекций, приводит слова д-ра Мак-Донафа. Последний пишет о том, что, вероятно, широкое распространение ин­фекции среди людей приводит к постепенному изменению свойств возбу­дителя в сторону большей мягкости вызываемых им болезней, а потому прививки могут лишь нарушить естественный процесс.

В качестве приме­ра такого нежелательного вмешательства Мак-Донаф привел оспу: «Ста­новится все более сомнительным, благодаря ли прививкам снизилась час­тота натуральной оспы, которая в последние годы сменилась аластри-мом... Это, конечно, никак не может быть отнесено на счет прививок, потому что учащение случаев аластрима совпало с увеличением числа не­привитых. Возможно, что изменение [в пользу аластрима] случилось бы и раньше, не стань прививки столь распространены»[114].

Не желая утомлять читателя статистикой, ограничу себя несколькими цитатами. Так, выдающийся российский педиатр Нил Филатов (1847-1902) в 1899 г. писал: «Оспа принадлежит в настоящее время к числу до­вольно редких болезней»[115].

В брошюре другого, менее известного россий­ского педиатра, проф. Николая Гундобина (1860-1908) «Детская смерт­ность в России и меры борьбы с нею», содержащей всего 31 страницу, оспа впервые появляется лишь на 14-й странице.

До этого читаем, например: «Что касается причин высокой детской смертности, то здесь все исследо­ватели на первом месте ставят бедность русского народа и низкую его культурность. Малая культурность населения ясно выражается в неуме­нии ухаживать за грудными детьми и, главным образом, в варварском обы­чае давать младенцам соску из жеваного хлеба чуть ли не с первых дней жизни.

Бедность народа объясняет плохое его питание, к ней присоединя­ется еще прогрессивное развитие во всех культурных странах таких бо­лезней, как сифилис, алкоголизм и чахотка. В результате означенных усло­вий дети уже нередко рождаются слабыми и нежизнеспособными. Среди других причин высокой смертности следует еще отметить питомничес­кий промысел и современный рост фабричной промышленности, которая занимает не только мужское, но и женское и даже детское население.

Наконец, некоторые исследователи указывают, что всю европейскую Россию можно разделить относительно детской смертности на два района: северо­-восточный и юго-западный. В южном районе богатство водных путей сооб­щения благоприятствует развитию заразных болезней, от которых, глав­ным образом, погибают дети 2-10-летнего возраста. В северо-восточных губерниях особенно высокая смертность приходится на нерациональное питание и заразу детской холеры, распространению которой в значитель­ной степени способствует летняя жара, душные и тесные избы крестьян. Таковы главные причины детской смертности в нашем отечестве»[116].

От­носительно натуральной оспы Н. Гундобин пишет: «Брюшной тиф почти неизвестен в Германии, а от оспы там погибает всего несколько десятков человек в год. У нас в России средняя смертность от оспы составляет около 60000 жителей, значительная часть населения остается непривитою, а наши раскольники, согласно религиозным заблуждениям, считают само оспопрививание за печать Антихриста. Таким образом, снова невежество крестьян и незнакомство их с необходимыми- гигиеническими мерами сильно способствует распространению эпидемий»[117].

В1901 г. читал свою лекцию «Общественное значение, причины детской смертности и борьба с нею» главврач Софийской (ныне Филатовской) боль­ницы, д-р Д. Е. Горохов, возглавлявший Московское общество борьбы с детской смертностью вместе с такими прославленными деятелями рос­сийской медицины, как Г. Л. Грауэрман, В. Я. Канель, Л. А Тарасевич, С. А. Четвериков. Среди основных причин детской смертности раннего возрас­та он назвал желудочно-кишечные заболевания (40 - 50%), относя к ним дизентерию, тиф, холеру и энтериты. Вслед за ними шли «пневмонии, бо­лезни питания (рахит), болезни нервной системы (менингиты, в том числе туберкулезный) и несчастные случаи». Далее Д.Е. Горохов сказал: «Обык­новенно наибольшие числа заразных заболеваний падают на возрасты пос­ле 5 лет. Наиболее частые заразные болезни у детей следующие: грипп... коклюш... корь... дифтерия... скарлатина... и дизентерия...»[118].

Как мы ви­дим, натуральная оспа - преимущественно детская болезнь по своей приро­де - в этом перечне вообще отсутствует.

Разумеется, я далек от мысли, что натуральная оспа не представляла в царской России ни малейшей проблемы, хотя проф. Филатов и называл эту болезнь редкой. К концу XIX в. заболеваемость ею в России снизи­лась, но ни уникальной, ни даже особенно редкой она всё-таки не была. Хочу лишь подчеркнуть, что эпидемические масштабы болезни в описа­нии нынешних историков медицины и эпидемиологов безмерно разду­ты, и акцент с крайне неудовлетворительной санитарно-гигиенической обстановки, в которой жило наиболее страдающее от оспы население и которая и была истинной причиной как оспы, так и десятков других «бес­прививочных» болезней, умышленно переносится на отсутствие при­вивок. Такая подмена недопустима и должна быть резко осуждена, как чисто пропагандистская и не имеющая ничего общего с серьезным науч­ным подходом.

Если вернуться к истории антипрививочного движения в Великобрита­нии, то закономерным будет вопрос: так выиграла или проиграла Англия, в которой общественное давление добилось права выбора в прививочном вопросе? Удачным будет сравнение английской политики в области приви­вок с политикой Пруссии и впоследствии Германии.

Не побрезговав откро­венной ложью, Прусская Медицинская комиссия, поголовно состоявшая из сторонников прививок, заявила рейхстагу, что «нет ни одного достоверно­го факта, который бы говорил за вредное влияние вакцинации на организм человека», хотя недостатка в таких фактах, разумеется, не было со времен «спасителя» Дженнера и ни для кого они не были секретом, как не являются секретом бесчисленные нынешние осложнения прививок, которые исхит­ряются проводить по статьям «совпадение», «обострение имевшейся бо­лезни», «интеркуррентное заболевание».

С минимальным перевесом голо­сов в 1874 г. был принят закон, сделавший обязательными прививки мла­денцам и ревакцинации детям в возрасте 12 лет, если только родители последних не могли представить свидетельства ревакцинации, сделанной в течение последних пяти лет или свидетельства того, что дети перенесли натуральную оспу. Имея примерно одинаковый уровень прививочного «ох­вата» до 1889 г., когда начала свою работу Королевская комиссия, страны затем разнились по этому показателю из года в год все больше и больше. Образцовый немецкий порядок строго выдерживался и в прививочном вопросе, а в Англии количество прививок шло на убыль.

Динамика заболе­ваемости оспой в обеих странах была проанализирована в опубликованной несколько лет назад статье проф. Хеннока из Ливерпульского университе­та. Автором было показано, что в итоге заболеваемость в обеих странах - в одной с почти поголовным прививанием и ревакцинацией детей и в дру­гой, с постоянно снижающимся количеством прививок, полагавшейся глав­ным образом на санитарные меры для контроля натуральной оспы, к концу первого десятилетия XX столетия оказалась стабильно одинаковой и в дальнейшем уже практически не менялась, так что утверждения о герман­ском беспримерном успехе в борьбе с натуральной оспой исключительно благодаря прививкам должны быть пересмотрены[119].

Здесь важно отме­тить, что Англия изначально находилась в значительно худшем положении по сравнению с континентальными странами (особенно такими «заперты­ми» внутри материка, как Германия), так как в нее натуральная оспа беспре­рывно «импортировалась» из южно - азиатских колоний и проникала повсю­ду через морские порты, а потому контроль за этой болезнью действитель­но требовал полного напряжения сил, и особенно безупречной работы пор­товой карантинной службы.

Однако при этом англичане, раз приняв закон, никогда более не впадали в истерику обязательных тотальных детских прививок, ликвидировав в итоге натуральную оспу так, как это предложил Дж. Т. Биггс. Сколько немецких детей заплатили жизнью и здоровьем за утверждение теории «спасающего коллективного иммунитета», осталось неизвестным[120].

Лишь попутно отмечу, что немецкие противники приви­вок отнюдь не прекратили борьбу с прививочным насилием. Врачи и невра­чи объединились в «Союз противников прививок» со штаб-квартирой в Лей­пциге («Verband der Impfgegner, e.V., Sitz Leipzig»), долгие годы регулярно выпускавший журнал «Противник прививок» («Der Impfgegner»), в котором сообщал о неугодных вакцинаторам фактах.

В своей книге «Природа как врач и помощник» известный немецкий писатель и врач д-р Фридрих Вольф (1888-1953) писал: «Вот случай, с которым я столкнулся: здоровый сын одного торговца сразу после прививки заболевает тяжелым гнойным воспалением лимфатических желез на руке, в которую была сделана при­вивка, дело доходит до тяжелого абсцесса подмышечной железы с гангре­нозным распадом; через несколько дней ребенок умирает. Отца, несмотря на отчаянное сопротивление, принуждают прививать и других детей... хотя он уже потерял таким образом своего первого ребенка и хотя в этой местности в течение десятилетий не было ни одного случая оспы.

К сожа­лению, такие случаи не редкость. Почти в каждом номере журнала ("Со­юза противников прививок") можно найти свидетельства и фотографии таких случаев тяжелых осложнений от прививок. Даже такой сторонник прививок, как Штауффер вынужден признать: "Нельзя отрицать, что в результате прививки коровьей оспы скрофулёз, протекающий до сих пор латентно (скрыто), может перейти в активную (воспалительную) стадию и зачастую привести к роковым для ребенка последствиям. Поражения же­лез, экзема (высыпания), заболевания глаз и ушные болезни, также тубер­кулез могут встречаться после прививки в острой форме". При этом нере­шенным остается вопрос, обеспечивает ли прививка действительную за­щиту от оспы. Невозможно оспорить то, что прививочный яд приводит к опасности тяжелых прививочных осложнений у детей»[121].

Борьба против обязательных прививок в Германии продолжалась до самого крушения де­мократических институтов после прихода к власти национал-социалистов. Пример Германии важен еще и потому, что именно на него ссылаются при изложении истории прививок российские вакцинаторы, утверждая, что никакой альтернативы массовым прививкам нет и быть не может. Вот, например, отрывок из статьи 1915 г.: «Что оспопрививание является един­ственной надежной мерой от заболевания оспой, в настоящее время при­знается аксиомой. Где введено обязательное оспопрививание... там забо­левания оспой или совершенно прекратились, или появляются в незначи­тельных долях процента»[122].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: