Революция, любовь и родина

Первый раздел сборника – о пламенном порыве революции и ее создателей. Тематическое поле задают сами названия стихотворений: «Гудок», «Молот», «Кузнецы», «Вечер после труда», «Субботник» и др. Это поэтика индустриализации («Молот», «Гудок»), революции как нового начала:

Льем мы новую железную вселенную

Радостнее света и нежней мечты... («Вечер мира»)

Уже в раннем творчестве Платонова выражены элементы того взгляда на события современности и той картины мира, которая станет целостной в «Чевенгуре» и «Котловане». Это мотив сиротства революционера:

Нет нам матери. Мы жить одни посмели («К звездным товарищам»);

мотив необъятного бесприютного пространства, которое необходимо побороть:

Нас не задушат просторы вселенной (там же);

мотив коллективного труда:

В этот день, ликуя, брат стал рядом с братом,

Загорелась в каждом ясная звезда...

Катится и стонет, и гудит набатом

Радость и смятенье – ураган труда. («Май»)

Поиск истины неотделим от освоения природы и через нее – вселенной:

Мы задумались о мире неизвестном,

В нем томится истина – умершая сестра,

Не свернем мы никогда с дороги крестной,

Наш гудок тревожный загудел с утра. («К звездным товарищам»)

Но некоторые идейные константы здесь понимаются принципиально по-другому. В обращении во вселенной доминирующая активная позиция отводится человеку:

Ты невеста, душа голубая,

Зацелуем, познаем тебя.

Ты прекрасней чудес, но слепая,

Ты не тайна, а плач и мольба.

Мы – сознание, свет и спасение... («Вселенной»; строфика Платонова)

Если в «Котловане» Вощев-искатель истины становится чуть ли не рабом своих исканий на фоне молчаливой, ничем не отвечающей ему Вселенной, то в этой книге заключительное стихотворение первого раздела утверждает:

Познаны нами тайны вселенной,

В душах тревога молчит... («Познаны нами тайны вселенной…»)

Но уже в первых стихотворениях второго раздела находим: «Сердце в эти дни смертельно и тревожно...». Пафос революционной победы, торжества человека над вселенной резко сменяется лирическим.

Я не мудрый, а влюбленный,

Не надеюсь, а молю.

Я теперь за все прощенный,

Я не знаю, а люблю. («Из поэмы «Мария»)

Большая часть стихотворений второго раздела не имеет названий. Это не призывы-лозунги первой части, а медитативная лирика:

Но душа – обитель невозможного,

Что погибло, то живет в ней вечно. («Сердце в эти дни смертельно и тревожно...»)

Лейтмотив этого раздела – межчеловеческая любовь (а не любовь к революции), поиск «брата родного» («Далью серебряной в утро росистое...»), возможности реализации евангельской любви к другому («При прощании»). И здесь, как и в первом разделе, обнаруживается связь с поздней прозой Платонова – некоторые строфы прямо соотносимы с картинами «Чевенгура»:

Тою ночью, тою ночью чутко спали пашни, села,

Звали молча к ним дороги, уходили на звезду.

И дышала степь в истоме, сердцем тихим, телом голым,

Как в испуге, на дрожащем, уплывающем мосту. («Тою ночью, тою ночью чутко спали пашни, села…»)

Тема сиротства осмысляется в этой части в ином регистре: если в «революционном» разделе оно было одним из элементов ничем не сдерживаемой свободы, то здесь расценивается как трагедия:

В городе праздник – дома и огни.

Дети бредут и все просят любви –

В поле мы были одни и одни,

Мать, хоть чужая, нас позови! («Много матерей»)

Первое стихотворение третьего раздела – «Русь» – задает всю его тематику. Это лирика о деревне-родине, открывающая порой почти есенинский мир:

Клонится к нивам поющим

С кроткой усталостью день,

Тени по рытвинам, кручам

К травам прильнули сильней.

Там, за умолкшей опушкой,

Звонят к вечерне в селе.

Странник с иконой и кружкой

Бродит по стихшей земле. («Русь»)

Каждое стихотворение – картина жизни, быта русской деревни, отличающаяся полнотой в передаче деталей. Здесь звучит мотив «живости всего живого», который потом получит развитие в «Котловане»:

Травинка дрожит волоконцем,

И каждый комочек живуч... («Как тополи в тихие ночи...»)

В третьем разделе впервые появляется образ женщины (в противоположность невесте-вселенной, невесте-революции, невесте-девушке лирического героя в первых двух частях):

Полны груди молока

У румяной матери,

Заголенная рука

Стелет гостю скатерти. («Маня с Усмани»)

Яркий мотив этой части книги – мотив странничества («На реке вечерней, замирающей...», «Русь», «Млеют в горячей вечерней испарине...», «Дорога», «Дорога утром»). Как и в предыдущем разделе, большинство стихотворений озаглавлены по первому стиху.

При явной тематической особости каждого раздела нельзя сказать, что они не имеют внутренней связи. Единство сборника проявляется главным образом в картине мира лирического героя – всеобъемлющей, всеохватной, вмещающей жизнь и смерть («К звездным товарищам», «Последний шаг»), в которой живут и сосуществуют все детали этого мира («Как тополи в тихие ночи»). В каждом из разделов по-своему осмысляется поиск истины – это и стремление от земли, и желание найти ее в победе над стихией, и поиск ее в вечности. Каждая из частей открывает свою грань раннего творчества Платонова и является как бы зародышем дальнейших жанров – прозы, публицистики, писем.

[1] Варламов А. Андрей Платонов. М.: Молодая гвардия, 2011

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: