Лекция 3. Правовое регулирование брачно-семейных отношений в древнерусском праве.

Правовое регулирование института брака

Порядок и основания развода в древнерусском обществе

Личные отношения членов семьи.

Имущественные отношения членов семьи

Отношения родителей и детей.

Вопрос 1.

Сведений о семейном укладе народов, населявших территорию России до принятия христианства, очень мало.

Летописи говорят о том, что у полян уже сложилась моногамная семья, у других же славянских народов еще сохранялось многоженство. Семейные отношения регулировались в этот период обычным правом. В различных источниках содержатся указания на несколько способов заключения брака. Среди них наиболее древний – похищение невесты женихом без её согласия, однако, постепенно увозу невесты начинает предшествовать сговор с ней. Славяне имели обычай похищать на игрищах тех невест, с которыми они сговорились. Также часто невесту покупали у её родственников. У полян самой распространенной формой заключения брака стал привод невесты её родственниками в дом к жениху. При этом согласие невесты на брак не имело большого значения, хотя уже в Уставе Ярослава содержится запрет выдавать замуж силой. Церемония брака сопровождалась специальным обрядом: невесту приводили вечером в дом к жениху, и она снимала с него обувь. На другой день после свадьбы её родственники приносили приданное. Развод в тот период производился свободно, причем есть основания полагать, что в браке с приданым инициатором развода могла быть и женщина.

С принятием христианства на Руси стало действовать собрание византийского семейного права, дополненное русскими князьями, которое получило название Кормчей книги. Христианство распространялось очень медленно, и вытеснение языческих обычаев происходило очень медленно. Церковное венчание, введенное в XI веке, практиковалось только среди высших слоев общества, остальное население заключало браки по традиционным обрядам, справедливо считавшимся пережитками язычества. Церковь постоянно боролась с этими обычаями.

Согласно Кормчей книге, венчанию предшествовало обручение – сговор, во время которого родители невесты и жених уславливались о заключении брака и договаривались о приданном. Акт обручения оформлялся специальной с сговорной записью; на случай нарушения обещания вступить в брак устанавливалась неустойка – заряд, достигавшая иногда значительных размеров. Одновременно священник, производивший обручение, давал венечную запись, которую надо было предъявить при венчании. Возраст вступления в брак был установлен 15 лет для жениха и 13 лет для невесты. Верхний возрастной предел формально не был установлен, но священнику запрещалось венчать престарелых людей. Запрещались браки между людьми с большой возрастной разницей и между близкими родственниками. Запрещалось вступать в брак при наличии другого не расторгнутого брака. Взаимное согласие на вступление в брак по церковным законам всегда было необходимо, но в действительности согласие невесты практически никогда не спрашивалось. Запрещалось вступать в четвертый брак.

Во Владимирской губернии возраст вступления в брак деву­шек колебался от 16 до 23 лет. После 20 лет девице становилось трудно выйти замуж. Для женщин брак был «уместен» до 45 лет. Парней старались женить до призыва, с 18 до 20 лет, чтобы привязать их к дому. Брак казался пристойным ятя мужчины до 50 лет. Разница лет не являлась пре­пятствием к заключению брака, поэтому жених часто бывал моложе невесты.

Вопрос 2.

Древнерусское бракоразводное право возникло вместе с вен­чальным браком и основывалось на византийской традиции. По нормам раннехристианской церкви развод разрешался только в случае супружеской измены. Разводившиеся по другой причине не имели права вступать в другой брак. Но и в случае супружеской измены мог разводиться и имел право вступать в новый брак только муж. Он мог вступать в брак и тогда, когда был оставлен женой. А жене пре­дписывалось терпеть неверного мужа, и если она оставляла его, то не могла вступать в брак. По 22-й новелле императора Юстиниана виновнику развода, безотносительно мужу или жене, запрещалось вступление в новый брак в течение пяти лет со времени расторжения брака. Что касается развода из-за супружеской измены, то с винов­ным поступали в соответствии с новозаветной традицией, то есть совсем запрещали вступление в новый брак. Однако уже преемник Юстиниана Юстин II вынужден был признать в новелле 566 г., что законы его отца против свободного развода вызвали волнения и увеличение числа семейных ссор. Очевидно, они были настолько значи­тельны, что для их прекращения Юстин II снова разрешил свобод­ный развод по обоюдному согласию и новое вступление в брак без всяких ограничений. Но позиция церкви в этом вопросе возобладала. Трулльский собор (правило 87) вновь повторил прежние церковные постановления, направленные против свободного развода, и устано­вил тяжкие церковные наказания всякому, кто разводился с женой и женился на другой. Это правило было включено в Эклогу Льва и Константина (776-780 гг.). Однако практика свободного развода со­хранялась еще продолжительное время и даже отмечена в правилах (115 и 123) патриарха Никифора, относящихся к IX в. В номоканоне Фотия, изданном в 883 г., в статье о разводе (XIII. 4) приводится но­велла Юстина II, разрешающая свободный развод. В то же время сборники гражданского права второй половины IX в. - Прохирон 870 г., Эпанагога Василия и Александра (около 884 г.) и Базилики (905-911 гг.) с их схолиями - запрещают расторжение браков по свободному согласию.

В византийском законодательстве основания для развода были сформулированы в 117 новелле императора Юстиниана, относящей­ся к 542 г., и сохраняли свое значение на всем протяжении византий­ской истории. Различался развод cum damno, влекущий наказание и запрещение брака для стороны, виновной в разводе, и развод sine damno, не вызывающий наказания для обеих сторон. Причинами для развода cum damno считались; злой умысел против царя; покушение одного супруга на жизнь другого; прелюбодеяние; уничтожение ут­робного плода, к которому приравнивалось и намеренное препятст-вование зачатию; принятие собственного ребенка от купели креще­ния.

Особенно подробно в византийском законодательстве были разработаны указанные выше пункты с третьего по пятый, по-види­мому, под влиянием церкви, рассматривавшей эти причины как эф­фективное средство воздействия на поведение своих приверженцев. Прелюбодеянием считались внебрачные половые сношения, а кроме того ряд поступков, порочащих, с точки зрения греко-римского и Церковного права, поведение женщины. Так, прелюбодеянием счи­талось посещение женщиной без ведома и согласия мужа конских скачек, театральных представлений и боя зверей. Истребление ут­робного плода, как и препятствие к зачатию, являлись преступлени­ем против «божественного назначения брака».

Развод sine damno совершался по византийским законам по следующим причинам: вследствие неспособности к супружескому сожитию, отсутствие по неизвестным причинам, пленению, вследствие вне монашеского обета, по случаю посвящения в сан епископа, m случаю принятия христианства одним из неверующих супругов. В отношении к разводу учитывалась ново-заветная традиция. С апостолом Пав­лом (Послание к римлянам) связывают слова: «замужняя женщина привязана законом к живому мужу; посему если при живом муже выйдет за другого, называется прелюбодейцею».

Развод (роспуст) в древнерусском обществе формировался на основе концепции о заключении брака на всю жизнь ив идеале его нерасторжимости. К подобному заключению можно прийти, озна­комившись с уставом князя Владимира синодальной редакции. Обоснованием нерасторжимости брака служили книги Священного писания. Брак мог быть расторгнут только в исключительных случаях после судебного раз­бирательства церковным органом. Возведя в принцип единобрачие, церковь стремилась выработать нормы поведения, которые бы по­зволили супругам ужиться и более бережно относиться друг к другу. Устранение противоречий между супругами церковь искала на пути усмирения природных страстей.

В эпоху устава князя Ярослава (XI в.) русская церковная прак­тика располагала широким перечнем поводов к разводу. Главным основанием к прекращению брака считалась смерть одного из супругов, а основным поводом к разводу служило прелюбодеяние (суп­ружеская измена), которое по разному определялось для каждого из -супругов. Женщина в Древней Руси не обладала правом развода по причине неверности мужа: супруг наказывался лишь годом епити­мьи и денежным штрафом. Напротив, муж имел право развода с же­ной, которая ему изменила. Более того, муж, узнавший об измене супруги и простивший ее, не разведясь с ней, должен был понести особое наказание. Преследо­вался развод супругов вне разрешенных церковью причин: по собственной воле (ст. 17 устава Ярослава краткой редакции); по причине болезни одного из супругов; за женщиной признавалосъ право на одностороннее расторжение брака Излагались проступки жены, дававшие основание идя расторжения брака.

В вопросе о разводе в древне­русском обществе духовенство не только отступило от канониче­ских постановлений, но и довольно свободно толковало византий­ское гражданское законодательство, хотя в целом и руководствова­лась им. «В двух сборниках указов греческих царей, в Эклоге и Про-хироне, помещенных в Кормчих, причины, по которым может про­исходить развод, определены различно. Духовенство не только при­няло все их в совокупности, но еще расширило их свободным толко­ванием и даже допустило совсем новые». Наряду с бракоразводными причинами из византийского права в русском брачном праве имелись причины, не заимствованные из ви­зантийского законодательства. Так, развод мог состояться: если по­ведение одного из супругов делало несносной жизнь другого; если.жена навела воров, обворовавших мужа, в случае неплодия жены. Широкому спектру причин для развода соответствовала и его про­цедура; для этого требовалось только разрешение духовного отца.

Церковь боролась против самовольных разводов (роспустов). Согласно источникам, самовольный уход из семьи практиковался и мужчинами, и женщинами. Пострадавшей стороной чаще оказыва­лась женщина. При самовольном уходе от нее мужа в пользу церкви взимался штраф, а в пользу жены - большая сумма в качестве компенсации за «сором» (моральный ущерб). Размер компенсации, со­гласно уставу князя Ярослава, зависел от статуса и достатка распа­дающейся семьи: «Аще пустит боярин жену великих бояр, за сором си, г митрополиту 5 гривен золота; меньших бояр - грязна золота, а митрополиту гривна золота; нарочитых людей 2 рубля, а митропо­литу 2 рубля: простой чади - 12 гривен, а митрополиту 12 гривен|.»

Если муж оказывался в долгах, захватывал имущество жены и пропивал его, то мужу назначалась епитемья на три года. Если жена уходила от мужа к другому, то муж, разведясь с нею считался невиноватым.

Послание митрополита Фотия новгородцам от 29 августа 1410 г. перечисляет разного рода нарушения церковных законоположений о браке и ви­ды наказаний за них. Основным отклонением от нормы было прожи­вание в фактическом браке без церковного благословения.

Развод по взаимному согласию практиковался в случае по­стрижения одного из супругов в монастырь.). В конце XVII в. (в 1673 и 1681 г.) появились указы духовного начальства, запрещающие принимать в монастырское звание людей, состоящих в законном браке, при жизни другого супруга. Если стоящее в браке лицо, несмотря на запрещение, пойдет в мона­стырь, то другой супруг не может вступать в новый брак (Оршан­ский. С.485). Мужья рассматривали в древней России своих жен как часть своего имущества (древнеримской familia), поэтому характер добровольных пострижений в допетровской России не должен вводить нас в заблуждение. О разводах в верхних этажах феодальной.иерархии сообщают летописи. Жена не обладала правом инициативы для получения развода. Браки в высших слоях были чаще всего браками по политическому расчету и нередко рас­торгались в случае разрыва с домом жены. Роман Мстиславич Во­лынский, собираясь начать войну с Рюриком Ростиславичем, хотел постричь в монастырь свою жену, дочь Рюрика, сообщает под 1196 годом летопись; «Романко поча пущати дчерь Рюрикову, хотяшеть ю постричи...» (ПСРЛ. Т. 1. 1846. С. 174).

Вопрос 3.

Личные отношения между супругами во многом зависели от формы брака. При похищении невесты она становилась собственностью своего мужа. При купле невесты и особенно при заключении брака с приданным по соглашению между женихом и родственниками невесты возникали, во-первых, отношения между женихом и этими родственниками, которые несколько ограничивали власть мужа. Во-вторых, появляются уже первые признаки наделения жены личными правами, хотя власть мужа все-таки была очень велика. На Руси, по-видимому, муж никогда по закону не имел права жизни и смерти в отношении своей жены. Однако муж мог распоряжаться её свободой.

Этикет общения между родственниками и свойствениками со стороны мужа и жены требовал соблюдения обязательных норм по­ведения, которые в значительной мере сводятся к проблеме «избегании». Проявлением обычая избеганий был обряд окручивания не­весты или покрывания головы, сохранившийся в XIX в. у восточных славян в разной степени и формах. По данным из Ярославской губернии невесту привозили к венцу покрытую большим платком или иалью, ее лицо приоткрывали только для наложения венца на голо­ву, затем сваха опять покрывала голову невесты тем же платком и раскрывала не раньше, чем начинала повязывать ее платком по ко­кошнику («крутить молодуху»). Во время первого застолья молодая должна была также сидеть закрытая и только на другой день брака ее уже не закрывали. У крестьян Тверского уезда невесту в день свадьбы покрывали широким и длинным белым покрывалом из тонкого холста или коленкора: «Невеста закрывает им свое лицо, во все время свадьбы, потому что стыдится». Она снимала с себя покрывало лишь на третий день после свадьбы.

Покрытие головы сделалось по существу признаком замуже­ства. С этих пор женщине запрещалось показываться «простоволо­сой» не только перед посторонними, но и перед близкими родствен­никами. Нарушение этого запрета считалось великим грехом. Некоторые черты указывают на дохристианские корни обычая покровения волос. Так, среди украинцев существовало поверье, согласно которому хранителем обычаев и благопристойности является домовой. Он не позволял, например, спать женщинам нагими и обрывал волосы женщинам, ходившим с непокрытой головой. Широко распространен был взгляд на покрытие волос или головы платком как на способ обезопасить окружающих от вредоносной си­лы «простоволосой» женщины.

В антагонистических обществах обряд покровения головы, разные формы изоляции и затворничества, потеряв в значительной мере первоначальное значение, -стали прежде всего выражением приниженного положения женщины. У терских казаков женщине при встрече с мужчиной не разрешалось переходить дорогу. Она должна была остановиться в некотором отдалении и подождать, по­ка пройдет мужчина. У белорусских крестьян женщины должны были садиться за концом стола, противополож­ным от божницы, вслед за подростками мужского пола. Женщины, не поместившиеся за столом, ели на лавке, у печки, на кровати. От лучших блюд, готовившихся в меньшем количестве, женщинам дос­тавались только остатки после мужчин.

Первые сведения об отношениях избегания у восточных сла­вян появились еще в Начальной летописи. Автор летописи, говоря о племени полян, сообщает, что они «стыденье к снохам своим и к се­страм, к матерям и родителям своим, к свекровем и к деверем велико стыдение имеху». Противопоставляя полянам радимичей, вятичей и северян, летописец говорит: «срамословье в них пред отци и пред снохами». В действительности же такое различение обычаев между полянами и другими славянскими племенами отно­сительно традиций избегания едва ли имело место. Если эти обычаи были отмечены летописцем у полян, то тем более они должны были иметь место у славянских племен с менее развитыми социальными отношениями. С другой стороны, противопоставление полянам дру­гих славянских племен можно объяснить этноцентристскими на­строениями составителя первого летописного свода Древней Руси.

Славянское слово «невеста» означало «неведомая», «неизвест­ная». Поскольку имя снохи, как чужеродной, не разрешалось произ­носить в доме, чтобы не оскорбить духов домашнего очага, то к сно­хе как раз подходило имя «неведомой». Изначальную отчужден­ность чужеродки можно было преодолеть, приобщив ее к священной части жилища - очагу.

Вступление в брак считалось необходимостью. «Целек» (т.е. человек) мог только тогда помереть спокойно, если он произвел по­добного себе и непременно в законном браке. Сожительство почита­лось в народе за грех. При утрате молодым способности к супружеской жизни прибегали к помощи шептунов. Неспособность мужа к супружеской жизни не давала права заменить его другим мужчиной. Причиной такой неспособно­сти считалась порча. Полагали, что порчу можно предотвратить, имея при себе рукопись «Сон Богородицы». Ее следовало хранить в течение 40 дней после венчания. Случаи вялости супруга, то есть неспособности долгое время нарушить девственность новобрачной, служили причиной охлаждения в семье чувств.

Нецеломудрие невесты служило основной причиной семейных раздоров. Охлаждение чувств становилось началом систематическо­го избиения жены. В иных местах утрата девственности женой до вступления ее в брак не служила для большинства супругов достаточным основа­нием для долгой ссоры. «Крута горка, да забывчива», - говорили новгородские крестьяне, желая показать, что долго сердиться из-за такой причины не стоит. В Уломском крае на Новгороде большинство крестьян относилось к супружеской неверности снисходительно. Падение нравов было следствием плохого экономического положе­ния. Крестьяне были вынуждены отправлять своих дочерей и сестер на посторонние заработки. Большинство девушек несколько лет до выхода замуж проводили на стороне, а потом, становясь супругами, не могли вносить в семью чистоту нравов, которой у них часто не оказывалось. В первую очередь на заработки уходило мужское насе­ление. Прелюбодеяние считалось только грехом, а преступлением не при­знавалось. Грех этот в большей степени прощался мужчине, нежели женщине. Крестьяне сами говорили: «С мужчины, как с гуся вода,

Сожительство мужа при живой жене вызывало озлобление и презрительное отношение со стороны односельчан. Виноватой в та­ком случае считали разлучницу, которая завлекла «несчастного». В народе удивлялись, как она при таком позоре ходит в церковь. На Вологодчине жена выбивала окна в доме любовницы своего мужа, чтобы «пострамить ее Муж, в наказание за супружескую неверность, остригал жене ко­су Муж, нанесший побои любовнику жены, не подвергался народ­ному осуждению, а преследовался только по суду.

Крестьяне выделяли несколько причин, по которым муж ста­новился постылым для жены: 1 - когда девушку отдали за парня, ко­торого она не могла терпеть и до замужества; 2 - физические недостатки мужа, особенно уродливость, ненормальность его половых ор­ганов; 3 - неспособность мужа к отправлению супружеского акта, 4 - когда молодых испортили. Так, в деревне Катилове Уломского края молодая жена возненавидела с первых дней замужества своего супруга (хотя и выходила за него по любви), потому что у него ока­зался сифилис. В деревне Тиманской причиной несогласия молодых супругов послужил обман со стороны жены в приданом. Когда при­езжали сватать невесту, то у ней было два сундука добра, а вышла замуж и в один стало нечего класть. Оказалось, что бывшая поло­вина ее приданого была чужой, взятой на время, чтобы обмануть жениха и его родных.

На Новгородчине внешняя сдержанность была нормой пове­дения супругов. Обнимал и целовал муж свою молодую жену разве только когда находился под хмельком. Если бы кто увидел, что муж поцеловал жену, то поднял бы его на смех за такие нежности и стал бы рассказывать об этом как о смешном н предосудительном по­ступке. Случайный свидетель поцелуя молодых супругов не скажет, что они целовались, а «лизались по телячьи». Пожилых за поцелуи поднимут на такой смех, что хоть на улицу не выходи.

Личные отношения между супругами с принятием христианства также меняются. Замужняя женщина рассматривается уже не как имущество мужа, а как относительно самостоятельное лицо. За убийство жены муж подвергался наказанию, а убившая жена, живой закапывалась в землю. Мух мог заложить жену, предоставив залогодержателю право пользоваться предметом залога.

Вопрос 4.

Замужество было единственной возможностью для материального обеспечения женщины. Но и в этом случае женщина не имела никаких имущественных прав и по существу превращалась в батрачку, без всяких шансов на улучшение своего положения. Один из исследователей сравнивал отношение жены к мужу с отношени­ем работницы к хозяину. «Часто достается ей от него, но побои му­жа не ставятся ему в укор и за уряд сыплются они на несчастную за какой-либо проступок, а больше совершенно безвинно, под пьяную руку. Жена не имеет доли в доходах своего хозяина; на обувь и на­ряды у нее свой доход: посев конопли и льна, от которых достается

Власть мужа в семье повышалась с уровнем его достатка. Бо­гатый муж бил подчас жену до увечья, что являлось основанием для обращения в волостной суд. Народ на этот счет выражался так; «Ко­ли вздумал уцыть, то уцы втихомолку, штоб люди не знали». «Муж есть кормчий, а жена судно», - говорила народная пословица. Муж имел право и выгнать из дома, а жена не в силах принудить мужа к сожительству. В ходу была поговорка: «Не муж женой красен, а же­на мужем». Волостной суд и сельский сход, как правило, оправдывали му­жа, поколотившего свою жену. Крестьяне высказывались в том духе, что «муж ведь всегда волен в своей жене и должен учить ее, так и в законе божием сказано».

Впрочем, иные имущественные отношения в семье меняли де­ло. При бедном муже и богатой жене глава семьи становился зави­сим от своей половины и вынужден был угождать ей. Источник из Новгородской земли сообщал, что обычное право допускало бить жену только мужьям, но они редко пользовались этой привилегией. Соседи осу­ждали, когда муж бил свою жену напрасно. А увечить жену счита­лось уже преступлением, за которое виновный должен подлежать законной ответственности. Были случаи превращения женщин в товар, когда ими попросту тор­говали.. В одном случае в деревне Разуеве кресть­янин Константин Рогозин отдал однажды на подержание свою жену какому-то торговцу; в другом - в деревне Иваницове крестьянин Николай Хрылов заложил свою жену в одном из кабаков.

Вопрос 5.

Отношения между родителями и детьми в Древней Руси, как и всюду в этот период, строились на отцовской власти. Законность происхождения в рассматриваемое время еще не имела решающего значения.

С принятием христианства постепенно начинает придаваться значение только законному родству. В Уложении 1648 года запрещалось узаконение внебрачных детей даже в случае брака родителей. Дети не состояли в правовой связи с отцом и признавались только родственниками своей матери. Родительская власть на Руси была весьма сильна, хотя права жизни и смерти над детьми родители формально никогда не имели. Однако убийство детей не рассматривалось в качестве серьезного преступления (за убийство ребенка отец приговаривался к году тюремного заключения и церковному покаянию). Дети же, убившие своих родителей, подвергались смертной казни. Принуждение детей к повиновению осуществлялось самим отцом с помощью домашних наказаний. Жаловаться на родителей дети не могли. За одну только попытку подать жалобу Уложение 1648 года предписывало “бить их кнутом нещадно”.

Родители могли обратиться для наказания детей и к публичным властям. Дело при этом по существу не рассматривалось, достаточно было одной только жалобы родителей, чтобы приговорить детей к порке кнутом. Родители имели право даже отдавать детей в холопство.

Дети, как правило, следовали воле родителей. Женили и выдавали замуж только с родительского благословения. Причем согласие матери бы­ло столь же важно, сколько и отца. Сироту благословляли большак или опекун. По­скольку браки устраивали только по воле родителей, то обоюдное желание жениха и невесты в расчет не принималось. Невесту часто ставили в известность, что ее «запили», т.е. просватали. Отказов от венчанья не было. На этот счет говорили: «Я бы и тово, да воля ба­тюшки мово».

Для обозначения дележа имущества употреблялись термины: «раздел», когда делились бра­тья; «выдел», когда отец отделял сына, отдавая ему часть имущества под названием «награждение»; «отход», когда сын получал свою до­лю от общего имущества. Если отделялись все сыновья сразу, то это называлось «разделом», если один-два сына, то это «отход» или «выдел», если же уходил единственный сын, то это «уход». Раздел и выдел обладали обрядовой стороной: сначала все молились Богу, за­тем садились за стол, на котором лежал каравай хлеба. Отец и мать благословляли сына иконой, которую сын целовал и просил у роди­телей прощения. Каравай разрезали на части по числу отделенных детей. Разрезание каравая носило определенный смысл: как вновь не составишь хлеб, так вновь не сойдется семья.

Отделившаяся семья переходила на новую усадьбу. Для полу­чения земли отец должен был сложить с себя хоть одну душу в пользу сына, поскольку свободной земли не было. Сын, живущий с отцом, не имел своего надела, поскольку вся земля закреплялась за отцом до исполнения ему 60-ти лет. При жизни отца дележ дома и движимого имущества не производились. Умирающий хозяин под­писывал их «под жену», и они оставались за матерью до ее смерти. Сыновья располагали правом только на надел. Земля делилась братьями поровну. Получение конкретного участка определялось перехватыванием палки: чья рука закроет вершину палки, тому и доставался участок. Женщины при дележе общего имущества ничего не получали. Они имели право только на коробье (приданое).

Существенная роль отводилась раздельному приговору и ав­торитету старшего по возрасту в семье. Если был жив дед и вел хо­зяйство, то без его согласия отец не мог выделить сына. Если большину при живом отце вел старший сын, то он не пользовался ника­ким предпочтением. Разделом по-прежнему ведал только отец. За­брать назад выделенное сыну имущество отец мог только в том слу­чае, когда не было составлено раздельного приговора.

Задание: Сформулируйте свою позицию относительно формы семьи существовавшей в древнерусском государстве.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: