Опаньки! Весело было бы работать.

ДОРОГА К ХРАМУ

Каждый приходит в храм или обращается к Богу по-своему. За семьдесят лет правления коммунисты так и не смогли вытравить из сознания людей то, что это сознание впитывало в себя целую тысячу лет. Все это записывалось в генетической памяти, приобретало некий потаенный смысл. Никакие идеологические кампании не смогли из повседневного языка общения людей убрать естественные как дыхание эмоциональные выражения, обращенные к Создателю. Зато в последнее время весьма успешно прижилось и усвоилось наносное и убогое «Вау!». Откуда взялось это собачье подвывание нам хорошо известно. Наши бабушки, удивляясь чему-то, говорили «О, Господи!». Выражение «Боже мой…» употреблялось во всех случаях, подчеркивая эмоциональное состояние, особую значимость или иное. Так или иначе, в повседневной лексике имя Создателя присутствовало, употреблялось или подразумевалось. Дед мой Николай Иванович был крещен родителями в 1903 году, бабушка Елена Ивановна, полагаю, тоже, хотя я ни разу не видел их крестиков. Скорее всего, новые ветры двадцатого века «сдули» с них символы, оставив глубоко внутри, заложенное родителями в раннем детстве. Дед был комсомольцем двадцатых годов, «двадцатипятитысячником», если кто-то еще помнит, что это слово означает. Он рано стал коммунистом. В такой семье дети не могли пройти обряд крещения уже по определению. Так и получилось, что мой отец остался некрещеным. Вряд ли мама могла оказаться крещеной. Ее отец был сотрудником НКВД. И вот пришел двадцать первый век, век высоких технологий, век развенчивания марксистско-ленинской идеологии, крушения основ социалистического мировоззрения.

Август 2000 года. Толгская обитель. Монастырь на высоком берегу Волги напротив Ярославля. Экскурсия для участников фестиваля современного танца «Искусство движения». Веселая толпа танцовщиков, критиков, преподавателей переехала Волгу на теплоходике. Небольшой подъем от пристани к воротам обители. Встретившая нас монахиня сразу остудила наши эмоции. Суровое ее лицо настроило на определенную волну восприятия всех и сразу. Перешептывания смолкли. Был большой церковный праздник. В основной придел храма вынесли главную святыню монастыря – икону Божьей матери, обретенную еще в период нашествия Батыя. Иконе более 700 лет…. Темный лик украшенный живыми белыми гладиолусами. Кто-то искренне подходил и прикладывался к иконе губами, лбом. И я некрещеный подошел и прикоснулся к окладу рукой…. Из моих глаз ручьем хлынули слезы. Почему? Я не понимал, что происходит. Я был абсолютно спокоен! Ничто и никто не портил в тот день мне настроения, как, впрочем, и до этого. Все было хорошо. Слезы лились, не унимаясь, но я не плакал, что называется «от чувств», когда эмоции находят выход в слезах. Состояние было странным и потрясающим. Понимание пришло достаточно скоро. Спустя два месяца жена заболела настолько серьезно, что я понял, что потеряю ее рано или поздно. Искусство нейрохирургов продлило ее жизнь на три года. Я понял, что получил тогда предупреждение о предстоящей беде. Когда процесс подошел к неизбежному, я поехал к сыну в десантную дивизию, во Псков. Я ехал туда с желанием убедить сына принять крещение, вероятно, я еще надеялся на чудо. Оказалось, что мой сын – выпускник юридического института, давно созрел для этого шага. И его мотивация «за» была еще убедительнее и весомее моих аргументов. Мы крестились вместе, в его полковой церкви. Мы пережили наше горе. Время шло, пытаясь как-то закрыть рваную рану потери. Прожившие почти двадцать пять лет вместе люди практически врастают друг в друга. Поэтому уход одного из них разрушает образовавшееся единство. Оказалось, что такие раны не зарастают, что бы ты ни делал, сколько бы времени ни прошло. Не скажу, что стал православным с полным пониманием и принятием всего, что вкладывает в это понятие церковь. К причастию, на исповедь не хожу. Но иногда все-таки испытываю раскаяние в тех или иных поступках, и обращаюсь мысленно за прощением.

2004 год начался с застоя в делах. Закончился проект в порту Высоцк. Работы было мало. Но из Москвы пришло предложение, поехать в Ирак на реконструкцию энергокомплекса под Багдадом. Решение необходимо было принять быстро. Работодатель, устно пообещав чуть ли не идеальные условия, не торопился прислать текст трудового договора. И вот, наконец, я его получил. Даже не владея глубокими знаниями в трудовом законодательстве, можно было сделать вывод о том, что работодатель присваивал всю оплату за работу себе, оставляя мне только суточные, да еще и обязывая меня покупать на них то, что он будет привозить для пропитания. Это уже выглядело простым грабежом. Сын, едва просмотрев договор, тут же заявил, что подписывать такой документ нельзя. За три дня до запланированного отъезда мне пришлось отказаться от поездки в Ирак. А спустя неделю я уже начал работать на строительстве завода в Сортавала. Через две недели, сидя перед телевизором в отведенном для нашего со шведским шеф-наладчиком проживания комфортабельном коттедже, я смотрел репортаж Романа Бабаяна из Ирака. И именно с энергокомплекса «Дора», где мне была уготована должность старшего референта при руководителе строительства. Дословно сейчас воспроизвести то, что я услышал невозможно, но все-таки постараюсь.

- «Мы находимся на территории строительства энергокомплекса, где российские специалисты работают рядом с иракскими рабочими. В сложной ситуации оказались наши специалисты. В стране неспокойно, и силы мусульманских экстремистов пытаются помешать нашему сотрудничеству. Со стороны близлежащего селения периодически происходили обстрелы из стрелкового оружия…»

Опаньки! Весело было бы работать.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: