Модельное представление о генезисе и функционировании социально-политических общностей как социально-территориальных систем 2 страница

Статическая модель социально-территориальной системы
Политико-психологический анализ как приклад-ное исследование имеет две компоненты: политиче-скую и собственно психологическую. Выделение пер-вой не сталкивается с особыми теоретическими и методологическими трудностями. И на социологиче-ском, и на конкретно-политическом уровнях анализа объект и предмет исследования устанавливаются дос-таточно легко и ясно, поскольку отграничение поли-тики от других, неполитических сфер и форм деятель-ности прочерчено с высокой степенью четкости и в массовом сознании, и тем более в специальной лите-ратуре.
С выделением психологической компоненты слож-нее. Она заведомо присутствует везде, где хотя бы есть человек, тем более человек действующий. Ограничи-ваться анализом только поведения конкретной лично-сти в конкретной ситуации или процессе значило бы непомерно зауживать сферу психологического и силь-но ограничивать свои прогностические возможности: вне поля зрения и учета оставались бы тогда многочис-ленные общественно-психологические и историко-пси-хологические факторы. Необходимость и желание вы-явить такие факторы немедленно ставят проблему отделения «психологического» от «непсихологическо-го»: как исследователь может быть уверен, что при объяснении данного сложного явления или процесса предпочтение должно быть отдано действию закономер-ностей именно психологического ряда, а не, допустим, экономического, политического или какого-то иного?
Ответ на этот вопрос предполагает определение, применительно к каждому конкретному ППА-иссле-дованию, круга реальных носителей психологических качеств (субъектов рассматриваемых процессов); кри-териев вычленения психологических факторов и закономерностей из всех прочих; конкретного знания анатомии реального анализируемого процесса. Ста-тическая модель СТС и призвана в принципе дать ответы на перечисленные вопросы.
Проблема того, кто является носителем психоло-гических, общественно-психологических, а также поли-тико-психологических свойств и качеств в анализируемых явлениях и процессах, имеет ключевое теоретическое и методологическое значение, но она в то же время не-проста в нескольких отношениях.
Прежде всего, в принципе неправомерно говорить о психологии любого рода безотносительно к субъек-ту. Психология — непременная предпосылка сознания, последнее же — один из важнейших родовых призна-ков субъекта. Поэтому психология как бы дважды неразрывна с субъектом: она просто невозможна без субъекта, и, кроме того, психология всегда есть пси-хология какого-то конкретного субъекта или некоторой их группы. Следовательно, при ППА любых явлений и процессов должен быть в первую очередь установ-лен реальный круг субъектов-участников не полити-ческой жизни вообще, а именно рассматриваемых процессов. Первое и второе, как будет показано да-лее, вовсе не одно и то же.
Поэтому во всех случаях каждый раз необходимо устанавливать какие-то критерии, объективные па-раметры субъектности (способности быть субъектом), т. е. тот необходимый и достаточный набор признаков, который позволяет сделать вывод, что данный участ-ник процесса действительно обладает субъектообра-зующими признаками и может, применительно к дан-ному процессу, быть признан одним из его субъектов.
Отдельно взятую личность, индивида правомерно априори считать субъектом (по крайней мере, до тех пор, пока не доказано обратное), ибо любой человек в жизни, независимо от его социального положения, степени активности, даже психического здоровья все-гда имеет и осуществляет какой-то выбор, преследует какие-то свои цели, руководствуется некоторыми пред-ставлениями об окружающем его мире, и т. д. Иное дело — выяснение того, является ли он субъектом политики, при каких обстоятельствах может вступить в политическую жизнь своего общества или выйти из нее; на эти вопросы и призван отвечать ППА.
Проблемой остается и определение сложного со-циального субъекта (ССС). С точки зрения психологии и социальной психологии, род людской не является единым целым, хотя и не сводится только к механиче-ской сумме входящих в него индивидов. Кроме того, с социально-психологических позиций несомненно, что народ, нация, классы, т. е. крупные и крупнейшие со-циальные общности, не могут непосредственно участ-вовать в общественных, в том числе политических, от-ношениях. Иными словами, в таком случае не могло бы существовать самого явления общественных от-ношений, а значит, и политики как одной из их сфер и направлений. Следовательно, общественные отно-шения в принципе не могут быть редуцированы к межличностным, хотя и включают в себя эти послед-ние в тех случаях, когда такие межличностные отно-шения устанавливаются в связи с практическим осу-ществлением каких-то социальных отношений более высокого уровня.
Понятие социального субъекта хорошо известно отечественной и мировой обществоведческой литера-туре: это «юридическое лицо» в праве, «экономический субъект» в теориях экономики и рынка, «субъект меж-дународных отношений» в международном праве, тео-рии международных отношений и внешней политики, собственно «социальный субъект» в социологии, поли-тологии, теории управления. Все перечисленные нау-ки, однако, не дают определения такого субъекта, огра-ничиваясь интуитивным пониманием данной категории на уровне здравого смысла или, как, например, в пра-ве — некоторыми признаками сугубо формального по-рядка («юридическое лицо» есть должным образом зарегистрированная организация). Естественно, что все они не задаются вопросом о психологии такого субъек-та, он просто не входит в число их задач. Но для любого психологического исследования именно этот вопрос является краеугольным, что требует более строгого, менее интуитивного подхода к определению сложного социального субъекта (ССС).
Прежде всего ССС должен существовать физиче-ски как вполне реальное материальное образование, иметь достаточно четко определимые физические пре-делы, рамки, границы, формы. В психологическом и конкретно-социальном смыслах не могут быть призна-ны субъектами класс, нация, социальная группа: эти и некоторые другие понятия суть абстрактные аналити-ческие (иногда чисто статистические, как, например, «класс») категории, а не реальные человеческие организации. Ими можно оперировать в философско-социо-логических теориях и концепциях, но не на уровне конкретного политико-психологического анализа. Разу-меется, физические формы социального образования, характер и мера его внутренней самоорганизации могут варьироваться в очень широких пределах, но формы ССС должны быть материально осязаемы.
При этом он должен существовать как некое еди-ное, органически взаимосвязанное целое, как самостоя-тельное качество, а не просто сумма образующих его исходных качеств. Иными словами, ССС должен об-ладать внутренней организацией, системностью, це-лостностью как минимум в двух ипостасях. С одной стороны, должны существовать некий организацион-ный стержень, организационная матрица ССС, выпол-няющие как технологические, так и идеологические, управленческие, политические и т. п. функции. Такая структура может иметь весьма различные формы, масштабы, но она должна быть. С другой стороны, должно существовать и некоторое, хотя бы в самых общих чертах выраженное, «самосознание организа-ции»: признание всеми ее элементами хотя бы самого факта своей включенности в некую структуру, более широкую и качественно иную, нежели они сами.
Главный психологический признак субъекта — наличие у него внутренней мотивации, способности к целеполаганию и воли к действию, отличных от соот-ветствующих качеств входящих в ССС частей, элемен-тов, подсистем. У субъекта под его внутренними побу-ждениями и воздействиями, приходящими из внешнего по отношению к нему мира, должны возникать какие-то потребности, стремления, желания. Эти мотивы должны отливаться в его сознании в представления о целях и задачах его действий, о путях и средствах, ведущих к достижению желаемого. Сознавая свои цели, субъект должен обладать способностью соответствен-но спланировать и выстроить свое поведение и моби-лизовать свои волевые возможности для того, чтобы в практических действиях придерживаться избранной линии, не терять долговременные ориентиры и цели своего поведения. Требование же у ССС механизмов целеполагания и воли предполагает существование у него как некоего «управляющего центра», так и сис-тем, обеспечивающих его дееспособность.
Таким образом, ССС — это реально существующая форма организации коллективной жизни и/или деятельности некоторого числа людей, обладающая объектив-ным внутренним организационным единством (объек-тивной системностью), осознанием самой себя как целостного образования (системным самосознанием), способностью к высшему целеполаганию, отличному от простой суммы целей составляющих ее подсистем (сис-темным целеполаганием), и способностью к подчине-нию своей деятельности, а если необходимо, то и струк-туры, достижению общесистемных целей.
В действительности общественная жизнь не знает столь идеальных и завершенных форм, на практике речь может идти, как правило, лишь о том, сколь да-леко продвинулось (по сравнению с функционально и логически требуемым идеалом) развитие каждого из перечисленных признаков у данного конкретного об-щественного образования, «подозреваемого» на субъ-ектность, а также о том, дает ли совокупная мера та-кого продвижения достаточные основания считать данную общественно-организационную форму — пар-тию, движение, союз, блок, ведомство, фирму и т. д., — обладающей качеством субъекта. Определение субъектности в каждом случае прин-ципиально важно с теоретической, методологической и практической точек зрения. Если наличие субъект-ности установлено, то отсюда автоматически должен следовать вывод о том, что со стороны данного обра-зования имеет место некая осознаваемая и целенаправ-ленная деятельность (иное дело, насколько она реаль-но осознается субъектом, каковы его конкретные цели, в какой мере он способен контролировать собствен-ное поведение и т. д. — все это и должен тогда уста-навливать аналитик, занимающийся ППА).
Если же необходимых и достаточных признаков субъектности не установлено, то отсюда следует, что аналитик сталкивается со стихийными явлениями и процессами, с объективно складывающимися тенден-циями, со случайными событиями, связями, обстоя-тельствами. Во всем этом тоже может присутствовать значительная доля «психологического», но здесь уже будет психология иного уровня, отличного от того, который существовал бы в случае субъектности дан-ного образования. Естественно, указанный момент должен учитываться и в методах исследования соот-ветствующих психологических явлений и процессов, и в содержании рекомендаций о возможных воздей-ствиях на них.
Есть и практическая грань проблемы, причем в политике особенно важная. Аналитик, занимающийся ППА, постоянно сталкивается с задачей истолкования действительного смысла тех или иных сложных си-туаций, допускающих многозначное понимание их. Человек вступает в политику, конкретные политиче-ские действия и процессы и выходит из них, не меняя при этом своей субъектности. Личность остается субъ-ектом всегда и при любых обстоятельствах (по край-ней мере в психологическом понимании субъектности). Качества же ССС могут меняться на протяжении его существования, причем неоднократно, как в сторону повышения его субъектного потенциала, так и в сто-рону временной или окончательной утраты им качеств субъекта (утрата таких качеств отнюдь не тождественна прекращению физического или политического суще-ствования этого субъекта).
В рамках конкретного ППА-исследования значе-ние различых субъектов может колебаться в весьма широких пределах: от ничтожно малого.до принципи-ально значимого. Оно к тому же может меняться и во времени, если соответствующее исследование охваты-вает достаточно длительный период. Все это требует от аналитика четкого определения круга изучаемых субъектов применительно ко всем выделяемым в ис-следовании стадиям, этапам, фазам соответствующе-го политического процесса, а само его деление на этапы и периоды должно в качестве одного из основных критериев такой классификации учитывать состав и наиболее характерные особенности субъектов-участ-ников, перемены в нем.
Очевидно, что общее между личностью и сложным социальным субъектом — только в наличии у того и другого свойств и качеств субъектности, т. е. способ-ности быть субъектом. Все остальное существенно разное, и прежде всего по трем принципиальной зна-чимости направлениям:

— личность и ССС просто несоизмеримы и несо-поставимы по практическим и материальным возможностям, ресурсному потенциалу, го-ризонтам деятельности во времени, в физиче-ском и социальном пространстве;
— они кардинально различаются по природе их сознания и психологии, механизмам формиро-вания и функционирования того и другого и, естественно, по силе и продолжительности дей-ствия каждой из соответствующих психологии;
— они принципиально различаются и по приро-де отношений, возникающих между субъекта-ми как одного и того же порядка, так и разно-порядковыми. Последнее обстоятельство имеет особое значение и должно специально рассмат-риваться в рамках ППА.

С позиций психологической науки отношения меж-ду отдельно взятыми людьми всегда являются межлич-ностными отношениями, и никакими другими они быть не могут. Соответственно в рамках любого психологи-ческого анализа данные собственно межличностные отношения и должны рассматриваться именно в та-ком своем качестве. Межличностными отношениями признаются и отношения в малой группе, т. е. в груп-пе, где в принципе возможно их установление между всеми ее членами и численность группы не чрезмер-на, не препятствует этому. Проблемы межличностных отношений в малой группе хорошо разработаны в общей, социальной и политической психологии. Од-нако в реальной политической жизни межличностные отношения и отношения в малых группах составляют лишь незначительную по объему и не всегда значи-мую часть политики.
В политической жизни решаются прежде всего проблемы отношений между крупными и очень круп-ными массами людей; но такие массы представлены в их взаимоотношениях не непосредственно, а через различные формы организации, т. е. через ССС. С по-зиций ППА правомерно утверждать, что все извест-ные нам общественные отношения — это отношения между собой различных ССС, чем они и отличаются от межличностных. А современная политика есть не что иное, как политические или политизированные отношения ССС, воплощенные в вербальных и невер-бальных поступках людей, действующих от имени и по уполномочию соответствующих ССС либо узурпи-рующих фактический контроль над ними и/или воз-можность представлять данные ССС на определенных направлениях общественных и/или политических ох-ношений.
Принципиально важным моментом является здесь материализация, воплощение целей, интересов, пози-ций, действий и т. д. сложного социального субъекта в поступках конкретных физических лиц, живых людей. Если из ССС «вычесть» не конкретного человека (он легко может быть заменен другим), а всю сумму людей или хотя бы достаточно значимую их часть, то ССС не только потеряет способность действовать, но и вообще может прекратить свое существование. Дей-ствия людей в этом случае несут на себе отпечаток всех их личных особенностей и устремлений; они могут даже подчинить интересы ССС своим собственным, сугубо личным; но значимы они лишь постольку, по-скольку за ними (фактически или лишь в восприятии других людей, общественности в целом) стоят данный ССС, его авторитет и возможности.
Особый случай — взаимоотношения между чело-веком и ССС. В силу очевидной несоизмеримости уча-стников такие взаимоотношения, если они почему-либо сворачивают в сторону конфликта между субъектами, на протяжении достаточно длительного времени и при статистически значимом количестве подобных конфлик-тов ведут к формированию в обществе двойной мора-ли. Мораль традиционная, рожденная когда-то в глу-бине истории и несомненно на межличностном уровне взаимоотношений, мораль, воплощенная в Библии, ис-кусстве, нравственности, оказывается неприменимой в отношениях между человеком и ССС. С одной сторо-ны, ССС по многим причинам, рассмотрение которых выходит за пределы данного пособия, не в состоянии действовать по логике и императивам такой морали. С другой стороны, и сам человек, оказавшись в заведо-мо проигрышной ситуации, перед перспективой про-бивания стены головой, начинает искать способы воз-действия на ССС косвенными путями или в лучшем случае становится безразличным к судьбе данного ССС. В результате в отношениях между людьми продолжает сохраняться прежняя мораль (в христианстве основан-ная на десяти заповедях). В отношениях же между людьми и институтами все больше начинает постепен-но допускаться то, что категорически не принимается в межличностных отношениях. Наконец, наступает этап, когда под давлением второй морали начинает видоиз-меняться, становиться «либеральнее» и мораль меж-личностных отношений.
В России это имеет особое практическое и поли-тическое значение. На протяжении веков человек был бессилен перед властью и государством, никогда не обладавшими особо высокой нравственностью. Рубеж XX—XXI веков еще более подкрепил и усилил такое положение. Двойная мораль давно уже стала нормой сначала в советском, а ныне — в российском общест-ве. Люди, никогда в жизни не обманывавшие близких друзей и знакомых, коллег по работе, без колебаний выносят что-то с работы, совершают приписки, обма-нывают государство, безразличны к его собственно-сти и положению, а значительная часть общества либо молчаливо мирится с этим, продолжая считать таких людей порядочными, либо даже оправдывает и под-держивает их поведение.
Более того, моральная терпимость, нравственный релятивизм начинают все сильнее подчинять себе и межличностные отношения. Нравится нам это или нет, но такое положение существует реально; оно имеет социально значимый характер, вызвано объективны-ми, долговременными и устойчивыми причинами, дей-ствие которых пока только продолжает усиливаться и явно не изменится в обратную сторону в обозримом будущем (если такое изменение вообще возможно; по крайней мере сейчас рассчитывать на него было бы, на наш взгляд, нереалистично). ППА должен учиты-вать эти реалии российской жизни и культуры, как общей, так и политической.
Методологически отсюда следует, что ни в каком конкретном ППА-проекте отношения межличностные и общественные, отношения разнопорядковых субъек-тов не могут ставиться на одну доску. Необходимо стро-жайшее соблюдение принципа модальности, суть ко-торого в том, что однопорядковое сочетается только с однопорядковым. Методологически несостоятелен любой анализ, в котором в одной плоскости отношений оказываются личность и ССС (будь то партия, фирма, государственная организация или государство).
В рамках ППА данное методологическое проти-воречие целесообразно решать выделением трех клас-сов статических матриц, каждая из которых служит по сути формализованной моделью соответствующе-го среза социально-территориальной системы в ее статике:

— организационно-политические матрицы, опи-сывающие социальный уровень отношений, участниками которых выступают только ССС, а также точки или зоны сопряжения этих от-ношений и их субъектов с населением. Такие матрицы на основании существующих и фактического положения дел могут отражать государственное устройство, политическую систему общества, политический процесс в целом или определенные его части (внутри- или внешнеполитическую часть, отношения в про-мышленности и т. д., а также отдельные под-системы всего перечисленного;
— территориальные, демографические и соци-ально-экономические матрицы, отражающие соответствующие параметры той социальной среды, в которой действуют данные ССС, т. е. параметры, агрегированные на статистиче-ском уровне, но классифицированные при-менительно к исследуемой территории (как распределяется население СТС и по катего-риям демографическим, экономическим, иным; по территории СТС в целом либо части такой территории);
— политико-поведенческие матрицы, описываю-щие реакцию людей на личностном уровне в достаточно типовых и общих ситуациях, усло-виях, тенденциях. Суть такой матрицы — вы-деление из общего массива типов поведения определенного стереотипа, шаблона индивиду-ального поведения; типологизация таких шаб-лонов; и самое общее, принципиальное указа-ние на их относительную распространенность в специфических социальных условиях.

Для нужд конкретного ППА-проекта, особенно если он имеет частный и ограниченный характер, не обя-зательно потребуются все перечисленные классы матриц одновременно; не исключено, что столь мак-росоциальные матрицы могут не понадобиться вооб-ще. Но если они необходимы, следует проверить их соответствие целям и задачам данного проекта. В то же время, когда некоторый пакет матриц (моделей) уже составлен, возможно его последующее использование для проведения очень широкого круга ППА-исследований с внесением каждый раз лишь минимальной необходимой корректировки.
В итоге, когда исследователь выяснит все перечис-ленное и изобразит это в виде некой схемы технологии соответствующего политического процесса, то такая схема и станет по сути искомой организационно-поли-тической матрицей. Без всяких дополнительных иссле-дований она уже показывает аналитику те или иные слабые места в его схеме: где политический процесс недостаточно четко определен в Конституции и законе; где возникает дублирование или, напротив, провал функций; где, как и чем разорвана логически и функ-ционально обоснованная идеальная цепочка необходи-мых действий; где недостаточно четко определены права, обязанности или полномочия структур и/или лиц, при-нимающих решение; где механизм принятия решений не подкреплен необходимыми механизмами контроля и исполнения и т. д. Во всех таких точках аналитик может безошибочно предсказывать возникновение бюрокра-тических накладок, ситуаций, связанных с межведом-ственной и бюрократической борьбой, личными столк-новениями. Если речь идет о процессах в «своей» СТС, аналитик уже только на этом основании может выдать рекомендации относительно возможных направлений совершенствования, в данном случае внешнеполитиче-ского процесса. Если же рассматривается СТС, напри-мер, политического оппонента, то такая схема может помочь определить, в какие именно точки следует на-правлять политические удары, в чем они (удары) могут заключаться и т. д.
У построенной подобным образом организацион-но-политической матрицы есть еще и то достоинство, что исследователь сразу же получает возможность оценить, какие компоненты и стадии изучаемого про-цесса у него наиболее обеспечены информацией, до-кументами либо возможностями их получения; где с этим обстоит не столь благополучно; где ему заведомо не удается ничего получить. Соответственно, он смо-жет более взвешенно и аргументированно, более при-цельно выстроить выводы и рекомендации по итогам своего ППА-исследования.
Если требуется проанализировать, как будет реа-гировать население на резкое ухудшение эконо-мической обстановки в стране, необходима прежде всего территориальная социально-экономическая матрица. Как распределяется население по возрас-ту, полу, национальности, доходам, социальному по-ложению, владению собственностью и т. д.; как все эти традиции распределены по конкретной террито-рии? То есть, на данном этапе исследователь имеет дело с соответствующей статистикой. Но, организо-ванная по территориальному принципу, такая ста-тистика может многое сказать по существу постав-ленного вопроса.
Ударит ли ухудшение экономической обстановки по всему населению на данной территории сразу, или эффект от ожидаемого ухудшения (читатель понима-ет, что пример сугубо умозрительный) будет распро-страняться как бы по цепочке, от одних категорий населения к другим? Если по цепочке, то в какой последовательности расположены на ней различные категории населения; сколь длинна или коротка це-почка в целом; есть ли у отдельных категорий населе-ния возможность самостоятельно компенсировать экономическое ухудшение (например, за счет своих приусадебных участков), и если да, то может ли быть разорвана цепочка в этом месте и на какое время? Сконцентрированы ли те слои населения, последст-вия для которых могут оказаться наиболее болезнен-ными, где-то в одном месте (скажем, в областном цен-тре) или рассредоточены более или менее равномерно по всей территории? От конкретных ответов на эти и подобные вопросы зависит тот сценарий вероятного реагирования населения, который появится в резуль-тате проделанного анализа, — только на основании построения территориальной социально-экономиче-ской матрицы.
Наисложнейшим из всех практических вопросов при построении такой матрицы является социально-классовая дифференциация общества. Анализ требу-ет такой дифференциации в качестве одной из своих предпосылок. Мировая практика знает множество подходов к ней: «властный», «распределительный», «профессиональный», «субъективный», марксистский и неомарксистский, теории социальной стратифика-ции, так называемый «индекс Джини» и другие. Счи-тающаяся международной официальная система со-циально-классовых индикаторов ООН строит свои показатели на основе принадлежности к отраслям экономики, обладания собственностью на средства производства, профессии и дохода.
В западной социологической и политологической литературе широко распространено деление просто на высшие, низшие и средние классы (обычно по уровню дохода). В рамках любого из перечисленных подходов возможно выделение внутри каждого класса его внут-ренних слоев и их ранжировка по признаку от «выс-ших» к «низшим». Правомерно предположить, что дальнейшее развитие процессов разделения труда, специализации и кооперации, усложнения современного общества будет приводить, в том числе в России, не к устранению классов из общественной жизни, а к увеличению их числа, к большей градации внутриклас-совых и межклассовых слоев и групп. Внимательное и объективное отслеживание локальных перемен в социально-экономической матрице населения даст возможность намного раньше диагностировать появ-ление новых социальных групп и классов, чем это позволяют делать традиционные методы анализа.
В политике решаются и другие задачи, в частности, можно ли априори, без дорогостоящих опросов обще-ственного мнения, но со значительной мерой уверен-ности предположить, как распределится население на выборах между голосующими и неголосующими; меж-ду выбором в пользу партий и претендентов правой или левой, радикальной или умеренной, консервативной, обновленческой или центристской ориентацией?
Политике -поведенческая матрица характеризует предрасположенность населения, различных его кате-горий к определенным типам политических действий и поведения. В этом смысле она сродни понятию «уста-новка», используемому в общей психологии и характе-ризующему аналогичную предрасположенность лично-сти к тому или иному типу поведения вообще.
С психологической точки зрения, выбор между «правым» и «левым» на шкале политических предпоч-тений — это выбор между приверженностью устояв-шимся порядкам либо булыпим или меньшим их из-менением в ту или иную сторону. Многочисленные исследования показывают, что такой выбор связан с возрастом человека (в пределах трудоспособного воз-раста чем человек старше, тем он, как правило, кон-сервативнее в оценках и поступках; перелом в сторо-ну возврата юношеского радикализма наступает, как правило, за пределами 65 лет), а также с суммарными итогами значимой части его жизни: чего смог или не смог достичь человек на протяжении ряда лет (считая примерно от 20-летнего рубежа).
Проиллюстрируем это на примере. Предположим, мы исследуем политико-поведенческую предрасполо-женность трех классов (их названия в данном случае не столь важны), из которых первый— высший, а третий — низший по совокупности уровня доходов, положению в общественной иерархии и престижу в глазах других людей. Обозначим эти классы соответ-ственно цифрами 1, 2 и 3. 133
Внутри каждого класса можно выделить четыре группы, различающиеся между собой по суммарным итогам жизненного пути. В первую войдут те, кто на протяжении жизни как минимум двух поколений со-вершает непрерывное восходящее движение в рамках своего класса или переходит из низшего класса в выс-ший. Вторую группу составят те, кто тоже совершает восходящее движение, но только на протяжении своей собственной жизни («люди, сделавшие себя сами»). Третью — те, кто в целом на протяжении всей своей жизни остается на среднем для своего класса уровне, не меняет сколько-нибудь существенно своего положе-ния внутри класса либо меняет его вместе с изменени-ем положения класса в целом и в ту же сторону. И на-конец, четвертую группу составят те, кто катится вниз либо в масштабах своего класса, либо перемещаясь в классы более низшие по сравнению с ним. Эти группы мы тоже обозначим цифрами соответственно от 1 до 4.
Теперь составим обычную матрицу, в которой каждая первая цифра обозначает принадлежность человека к одному из трех классов (в принципе их может быть не три, а сколь угодно много), каждая вторая — принадлежность того же человека к опреде-ленной группе по итогам жизненного опыта в преде-лах своего класса. Получаем следующий результат:
11 12 13 14 21 22 23 24 31 32 33 34
Каждая строка этой матрицы — один из трех из-бранных нами для анализа классов, только разложен-ный на группы по накопленному жизненному опыту, а каждый столбец объединяет подгруппы из разных классов, но со сходным жизненным опытом (хотя и раз-личающиеся по материальным итогам такого опыта). Оказывается, что с психологической и соответствен-но политико-поведенческой точки зрения, гораздо больше общего у людей, принадлежащих к разным классам, но к одинаковой группе жизненного опыта, чем у тех, кто входит в один и тот же класс, но внутри него относится к разным слоям жизненного опыта. С классовым делением (строки матрицы) все понятно и привычно. Рассмотрим внимательнее столбцы при-веденной выше матрицы.
Первый столбец, первую группу во всех классах образуют, как мы определили, те, кто на протяжении жизни как минимум двух поколений совершает вос-ходящее материальное и социальное движение. Это означает, что дети таких людей воспитываются в ус-ловиях, когда, по меркам и стандартам соответствую-щего класса, материальные и статусные потребности семьи, ее членов удовлетворяются по наивысшим для данного класса стандартам и с относительно высокой степенью гарантии. На первый план в мотивации детей неизбежно выходят духовные потребности (но в пси-хологическом, а не бытовом понимании духовного: стремление уйти в науку, творчество — безусловно духовная потребность; но и стремление жить праздно, ничем себя не обременяя, отдаваясь развлечениям, психолог рассматривает как духовную потребность, только иного конкретного содержания). Если впослед-ствии люди, выросшие и воспитанные в таких услови-ях, идут в политику, то из них получаются, как прави-ло, либо реформаторы, либо реакционеры.
Становясь реформаторами, такие люди отнюдь не всегда оказываются наивными идеалистами. Они бли-же других подошли к вершинам социальной пирами-ды, выросли там и в целом отлично представляют себе общество со всеми его достоинствами и пороками. Но субъективный опыт говорит им: если моей семье уда-лось, то и другим тоже может удастся, надо только жить по разуму и совести. Однако если эти люди ста-новятся реакционерами, то они, как правило, жестко и жестоко стоят на защите своих социальных приви-легий, особенно когда для иного недостает природных данных, сострадания к другим или просто образова-ния и кругозора.
Второй столбец, вторую группу во всех классах образуют «люди, сделавшие себя сами». Они очень хорошо помнят, как плохо жили еще относительно недавно и каких трудов стоило им добиться своего относительного благополучия. Поэтому они дорожат доставшейся им синицей в руках, добровольно ее ни в коем случае не отпустят, и в этом они, наверное, правы. Когда люди данной категории вынуждены делать политический выбор, их симпатии чаще всего оказываются на стороне умеренного или ярко выра-женного консерватизма, иногда (в зависимости от остроты их личного, а также общего положения) с переходом в реакцию. Консерватизм в данном слу-чае — отнюдь не ругательный и не уничижительный термин. Как только обществу удается создать нечто ценное и полезное, то его первейшей задачей стано-вится сохранить созданное, не дать энтропии погло-тить его. Поэтому консерватизм — основа любого развития, любого прогресса, любой цивилизации. Без нормальной доли здорового и рационального консер-ватизма никакое цивилизованное общество не может ни возникнуть, ни существовать. В принципе консер-ваторы чаще всего не против реформ как таковых, однако они всегда требуют предварительных доказа-тельств, что реформы приведут к улучшению поло-жения, а не к обратному результату; что они будут осуществляться разумно, ответственно, без спешки, с минимумом ошибок, просчетов, издержек; и кон-серваторы согласны ловить журавля в небе, но не вы-пуская из рук свою так непросто пойманную «си-ницу».
Третий столбец, третью группу составляют люди, все силы, время и способности которых уходят пре-имущественно на то, чтобы «жить не хуже соседей». В общем это цель, достойная всяческого уважения, ибо только на ее осуществлении может базироваться, в частности, «средний класс» в противовес таким видам социальной энтропии, как всепоглощающие маргина-лизация и люмпенизация широких слоев населения, а кроме того, она требует для достижения успеха посто-янных и действительно немалых усилий. У людей данной категории на интерес к политической жизни и тем более участие в ней либо остается мало времени, сил и желания, либо не остается совсем. Это по пре-имуществу те, кого в 1970 г. тогдашний президент США Р. Никсон очень удачно назвал «молчаливым большин-ством»: среди них больше всего неголосующих, и они в массовом порядке включаются в политику только в случае резких перемен в обществе, в социально-эко-номических условиях к худшему или к лучшему.
Четвертый столбец, четвертая группа — люди, катящиеся вниз. Причины скатывания в принципе могут лежать в двух сферах. Они могут иметь лично-стный характер, быть прямо или косвенно связаны с данным человеком, в частности, с такими качествами, как безволие, нежелание работать, неумение строить отношения с другими людьми, пьянство, распущен-ность. Возможна и иная причина: скажем, человек в глубине души понимает, что в своих неудачах и про-валах виноват только он сам и никто больше, однако ничего не предпринимает, чтобы поправить положение (в эту категорию причин не входят несчастные случаи, трагедии в семье и т. п., когда человеку просто катастрофически не повезло). Но ни один человек из перечисленных категорий не признает собственной вины: если он это делает, то обычно выходит из поло-сы жизненных неудач. Упорствующие же ищут пути и способы психологической компенсации, «козлов отпущения», и самым удобным «козлом отпущения» чаще всего оказываются общество, государство, поли-тическое устройство, а наилучшим способом компен-сации — занятие политической деятельностью. В са-мом деле, если в моих невзгодах виноваты семья, соседи, друзья, коллеги по работе и т. д., то ведь в самом крайнем случае от всех них можно уйти, уехать и начать все заново. Уехать же от общества значитель-но труднее, совершенными общество и его структуры никогда не бывают, поэтому считать виноватыми их — значит найти себе оптимального и пожизненного «коз-ла отпущения». Из окунувшихся в политику людей данной категории чаще всего получаются экстреми-сты; будут они правыми или левыми — дело случая, психологических различий между теми и другими нет.
Но люди могут катиться вниз и не по своей вине, а под воздействием серьезных социальных потрясе-ний: кризисов, спадов, войн, последствий крупней-ших катастроф и т. д. В таком случае, как правило, не происходит немедленной радикализации общества. Огромная масса в целом нормальных психологиче-ски людей, во-первых, понимает причины создавше-гося положения, невозможность быстрого изменения к лучшему и иные объективные обстоятельства; во-вторых, озабочена проблемами выживания своего и своей семьи, и потому им просто не до политической деятельности, тем более не до бунтов или чего-то подобного. Однако в такие моменты возможен рез-кий перелив массовой поддержки и голосов избира-телей от господствующих политических сил и пар-тий к их оппонентам, независимо от политического лица как первых, так и вторых. Сохранение же нис-ходящих социально-экономических тенденций на протяжении достаточно значительного времени (3— 4 года и более) уже меняет конкретное социальное наполнение построенной нами матрицы.
По существу, это и есть политико-поведенческая матрица, созданная для описания принципиальных установок населения на выбор между правыми и левыми политическими силами и партиями. Естествен-но, по такому же принципу, но с использованием других, соответствующих критериев могут быть вы-строены матрицы, описывающие иные политико-по-веденческие предрасположенности населения и/или отдельных его социальных, территориальных групп. В принципе политико-поведенческая матрица может быть построена по отношению и ко всему обществу, и к определенной его части.
В совокупности три перечисленные класса мат-риц: организационно-политические, социально-эконо-мические и политико-поведенческие — и образуют модель социально-территориальной системы в стати-ке. Они же дают основу для общего, самого грубого и приблизительного разделения «психологического» и «непсихологического».
Политико-поведенческие матрицы прямо и непо-средственно ориентированы на выделение собствен-но психологических компонентов, понимаемых в дан-ном случае как реакция людей и на непосредственные, сегодняшние условия бытия, и на эволюцию этих ус-ловий, причем не только в обществе в целом, но и применительно ко всем его основным классам и со-циальным группам конкретно. Социально-экономические матрицы способны дать весьма детализированное представление о текущих условиях бытия, об уровне и качестве жизни, а также об основных тенденциях эволюции того и другого на протяжении любых отрезков времени. Иными слова-ми, они дают ППА-исследователю возможность весь-ма конкретно оценить, кто и на что именно будет реа-гировать в различных социальных слоях, группах, на разных уровнях социальной пирамиды, в разных тер-риториальных частях СТС.
Наконец, организационно-политические матрицы, описывающие политическое устройство и политиче-ский процесс, дают в распоряжение исследователя некоторый набор реальных и потенциально возмож-ных социальных ролей, соответствующих ключевым точкам описываемых процессов. Сопоставление нор-мативного или ожидаемого ролевого поведения субъ-ектов политического процесса с их фактическими действиями и позволяет выявить их субъективные психологические качества: мотивацию, характер и направленность интересов, содержание их представ-лений, отношения друг с другом и многое иное.
Необходимо, однако, подчеркнуть одну принципи-альную особенность любых психологических исследо-ваний вообще, но в большей мере ППА. Психология любого субъекта едина и неразрывна как в той ее час-ти, которая соответствует принятым в обществе нор-мам, стандартам, критериям, так и в той, где она в большей или меньшей степени отходит от этих норм, нарушает или даже отвергает их. Историк, правовед, экономист, социолог, политолог могут изучать офици-альные, общепринятые стороны бытия и в то же вре-мя оставаться научно корректными, не касаясь тене-вых аспектов своего предмета. Для психолога такая возможность в принципе исключена, если, конечно, он хочет, чтобы его выводы были достоверны, а рекомен-дации в разумной степени надежны. Здесь психолог подобен врачу, который тоже не разделяет болезни на «приличные» и «неприличные», но смотрит, болен или практически здоров его пациент.
Следовательно, как бы мы ни относились к явлени-ям теневой экономики, теневой политики и прочим теневым сторонам общественного бытия, но их учет в ППА, особенно в его макросоциальной части, абсолют-но необходим как на уровне методологии, составления идеальных моделей, предварительных схем, гипотез и т. п., так и при насыщении их конкретным эмпириче-ским материалом и содержанием. Это требование ак-туально в любых условиях, но оно вдвойне актуально при анализе современнной российской политической жизни, в которой теневые и иные неформальные про-цессы нередко играют ведущую роль.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: