Я не могу снова вернуться домой

В центральных фермерских районах штата Миссури, когда зима гуляет по прериям с воющим северным ветром, гоня перед собой снежинки и крупные хлопья, морозя кра­пиву, тогда, как говорят, единственное, что остается между Конкордией и Северным полюсом, — это забор из колю­чей проволоки, да и тот уже упал.

Лето же обыкновенно плохое, ибо нет на всей земле та­кого жаркого места, как Миссури в августе, разве что Кан­зас в июле. Но в промежутке, когда земля дышит свеже­стью и зеленью весны, или же осенью, когда пшеница уже заскирдована и повенчана с желтыми тыквами, Миссури можно назвать самым красивым местом на всей земле.

Кэтрин родилась здесь, в пяти милях к югу от Конкордии, на ферме в сто шестьдесят акров, 9 мая 1907 года. Ее возраст, вплоть до ее смерти, был одним из самых больших секретов в мире. «Это никого не касается, кроме меня, — сказала Кэтрин Карлу Забия в госпитале Святого Иоанна в Лос-Анджелесе, когда он пришел к ней в палату, чтобы спросить о ее возрасте, для того чтобы заполнить историю болезни. — Напишите, что мне за пятьдесят».

«Извините, мисс Кульман, — доктор-еврей улыбнул­ся, — но мне нужно знать Ваш точный возраст, чтобы вы­писать точную дозировку лекарств».

«Никто, — она почти шептала, разглядывая его с по­душки, — никто не знает, сколько мне лет. Но, дорогой доктор, если Вы дадите мне клочок бумаги, я напишу это, — теперь она уже подсмеивалась. — Но не взду­майте проболтаться хоть одной живой душе».

Кэтрин была почти права. Лишь немногие люди знали ее возраст. Мэгги Хартнер была одной из них. Но когда я попытался добыть от нее сведения, она посмотрела на меня так же, как и Кэтрин однажды, и сказала: «Зачем? Я не открою вам даже мой возраст. Почему женщина должна делать это?»

Будучи не в силах победить этот вид женского тщесла­вия, я решил подождать, пока не доберусь до паспорта Кэт­рин или не смогу поднять ее документы в Конкордии.

Кэтрин нравилось заставлять людей гадать. Она сказа­ла канадскому журналисту Аллеку Шрагетту еще в 1966 году, что ей 84 года, но была шокирована, когда он написал это в книге «Необъяснимое». Когда она умерла, заголовок на первой странице утреннего выпуска «Лос-Анджелес Тайме» гласил: «Кэтрин Кульман умерла на 66-м году жизни». Они ошиблись на два года. Должно быть, она подсмеивалась даже на небесах. Она любила надувать прессу. И ввести в заблуждение престижную «Лос-Анд­желес Тайме» — был один из ее лучших трюков, особенно, когда открылось, что газета черпала информацию от со­трудников госпиталя. Уже умирая, она все же надула док­тора. Ее тщеславие победило даже в самом конце, а вместе с ним и ее чувство юмора и удовлетворения от того, что она унесла в могилу секрет своего возраста.

Конечно, записи в Конкордии дали настоящую цифру и в то же время прояснили другую тайну — загадку того, где она родилась. Кэтрин почти удалось заморочить всем голо­ву, что она родилась в большом двухэтажном доме номер 1018 по улице Святого Луиса в Конкордии, крошечном скоплении из 1200 домов, прижавшихся к железной дороге, соединяющей Сент-Луис с Канзас-Сити. Но почему она настаивала, что родилась в городе, а не на ферме, похоже, никто так и не узнает.

В интервью мне она говорила: «Когда папа женился на маме, он обещал ей, что если она переедет с ним в деревню, после полной выплаты за ферму он построит ей самый большой дом в Конкордии. Когда посуда после ужина была вымыта, мама обычно шла рисовать картинку того большого дома, который папа обещал ей, когда кредит за ферму будет выплачен. И вот этот день пришел. Ферма была оплачена. Папа построил маме такой дом, какой она хотела. И я появилась на свет вместе с этим домом. Это был большой дом. И знаете что? С того времени, как я родилась в этом доме, до этого самого дня все шло отлич­но. У меня не было комплекса неполноценности, поскольку я знала, что любима. Я знала, что была желанным ребен­ком. Это большое наслаждение для ребенка — знать это. Я всегда знала это. Я всегда знала, что была отрадой па­пиных глаз».

Никто не спорил с этим. Но все спорили с тем, что она родилась в большом доме в Конкордии.

Ее отец, Иосиф А. Кульман, был стройным курчавым фермером немецкого происхождения, как и почти все жите­ли Конкордии, маленькой лютеранской крестьянской общи­ны в шестидесяти милях к востоку от Канзас-Сити. Ему было двадцать пять лет, когда он женился на Эмме Валь- кенхорст, которой было всего семнадцать. Они сразу пере­ехали на ферму Кульмана — крупный участок земли в пяти милях южнее Конкордии в деревне Джонсон. Стар­шая сестра Кэтрин, Миртл, была рождена там, так же, как и ее старший брат Эрл. Миртл было пятнадцать лет а Эрлу — десять, когда Эмма Кульман родила третьего ребенка.

Тетушка Гасти (Августа Паулина Кульман-Барроу), старшая сестра Джо* Кульмана, приехала в тот самый ве­чер. Это было в четверг, около четырех часов. Она погоня­ла чалую кобылу, впряженную в двухместную повозку. Пе­рекинув вожжи через дышло и привязав лошадь позади остроконечного двухэтажного дома, разместившегося посре­ди северных сорока акров фермы, она направилась к спаль­не, где Эмма ухаживала за новорожденной девочкой. Гасти, у которой было четверо детей, была мягкой женщиной, кото­рая никогда не вмешивалась в дела своего брата Джо. Но сейчас, если то, что она услышала от своей двенадцатилет­ней дочери Фаниты, было правдой, она считала необходи­мым высказаться.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: