Часть первая. Преддверие к видению. 17 страница

Как только я развернулся, похлопывание по шее прекратилось. После долгой мучительной паузы я услышал треск ломающихся в отдалении веток. Шумы больше не приближались. Казалось, они сосредоточились в определенном месте, расположенном довольно далеко от меня. Через некоторое время хруст веток слился с громким шелестом громадного количества листьев, словно сильный ветер пронесся по всему холму. Казалось, все кусты вокруг меня затрепетали. Хотя ветра не было, шелестящий звук и треск веток вызывали чувство, что весь холм был в огне. Мое тело было твердым как камень. Я сильно вспотел. Мне становилось все теплее и теплее. Я был совершенно уверен, что холм горит. Я не вскочил и не побежал только потому, что так оцепенел, что был практически парализован и даже не мог открыть глаза. В тот момент для меня имело значение только одно – вскочить и убежать от огня. В животе были ужасные спазмы, которые начали отрезать для меня поглощение воздуха. Мне стало трудно дышать. После долгой борьбы я восстановил дыхание и заметил, что шелест утих; лишь время от времени доносилось одиночное потрескивание. Звуки ломающихся веток становились все более и более отдаленными и редкими, пока совершенно не прекратились.

Мне удалось открыть глаза. Сквозь полуприкрытые веки я взглянул на землю перед собой. Было уже светло. Долгое время я ждал, не двигаясь, а затем начал выпрямляться. Я перевернулся на спину. На востоке над холмами взошло солнце.

Только через несколько часов я смог, наконец, выпрямить ноги, встать и потащиться вниз по склону. Я пошел к месту, где меня оставил дон Хуан. До него было, по моим соображениям, километра два, не больше. К полудню я добрался до опушки леса, но пройти оставалось еще не меньше, чем полкилометра.

Я остановился. Не было, наверное, на свете силы, которая могла бы заставить меня идти дальше. Ноги подкашивались. Я подумал о горных львах и попытался взобраться на дерево, но руки не могли удержать вес тела. Я прислонился к камню и примирился с мыслью умереть здесь. Я был убежден, что стану пищей для горных львов или других хищников. У меня не было сил даже бросить камень. Я не был голоден и не хотел пить. Недавно я нашел маленький ручеек и выпил много воды, но вода не помогла мне восстановить силы. Так я и сидел там, совершенно беспомощный, и чувствовал себя больше подавленным, чем испуганным. Я настолько устал, что не заботился больше о своей судьбе и заснул.

Я проснулся от какой-то тряски. Надо мной склонился дон Хуан. Он помог мне сесть и дал воды и жидкой каши. Засмеявшись, он сказал, что я выгляжу жалко. Я попытался рассказать ему о случившемся, но он знаком велел мне замолчать и сказал, что я неправильно нашел то место, которое должен был вчера запомнить, – оно находилось отсюда примерно в сотне метров. Потом наполовину повел, наполовину понес меня вниз, сказав, что отведет к реке и выкупает в ней. По дороге он заткнул мне уши какими-то листьями, которые были у него в сумке, а затем завязал мне глаза, положив по листу на каждый глаз и примотав куском ткани. Заставив меня снять одежду, он велел мне закрыть руками глаза и уши, чтобы быть уверенным, что я ничего не смогу видеть и слышать.

Дон Хуан растер все мое тело листьями, а затем погрузил меня в реку. Река была большая и глубокая – я стоял в воде вертикально, но дна не доставал. Дон Хуан поддерживал меня за правый локоть. Сначала я не ощущал, что вода холодная, но постепенно начал замерзать, и, в конце концов, холод сделался невыносимым. Дон Хуан вытащил меня и обтер какими-то листьями, имевшими специфический запах. Он одел меня и повел прочь. Мы шли довольно долго, прежде чем он снял с моих глаз повязку и вытащил листья из ушей. Он спросил, хватит ли у меня сил дойти до машины. Произошла странная вещь – я чувствовал себя очень сильным. Я даже взбежал на крутой холм, чтобы доказать это.

По пути к машине я множество раз спотыкался, а он смеялся. Я заметил, что его смех действует на меня укрепляюще, и чем больше он смеялся, тем лучше я себя чувствовал.

На следующий день я рассказал дону Хуану последовательность событий, начиная с того момента, когда он оставил меня. Он все время смеялся, особенно когда я сказал, что думал, что это была одна из его хитростей.

– Ты всегда думаешь, что тебя обманывают, – сказал он. – Ты слишком веришь себе. Ты действуешь так, словно знаешь все ответы. Но ты не знаешь ничего, мой маленький друг, ничего.

В первый раз дон Хуан назвал меня «маленьким другом». Это застало меня врасплох. Он заметил это и улыбнулся. В его голосе было столько теплоты, что меня охватила глубокая печаль. Я сказал ему, что от природы беспечен и глуп и что я никогда не пойму его мира. Я чувствовал себя глубоко взволнованным. Но он был очень доволен и заявил, что я сделал все очень хорошо.

Я спросил его о смысле моего опыта.

– У него нет смысла, – ответил он. – Это могло случиться с кем угодно, особенно с человеком, просвет которого открыт, как у тебя. Это было совершенно обычным. Любой воин, который когда-либо отправлялся на поиски союзников, мог бы многое рассказать тебе о том, что они вытворяют. Тебе еще повезло – с тобой обошлись довольно мягко. Однако просвет твой открыт, и именно это заставляет тебя так нервничать. Но невозможно сделаться воином за одну ночь. Так что возвращайся домой и не возвращайся до тех пор, пока не придешь в себя и пока просвет твой не закроется.

Глава 17

Я не был в Мексике несколько месяцев. Все это время я работал над своими записками, и впервые за десять лет учение дона Хуана начало обретать для меня реальный смысл. Я почувствовал, что вынужденные длительные перерывы в обучении шли мне на пользу, давая возможность осмыслить свои находки и расположить их в порядке, соответствующем моей подготовке и моим интересам. Однако события, происшедшие за время последнего визита к дону Хуану, указали на преждевременность моего оптимизма в отношении понимания его знания.

Последняя запись в моем блокноте датирована 16 октября 1970 года. Те события стали для меня поворотными. Они ознаменовали не только окончание цикла инструкций, но и начало нового цикла, настолько сильно отличающегося от предыдущего, что я почувствовал, что в этой точке должен закончить свой репортаж.

Когда я подъехал к дому дона Хуана, он сидел на обычном своем месте у двери под рамадой. Я поставил машину в тени дерева, взял портфель и сумку с продуктами, подошел к нему и громко поздоровался. И тут выяснилось, что он не один. Незнакомый мне человек сидел за кучей дров и смотрел на меня. Дон Хуан приветливо помахал мне рукой, его гость – тоже. Судя по одежде, он был не индейцем, а мексиканцем с юго-запада: на нем были голубые джинсы, бежевая рубашка, стетсоновская шляпа и ковбойские сапоги.

Я заговорил с доном Хуаном, и затем взглянул на мексиканца. Тот улыбнулся мне. Какое-то время я пристально смотрел на него.

– Наш маленький Карлос совсем не хочет со мной разговаривать, – сказал он дону Хуану. – Только не говори мне, что он сердит на меня!

Прежде, чем я смог что-то сказать, они оба расхохотались. Только тогда я понял, что незнакомец был доном Хенаро.

– Ты не узнал меня, да? – спросил он, все еще смеясь.

Я вынужден был признаться, что его наряд сбил меня с толку.

– Что ты делаешь в этих краях, дон Хенаро?

– Он приехал насладиться горячим ветром, – сказал дон Хуан. – Не правда ли?

– Верно, – сказал дон Хенаро. – Ты не представляешь, что может сделать горячий ветер для тела такого старика, как я.

Я сел между ними.

– И что же он делает с твоим телом? – спросил я.

– Горячий ветер рассказывает моему телу исключительные вещи, – ответил дон Хенаро.

Он повернулся к дону Хуану, и глаза его заблестели.

– Не так ли?

Дон Хуан утвердительно кивнул.

Я сказал им, что сезон горячих ветров Санта Анна был худшим временем года для меня, и поэтому очень странно, что дон Хенаро приезжал искать ветер, тогда как я убегал от него.

– Карлос не переносит жары, – сказал дон Хуан дону Хенаро. – Когда становится жарко, он задыхается, как ребенок.

– За…что?

– 3а…дыхается.

– Боже мой! – сказал дон Хенаро, изображая беспокойство, и неописуемо смешным жестом выразил крайнее отчаяние.

Потом дон Хуан объяснил ему, что я так долго не приезжал из-за неприятного приключения с союзниками.

– О, так ты, наконец, встретил союзника! – сказал дон Хенаро.

– Кажется, да, – осторожно ответил я.

Они расхохотались. Дон Хенаро два или три раза легонько похлопал меня по спине. Я расценил этот жест как выражение сочувствия. Задержав руку на моем плече, он посмотрел мне в глаза, и я почувствовал спокойную удовлетворенность. Но это длилось лишь мгновение, а потом дон Хенаро произвел со мной какую-то невообразимую манипуляцию, и на меня вдруг навалилась такая тяжесть, будто на плечи мне взвалили валун. Ощущение было таким, словно вес его руки увеличился в десятки раз. В конце концов, я не удержался и под этим грузом начал сгибаться вперед, пока не стукнулся головой о землю.

– Малютке Карлосу нужна помощь, – сказал дон Хенаро, бросив на дона Хуана заговорщицкий взгляд.

Я выпрямился и посмотрел на дона Хуана, но он глядел куда-то вдаль. Я с досадой подумал, что дон Хуан ведет себя так, словно не имеет ко мне никакого отношения. Дон Хенаро засмеялся. Похоже, что он ждал моей реакции.

Я попросил его еще разок положить руку мне на плечо, но он не захотел. Я потребовал, чтобы он хотя бы объяснил, что это было. Он усмехнулся. Я снова обратился к дону Хуану:

– Рука дона Хенаро была такой тяжелой, что чуть не раздавила меня.

– Ничего по этому поводу не могу сказать, – произнес дон Хуан в своей комической манере. – Он никогда не клал руку мне на плечо.

И они оба расхохотались.

– Что ты со мной сделал, дон Хенаро? – спросил я.

– Положил руку тебе на плечо, только и всего, – ответил он невинно.

– Положи еще раз.

Он отказался. Тут вмешался дон Хуан и попросил меня рассказать дону Хенаро о том, что со мной происходило в ту ночь в горах. Я решил, что от меня требуется подробный отчет, и принялся рассказывать с полной серьезностью. Но чем серьезнее я становился, тем сильнее они хохотали. Я даже пару раз останавливался, но они просили продолжать. Когда я закончил, дон Хуан сказал:

– Союзник придет к тебе независимо от твоих чувств, – сказал дон Хуан, когда я закончил свой отчет. – Я имею ввиду, что тебе ничего не нужно делать для того, чтобы приманить его. Ты можешь сидеть без дела или думать о женщинах и вдруг – хлоп! – кто-то похлопает тебя по плечу. Обернешься – а сзади стоит союзник.

– Что я могу сделать, если такое произойдет?

– Э-э, минуточку, – сказал дон Хенаро. – Вопрос некорректен. Надо спрашивать не о том, что ты можешь сделать, – ты не можешь сделать ничего, и это вполне очевидно, – а следует спросить: что может сделать воин?

Моргая, он повернулся ко мне, склонив голову вправо и скривив рот.

Я посмотрел на дона Хуана, пытаясь по его виду понять, шутит дон Хенаро или нет, но дон Хуан сидел с каменным выражением лица.

– Ладно, – сказал я. – Что делает в таком случае воин?

Дон Хенаро подмигнул и почмокал губами, как бы подбирая подходящее слово. Он неотрывно смотрел на меня, потирая подбородок.

– Воин делает в штаны, – произнес он с величественной невозмутимостью, доступной только индейцу.

Дон Хуан закрыл лицо руками, а дон Хенаро хлопнул ладонью по земле, и оба разразились хохотом.

– Страх есть нечто такое, с чем никогда нельзя полностью разделаться, – сказал дон Хуан, отсмеявшись. – Если воина застали врасплох в настолько жесткой ситуации, он, не задумываясь, поворачивается к союзнику спиной. Воин не может индульгировать, поэтому он не может умереть от страха. Воин позволяет союзнику прийти только тогда, когда находится в хорошей форме и готовности. Когда воин достаточно силен для схватки, он открывает свой просвет, бросается на союзника, хватает, держит его прижатым к земле и неотрывно смотрит на него столько, сколько нужно, а потом отводит глаза и отпускает союзника на все четыре стороны. Воин, дружок, он воин и есть. В любой ситуации он – мастер.

– Что будет, если слишком долго смотреть на союзника? – спросил я.

Дон Хенаро посмотрел на меня и изобразил пронзительный взгляд.

– Кто знает? – сказал дон Хуан. – Может, Хенаро расскажет тебе, что было с ним…

– Может, и расскажу, – промолвил дон Хенаро и усмехнулся.

Дон Хенаро встал, потянулся, хрустнув суставами, и вытаращил глаза, так что они округлились и стали совершенно безумными.

– Хенаро собрался пустыню встряхнуть, – продекламировал он и направился в чаппараль.

– Хенаро хочет тебе помочь, – сказал дон Хуан доверительным тоном. – Когда мы были у него, он сделал с тобой такую же штуку, и ты почти видел.

Я подумал, что речь идет об уроке у водопада, но он, оказывается, имел в виду неземной грохот, который я слышал возле дома дона Хенаро.

– Кстати, что это было? – спросил я. – Мы тогда посмеялись, но ты так ничего и не объяснил.

– Но ты так ничего и не спросил.

– Я спрашивал.

– Нет, ты спрашивал о чем угодно, только не об этом.

Во взгляде дона Хуана было обвинение.

– Это – искусство Хенаро. Кроме него, никто на такое не способен. Ты тогда почти видел.

Я сказал, что мне и в голову не приходило, что между видением и этим странными звуками может быть какая-то связь.

– А почему бы и нет? – спросил он решительно.

– Я думал, что видение связано с глазами, – сказал я.

Он посмотрел на меня так, как будто со мной было что-то не в порядке.

– Я никогда не говорил, что видение связано только с глазами, – сказал он, недоуменно покачивая головой.

– Как он это делает? – не отставал я.

– Он уже говорил тебе, – резко ответил дон Хуан.

В этот момент раздался странный грохот.

Я подскочил, а дон Хуан рассмеялся. Звук был похож на грохочущую лавину. Слушая его, я осознал довольно смешной момент – большинство моих представлений о звуках почерпнуто из кинофильмов. Грохот, который я слышал, был похож на тот звук, которым в кино сопровождается мощная лавина, когда снег со всего склона горы обрушивается в долину.

Дон Хуан схватился за бока, словно они болели от хохота. Громоподобный раскат потряс землю подо мной. Как будто катился огромный валун. Звучало это так, словно валун катился прямо на меня. Я испытал момент огромного замешательства. Мышцы напряглись, все тело приготовилось к бегству.

Я взглянул на дона Хуана. Он смотрел на меня. И тут я услышал самый страшный удар в своей жизни. Сила звука была необычайной, словно огромный обломок скалы рухнул прямо за домом. Все задрожало, и в этот миг я испытал крайне необычное восприятие: в течение какого-то мгновения я действительно «видел» за домом огромный валун величиной с гору. Но это не было изображением валуна, наложенным на пейзаж, окружавший дом. Не было это также и видением реального валуна. Скорее всего, это можно было описать как образ гигантского валуна, рожденный звуком. Я «видел» звук! Мое восприятие было настолько непостижимым, что я пришел в отчаяние и невыразимое замешательство. Я никогда не подозревал, что мои органы чувств способны воспринимать таким странным образом. Меня охватил рациональный страх, и я рванулся бежать, но дон Хуан схватил меня за локоть и сказал, чтобы я никуда не убегал и не вертел головой, а смотрел в том направлении, куда ушел дон Хенаро.

Последовала еще целая серия звуков, как будто несколько камней кучей свалились, стуча друг о друга. Потом все стихло. Через несколько минут дон Хенаро вернулся и сел под рамадой. Он спросил, видел ли я. Я не знал, что отвечать. Я взглянул на дона Хуана. Тот смотрел на меня.

– Я думаю, да, – сказал он и усмехнулся.

Я хотел сказать, что понятия не имею, о чем идет речь. Я был крайне разочарован и физически ощущал злость и крайнее неудобство.

– Думаю, что ему нужно побыть здесь одному, – сказал дон Хуан.

Они встали и прошли мимо меня.

– Карлос индульгирует в своем замешательстве, – громко проговорил дон Хуан.

Несколько часов я был один, и у меня было достаточно времени, чтобы поработать над своими заметками и поразмышлять над абсурдностью своего опыта. Когда я думал об этом, для меня стало очевидным, что с того момента, как я увидел дона Хенаро, сидящего под рамадой, вся ситуация приняла настроение фарса. И чем больше я об этом думал, тем очевиднее становилось: дон Хуан передал дону Хенаро «бразды правления». Это наполнило меня зловещим предчувствием.

Они вернулись в сумерках и сели рядом со мной. Придвинувшись, дон Хенаро почти на меня навалился. Его тонкое хрупкое плечо коснулось меня, и возникло то же ощущение, что и тогда, когда он положил мне на плечо ладонь. Меня согнуло под весом сокрушительного груза, и я повалился на колени дона Хуана. Он помог мне подняться и в шутку спросил, не собирался ли я вздремнуть у него на коленях.

Дон Хенаро, похоже, был обрадован. Глаза его сияли. Мне хотелось плакать. Было такое чувство, словно я зверь, которого загнали в загон.

– Я тебя пугаю, да, Карлитос? – спросил дон Хенаро с видом искренней озабоченности. – Ты похож на дикую лошадь.

– Расскажи ему какую-нибудь историю, – сказал дон Хуан. – Это единственное, от чего он успокаивается.

Они отодвинулись и сели напротив, с любопытством меня разглядывая. Глаза их мерцали в темноте подобно темным озерам. Это не были человеческие глаза, они внушали ужас. Некоторое время мы смотрели друг на друга, потом я не выдержал и отвел взгляд. Я обнаружил, что не боюсь их, и, в тоже время, их глаза пугали до такой степени, что меня начала бить дрожь. Я был в полном недоумении и чувствовал себя крайне неуютно.

После непродолжительной паузы дон Хуан потребовал, чтобы дон Хенаро рассказал мне о том, что произошло, когда он пытался переглядеть своего союзника. Дон Хенаро сидел в полутора метрах от меня. Он ничего не сказал. Я взглянул на него. Мне показалось, что его глаза раз в пять больше, чем нормальные глаза обычного человека. Они сияли и неодолимо притягивали. То, что казалось светом его глаз, доминировало над всем вокруг. Тело дона Хенаро как бы сжалось и было похоже на кошачье. Я заметил, что это кошкообразное тело шевельнулось, и испугался. Совершенно автоматически я принял «боевую позу», ритмично ударяя ладонью по лодыжке. Это случилось непроизвольно, словно всю жизнь я только тем и занимался, что отрабатывал технику магической защиты. Опомнившись, я почувствовал неловкость и взглянул на дона Хуана. Он смотрел на меня в своей обычной манере. Его глаза были добрыми, они успокаивали. Он громко засмеялся. Дон Хенаро издал звук, похожий на мурлыканье, встал и ушел в дом.

Дон Хуан объяснил, что Хенаро очень силен и не любит ходить кругами. Глазами он меня только дразнил. И снова выяснилось, что я знаю гораздо больше, чем мне кажется. Еще дон Хуан упомянул о том, что в сумерках маги очень опасны, а такие мастера, как Хенаро, могут творить невообразимые чудеса.

Несколько минут прошли в молчании. Мне стало лучше. Разговаривая с доном Хуаном, я расслабился, ко мне вернулась уверенность. Затем он сказал, что неплохо бы перекусить, потому что вскоре мы отправимся на прогулку. Дон Хенаро собирается показать мне технику того, как прятаться*.

Я спросил, что он имеет в виду под «техникой того, как прятаться». Он ответил, что больше не будет мне ничего объяснять, так как объяснения лишь толкают меня к индульгированию.

Мы вошли в дом. Дон Хенаро сидел в свете керосиновой лампы с набитым ртом и жевал.

После еды мы втроем направились в густой чаппараль. Дон Хуан шел рядом со мной, дон Хенаро – в нескольких метрах впереди. Ночь была довольно светлой. Несмотря на плотную облачность, лунного света было достаточно. В какой-то момент дон Хуан остановился и велел мне идти за доном Хенаро. Я заколебался. Легонько подтолкнув меня, он сказал, что все нормально, и добавил, что я всегда должен находиться в состоянии готовности и верить в собственные силы.

Я пошел за доном Хенаро. В течение двух часов я пытался его догнать, но, как ни старался, расстояние между нами не сокращалось. Его силуэт все время маячил впереди. Иногда он исчезал, словно отпрыгнув с тропы в сторону, но лишь затем, чтобы спустя мгновение вновь появиться все на том же расстоянии. Что же касается меня, то мне эта прогулка казалась бессмысленной, было непонятно, к чему это все вообще. За доном Хенаро я шел только потому, что не знал обратной дороги. Я не мог понять, что он делает, и думал, что мы идем к какому-то неизвестному мне месту в гуще чаппараля, где дон Хенаро покажет мне технику прятанья, о которой говорил дон Хуан. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что дон Хенаро находится где-то позади меня. Я оглянулся и на некотором расстоянии заметил фигуру человека. Эффект был пугающим. Я изо всех сил вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть, кто там стоит. От него меня отделяло метров пятнадцать. Фигура почти сливалась с кустами, она словно бы пряталась среди теней. Логически рассуждая, я пришел к заключению, что это должен быть дон Хуан. Видимо, все это время он следовал за нами. В то же мгновение, когда я сделал этот вывод, человек исчез. Я больше не мог различить его среди кустов.

Я пошел туда, где он стоял, но никого не нашел. Дона Хенаро тоже нигде не было видно, и, поскольку я не знал дороги, пришлось сесть на землю и ждать. Через полчаса подошли дон Хуан и дон Хенаро и позвали меня по имени. Я встал и подошел к ним.

Возвращались мы в полном молчании. Мне хотелось этого перерыва, так как я был совершенно сбит с толку. Фактически я не узнавал самого себя. Дон Хенаро делал со мной что-то такое, что удерживало меня от формулирования мыслей тем способом, к которому я привык. Это обнаружилось, когда я сидел на тропинке. Садясь, я машинально глянул на часы. После этого мышление как бы выключилось, в сознании воцарилась полная тишина. Тем не менее, это было состоянием бдительности, которое я никогда не испытывал раньше. Это было безмыслие, сравнимое с полной беззаботностью. Казалось, что мир странно уравновешен, в нем ничего нельзя было добавить или убавить.

Когда мы пришли, дон Хенаро расстелил циновку и лег спать. Мне очень хотелось обсудить с доном Хуаном сегодняшние события, но он запретил мне разговаривать.

18 октября 1970

– Кажется, я понимаю, что Хенаро пытался со мной сделать прошлой ночью, – обратился я к дону Хуану.

Я сказал это, чтобы как-то его зацепить. Его упорное нежелание со мной разговаривать действовало на нервы.

Дон Хуан улыбнулся и покачал головой, как бы соглашаясь со мной. Но глаза его при этом насмешливо блестели.

– Ты не думаешь, что я понял, не так ли? – вынужден был спросить я.

– Я полагаю, что ты понял.… Фактически ты понял это. Ты понял, что Хенаро все время шел сзади, однако дело здесь не в понимании.

Его утверждение о том, что Хенаро все время шел сзади, меня поразило. Я попросил объяснить.

– Твой разум настроен отыскивать только одну сторону этого.

Он взял хворостинку и начал двигать ею в воздухе. Он не рисовал в пространстве, а, скорее, делал движения, похожие на движения его пальцев, когда он извлекает мусор из кучи семян. Он как бы царапал и мягко колол воздух.

Дон Хуан повернулся и взглянул на меня, но я недоуменно пожал плечами. Он придвинулся поближе и повторил движения, нарисовав на земле восемь точек. Обведя первую из них кружком, он сказал:

– Ты здесь. Все мы здесь. Это – чувство, и мы движемся отсюда сюда.

Он обвел кружком еще одну точку, расположенную непосредственно над первой. Затем он несколько раз прочертил линию, соединявшую первую точку со второй, как бы изображая оживленное движение.

– Есть, однако, еще шесть точек, с которыми человек может иметь дело. Большинство людей ничего не знают о них.

Он ткнул хворостинкой в линию на земле, соединявшую первые две точки.

– Движение между этими двумя точками ты называешь пониманием. Это то, чем ты занят всю свою жизнь. И если ты скажешь, что понимаешь мое знание, то не сделаешь ничего нового.

Потом он соединил некоторые из восьми точек между собой. Получилась вытянутая трапециевидная фигура, в которой было восемь центров с неодинаковым числом лучей.

– Каждая из оставшихся шести точек – это мир, подобно тому, как чувство и понимание являются двумя мирами для тебя.

– А почему их всего восемь? – осведомился я. – Почему не бесчисленное количество, как в окружности? Я нарисовал на земле окружность. Дон Хуан улыбнулся.

– Мне известно только восемь точек, с которыми человек может иметь дело. Наверное, на большее люди не способны. Причем я говорю «иметь дело», а не «понимать». Чувствуешь разницу?

Он сказал это таким шутовским тоном, что я засмеялся. Намек на мою манеру настаивать на точном определении слов был весьма определенным.

– Твоя проблема в том, что ты непременно хочешь все понять, а это – невозможно. Сводя все к пониманию, ты не принимаешь в расчет все свои возможности как человеческого существа. Твой камень преткновения остался нетронутым. Поэтому за все эти годы ты, по сути, так ничего и не сделал. Безусловно, тебя удалось вытряхнуть из тотальной дремоты, но этого можно было добиться и другими способами при других обстоятельствах.

После небольшой паузы дон Хуан сказал мне, что мы едем к водному каньону. Когда мы садились в машину, дон Хенаро вышел из дома и присоединился к нам. Мы проехали часть пути, а потом пешком пришли в глубокое ущелье. Дон Хуан выбрал место для отдыха в тени большого дерева. Мы сели, и он сказал:

– Ты когда-то рассказывал, как вы с приятелем сидели и смотрели на высокий клен, с которого медленно падал лист. И твой приятель сказал, что никогда больше этот лист не упадет с этого дерева. Помнишь?

Я помнил. Он сказал:

– Мы – у подножия высокого дерева. Напротив – еще деревья. Давайте посмотрим, как с верхушки вон того упадет лист.

Он кивнул головой, предлагая мне смотреть. На другой стороне каньона стояло высокое дерево. Листья на нем высохли и были желтовато-бежевыми. Еще одним кивком головы дон Хуан дал мне понять, что смотреть следует не отрываясь. Через несколько минут на самой верхушке дерева от ветки оторвался лист. Он медленно падал вниз, трижды ударившись о другие листья и ветки, прежде чем достиг земли.

– Ты видел?

– Да.

– Этот лист никогда уже больше не упадет с этого дерева, не так ли?

– Верно.

– С точки зрения твоего понимания это – неоспоримая истина. Но только с точки зрения понимания. Смотри.

Я машинально поднял глаза и увидел падающий лист. Он в точности повторил траекторию предыдущего. Казалось, я вижу телевизионный повтор. Проследив за волнообразным движением листа до того момента, как он коснулся земли, я привстал в надежде увидеть, сколько листьев лежит в месте его падения – один или два. Но густая трава не позволяла разглядеть, куда он упал. Дон Хуан засмеялся и велел мне сесть.

– Смотри, – он кивнул головой на верхушку дерева, – опять падает, и снова – тот же самый.

Третий лист падал точно так же, как и первые два.

Когда лист скрылся в траве, я уже знал, что сейчас дон Хуан опять покажет на верхушку дерева. Не дожидаясь указания, я поднял глаза. Лист падал. Я осознал, что только в первый раз видел, как лист отрывался от ветки. Или, точнее сказать, только в первый раз я видел падающий лист с того мгновения, как он оторвался от ветки. Остальные три раза он уже падал, когда я поднимал голову.

Я сказал об этом дону Хуану и попросил объяснить:

– Я не понимаю, каким образом ты заставляешь меня видеть повтор того, что уже было. Что ты со мной делаешь?

Он засмеялся и не ответил. Я настаивал на том, что он должен рассказать мне, как я мог видеть, что лист падал снова и снова, поскольку с точки зрения моего здравого смысла такого не может быть. Он ответил:

– С точки зрения моего здравого смысла – тоже. Однако ты был свидетелем того, что он падал снова и снова.

Потом он обратился к дону Хенаро:

– Что, разве не так?

Дон Хенаро не отвечал, пристально глядя на меня.

– Но это невозможно! – произнес я.

– Ты прикован! – воскликнул дон Хуан. – Ты прикован к своему здравому смыслу. Один и тот же лист падает снова и снова с одного и того же дерева только для того, чтобы ты отказался от попыток понять.

Доверительным тоном он сказал мне, что с самого начала все складывалось как нельзя более удачно, однако, как всегда, в самом конце моя мания все испортила, и я словно ослеп.

– Понимать тут нечего. Понимание – это лишь крохотная частичка. Совсем крохотная.

Дон Хенаро встал. Они с доном Хуаном обменялись быстрыми взглядами. Потом дон Хуан уставился в землю перед собой. Дон Хенаро подошел ко мне, встал напротив и начал синхронно взмахивать обеими руками – вперед-назад, вперед-назад.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: