На кого действуют перегрузки.

«Говоря про ослабление чувств, вы пугаете, что чем крупнее город, тем заметнее слабеют чувства. А я всю жизнь москвич, мне сорок лет, но на чувства не жалуюсь: работают как новенькие, нисколько не износились. Думаю, что они слабые у физически слабых, и им надо укреплять себя спортом, бегом, здоровой жизнью. Только не зарядкой (от трансляции ее на ушах мозоли), а настоящими нагрузками. Тогда и чувства будут нормальные». (Политехнический, октябрь, 1979).

На всех ли действуют нынешние нервные перегрузки? Говорить об этом можно только предположительно, потому что исследований тут почти нет.

Пожалуй, перегрузки больше действуют на горожан, чем на сельских жителей, и больше всего на жителей больших городов: ритм жизни там лихорадочнее, душевный «смог» урбанизации гуще.

По-разному, наверно, страдают от перегрузок чувства мужчин и женщин. В мужской психике рациональность сильнее, чем в женской, а эмоциональность занимает меньше места, и от этого мужские ощущения рационализируются легче, глубже. Зато женские чувства больше поддаются нервозности, засилью тягостных ощущений.

Сильнее, видимо, действуют перегрузки и на тех, у кого слабее тип нервной системы: их нервы ранимее, и они вынуждены заслоняться от перегрузок бронею потолще. Но значит ли это, что чувства у них ослабли больше, чем у людей более сильного нервного склада?

Если говорить точно, то у людей слабеют прежде всего короткие чувствования, эмоции, чувства-отклики на какие-то события — вспышки радости, гнева, страха, настороженности, удивления. Это как бы ориентировочные чувства, чувства-сторожа, сиюминутные, «событийные чувствования». Говоря совсем точно, слабеют нервные реакции, которые лежат в их основе[49].

Другое дело — чувства-состояния, чувства-отношения — любовь, дружба, уважение, ненависть, презрение, неприязнь... Это долгие, устойчивые чувства, и их глубина зависит от двух корней: и от силы нашей нервной энергии, и от нашей настроенности на эгоизм или эгоальтруизм.

У человека с более слабым нервным складом эмоции — чувства-отклики — могут быть беднее, чем у человека сильного склада; но если он «двуцентрист», а тот я-центрист, то чувства-состояния, чувства-привязанности у слабого могут быть глубже, чем у сильного. (Впрочем, так как чувства-состояния хотя бы наполовину зависят от силы нервных реакций, то обеднение этих реакций всегда обедняет и чувства.)

Но навсегда ли эти кризисные перемены в людях или только на время? Можно ли смягчить их, а если можно, то как?

Изменить ритм жизни, уничтожить минусы урбанизации, оставить только плюсы? Или изменить человека, усилить его приспособительные механизмы?

Чтобы обезвредить опасные стороны НТР, урбанизации и сидячей цивилизации, нужны, видимо, коренные перемены во всех главных областях жизни — от перестройки нынешнего города и нынешнего разделения труда до переворотов в детском воспитании, во всем укладе будней... Нужен переход к новой цивилизации — генеральное переустройство всей ткани современной жизни, всех нитей, из которых она состоит.

Что касается человеческой психологии, то переменами в ней управляют сегодня аварийные двигатели подсознания. Когда на помощь им придет сознание, оно, видимо, отбросит тупиковую тактику ближайшей пользы и создаст стратегию настоящей пользы — близкой и далекой, сегодняшней и завтрашней.

Нынешнее человековедение — еще один признак тяжелых социальных болезней — такой стратегии не создало. Оно не увидело опасных перемен в теперешнем человеке, не нашло защиты от них. Впрочем, самые чуткие отечественные социологи и психологи давно говорили о тревожных переменах в современном человеке. Но их тревогой, к сожалению, не заразилась — и не перевела ее в действие — официальная наука. Еще раз больно ударило по людям пренебрежение обществоведов к личной жизни, робкое приглядывание к новым проблемам, боязнь стратегических противоречий.

Общественные науки как бы переняли здесь шкалу ценностей от вульгарного социологизма: они считали личную жизнь человека чем-то второстепенным, а его психологические пружины — подсобными. Но личная жизнь — один из главных пластов человеческой жизни, такой же генеральный двигатель и тормоз общества, как, скажем, производство.

Сейчас, видимо, идет вселенский переход от одного исторического вида человека к другому — от человека материально-духовных потребностей, как бы «малоличностного», к человеку духовно-материальных потребностей, человеку-личности. Главными обыденными двигателями этого человека все больше, видимо, будут делаться его психологические пружины, личные, а не типовые — личные взгляды и настроения, индивидуальная мораль, здоровье, нервы.

Эти личные пружины — тот последний рычаг, от которого на каждом личном участке жизни зависит ее успех или провал, ее тусклость или яркость. И пока человековедение не поймет этого, пока оно не поможет перестроить жизнь по законам человеческой природы, личные кризисы будут, видимо, нарастать...

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: