ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Развитие грамотности в России и СССР за тысячу лет. Х–ХХ вв.Studia Humanistica. 1996. Исследования по истории и филологии. Историю грамотности в России для удобства анализа разделим на четыре периода: 1) киевский, X — середина XIII в. (до монгольского нашествия); 2) древнерусский, середина XIII — конец XVII в.; 3) императорский, XVIII в. — 1917 г.; 4) советский, с 1917 г. Для каждого из этих периодов сохранились специфические источники о грамотности, которые требуют специальной методики их обработки. О распространении грамотности в Киевской Руси исследователи до 1950-х гг. судили по археологическому материалу (главным образом по письменным принадлежностям), а также по владельческим записям на ремесленных изделиях, по колодкам с именами заказчиков и по надписям на стенах церквей; наиболее ранние археологические находки и граффити относятся к X—XI вв.1) В 1951 г. в ходе археологических раскопок в Новгороде были впервые найдены берестяные грамоты: записи бытового характера (хозяйственные записи, письма, прошения, учебные упражнения и другие) на бересте — верхнем слое березовой коры. К настоящему времени в 9 древнерусских городах обнаружено свыше 700 берестяных грамот, датируемых XI—XV вв. При раскопках практически всех других городов найдены орудия письма на бересте. Характер записей свидетельствует о том, что грамотой владели не только духовенство, феодалы и администрация (как полагали прежде), но и торгово-ремесленное население городов, а число находок указывает на распространение грамотности и ее разнообразных функциях2). Однако оценка широты распространения грамотности по-прежнему зависела от воображения историков. После нахождения берестяных грамот многим стало казаться, что грамотность была распространена широко. Это положение без дальнейшей аргументации вошло во все учебники и труды по истории культуры3). Б.В. Сапунов попытался конкретизировать степень распространения грамотности в середине XII в. следующим образом. В целом на территории Киевской Руси он насчитал около 10 тыс. церквей и 300 монастырей. Принимая, что в каждой из 1,8-1,5 тыс. городских церквей имелось по 5 человек клира, в каждой из 8-9 тыс. сельских церквей — по 3 человека клира, в каждом {25} монастыре — 30-50 монашествующих, всего насчитывалось черного и белого духовенства около 50 тыс. человек. Полагая, что всё духовенство было грамотным и что в верхних стратах общества насчитывалось всего 20 тыс. человек и все они являлись грамотными, а крестьянство и женщины всех сословий были сплошь неграмотными, минимальный уровень грамотности в середине XIII в. (перед монгольским нашествием) около 1% от семимиллионного населения Киевской Руси, 2% от взрослого населения4) и 1,3% от населения в возрасте 9 лет и старше. Следовательно, 4% всех мужчин и 2,6% всего мужского населения в возрасте 9 лет и старше были грамотными. В крупных городах, считает Б.В. Сапунов по той же методике, минимальный уровень грамотности составляет около 5% всего населения, 10% взрослого населения5) и 6,5% от населения в возрасте 9 лет и старше. Следовательно, грамотность мужчин равнялась соответственно 10%, 20%, 13%. Данную оценку уровня грамотности, имея в виду под последней умение читать, следует рассматривать как сугубо ориентировочную, так как в ее основе лежит много вероятных, но отнюдь не безусловных посылок: число церквей и монастырей, белого и черного духовенства, городского и сельского населения. Но, по моему мнению, оценка не лишена основания, во-первых, потому, что велико было количество обращавшихся в Киевской Руси X—XIII вв. книг: порядка 130-140 тыс.6) (которые ведь кто-то писал и кто-то читал); во-вторых, потому, что в конце XVIII в., когда мы имеем более или менее точные данные, грамотность населения в возрасте 9 лет и старше составляла в среднем по России 3-7% (подробнее об этом ниже). О следующем периоде, вплоть до начала XVIII в., можно твердо сказать, что грамотность населения постепенно росла. Об этом свидетельствуют и возрастание числа граффити и археологических находок, связанных с письмом7), и усложнение задач управления, и увеличение количества сохранившихся письменных памятников и книг, и рост делопроизводственной документации (в частности появление приходо-расходных и писцовых книг), и изменение почерков, приспособленных для письма с большой скоростью (уставное письмо заменяется с середины XIV в. полууставным письмом, на смену которому в XV в. приходит скоропись), и распространение христианства и культуры, и расширение товарно-денежных отношений8). Приведу только один пример. Число сохранившихся от XV в. русских книг и их фрагментов в два раза превышает таковое от X—XIV вв., т.е. в восемь раз превышает среднее число книг, созданных в среднем за столетие в предшествующие четыреста лет9). Даже если принять во внимание увеличение численности населения, то все равно рост количества книг происходил в прогрессирующем темпе и обгонял рост населения. {26} Для оценки уровня грамотности в XIV—XVII вв. историки стали использовать другие источники и другой метод — статистику подписей на документах. Дело в том, что при составлении частных актов (купчих, меновых, закладных, духовных и т.п.) требовались либо собственноручные подписи участников сделки и свидетелей, либо подпись какого-нибудь лица, удостоверяющая, что участник сделки или свидетель неграмотен. Систематический подсчет процента собственноручно подписывавшихся по большому количеству актов, охватывающих территории многих уездов за протяженный отрезок времени, полагают исследователи, дает представительную картину грамотности мужского пола (поскольку женщины в качестве свидетелей не участвовали). Согласно подсчетам первого исследователя древнерусской грамотности А.И. Соболевского, в XVI—XVII вв. грамотность крестьян составляла не ниже 15%, торгово-ремесленных жителей городов — 20-43% и не ниже 20%, землевладельцев — 55-80%, придворных феодалов — 78%, белого духовенства — 100%, черного духовенства (монахов) — 70%10). Близкие цифры дают другие авторы, по подсчетам которых на частных актах в XVI в. расписывалось 60-80% свидетелей11). К концу XVII в. грамотность торгово-ремесленного населения возросла12). По подсчетам ряда исследователей, в последней трети XVII в. грамотность городского населения (Москва и Смоленск, северные и сибирские города) находились в интервале от 13% до 52%, крестьянства — от 4% до 25%, если судить о ней по подписям на коллективных прошениях и частных актах13). Однако уровень грамотности городского населения резко падает, если основываться на более массовых сведениях о подписях свидетелей при судебных разбирательствах и во время следствий. Например, статистика подписей под коллективными челобитными москвичей в конце XVII в. даёт 25-52% грамотных, статистика подписей в судебных делах — 24%, а поголовный допрос свидетелей во время следствия выявил всего 13% грамотных мужчин14). Аналогичные данные получаем по другим городам15). Составленные местной администрацией списки грамотных крестьян в северных уездах России показывают, что грамотность мужчин составляла 2-4%, а согласно подписям на прошениях и частных актах — 5-25%16). Статистика подписей не дает устойчивых и точных данных об уровне грамотности, потому что результат в существенной мере зависит от того, на каких документах учитываются подписи17). Кроме того, статистика подписей имеет тенденцию завышать уровень грамотности, поскольку в свидетели старались приглашать именно грамотных людей и только при их отсутствии привлекали неграмотных18). Поэтому из всех имеющихся в нашем распоряжении данных о грамотности наибольшего доверия заслуживают либо те, которые получены в ходе поголовного допроса свидетелей во {27} время судебного следствия, либо те данные, которые основаны на списках грамотных людей. Отсюда можно заключить, что грамотность мужского взрослого городского населения в последней четверти XVII в. не превышала 13%, мужского взрослого сельского населения 2-4% (данные о грамотности горожан относятся к Москве, где её уровень был выше, чем в центре страны19)). Переходим к анализу данных о грамотности населения в императорский период. Источники о грамотности XVIII в. более разнообразны и более надежны, хотя в большинстве случаев исследователи, как и прежде, использовали данные о подписях под документами. В первой трети XVIII в., согласно статистической обработке подписей купцов-товаровладельцев в таможенных книгах, грамотность купечества — наиболее состоятельной части городского населения — достигла 42%20). Статистика подписей под коллективными прошениями северных крестьян даёт 9% грамотных21). Обработка подписей в опросных анкетах (сказках), заполнявшихся во время переписей населения (ревизий), позволяет заключить, что грамотность торгово-промышленного населения городов составляла 4-10%22). О грамотности в последней трети XVIII в. можно судить по массовым данным рекрутских списков и подворных переписей, которые, правда, пока обработаны по небольшой части территории страны и не за все годы. В 1770-е гг., согласно рекрутским спискам, относящимся к центру страны, среди крестьян умели хотя бы читать 0,6-1,1%, среди торгово-ремесленного населения городов — 25%, среди рабочих — 20%, среди церковнослужителей (не священников) — 75%23). Среди мужской половины дворянства, согласно проверке в Герольдии, умеющих писать и читать в 1760-е гг. насчитывалось 84%, согласно статистике подписей под дворянскими наказами в Комиссию по составлению нового уложения 1767 г., — 87%24). В 1785 г. в Архангельской и Олонецкой губерниях была проведена подворная перепись, которая специально фиксировала умение читать. Согласно этой переписи, в Архангельской губернии грамотность государственных и экономических (бывших монастырских) крестьян мужского пола достигала 12%, а дворцовых крестьян — 6%, в Олонецкой губернии среди государственных крестьян было 3% грамотных, среди экономических — 4,5%25). Как видим, грамотность отдельных сословий отличалась весьма существенно; несколько меньше, но также заметно различалась грамотность отдельных социальных групп, относящихся к крестьянству. Грамотность сильно зависела также от местожительства. Например, на Севере, где отсутствовало крепостное право и были широко развиты всякого рода промыслы, крестьянство имело уровень грамотности в 5-10 раз выше, чем крестьянство центральных регионов. Таким образом, к концу XVII в. показатели {28} мужской грамотности у крестьян находились в границах 1-12%, не превышая 12%, у горожан 20-25%; среди отдельных сословий наивысшая грамотность была у дворянства (84-87%), затем у духовенства (свыше 75%), купечества, мещанства, работных людей и, наконец, у крестьянства. Среди крестьян самая низкая грамотность наблюдалась у помещичьих крестьян. Женщины намного уступали мужчинам, но сколько-нибудь точные данные об уровне их грамотности пока неизвестны. Для XIX — начала XX в. основные сведения о грамотности населения стали давать переписи, рекрутские наборы и уголовная статистика. Однако эти сведения до сих пор слабо разработаны. Мы располагаем более или менее массовыми данными лишь на середину XIX в., в канун отмены крепостного права в 1861 г., и на 1880-е гг. Первые всероссийские данные о грамотности относятся к 1897 г. — году первой и последней всеобщей переписи населения в России до 1917 г.; сведения о грамотности рекрутов во всероссийском масштабе имеются за 1867—1914 гг. К 1860-м гг. грамотность (умение читать) мужской части крестьян в шести (из 69) губерний (Вологодской, Псковской, Саратовской, Симбирской, Тульской) составляла около 6% (в том числе дворцовых и государственных крестьян — 9%, помещичьих — 5%), грамотность населения двадцати городов четырех губерний — около 25%26). Среди 2569 крестьян, осужденных в 1837—1845 гг. за неповиновение помещикам, грамотных было всего 8,4%27). Грамотность мужской половины крестьянства 22-х (из 81) губерний в 1880-е гг. достигала 15%, женской — 2,5%28). В 1897 г. грамотность, понимаемая только как умение читать, у сельского населения страны старше 9 лет составила у мужчин — 35%, у женщин — 13%, у городского населения — соответственно 64% и 42%29). Перепись 1897 г. подтверждает мое наблюдение, что грамотность существенно дифференцировалась по регионам, сословиям, местожительству (город, деревня). Например, средняя грамотность населения обоего пола старше 9 лет составляла в Европейской России — 30%, в том числе в городе — 58%, в деревне — 26%; у мужчин — 43%, у женщин — 22%, Минимальная грамотность в Псковской губернии равнялась всего 19,5%, а максимальная грамотность в Эстляндской губернии — 95,3%30). Вследствие этого выводы об уровне грамотности, основанные вплоть до 1897 г. на отрывочных сведениях, в лучшем случае показывают пределы, в каких колебалась грамотность, а отнюдь не средний, типичный её уровень. Для того,чтобы правильно и дифференцированно представить развитие грамотности в России с конца XVII до начала XX в., мною разработана и применена специальная методика анализа данных первой всеобщей переписи населения, которая позволила {29} оценить уровень и динамику грамотности в стране за 1797—1917 гг. Эта методика подробно изложена в специальной статье31), поэтому достаточно краткого объяснения, как она работает, на конкретном примере — речь пойдет о грамотности женского населения по сведениям первой всеобщей переписи населения 1897 г. (см. табл.1). В табл. 1 в столбце за 1897 г. приведены данные из переписи. Столбцы за последующие годы заполнены на основе столбца за 1897 г., исходя из действующего в настоящее время закона сохранения человеком (а значит и поколением) приобретенной в детстве грамотности. Например, столбец за 1887 г. заполняется следующим образом: 10-19–летняя возрастная группа в 1887 г. имела тот же уровень грамотности, что и 20-29–летняя группа в 1897 г.; 20-29–летняя возрастная группа в 1887 г. имела тот же уровень грамотности, что и 30-39–летняя в 1897 г., и т.д. до 100-109–летней возрастной группы. Столбец за 1877 г. заполнялся аналогичным способом: 10-19–летняя возрастная группа имела тот же уровень грамотности, что и 20-29–летняя возрастная группа в 1897 г. или 30-39–летняя возрастная группа в 1897 г.; 20-29–летняя возрастная группа в 1877 г. имела тот же уровень грамотности, что и 30-39–летняя возрастная группа в 1887 г. или 40-49–летняя возрастная группа в 1897 г., и т.д. до 90-99–летней возрастной группы. Пользуясь подобной методикой, заполним табл. 1 до 1797 г. Применение методики передвижки когорт оставляет в исходной таблице возрастной грамотности много пробелов (см. табл. 1). Для точности подсчета среднего по стране процента грамотности пробелы сначала мало чувствительны. Но с 1837 г. и далее пробелы начинают постепенно сказываться на точности среднего процента грамотности, так как за 1827 г. нам уже не достает сведений о 18,8-31,7%, за 1807 г. — о 49,8% и за 1797 г. — о 70,5% населения. Поэтому для прогноза грамотности на более отдаленные от переписи годы экстраполируем недостающие данные на основе регрессионного метода, как показано на Таблице 1. Теперь можно было бы перейти к расчёту средней грамотности по России и её динамике за 120 лет, если бы каждое поколение людей сохраняло с возрастом приобретенную в детстве грамотность. Однако в России XIX в. каждое поколение людей имело тенденцию частично утрачивать с возрастом грамотность вследствие того, что навыки чтения и письма значительная часть людей не подкрепляла после обучения. Это явление получило название рецидива неграмотности, или утраты грамотности32). О темпах рецидива неграмотности в зависимости от пола, возраста и социального положения можно судить на основе переписей 1897-го, 1920-го и 1926 гг., которые позволяют сравнить уровень грамотности одних и тех же когорт через 23-29 лет. Проведенный анализ {30} показал, что, с точки зрения грамотности, жизнь каждого поколения мужчин разделялась на пять периодов: роста (5-15 лет), стагнации (15-20 лет), роста (21-25 лет), стагнации (26-48 лет) и деградации (49 и более лет); жизнь каждого поколения женщин разделялась на три периода: роста (5-15 лет), стагнации (16-40 лет) и деградации (41 и более лет). В период роста грамотность быстро возросла, достигая апогея у мужчин к 25 годам, у женщин — к 15 годам. В период стагнации утрата грамотности одними компенсировалась приобретением ее другими и повышенной смертностью неграмотных, а в период деградации, вследствие ускоряющихся темпов утраты грамотности, рецидив неграмотности перевешивал компенсирующие явления. Таблица 1.
Распределение грамотности по возрастным группам за 1897 г.:
Таким образом, распределение грамотности по возрастным группам на 1897 г. соответствует динамике грамотности 10-19–летней когорты за 1797—1897 гг., то есть благодаря передвижке когорт статистический ряд превращается в ряд динамический (это хорошо видно по табл. 1). Закономерность, скрытую в динамическом {31} ряду, выразим уравнением регрессии и по уравнению регрессии экстраполируем недостающие данные. Данные переписей позволяют также вычислить и средние темпы утраты грамотности по мере старения поколения. Однако механически применить эти показатели для всего XIX в. вряд ли возможно. Дело в том, что темпы утраты грамотности со временем изменялись, поскольку они обусловливались достигнутым уровнем грамотности, интенсивностью культурной жизни и потребностью в грамотности. Об этом свидетельствует то, что утрата полученных в школе знаний имела порайонную специфику, а рецидив неграмотности после определенного возраста быстрее проходил в тех губерниях и районах, где уровень грамотности был ниже, а городская и культурная жизнь — менее развитой. Так, с 1897 по 1926 г. у мужчин, которым в 1897 г. было 50 лет и более, грамотность уменьшилась в наиболее развитом в экономическом и культурном отношениях Центрально-промышленном районе на 1,3%, в менее развитом Центрально-черноземном районе — на 5,1%, в наименее развитой Сибири — на 20-17,9%; аналогичные показатели у женщин составили: 14,1%, 17,9% и 21,1%33). Чем дальше в прошлое уходим от рубежа XIX и XX вв., тем уровень грамотности и потребность в ней (в субъективном смысле) для широких слоев населения были ниже, тем городская и культурная жизнь была менее развитой. Вследствие этого, можно полагать, и утрата грамотности в прошлом проходила быстрее, чем в конце XIX — начале XX в. Однако с другой стороны, чем дальше в прошлое от рубежа XIX и XX вв., тем в большем числе случаев грамотность приобреталась не на всякий случай, а по потребности — ведь до появления в пореформенное время земских школ за обучение приходилось платить немалые деньги. В силу этого для преобладающего числа грамотных людей грамотность являлась необходимой, функциональной и поэтому едва ли столь быстро, как в конце XIX — начале XX в. утрачивалась с возрастом. Какая же тенденция доминировала? Я предполагаю, что во второй половине XIX — начале XX в. рецидив неграмотности нарастал в силу ряда обстоятельств. Сильно выросшая в количественном отношении начальная школа давала крестьянству, поставлявшему главный контингент учащихся, неглубокие элементарные знания34); освоить полный курс даже начального образования могла меньшая часть учащихся, происходившая из зажиточных семей35). Наконец — и это самое существенное — большая часть крестьянских детей после освоения грамоты не имела реальной возможности закрепить ее в повседневной жизни, так как по бедности крестьяне крайне редко выписывали газеты и покупали книги, да часто просто не имели времени для чтения. Обеднение большей части крестьянства, наблюдавшееся в пореформенный период, служило важным фактором нарастания рецидива {32} неграмотности36). В дореформенное время грамота осваивалась сравнительно немногими, но зато, как правило, с определенной целью, поэтому имела функциональное назначение и у меньшего числа людей утрачивалась. Таким образом, для повышения качества ретросказания необходимо учесть темпы рецидива неграмотности, введя соответствующие поправки в грамотность отдельных возрастных групп при передвижке когорт в исходной табл. 1. Однако сделать это можно двояким образом: а) с учетом изменения грамотности поколения после достижения им 21 года, то есть принимая во внимание рецидив неграмотности у мужчин и женщин в старших возрастах; б) без учёта изменения грамотности поколения в течение его жизни. Методика, учитывающая изменение грамотности по мере старения поколения, имеет тенденцию завышать истинную грамотность в отдельных возрастах, так как темпы утраты грамотности от начала XX в. к концу XVIII в. уменьшались. Методика, не учитывающая изменение грамотности поколения с возрастом, напротив, имеет тенденцию занижать истинную грамотность, поскольку рецидив неграмотности практически всегда существовал. Поэтому истинная грамотность будет находиться в интервале между тем уровнем грамотности, который даёт методика, учитывающая изменение грамотности в течение жизни поколения, — верхний возможный предел, и тем уровнем, который даёт методика, не учитывающая изменение грамотности по мере старения поколения, — нижний возможный предел. В результате проделанных расчетов получаем следующую картину динамики грамотности населения Европейской России за 120 лет (см. табл.2). С 1797 г. по 1917 г. грамотность мужского сельского населения возросла с 3,3-6,1% до 53,2%, а женского сельского населения — с 2,1-2% до 22,6%, то есть у мужчин она росла значительно быстрее. Ввиду этого различия в уровне грамотности между ними со временем увеличивались: в 1797 г. мужчины в этом отношении превосходили женщин в 1,4 раза, в 1917 г. — в 2,4 раза. Грамотность сельского населения в целом с 1797 г. по 1917 г. выросла с 2,7-5,6% до 37,4%, или примерно на 33,2%, а городского населения с 9,2-21,0 до 70,5%, или приблизительно на 55,4%. Несмотря на более быстрые темпы развития образования в деревне, абсолютные различия в уровне грамотности горожан и селян усилились: в 1797 г. городская грамотность превосходила сельскую примерно на 19,9%, а в 1917 г. — на 49,5%. Особенно заметно отставало женское население деревни от города: за 1797—1917 гг. грамотность крестьянок возросла с 3,7 до 22,6% — примерно на 19%, а горожанок с 8,6% до 61,1% — без малого на 53%. Таким образом, развитие женской грамотности в деревне существенно отставало и от развития мужской грамотности и от развития женской грамотности {33} Таблица 2. а) с учетом утраты грамотности поколения после 21 года,
в городе. В этом отчетливо проявилась дискриминация женщин-крестьянок в дореволюционной России, их обездоленность культурой и образованием. Отставание женской грамотности в деревне отрицательно сказывалось на среднем уровне грамотности по стране в целом не только в том смысле, что крестьянки составляли значительную долю населения России (в 1797 г. около 46%, в 1897 г. — около 38%), но и в том, что они не имели возможности учить своих детей и прививать им любовь к грамотности. Известно, что роль матерей в воспитании детей очень велика и, как правило, намного больше, чем роль отцов. В целом грамотность населения в возрасте старше 9 лет в Европейской России за 120 лет повысилась с 3,3-6,9% до 42,8% — примерно на 37,2%, или в 8,4 раза. Уровень грамотности в России конца XVIII в., составлявший 3,3-6,9%, был низким. В этом несомненно заключалась важная причина, тормозившая развитие торговли, промышленности, науки, капитализма в целом, поскольку прогресс буржуазных отношений немыслим без банков, без обмена технической, коммерческой и прочей информацией, без грамотных предпринимателей и обученных кадров рабочих и служащих. Не случайно, наверное, город превосходил деревню по степени развития капитализма. Методика реконструкции данных переписей позволяет решить вопрос о динамике грамотности сословий, но с меньшей глубиной ретросказания — только до 1847 г., поскольку данные о грамотности сословий в переписи 1897 г. объединяют всех лиц старше 60 лет в одну возрастную группу. Изменение грамотности в возрасте старше 9 лет обоего пола у дворянства (сюда входят дворяне потомственные и личные, чиновники не из дворян), духовенства (черного и белого), городских сословий (имеются в виду почетные граждане, купцы, мещане, цеховые и пр.) и сельских сословий (здесь объединены крестьяне, казаки, иностранные поселенцы и др.) — с учетом рецидива неграмотности происходило следующим, образом (в %):
За 70 лет более всего возросла грамотность городских сословий — с 30% до 64%, или на 34%; затем духовенства — с 78% до 95%, или на 27%; сельских сословий — с 10% до 36%, или на 26%; дворянства — с 76% до 90%, или на 14%. Как видим, наибольшую активность в приобретении грамоты проявила торгово-промышленная буржуазия. В целом у всех сословий уровни грамотности заметно сблизились: коэффициент вариации сословной грамотности в 1847 г. был высок: 68%, в 1917 г. стал умеренным — 38%. Однако различия между сословиями в отношении грамотности оставались значительными. В 1847 г. максимальная грамотность у дворян превосходила минимальную грамотность у сельских сословий на 66%, в 1917 г. максимальная грамотность у духовенства была на 59% выше минимальной грамотности крестьянства. Описанная методика может быть использована для ретросказания грамотности не только по стране в целом, но и по отдельным регионам и губерниям, поскольку в XIX в. миграционные процессы не были ещё широко распространены. При этом наиболее точные результаты достигаются для тех регионов (губерний), которые населены однородными этносами. Например, вполне надежные данные о грамотности получены в Эстляндской губернии, где проживали преимущественно эстонцы, и для Лифляндской и Курляндской, где проживали главным образом латыши37). Думаю, хорошие результаты можно ожидать при ретросказании грамотности для русского, украинского, белорусского, грузинского и других народов, населявших Россию в XIX в., поскольку миграционные процессы, как правило, проходили в границах этноса. В советское время переписи проходили более или менее регулярно: в 1920, 1926, 1939,1959, 1970, 1979, 1989 гг. (результаты последней переписи ещё не опубликованы). Благодаря этому мы располагаем достаточно полными данными о развитии грамотности в стране (см. табл. 3). Приведённые в табл. 3 данные сопоставимы в том смысле, что все переписи грамотными считали тех, кто не умел даже читать. Однако, с другой стороны, данные не сопоставимы, поскольку подавляющее число грамотных до 1926 г. обладало элементарной грамотностью — умением читать, писать и считать, в то время как с конца 1920-х гг. значительное, а с 1970 г. преобладающее число людей имело среднее (полное и неполное) образование: доля лиц со средним и высшим образованием среди населения в возрасте 10 лет и старше в 1939 г. — 11%, в 1959-м — 36%, в 1970-м — 48%, в 1979-м — 62%. {36} Таблица 3.
Ввиду этого при сравнении данных о грамотности за разные годы мы по необходимости уравняем тех, кто умел только читать, с теми, кто приобрел более обширные знания и навыки в начальной, средней и высшей школе. Поэтому для более адекватной оценки изменений в уровне образования населения в XX в. по сравнению с XIX в. введём более эластичный показатель — среднее число лет обучения (см. табл.4). Таблица 4.
Данный показатель за 1797—1926 гг. рассчитывался следующим образом. Сначала по проценту грамотных определялось количество грамотных; затем вычислялось суммарное число лет обучения населения в возрасте 9 лет и старше за счет начального образования путем умножения количества грамотных на два — среднее число лет обучения каждого грамотного человека в начальной школе40). Суммарное число лет обучения в начальной школе делилось на численность населения в возрасте 9 лет и старше и получалось среднее число лет обучения за счет начальной школы. После этого по численности лиц со средним и высшим образованием и длительности обучения в средней и высшей школе вычислялось суммарное число лет обучения за счёт среднего и высшего образования, принимая за число лет, проведенных в средних учебных заведениях (сверх двух лет, отданных начальной школе), 10 лет, в высших — 14 лет. Полученная цифра делилась на численность населения в возрасте 9 лет и старше и определялось среднее {37} число лет обучения одного человека за счет среднего и высшего образования. Сложение числа лет обучения одного человека за счет начальной, средней и высшей школы дает искомую величину — число лет обучения одного человека за счет всех видов обучения. Уровень образованности населения в 1926—1987 гг. определялся по данным об образовательной структуре населения, считая, что полное начальное образование требовало до 1964 г. четырёх лет обучения, с 1965 г. — трех, неполное среднее образование — соответственно, 7 и 8 лет, полное общее среднее образование — в 1926—1987 гг. — 10 лет, среднее специальное образование — 12 лет, незаконченное высшее образование — 13 лет, законченное высшее образование до 1959 г. — 14,5 лет, с 1960 г. — 15 лет. Собранные и систематизированные данные о динамике уровня образованности населения России—СССР за 1797—1987 гг. являются весьма ориентировочными и приблизительными. Они учитывают образование только с формальной, количественной стороны — процент грамотных или сколько лет потрачено на обучение. Между тем не менее важное значение имеют программы обучения и его качество — и то, и другое очень сильно изменились в течение изучаемого периода. В программах обучения происходил сдвиг от гуманитарного к естественно-техническому образованию. Что же касается качества обучения, то оно с конца XIX в., по мере того, как образование становилось массовым, обязательным, и до настоящего времени имело тенденцию ухудшаться, так как долгосрочное образование заменялось краткосрочным, очное — вечерним и заочным, уровень преподавания и требовательность к качеству знаний постепенно понижались. Вряд ли когда-нибудь эти факторы удастся учесть и построить динамический ряд, совершенно точно отражающий истинное изменение уровня образованности населения страны. Суммируем все наблюдения историков над развитием грамотности в России—СССР в табл. 5. Таблица 5.
Грамотность на Руси возникла с принятием христианства в конце X в. К середине XIII в. грамотных в возрасте 9 лет и старше насчитывалось 1-1,5% от всего населения данного возраста, к концу XVII в. — 2-2,5%, к концу XVIII в. — 4%, к середине XIX в. — 13%, к концу XIX в. —30%, к 1939 г. — 87%; только к 1956 г. была достигнута полная грамотность. До середины XX в. мужская грамотность сильно превосходила женскую, городская — сельскую (на протяжении всего исследуемого периода под грамотностью имелось в виду умение читать). В западноевропейских странах грамотность населения всегда находилась на более высоком уровне, чем в России. Но до конца XVI в. сведения о ней немногочисленны. Приведем некоторые из них, чтобы читатель получил представление о степени различия между грамотностью в России и Европе. Во Флоренции первой половины XVI в. доля умеющих читать среди взрослого населения обоего пола находилась в интервале 25-35%, в Лондоне 1460-х гг. доля умеющих читать среди взрослого мужского населения достигла 40%, доля грамотных мужчин в городском населении Англии — 25%, во всем населении страны 6-13% (женская грамотность была примерно в 2 раза ниже). Во Франции в первой половине XVI в. умеющих подписываться среди крестьянства насчитывалось 3-10%. До появления книгопечатания грамотность мужского населения в Европейских странах находилась на уровне 5-10%, и считается огромным достижением41). В России, как мы видели, мужская грамотность составляла в XV—XVII вв. 3-5%, и это можно рассматривать как большое достижение русских, ибо им приходилось жить в несравненно более тяжелых условиях. Массовые данные о грамотности в ряде стран, начиная с 1600 г., приведены в табл. 6. Они показывают, что, начиная с XVII в., разрыв в уровне грамотности между Россией и европейскими странами стал увеличиваться и своего максимума достиг к концу XIX в., после чего стал сокращаться и лишь к 1950-м гг. был ликвидирован. Чем же можно объяснить длительное и хроническое отставание России по уровню грамотности от Европы? Вопрос этот, несмотря на большую значимость, плохо изучен. Поэтому я ограничусь указанием на факторы, влияние которых, по моему мнению, являлось наибольшим. Важнейшая причина медленного развития грамотности, вероятно, состояла в господствовавшей до XVIII в. ментальности русских, которая сформировалась под влиянием православия. Одна из парадигм этой ментальности состояла в недоверчивом отношении к знанию и рассуждению, в отрицании роли разума в делах веры, в утверждении, что высшие истины познаются через созерцание, чувство и нравственный подвиг. Вторая парадигма состояла {39} в приоритете русского над иностранным, православия над всеми другими вероисповеданиями. Под влиянием этих установок философского и обыденного сознания в России сложилось отрицательное отношение к западноевропейской школе и свободной науке, поскольку школа и наука оценивались как органическая часть западной культуры, как проводники влияния католической, а позднее и протестантской церкви, представлявших, по мнению русских, прямую угрозу национальной русской культуре. Поэтому-то латынь — международный язык науки — была в России до XVIII в. под запретом и была для простых людей ересью. Таблица 6.
* В СССР грамотность — умение читать, в прочих странах — писать и читать. Заметим, что в трансформированном виде данные парадигмы просуществовали в сознании русского крестьянства — а это 85% населения страны в 1897 г.43) — до начала XX в. Б. Эклоф блестяще показал, как русское крестьянство в конце XIX — начале XX в. сознательно и успешно сопротивлялось проникновению функциональной грамотности и посредством её западных культурных стандартов в деревню ради сохранения традиционных устоев своей жизни44). О связи между антиобразовательной парадигмой и вероисповеданием свидетельствует тот факт, что в Прибалтике, включенной в состав России в начале XVIII в., где господствующим вероисповеданием были протестантизм и католичество, грамотность всегда находилась на более высоком уровне и развивалась в XVIII—XIX вв. намного быстрее, чём в русских районах. {40} В конце XVIII в. в протестантской по преимуществу Эстляндской губернии грамотность населения обоего пола в возрасте 9 лет и старше составляла 70%, в протестантско-католической Лифляндской губернии 50%, а в католической по преимуществу Курляндской губернии 27%, через 100 лет в 1897 г. грамотность составляла в Эстляндии 95%, в Лифляндии — 92%, в Курляндии — 85%45). Можно предположить, что потребность в грамотности со стороны широких слоев населения была низкой не только в субъективном, но и объективном смысле. Дело в том, что капиталистические отношения объективно, экономически побуждающие людей к усвоению грамотности, начали развиваться в России очень поздно — в XVIII в., вследствие этого товарно-денежные отношения не были широко распространены до конца XIX в. Достаточно сказать, что товарность сельскохозяйственного производства, где было занято даже в 1897 г. 74% населения, не превышала в конце XVIII в. 8%, в середине XIX в. — 13%, в начале XX в. — 25% валового сбора46). Добавим к этому слабость городов, в которых до середины XIX в. проживало менее 10%, а в 1914 г. — 15% всего населения, недоразвитость торговли и промышленности, где было занято всего 3% и 10% самодеятельного населения России в 1897 г.47) Таким образом, у широких слоев русского населения, по-видимому, длительное время вообще отсутствовали как внутренние, так и внешние стимулы к получению образования48). Со второй половины XIX в., как показано Б. Эклофом, нигилизм в отношении грамотности сменился нигилизмом в отношении функциональной грамотности. Даже у крестьянства возникла потребность в умении читать; однако умение учиться у книги, руководствоваться прочитанным и усвоенным в своем поведении так и не стало внутренней потребностью вплоть до 1917 г.49) Задачу большой важности представляет изучение влияния низкой грамотности и её развития на человека и на различные стороны российской действительности. Но и эта проблема обстоятельно не исследована. Между тем еще во второй половине XIX — начале XX в. была начата работа по изучению взаимосвязи между грамотностью и преступностью50), между грамотностью и благосостоянием населения51), по изучению влияния грамотности на производительность труда52), на заработную плату53), на характер хозяйственной деятельности людей54). Эта работа, насколько мне известно, не была продолжена, если не считать исследования экономической эффективности образования в СССР55). В широкой исторической перспективе влияние грамотности на экономический рост России в XIX—XX вв. изучалось мною56). Согласно проведенным расчётам, роль грамотности (и образования вообще) {41} существенна, поскольку темпы роста уровня образования населения примерно на треть обуславливали темпы роста национального дохода на душу населения. Не менее актуально исследование влияния грамотности на личность, ее внутренний мир, самосознание. В общем виде психологи и социологи установили, что в современных условиях с ростом образования повышается кругозор, общий уровень сознания, интеллектуальных способностей и профессиональной подготовки, человек успешнее справляется с жизненными проблемами и т.д.57) Однако неясно: образование какого уровня (среднее, высшее или начальное) и какого содержания изменяет личность, её способности, поведение; влияет ли сколько-нибудь существенно собственно грамотность на человека или она является только средством приобретения знаний из книги; как и при каких условиях грамотность становится функциональной; каким образом умение читать превращается в способность учиться посредством чтения; чем отличается поведение грамотного человека от поведения неграмотного и образованного человека; есть ли связь между культурой общества и грамотностью (в частности между европеизацией, модернизацией и грамотностью). На эти вопросы в состоянии ответить именно историк, так как их решение возможно только в том случае, если они рассматриваются в широкой исторической перспективе и в сравнительно-историческом плане. Попытку ответить на некоторые из этих вопросов на русском материале последней трети XIX — начала XX в. предприняли Б. Эклоф и Д. Брукс. Но они пришли на первый взгляд к разным выводам. Согласно Б. Эклофу, который изучал только русское крестьянство, грамотность не оказывала серьёзного воздействия на деревню ввиду того, что она была элементарной, поверхностной, не функциональной. Старшее поколение крестьян, понимая опасность, которую систематическое образование представляло для традиционной народной культуры, намеренно не допускало к глубокому образованию детей и молодежь. Поэтому если дети и учились, то недолго, около двух лет, и лишь умению читать, а не умению учиться у книг, осмысливать прочитанное. Этого было недостаточно, чтобы вызвать социальные изменения в деревне58). Д. Брукс исследовал динамику общественного сознания народа (без разделения на город и деревню) через призму коммерческой литературы. Он обнаружил, что система ценностей, утверждавшаяся этой литературой, изменялась в конце XIX — начале XX в., и отнес эту перемену в значительной мере на счет роста грамотности населения59). Но подобное заключение во многом априорно. Неясно, насколько адекватно отражала коммерческая литература ментальность, и если отражала, то ментальность каких социальных слоев и в какой мере. Мне представляется, что выявленные Д. Бруксом изменения в общественном сознании относились главным {42} образом к горожанам и к тонкому слою сельского населения, крестьянство они затронули очень мало. Если это так, то противоречия между Б. Эклофом и Д. Бруксом нет. Необходимо дальнейшее изучение этой проблемы. Подведем итоги. Грамотность на Русь пришла вместе с христианством в X в., но до XVIII в. развивалась крайне медленно, заметно отставая — и с каждым столетием все больше — от западноевропейских стран. С начала XVIII в., под влиянием начавшейся европеизации, правительство предпринимает значительные усилия по развитию образования в стране через сеть учебных заведений. Однако отсутствие серьезных побудительных мотивов у широких слоев населения не позволило существенно повысить уровень грамотности в России до середины XIX в. Только с отменой крепостного права и серией крупных реформ в 1860-е гг. и по мере развертывания промышленной революции и урбанизации в России во второй половине XIX в. в массе населения пробуждается интерес к грамотности. Одновременно с этим усилиями самого населения, правительства и русской интеллигенции создается широкая сеть школ; в 1908 г. Государственная Дума принимает закон о всеобщем начальном обучении. В результате грамотность начинает довольно быстро развиваться и к 1917 г. достигает 42%. В советское время эта тенденция сохранилась, благодаря чему в конце 1950-х гг. грамотность, наконец стала всеобщей. Если внешняя сторона грамотности — изменение её уровня — более или менее изучена (хотя для периода до XIX в. явно недостаточно), то ее внутренняя сторона — я имею в виду факторы развития грамотности, ее функции, а также влияние грамотности на человека и на различные стороны русской жизни — исследована крайне недостаточно и является актуальной проблемой современной науки.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|