Активация здесь-и-сейчас: техники

В этом разделе я хочу описать, но не навязывать некоторые техники: каждый терапевт должен развивать техники, созвучные с его стилем. Гораздо важнее овладения новыми техниками является полное понимание стратегии и теоретических оснований, на которых должна основываться любая эффективная техника.

Я считаю, что терапевт «мыслит здесь и сейчас». Если его мышление работает в таком русле достаточно долго, он рефлекторно ведет группу в здесь – и - сейчас. Иногда я чувствую себя пастухом, сгоняющим стадо в вечно тесный загон; я перехватываю отклоняющиеся, исторические или «отвлеченные» суждения, как отбившихся от стада овец, и загоняю их обратно в стойло. Как только в группе поднимается какая-то тема, я думаю: «Как я могу отнести ее к главной задаче группы? Как я могу перевести ее в жизнь в здесь – и - сейчас?» Я делаю эти усилия постоянно и начинаю это с первого занятия группы.

Например, на первой встрече участники обычно представляются, рассказывают что-то о том, как они пришли к терапии, и, обычно с помощью терапевта, могут обсуждать свое самочувствие на тот конкретный день. Я обычно вмешиваюсь в удобный момент и отмечаю: «Много событий происходит сегодня; вы все постепенно становитесь частью группы, каждый рассказывает другим о себе. Но у меня есть ощущение, что происходит еще что-то, — вы примериваетесь друг к другу, составляете друг о друге впечатление, каждый задается вопросом, — как он будет ладить с окружающими. Предлагаю потратить некоторое время на обсуждение того, зачем каждый из нас пришел в группу».

Терапевт смещает фокус с внешнего на внутреннее, с абстрактного на конкретное, с обобщенного на личность. Если пациент описывает враждебную конфронтацию с супругом, терапевт может спросить: «Если бы вам пришлось рассердиться на кого-нибудь наподобие описанного вами, кем бы оказался этот человек в группе?» Или: «Кого в группе вы можете заранее выделить, с кем вы будете в такой же ссоре?» Если пациент сообщает, что одна из его проблем — его нечестность, или то, что он стереотипизирует людей, или что он ими манипулирует, терапевт может спросить у него: «Назовите самую большую ложь, которую вы сообщили группе до сего времени?», или «Можете ли вы описать способ, каким вы стереотипизировали кого-то из нас?», или «До какой степени вы манипулировали группой до сих пор?» Если пациент жалуется на необъяснимые вспышки гнева или суицидальные намерения, овладевающие им, терапевт подчеркивает, что для него важно сразу же сообщать группе, когда они случаются во время занятия, чтобы группа могла отследить их и связать с событиями, происходящими в группе.

Если член группы, описывая свои проблемы, говорит о собственной пассивности, подверженности влиянию других людей, терапевт может спросить, кто в группе будет оказывать на него наибольшее, а кто — наименьшее влияние. Если пациент сообщает, что группа слишком вежлива и тактична, терапевт может спросить: «Кто в группе главный миротворец и кто продвигает в группе тактичность?» Если член группы боится самораскрытия и унижений, терапевт может попросить его определить тех в группе, кто, на его взгляд, имеет наибольшее желание насмехаться над ним.

Во всех этих случаях терапевт может углубить взаимодействие, побуждая других давать ответы: «Что вы думаете о стереотипе?», «Можете ли вы вообразить себя насмехающимся над ним?», «Созвучно ли это с ощущением, что вы действительно влиятельны, рассержены, чрезмерно тактичны и т. д.?». Даже простые техники, когда пациентов просят поговорить друг с другом напрямую, используя местоимения второго, а не третьего лица, и смотреть друг другу в лицо, очень полезны.

Сказать легче, чем сделать! Эти советы не всегда применимы. Для некоторых пациентов использование таких приемов представляет реальную угрозу, и тогда терапевту, как всегда, приходится долго и упорно переживать то, что испытывает пациент. Ищите методы уменьшения ощущения угрозы. Начните с фокусирования на позитивном взаимодействии: «К кому в группе вы ощущаете наибольшее теплоту?», «Кто в группе больше всего похож на вас?» или «Видно, что в отношениях между вами и Джоном есть и позитивное, и негативное. Мне интересно, что в нем вызывает у вас наибольшую зависть? Какие стороны его личности вам труднее всего принять?». Сослагательная форма часто обеспечивает некоторую безопасность и дистанцию: «Если бы вы рассердились на кого-то в группе, кто бы это мог быть?» или «Если бы вы пошли на свидание с Альбертом (другой член группы), что бы вы испытали?».

Сопротивление имеет место в разных формах; часто оно появляется в обманчивом облике всеобщего равенства. Особенно в начале лечебного курса пациенты часто реагируют на продвижение терапевтом идеи здесь – и - сейчас заявлением, что они испытывают совершенно одинаковое отношение ко всем членам группы. Отвечая на вопрос терапевта, они объясняют, что чувствуют одинаковую теплоту ко всем участникам, или не испытывают раздражения ни к одному из них, или ощущают одинаковое влияние или угрозу со стороны всех членов группы. Не ошибайтесь на этот счет. Это все выдумки. Опираясь на собственное чувство времени, терапевт решает, когда ему повторять свои вопросы. Рано или поздно он должен помочь членам группы дифференцировать друг друга. В конце концов пациент обнаружит, что замечает в своих чувствах к некоторым членам группы даже едва заметную разницу. Такие мелкие отличия важны и часто приводят к полному погружению во взаимодействия. Я выясняю эти нюансы отношений (никто еще не говорил, что разница в чувствах должна быть колоссальной); иногда мне кажется, что участники держат в руках увеличительное стекло, через которое рассматривают эти отличия, и описывают, что они видят и чувствуют.

Если пациенты слишком боятся самораскрытия, терапевт может мягко подтолкнуть их вперед, задавая вопросы на тему метараскрытия, — раскрытия о раскрытии (см. выше). Например, если очень застенчивому, скрытному участнику другой член группы помог раскрыть некоторые из его секретов, терапевт может сказать: «Джо, что происходило в тебе, когда ты нам рассказывал все это?», или «О чем тебе было тяжелее всего сказать до сих пор?», или «Мэри попросила тебя рассказать о самом для тебя важном. Что ты почувствовал в связи с ее вопросами? Ты обрадовался этому? Вознегодовал? Ждал ли ты, что они возникнут раньше? Как мы можем узнать, когда подталкиваем вас слишком сильно и когда вы действительно хотите, чтобы мы сделали это?». Я помню один случай, который доказал пользу такого приема. Однажды в Т-группе психиатрических больных одна участница обошла всю группу, делясь своими впечатлениями о каждом из других участников. Когда она закончила, я попросил ее еще раз обойти группу, отмечая (по 10 - балльной шкале) степень ее раскрытия в отношении каждого из расчета соответствующей степени риска, через который ей приходится пройти. Второй круг ненамного, но существенно углубил ее вовлеченность в процесс.

Часто сопротивление имеет глубокие корни и достаточно изобретательно. Например, один пациент, Боб, сопротивлялся участию на уровне здесь – и - сейчас месяцами. (Не надо забывать, что «сопротивление» обычно не связано с нарушениями сознания. Оно чаще возникает из источников, далеких от сознания. Иногда задача здесь – и - сейчас настолько непривычна и неудобна для пациента, что напоминает изучение иностранного языка; до тех пор пока не достигнута максимальная концентрация, он сползает к привычному дистанцирующему способу) Типичным способом отношения Боба к группе было описание некоторых усложняющих жизнь текущих проблем. Часто проблема принимала критические пропорции, что сильно ограничивало группу. Во-первых, члены группы чувствовали себя обязанными немедленно принять участие в представленной им на рассмотрение проблеме, и, во-вторых, они должны были продвигаться в ее отношении осторожно в связи с тем, что Боб недвусмысленно информировал их, что ему понадобятся все его ресурсы, чтобы справиться с кризисом, и поэтому он не может позволить себе роскошь межличностной конфронтации. «Не создавайте сейчас проблем, я держусь из последних сил». Попытки изменить этот паттерн бывали безуспешными, и группа чувствовала себя зажатой и сбитой с толку делом Боба. Они старались угодить, когда он приходил на встречу с проблемами.

Однажды он начал занятие с типичного гамбита: после недель поиска он получил новую работу, но был убежден, что потерпит в ней неудачу, и его уволят. Группа добросовестно, но осторожно начала прояснять ситуацию. Исследование столкнулось с многочисленными хорошо знакомыми коварными препятствиями, которые заблокировали траекторию работы на поверхности проблемы. Казалось, что нет объективных данных в пользу того, что Боб потерпит неудачу на работе. Ему казалось, что, как бы то ни было, он очень сильно старается, работая по восемьдесят часов в неделю. Он настаивал, что никто из неработающих вместе с ним не сможет по достоинству оценить эти признаки: взгляды начальника, косвенные намеки, витающая вокруг него неудовлетворенность, общая атмосфера в офисе, неудачи в оправдании (возложенных на себя и нереалистичных) задач. Сверх того, Боб был крайне ненадежный наблюдатель, он всегда принижал себя и пренебрегал своими силами.

Терапевт перевел всю трансакцию на уровень здесь – и - сейчас, спросив: «Боб, как ты думаешь, какой оценки в группе ты заслуживаешь и каких окружающие?» Боб неожиданно поставил себе «два с минусом» и застолбил за собой право пребывания в группе, по меньшей мере, еще лет на восемь. Всем остальным членам группы он проставил существенно более высокие оценки. В ответ на это терапевт поставил Бобу «4» за его работу в группе и объяснил причины: Боб предан группе, постоянно посещает ее встречи, готов помогать другим, очень старается работать, несмотря на тревожность и частые депрессии. Боб посмеялся над этим; он расценил произошедшее как обман или как игру терапевта. Но терапевт оставался твердым и настаивал на своей полной серьезности. Боб стал убеждать терапевта, что тот ошибается, и перечислил свои неудачи в группе (одной из которых, по иронии судьбы, было названо избегание здесь – и - сейчас); как бы то ни было, его разногласие с терапевтом было совсем не похоже на то стойкое, часто проявляющееся тотальное доверие к терапевту. (Он часто считал несостоятельной обратную связь остальных пациентов группы, заявляя, что он не доверяет ни чьей критике, кроме критики терапевта).

Вмешательство терапевта оказалось в высшей степени полезным, оно вывело процесс самооценивания Боба из скрытых покоев, набитых кривыми зеркалами его самовосприятия, на открытую арену жизни в группе. Членам группы больше не нужно было принимать на веру пристальные взгляды и косвенные намеки босса Боба. «Босс» (терапевт) был здесь, в группе. Трансакция стала доступна группе во всей ее полноте.

Я никогда не переставал испытывать чувство благоговения перед богатыми залежами скрытых возможностей, которые существуют в каждой группе и на каждом занятии. За каждым выраженным чувством лежит невидимое и неслышимое. Как использовать эти богатства? Иногда во время длительного молчания, возникающего во время встречи, я выражаю следующую мысль: «Существует так много информации, которая сегодня смогла бы стать для нас ценной, если бы только мы смогли ее раскопать. Интересно, способны ли мы, каждый из нас, рассказать группе о некоторых мыслях, которые посетили нас во время этого молчания, когда мы обдумывали, что сказать, но не сказали». Упражнение бывает более эффективным, если терапевт сам его начнет или примет в нем участие. Например: «Во время паузы я весь издергался, мне хотелось прервать ее, не тратить время, но одновременно я ощутил раздражение, что за группу этим всегда приходится заниматься мне», или «Меня раздирает противоречивое желание вернуться к разногласиям между тобой и мной, Майк. Я чувствую себя некомфортно с этим сильным напряжением и злостью, но я пока не знаю, как помочь понять и разрешить это». Когда я чувствую, что на встрече осталось невысказанным что-то особое, я обычно успешно использую технику, подобную этой: «Сейчас шесть часов, и у нас осталось полчаса, но если представить себе, что уже шесть тридцать и вы на пути домой, то какое разочарование сегодняшней встречей вы испытаете?»

Терапевт должен помогать участникам обсуждать свои чувства о самой группе, равно как о ее членах. Например, я могу спросить новичка, как он воспринял предыдущую встречу. Если он сообщает, что она была продуктивной, я спрашиваю о наиболее и наименее продуктивных ее частях. Каждая техника направлена на оказание помощи пациенту в проникновении в интерактивный поток группы.

Многие из наблюдений терапевт может сделать только благодаря логическим заключениям. Объективная точность — это не проблема; поскольку терапевт настойчиво ведет группу от неуместного, наносного, от «тогда – и - там» к «здесь – и - сейчас», его действия являются оперативно корректными. Если группа тратит время на непродуктивном занятии, обсуждая пустые, скучные вечеринки, и терапевт вслух интересуется, не имеет ли их обсуждение косвенного отношения к текущей групповой сессии, то нет никакого способа выяснения с той или иной степенью определенности, был ли он корректен. «Корректность» в данном примере должна определяться соотносительно и прагматично. Переводя внимание группы с «тогда – и - там» на «здесь – и - сейчас», он оказывает группе услугу, — услугу, которая, постоянно повторяясь, в конечном счете приведет к результату — созданию связующей, интерактивной атмосферы, максимально благоприятной для терапии. Следуя этой модели, можно сказать, что эффективность вмешательства должна оцениваться его успехом в сосредоточенности группы на ней самой.

В соответствии с этим принципом у группы, которая сосредотачивает все свое внимание на теме плохого здоровья и чувстве вины из-за постельного режима во время болезни, можно спросить, «действительно ли группа не удивлена недавним отсутствием терапевта». Или группу, которую неожиданно посетила смерть и потери, в которой каждый член озабочен происшедшим, можно спросить, имеют ли к ним отношение также и надвигающиеся четырехнедельные летние каникулы. Одна психотерапевтическая группа в тюрьме, которую попросили провести встречу в другой комнате, позволяющей, чтобы за ними наблюдали приехавшие психиатры, начала свое занятие с продолжительной дискуссии о новых компьютерах в ФБР, которые при нажатии клавиши, в течение нескольких секунд, могут выдать полную информацию о любом человеке. Терапевт сделал полезную интерпретацию, что группа имеет дело с проблемой нахождения под наблюдением; он спросил, не рассержены ли и не разочарованы ли они им и не подозревают ли они его в том, что он, как компьютер, не беспокоится об их чувствах.

Очевидно, эти вмешательства были бы бессмысленны, если бы группа уже полностью проработала все последствия недавнего отсутствия терапевта, надвигающихся четырехнедельных летних каникул или разрешения наблюдать. Технически процедура не сильно отличается от аналитического процесса в любой традиционной психотерапии. Обнаруживая большие объемы беспорядочной информации, терапевт отбирает, подкрепляет и интерпретирует те аспекты, которые считает наиболее полезными для пациента в определенное время. Терапевт рассматривает не все сны и не все части сновидений; однако тема сновидений, которая проливает свет на отдельные вопросы и над которой пациенты легко работают, энергично поддерживается. Здесь подразумевается положение, что в конкретный момент терапевт знает самое подходящее направление для группы. Как мы видели, этому нельзя дать точного определения; самое главное здесь, что терапевт в конце концов формулирует для себя общие принципы направления помощи для группы и ее членов — это и есть именно та область, где способность быстро усваивать лечебные факторы является непременной. Часто, когда терапевт выполняет эту функцию активации, он выполниет два одновременно протекающих акта: он ведет группу в здесь-и-сейчас и в то же время прерывает поток поступающего содержания в группе. Нередко члены группы обижаются или чувствуют свою отвергнутость подобным прерыванием; терапевт должен обратиться к этим чувствам, показав, что они также являются составляющими здесь-и-сейчас. Этот момент часто осложняет терапевту процесс вмешательства. Ранее, в процессе социализации, мы приучились не прерывать, не менять резко тему разговора. Более того, в группе бывают периоды, когда каждый участник кажется захваченным обсуждаемой темой; и в таком случае, даже если терапевт убежден, что группа «не работает», ему нелегко противиться происходящему в группе. Социальные психологи, изучающие малые группы, имеют документальные свидетельства непреодолимой силы давления группы. Чтобы отстаивать позицию, противоречащую групповому консенсусу, требуется большое мужество и сильные убеждения.

Я пришел к тому, что терапевт, поставленный перед такого рода дилеммой, способен увеличить восприимчивость пациента, если выразит для группы и те и другие чувства. Например, «Мэри, я ощущаю сильное переутомление, когда ты говоришь. У меня сложилось два впечатления: одно — это то, что у тебя есть что-то очень важное и болезненное для тебя, и другое — то, что Эд (новичок) очень старается на протяжении последних нескольких занятий войти в группу, а группа этого не хочет. Такого не бывало, когда в группе появлялись другие новички. Как ты думаешь, почему сейчас это происходит?», или «Уоррен, у меня две реакции на твои слова: первая — я очень доволен, что ты чувствуешь себя в группе достаточно хорошо, чтобы участвовать в занятиях, а вторая — что группе будет сложно отреагировать на то, что ты говоришь, потому что это слишком абстрактно и далеко от твоего личного. Мне бы было гораздо интереснее, если бы ты рассказал, что произошло в тебе за прошедшие недели в группе, даже если бы ты молчал, я знаю, что ты вовлечен во многие вопросы».

Конечно, существует гораздо больше активизирующих процедур, но моей целью не является составление компендиума техник. Совсем наоборот, я описываю техники только для того, чтобы объяснить основные принципы активации здесь – и - сейчас. Эти техники, или «групповые трюки» — слуги, а не хозяева. Использовать их непродуманно, заполнять пустоту, делать группу более пестрой, молчаливо соглашаться с требованиями членов группы, что лидеры лидируют, соблазнительно, но не конструктивно для группы. При исследовании одной проблемы в энкаунтергруппе (см. главу 14) один лидер слишком сильно увлекся групповыми трюками, используя их без временных ограничений или ясной концепции своей роли в процессе изменений. Результат его группы был чрезвычайно бедным: не было ни одного члена, который бы получил существенную пользу от этого опыта.

Запомните, что одно лишь ускоренное развитие взаимодействий не является целью этих техник; если терапевт действует слишком поспешно, используя трюки для ускорения интерактивности, эмоциональной экспрессивности и облегчения самораскрытия, он упускает главное. Сопротивлению, страху, закрытости, недоверию — короче, всему, что мешает развитию удовлетворительных межличностных отношений, необходимо дать выход. Цель не в том, чтобы создать гладко функционирующую, хорошо налаженную социальную организацию, а выстроить структуру, вполне нормально функционирующую и вызывающую достаточное доверие для раскрытия социального микрокосма каждого участника. Преодоление сопротивления на пути к изменению является ключом к изменениям. Таким образом, терапевт не стремится обойти препятствия, а идет через них. (Как мы увидим в главе 14, это одно из существенных отличий между терапией и энкаунтер - группами.)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: