Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Глава девятая: БОРЬБА С ПОМЫСЛАМИ




 

В начале моей жизни у Старца меня стали донимать помыс­лы, тысячи помыслов. «Ох, как трудно, как трудно! Как ты здесь выдержишь? Зачем ты сюда пришел? Возвра­щайся назад!» Приходили воспоминания о доме, о том, что мой духовник хотел вместе со мной устраивать мона­стырь, воспоминания о том, о другом. Я боролся и сопротивлялся этим помыслам.

Старец мне говорил:

— Все в порядке, все хорошо, не оставляй своих обязанностей, бдения и молитвы — тогда демон бегства не сможет возобладать в твоей душе.

Я прилежно исполнял свои обязанности, и наступил момент, когда все помыслы ушли и я увидел, сколь прекрасна пустыня. До этого бес мне представлял ее мрачной и черной, потому что мой ум часто обращался к миру. Но благодать Божия помогла и отбросила всех бесов, и воля Божия возобладала.

Иногда я ходил и к отцу Арсению. Тот мне говорил:

— Не расстраивайся. И со мной воевали помыслы, и со Стар­цем воевали.

Он тоже меня поддерживал своими простыми словами.

Таким образом, когда я пришел туда, у нас было два Старца. Первым был Старец Иосиф. Ему первому мы клали поклон, а затем — отцу Арсению. При этом отец Арсений говорил нам: «Вы уже положили поклон Старцу этого достаточно». Но и отец Арсе­ний нам очень помогал. И если я не мог поговорить со Старцем, я говорил с отцом Арсением. Мы с ним трудились вместе.

Конечно, иногда помысл гордости, иногда— нерадения или еще чего-нибудь сильно меня донимал. Но Старец нам говорил, чтобы мы противостояли помыслам с совершенным презрением и безразличием:

— Храни Иисусову молитву! Это пройдет. Это — буря, напа­дение. Все отступит. Если ты будешь этому противостоять, крепко держать фронт, если не потеряешь отваги, это отступит. Такова тактика диавола: нападать, чтобы прорвать фронт, разрушить сте­ну, стремительно, как водный поток, ринуться в пролом и затопить, обрушить все, что стоит. Крепко держи стену — и он отступит.

И помыслы, конечно, отступали.

 

* * *

 

Старцу я открывал все. Искренне и чисто исповедуясь ему, я ни­чего не утаивал от него, ибо знал, что иначе буду оставлять гнилое в душе. Но всякая гнилая вещь имеет свой запах, свое зловоние, ко­торое могло пропитать мою душу, а тогда я не смог бы чувствовать себя хорошо. Приходил какой-нибудь помысл — ив душе все пере­ворачивалось вверх дном. «Постой-ка, — говорил я себе, — если я так это дело оставлю и приму этот помысл, что тогда будет?»

Например, пришел ко мне как-то плохой помысл о Старце. Ста­рец был болезненным человеком и не мог на своем правиле осенять себя широким крестным знамением. Поэтому он крестился мелко. А из-за опухших от водянки ног он не мог полагать полных земных поклонов. Что же он делал? Он подходил к валуну и делал поклоны, опираясь на него. В старости он понуждал себя так же, как и в дни своей юности. Он, по всей видимости, думал: «Богу известно, что я могу только так».

И я и Старец совершали правило во дворе. Он — возле своей каливы, а я — немного поодаль. Когда бывала ясная ночь и све­тила луна, мне был виден Старец, а Старец видел меня. Я видел, что он кладет мелкие кресты, и помысл мне говорил: «Разве это крестное знамение? Почему Старец не кладет его правильно?

Как на балалайке играет!» Поскольку я старался всегда быть честным пред Богом и Старцем, я вознегодовал, восстал на само­го себя. Ведь я мог совершить ошибку и поверить лжи, вопреки моей прежней вере в этого человека. Ведь я знал, что достаточно было поверить одному лукавому помыслу, чтобы разорвался ду­ховный союз и я разлучился со Старцем. Ибо если поколеблется вера в духовного наставника, то затем теряется и доверие, затем разрушается и любовь, а после этого — попробуй-ка оказывать послушание! Поэтому я говорил себе: «Щенок слепой, за собой смотри! Старец — больной человек. Этот маленький крест Стар­ца равносилен твоим десяти, потому что ты молод, а он старик. Разве ты совершил то, что совершал Старец, когда был моложе? Ты даже мизинца его не стоишь. Так что когда ты доживешь до его лет, ты вообще будешь тряпкой, не сможешь сделать ни большо­го, ни малого крестного знамения». А если я замечал, что помысл упрямится, я брался и за палку: «Получай и это, чтобы усвоить урок! Вот тебе, вот тебе, вот тебе!» Так, браня себя, я отсекал по­мысл. Я успокаивался. Но через какое-то время помысл начинал нападать на меня снова. Помысл был сильнее меня, хотя мне и удалось на время его отогнать.

Тогда я открыл его Старцу:

— Старче, такие дела.

И этот многоопытный, удивительный человек сказал мне:

— Все это чепуха, не бойся. Ты как тот брат из патерика, кото­рый запутался и говорит: «Старче, столько помыслов, столько стра­стей! Как я смогу их вырвать? Ради Господа Бога, помоги, Старче, я запутался!» И опытный авва ему ответил: «Дитя мое! Помыслы не наваливаются все вместе, страсти не восстают все разом, чтобы тебя задушить». Вот на тебя напал плотской помысл— бей его! Отсеки представление, то лицо, которое тебя соблазняет, прогони его, сотри его, как ты стираешь беса из своего представления, как ты стираешь какого-нибудь разбойника, который приходит к тебе в твоем воображении. Ты стирай это так, как стирают что-нибудь губкой с доски. Сотри образ и держи Иисусову молитву. И дело кончено. Ты разделался с помыслом. Его больше нет. Если он при­дет опять — снова с ним разделайся. Так приходит к тебе помысл нерадения и говорит тебе: «Спи!» Ты же ему: «Нет, зачем я буду спать?» Помысл тебе говорит: «Скажи такое-то слово». А ты ему: «Не скажу!» Вот, пожалуйста, так это делается.

 

* * *

 

Иногда у Старца случалась обычная икота. Воспользовавшись этим, диавол нашел ко мне еще одну лазейку, поскольку у меня было и есть много гордости и я много думал о себе. Ведь в миру мы старались жить по-христиански, из-за этого нас превозносили до небес и в итоге раздули мое мнение о себе и мою гордость. Конеч­но, когда я пришел к Старцу и прошел через печь его воспитания, тогда увидел, что я — дырявое сито.

Так вот. Из-за икоты Старца помысл начал мне говорить: «Вот, у Старца это оттого, что в нем бес. Это бес заставляет его икать». О-о-о! Какую горечь, какой яд ощутил я в своей душе! «Ты только посмотри, что говорит этот помысл!» — сказал я себе. У меня до тех пор таких не было. Лишь только он пришел, я возмутился, восстал на него. Нет, невозможно принять такой помысл о Старце! «Убью тебя!» — сказал я ему и начал войну, стал ему противоречить.

Когда я рассказал об этом Старцу, он улыбнулся: для него это было как семечки щелкать.

— Не расстраивайся, дитя мое, пусть он говорит, что хочет. Не придавай этому никакого значения. Произноси Иисусову молитовку, дитя мое. А он пусть себе болтает. Он тебе еще много чего скажет. В одно ухо вошло, из другого вышло. Рвота ада бесконечна. Никто не может легко справиться с диаволом. Не начинай с ним спорить, ибо ты еще мал. Вошло — вышло. Ты только презирай эти помыслы, твори Иисусову молитву, и они сами уйдут.

Я не знал этой науки и поэтому ответил:

— Старче, я стану бороться с этим помыслом. Я не позволю ему, чтобы он мне говорил что-нибудь против вас, Старче.

— Гм! — улыбнулся он. Наверное, он говорил себе: «Этот ма­лый не знает, что с ним происходит».

Я вел жестокую борьбу, но диавол был искусным мастером свое­го дела. Что же он мне устроил? Лишь только я поднимался на бде­ние, лишь только я открывал глаза — щелк! — он мне внушал по­мысл: «Ага, Старец-то вот какой». И с этим словно вливался в мое сердце поток яда, которым диавол изощрялся отравить мне бдение.

Такими мыслями он подрывал все мои силы, чтобы бдение было ис­порчено. Подступало некое бесовское ощущение: «А ведь Старец не таков, как ты думаешь. Это одержимый бесом человек».

Но и я, со своей стороны, не отступал ни на шаг. Поднявшись, я сразу рубил этот помысл:

— Нет, Старец— мой военачальник, он понуждает меня к спасению, в нем нет беса, он святой, это ангел Божий. Эта икота у него — естественное явление.

— Нет, — не отступал помысл, — а как же то, другое, третье?

— Нет, — не соглашался я.

И это был даже не бокс, а нечто худшее, продолжавшееся целы­ми часами. Он говорил мне, я — ему, он — мне, я — ему. Я вел бес­конечную полемику, не понимая, что со мной происходит, потому что я вообще многого не знал. Меня просто отличала природная отвага, и я ее проявлял, хотя и сам я, и мои знания были малы. Я пытался доказывать противоположное, а это было делом зрелых людей. Мне следовало бы избегать этой войны с помощью презре­ния к помыслам, чтобы быстро от них избавиться.

Эта битва продолжалась многие дни. Лукавый крепко бил в одну точку и усугублял положение. Он воровал у меня часы, предназна­ченные для бдения, заставляя меня биться с ним. Поэтому я прибег к интенсивной терапии. Необходима спецоперация, говорю, иначе не получается. Имелась у меня палка.

— Так что ты сказал про Старца?

Бац! И подпрыгиваю от боли.

— Нет, нет, Старец не таков!

— Ага, значит, теперь не таков?

И когда я так поступил — чик! — как бритвой отрезалась нит­ка. Так прекратилась эта война. Я больше никогда ее не знал, и хотя у Старца иногда случалась его естественная икота, я даже и не вспоминал, что когда-то из-за этого испытывал брань. Помысл и война с ним исчезли, словно их никогда и не было. Даже память об этой войне ушла — благодаря тому, что я отверг нападение с от­вагой, с самоотречением. А в противном случае душа постепенно заполняется всяким мусором и воняет. Каждый помысл наносит ей ранку, и если его не прогнать, то ранка превращается в язву, гниет и издает зловоние.

И я сказал себе: «Смотри, что делается! Если бы я принял тот помысл, со мной было бы кончено. Он увел бы меня от Старца — и тут уже бесноватым стал бы я сам. Вместо Старца, на которого он наговаривал, он вошел бы в меня и начал меня мучить. Вот какова эта война!»

 

* * *

 

В то время нашим рукоделием была резьба по дереву. Мы дела­ли крестики. Потом отец Афанасий относил их в монастыри и при­носил оттуда продукты и нужные вещи. Однажды он, вернувшись, выгрузил на пристани сухари, помидоры и виноград. Это было на праздник Пятидесятницы.

— Торбы на спину — и вперед. Иначе все это съедят мыши, — сказал Старец.

Помыслы набежали, как муравьи: «Такой день провести в бе­готне?! Мне следовало бы сегодня быть в покое, читать, тянуть чет- ку». Я ответил этому помыслу: «Узок и скорбен путь. Послушание превыше всего. Аз приидох, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца (Ин. 6, 38)». Груз помыслов был тяжелее груза на спине. Они мне досаждали — я им отвечал. «Лишь только придем к Старцу, я про вас расскажу!» — думал я.

Только я вошел в дверь — пропали помыслы, все ушли! Старец сказал нам:

— Садитесь, хлопцы.

Но наши подрясники можно было выжимать от пота.

— Переоденьтесь, поешьте хлеба и поспите. Завтра — День Святого Духа, у нас будет литургия.

Мы отдышались немного, поели хлебушка. «Искушение, я тебя накажу!» — подумал я. Я не успел повидать Старца наеди­не, потому что он сказал нам идти отдыхать. Я собрал мешок кам­ней и сказал: «Вот тебе наказание за то, что ты не хотел таскать груз в такой день!» — и улегся на нем спать. «Христос на Кресте терпел гораздо большую муку», — говорил я себе. Конечно, это было не ахти какое дело, но за мое произволение Бог мне дал награду.

Уснув, я увидел некую равнину. Справа от меня был отец Ио­сиф Младший, а слева — отец Арсений. Еще слева был прекрас­ный, весь покрытый зеленью холмик, на вершине которого стоял Старец. Он сказал:

— Сейчас проедет Константин Великий. Поклонитесь, чтобы взять у него благословение.

Я ответил ему жестом «буди благословенно». Когда проезжал святой Константин, я, не посмев взглянуть на него, положил по­клон. Не знаю, что сделал брат. Когда же я поднимался, то вместо Константина Великого увидел Христа-Младенца. Он наклонил­ся, улыбнулся мне, обнял меня и убежал. Какая радость охватила меня!

С этой радостью в душе я и проснулся. Я пошел к Старцу и рас­сказал о том, что видел. Он меня спросил, какие помыслы у меня были днем. Я рассказал ему о своих помыслах, как я их отражал и что вышло в итоге.

— Бог Своим рабам дает такое утешение, когда они соверша­ют какой-нибудь подвиг, но ты больше не спи на камнях, — сказал Старец.

В таких случаях необходимо иметь опытного наставника, ведь видения могут оказаться прелестью и злом. Но в данном случае это была награда за терпение.

 

* * *

 

Жили мы высоко над морем. Иногда снизу кричал лодочник, бывший за почтальона:

— Отец Арсений!

Это значило, что он или письма к нам привез, или какого-то че­ловека. Мы должны были спуститься вниз.

— Малой, хватай торбу и беги, — говорил Старец. Я брал тор­бу и с посохом в руках через десять минут был у моря.

Иногда отец Арсений, толком не расслышав, ошибался. Крича­ли: «Отец Артемий!» — я спускался, а мне говорили, что звали не отца Арсения, а отца Артемия. Помысл пытался меня смутить: «Ты посмотри, отец Арсений плохо слышит и говорит Старцу, чтобы я сбегал на пристань». Я ему отвечал: «Тупица ты, диавол! Что ты болтаешь? Ведь я теперь буду подниматься налегке. А если бы звали Арсения, то я сейчас тащил бы груз. Вот одна выгода. А другая в том, что, спустившись, я исполнил послушание. Спаси тебя Господи, отец Арсений! Я ведь ничего не потерял. Напротив, исполнив послушание, получил награду».

Так я затыкал рот диаволу, искавшему удобного случая смутить меня помыслами против батюшки Арсения.

 

* * *

 

Случалась у меня и плотская брань, нечистые помыслы. По благодати Божией, в миру я ничего такого не знал, у меня не было об этом никакого представления. С малых лет я был на пути Божи­ем, вместе с матерью и духовником подвизался, постился, старался вести аскетическую жизнь. Никаких плотских искушений у меня не было. И однако диавол начал меня смущать то одним, то другим. Ах так? Я пошел к Старцу:

— Старче, что мне делать?

— Что делать, дитя мое? Бей эту фантазию, бей ее, а если она сильна — всыпь ей еще больше. Ты должен убить себя, чтобы вы­жила душа. Плотским помыслам противостоят с палкой. Палка пусть лежит у тебя под подушкой, и как только придут помыслы — палкой их! Если мы таким образом, лицом к лицу, дадим отпор это­му зверю, тогда плоть подчинится духу. Тогда, мало-помалу, в чело­веке расцветут и будут благоухать непорочность и чистота, а это имеет большое дерзновение пред Богом.

— Ага, вот как нужно вести эту войну!

Я приступил. Война так война! Лишь только дело принимало серьезный оборот — вот тебе, вот тебе, получай! И затем, ког­да этот помысл приходил или перед сном, или уже во сне, палка была у меня под подушкой, и я, по наставлению Старца, встре­чал его во всеоружии, хорошими колотушками. После этого от постели исходило некое благоухание, благоухание духовное, не такое, как от мирских благовоний, но совершенно иное. Что же это было? Это было благоухание чистоты, возникшей от борьбы с помыслами.

Итак, приходило благоухание и наполняло мою душу. Ко мне приходили помыслы, и, конечно, не от Бога, а от диавола. Но Бог смотрел не на них, а на борьбу, которую я с ними вел, доходившую до того, что я сам себя бил. Так я приобретал опыт и удостоверялся в правоте Старца, рассказывавшего нам, что бывает после правиль­ной и доблестной борьбы со страстью. И я говорил себе: «Смо­три, как прекрасна война!»

Так мы научились от Старца, что во время искушения нужно понуждать себя, а когда на тебя давят — не отступать. Старец нас учил:

— Сопротивляйся — и страсть отступит. Почему она отсту­пит? Потому что тот, кто с тобой воюет, — это бес, это личность. У него есть некая определенная сила, и Бог ему дал некое позво­ление воевать с тобой до определенного предела. Лишь только он дойдет до предела, который ему положил Бог, и исчерпает то, что ему было позволено, он так или иначе отступит. И что затем? Ты обретаешь венец. Так достигается победа.

Помыслы должны были приходить. Я, как и всякий подвизаю­щийся, должен был испытывать их нападения, сам не желая того. Они приходят, как правило, по Промыслу Божию, потому что Бог хочет посредством помыслов дать нам опыт борьбы. Об этом ска­зано и в Священном Писании Ветхого Завета, в истории с проро­ком Моисеем. Он вывел народ Божий из Египта и вел его в Землю Обетованную, но Бог не уничтожил некоторые враждебные наро­ды, чтобы научить сынов Израилевых. Так Бог оставляет и опреде­ленные страсти, сильные или слабые, чтобы научить людей Своих борьбе против бесов.

И я испытывал нападения то одной страсти, то другой, то тре­тьей. А если прекращались нападения и я несколько дней имел мир, то видел, что нет у меня духовного возрастания. На той высоте, ко­торой я достиг, ведя эту войну, я и оставался. Так бывает, когда в спокойное море бросают мусор: один бросает бумагу, другой бу­тылку, третий что-то еще. И если не случится шторм, море оста­нется грязным. Так и я видел, что не все у меня в порядке, и душа моя говорила: «Война! Пусть начнется какая-нибудь война. Иначе мои дела не очень хороши». И — оп! Война начиналась. Битва! И лишь только отступала брань, нисходила благодать Божия.

 

* * *

 

Нам приходилось иметь дело с настоящими бесами пустыни. Старец говорил нам, что священники изгоняют бесов из бесно­ватых в миру и посылают их в пустынные места, непроходимые и безлюдные. И все они приходят сюда, в пустыню, и устраивают эти войны. И вот мы видим, какую они здесь имеют силу и кре­пость. Старец еще до нашего прихода совершил большие битвы, прогоняя бесов постом и молитвой, чтобы это место очистилось от них. Он нам говорил: «Когда вы сюда пришли, это место уже охранялось и бесы не могли свободно тут селиться». Он хотел этим сказать, что если бы мы пришли сюда раньше, то не смогли бы здесь остаться. Но тем не менее бесы иногда нападали на нас даже чувственным образом.

Однажды я болел, у меня был грипп. А рядом со мной жил тогда один благодатный старчик, отец Феофилакт. Он подошел ко мне и сказал:

— Отче, я иду к Старцу. Тебе что-нибудь нужно?

— Ничего. Передай только поклон от меня. Скажи Старцу, что я болен и не могу к нему прийти.

— Ну, я пошел.

— Ладно, ступай.

Я повернулся на другой бок, чтобы заснуть. При этом я и Иису­сову молитву читал. Батюшка ушел. Спустя немного времени кто- то за дверью как будто стал произносить молитву.

— Отец Феофилакт, это ты читаешь молитву? Ты там молишься?

Я подумал, что он еще не ушел к Старцу. Но это был не он.

Это был бес. «Бур-бур-бур», — бурчал он за дверью, чтобы об­мануть меня, будто это отец Феофилакт творит молитву во дворе. Я крикнул:

— Отче! Это ты там творишь молитву, ты молишься? Ты еще не ушел к Старцу?

И тут открылась дверь, зашел бес, бросился на меня и ухватил когтями за бока. Лишь только я понял, что это бес, я захотел по­вернуться, чтобы схватить его. И когда я поворачивался, его когти вонзились мне в бок. И тогда — оп! Я пришел в себя. Б-р-р, что он творил, этот диавол! Такую войну нам приходилось вести.

Это произошло тогда, когда отец Феофилакт ушел к Старцу и дома, в келлии, никого, кроме меня, не было. Тогда и пришел бес, желая досадить мне из-за того, что я молился. Он хотел, чтобы я прекратил молитву. Бесы не выносят молитвы. Потому что, как сказал Христос, этот род бесовский исходит молитвой и постом (см. Мк. 9, 29).

 

* * *

 

Как-то пришел один монах к Старцу и сказал, что он страдает от плотской брани. Старец ему посоветовал прекратить пить вино, потуже затянуть пояс, прогонять нечистые мечтания, применять палку и быть уверенным, что брань отступит. Через какое-то время монах пришел снова и сказал, что он последовал советам Старца, но брань продолжается. Старец взял палку и сказал ему:

— Возьми-ка эту палку и ударь себя. Погляжу я, как ты себя бьешь.

Тот взял палку и начал не бить, а, скорее, гладить свое тело. Тог­да Старец ему сказал:

— Дай-ка мне палку!

Схватив палку, он приподнял монаху подрясник — и после трех ударов по ногам палка сломалась. Монах был в ужасе.

— Ох, Старче, неужели бить надо так?!

— Дитя мое, бесы выходят именно так, а не после поглажи­ваний.

Приобретение чистоты, учил нас Старец, — это не игрушки. Человек не может приобрести чистоту без борьбы с помыслами. Приходит бес блуда с мечтаниями, с воспоминаниями о прошлом. Даже если монах и не знал в мирской жизни никаких плотских па­дений, в монашеском подвиге диавол начинает с ним настоящую войну. Он приносит иноку всю свою нечистоту и начинает войну в воображении, в сердце и в теле. И здесь проверяется все преу­спеяние монаха: преуспел он или нет. Если он уступит мечтаниям, помыслам, примет нечистоту диавола и дойдет в своей душе до со­гласия с помыслами, то с этого мгновения начинаются душевные, умственные, сердечные и телесные падения. В результате он пока­тится по наклонной плоскости.

Наш Старец говорил нам: «Если монах подвергнется плотско­му падению, ему затем потребуется великий подвиг, чтобы изба­виться от погибели. И если он не будет совершать соразмерного своему положению подвига, Бог пошлет ему иные труды на всю его оставшуюся жизнь. Поэтому и требуется с молодости труд, подвиг, сопротивление, чтобы был отброшен этот бес и таким об­разом воссияла победа чистоты. От этой победы зависит и нынеш­няя жизнь монаха, и будущая. Ибо ни один нечистый не сможет поселиться в пресветлом раю Божием».

Еще он нам объяснял, что труд бдения, умная молитва, монаше­ское правило, трезвение в отношении человеческого воображения и разума и вообще внимание — все это помогает достижению чи­стоты. Чистая исповедь, слезы и покаяние, подлинное и искреннее послушание, правильное отношение послушника к своему Старцу, всеобъемлющее воздержание — все это является вспоможением, лекарством, средством, помогающим монаху, да и любому челове­ку, приобрести чистоту ума, приобрести силу молитвы.

И еще он нас учил: «Монах должен правильно приступать к борьбе с любой страстью, которая воюет с ним. Он не должен не­жить страсти и отступать. Речь идет не только о плотской страсти, но и обо всех других. К тебе приходит помысл осуждения — не сиди и не рассуждай, так это или не так. Тема закрыта. Если тебе говорится о твоем ближнем что-то нехорошее, значит, это осуж­дение, значит, это опасность. Отсеки это и скажи: этот человек правильно говорит, правильно трудится, я думаю о брате лукаво по своей гордости и, следовательно, здесь и говорить не о чем. Если ты так не отразишь эту страсть, начнешь с ней тайные собеседова­ния и отступишь, затем начнется плотская брань. И если ты и тогда не образумишься, то тебя оставит благодать и ты падешь. Если ты и после этого не покаешься и не прекратишь осуждения, то это паде­ние будет иметь самые дурные последствия: ты будешь находиться и жить в страстном состоянии и в этом страстном состоянии при­ближаться к встрече со смертью. А после смерти как тяжело будет на мытарствах! И как, с каким оправданием ты затем предстанешь пред Богом?»

И еще он мне говорил:

— Дитя мое, плотская брань возгорается не столько от пищи, от пития, от вина и от сна, сколько от осуждения.

— Почему, Старче?

— Чтобы мы познали, что и мы той же самой природы. Позна­ли, что и с нами воюет тот же самый диавол и что мы все достойны равного осуждения. Хочешь узнать еще об одной мере?

— О какой, Старче?

— Если кто не судит своего ближнего, то это — свидетельство, и свойство, и доказательство, и удостоверение спасшегося челове­ка. Тот, кто не судит, не будет судим.

Когда у меня были большие искушения, он мне говорил: «Ты, дитя мое, хотя юн и незрел, испытываешь искушения великих му­жей. Это означает, что этот опыт, этот труд будут необходимы тебе в будущем или что тебя посетит изобильная благодать». А я, из-за того что имел эти искушения, находился в тумане помыслов и стра­стей. Да разве и сейчас я избавлен от этого? Поэтому я не понимал пророческих и мудрых слов Старца, которые были наперечет и при этом являлись чистым золотом.

 

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных