Разъяснение процесса: техники

Как только терапевт достигает успеха в приведении пациентов к паттерну взаимодействия здесь – и - сейчас, он должен позаботиться переводом этих взаимодействий к терапевтической выгоде. Это комплексная задача, и состоит она из нескольких стадий. Пациент должен вначале разобраться в том, что он делает вместе с другими людьми (постепенно переходя от простых актов до очень сложных паттернов, развивающихся в течение длительного промежутка времени); затем он должен оценить воздействие этого поведения на остальных; он должен понять влияние своего поведения мнение других людей о нем и, следовательно, на его самооценку; он должен решить, удовлетворен ли он собственным социальным стилем; и последнее, ему нужно помочь осуществить его желание измениться, Даже когда терапевт помогает пациенту преобразовать намерение в решение, а решение — в действие, его задача остается нерешенной. Он должен помочь пациенту закрепить изменения и спровоцировать генерализацию изменений — переход изменений пациента в группе к изменениям в более глобальном жизненном окружении.

Прохождение каждой из этих стадий терапевт может облегчить неким специфическим когнитивным вкладом, и я опишу каждый шаг в порядке очередности. Во-первых, существует несколько приоритетных базовых положений, которые я должен обсудить: как терапевт распознает процесс? Как он может помочь членам принять ориентацию на процесс? Как может терапевт повысить восприимчивость пациента к его комментариям процесса?

Распознавание процесса. Прежде чем терапевт начинает какую-либо фазу разъяснения процесса, он должен сам научиться распознавать процесс. Опытный терапевт делает это естественно и без усилий: он наблюдает групповые процессы с позиции, которая позволяет ему иметь продолженное видение процесса, лежащего в основе содержания групповой дискуссии. Он распознает процесс автоматически, он слушает не только то, что пациент рассказывает, но также и то, в связи с чем пациент это говорит.

Так, во время групповой встречи пациент Пит раскрывает много тяжелого, глубоко личного материала. Группа реагирует на сообщение Пита и в течение длительного времени слушает его, помогает ему детально отрабатывать материал и предлагает ему поддержку. Терапевт участвует во всем этом, но учитывает еще и другие соображения. Например, он может задаться вопросом: почему из всех участников именно Пит открывается первым и делает это достаточно полно? Почему Пит так часто принимает на себя роль группового пациента, которого все участники должны лечить? Почему он должен всегда показывать себя таким уязвимым? Почему сегодня? После конфликта в группе на прошлом занятии можно было ожидать, что Пит будет сердит; вместо этого, он «подставляет свою шею». Избегает ли он выражать свой гнев? И так далее.

В другой группе под конец встречи мистер Гласе, молодой, даже юный, пациент, смог на фоне эмоционального подъема впервые признаться в своих гомосексуальных наклонностях. На следующей встрече группа попросила его продолжить. Он попытался сделать это, но, почти задушенный эмоциями, зажался и засомневался. Сразу после этого с неприличной живостью миссис Плоф заполнила возникшую паузу: «У меня проблема». Миссис Плоф, сорокалетняя женщина, водитель такси, которая обратилась к терапии из-за социального одиночества и ожесточенности, продолжила обсуждение бесконечно сложной ситуации, в которую была вовлечена ее нежеланная тетка, периодически приезжающая к ней в гости. Для опытного, ориентированного на процесс терапевта фраза «У меня проблема» является вдвойне бестактной. Еще более остро, чем ее слова, поведение миссис Плоф говорило: «У меня проблема», и ее проблема проявилась в ее бесчувственности к мистеру Глассу, который после месяцев молчания в конце концов нашел в себе мужество заговорить.

Начинающему терапевту нелегко рассказать, как распознать процесс; овладение этим умением является одной из главных задач его подготовительного периода. И это бесконечная задача: на протяжении всей карьеры опытный терапевт совершенствует свою способность глубже проникать в субстрат групповой беседы. Это углубленное видение обостряет интерес терапевта к встрече. Обычно начинающие студенты, присутствующие на встречах, находят их гораздо менее значительными, сложными и интересными, чем опытный терапевт.

Существуют путеводные нити, которые могут облегчить начинающему терапевту распознавание процесса. Обратите внимание на простые невербальные, чувственно доступные данные: кто выбирает, где сесть? Какие участники садятся вместе? Кто выбирает место поближе к терапевту? Кто — подальше? Кто садится рядом с дверью? Кто приходит на встречу вовремя? Кто, как правило, опаздывает? Кто на кого смотрит, когда они говорят? Смотрит ли кто-нибудь из членов группы на терапевта, когда обращается к другому участнику? Если это так, то при обращении к другим вместо того, чтобы устанавливать контакт друг с другом, они устанавливают его с терапевтом? Посматривают ли члены группы на часы, ерзают ли на сиденьях или зевают? Отодвигаются ли кресла от стола, и выражается ли при этом в группе притворный вербальный интерес? Остаются ли одетыми куртки и пиджаки? Когда на отдельной встрече или в какой последовательности на встрече их снимают? Как быстро группа заполняет комнату? Как они покидают ее? Что можно пронаблюдать в отношении курения: кто курит и когда, в какой манере? (Бергер описал красивую, хладнокровную женщину, которая курила не в моменты напряжения, а только тогда, когда напряжение спадало настолько, что она была в состоянии зажечь сигарету и держать ее с апломбом.) Постоянная смена поз может означать дискомфорт; сгибание ноги, например, известный всем признак тревожности. Перемена в платье или ухоженности нередко отражает перемену в пациенте или в атмосфере целой группы. Первая вспышка возмущения в отношении лидера у зависимых с вкрадчивыми манерами мужчин может быть выражена сменой рубашки с галстуком на спортивную рубашку с открытой шеей. На самом деле известно, что невербальное повеление часто выражает чувства, о которых пациент еще не догадывается; терапевт через наблюдение и обучение группы замечать невербальное поведение может ускорить процесс самоизучения.

Иногда процесс проясняется, когда внимание терапевта обнаруживает не только то, для чего прозвучало сказанное, но и то, когда чем-то пренебрегают: пациентки, которые предлагают, советуют или производят обратную связь пациентам-мужчинам, но никогда другим женщинам в группе; группа, которая никогда не перечит терапевту и не задает ему вопросов; темы (секс, деньги, смерть), которые никогда не обсуждаются; пациент, которого никогда не критикуют, или пациент, кого никогда не поддерживают, — все эти упущения — составные части трансакционного процесса группы.

Физиологи обычно изучают действие гормона, устраняя выделяющую железу, которая производит его, и наблюдая изменения в лишенном поступления гормонов организме. Подобным образом в групповой терапии мы можем узнать очень многое о роли конкретного участника, наблюдая здесь – и - сейчас процесс группы в отсутствие этого человека. Например, если отсутствует агрессивный, соперничающий индивид, группа может испытать облегчение, и другие пациенты, которые чувствовали угрозу или зажатость в присутствии этого участника, могут неожиданно увеличить активность, раскрыться. Если, с другой стороны, группа зависима от отсутствующего участника, который нес бремя самораскрытия или уговаривал других членов говорить, она чувствует свою беспомощность и угрозу, когда его нет. Очень часто эти случаи проливают свет на межличностные отношения, которые прежде были полностью скрыты от членов группы, и терапевт может с пользой для дела предложить группе обсудить чувства в отношении этого участника, как во время его отсутствия, так и при нем. Точно так же богатые данные о чувствах к терапевту выдают группы в отсутствии лидера или на альтернативных встречах. Один лидер вел Т - гpyппy специалистов в области психического здоровья, состоящую из одной женщины и двенадцати мужчин. Женщина, хотя она, как правило, ставила свое кресло ближе к двери, чувствовала себя в группе сравнительно комфортно, до тех пор, пока терапевт не уехал из города и не была назначена встреча группы без лидера. На встрече группа обсуждала сексуальные опыт и чувства гораздо более откровенно, чем когда-либо до этого, и в ней зародились ужасные фантазии на тему группового изнасилования с участием группы. Она поняла, насколько присутствие терапевта поддерживало в ней чувство безопасности в отношении страха несдерживаемого сексуального неведения остальных участников и в отношении возникновения ее собственных сексуальных фантазий. (Она поняла также значение занимаемого ею кресла ближе к двери.)

Стремитесь всеми возможными способами понять в любых коммуникациях сообщения об отношениях. Ищите несоответствия между вербальным и невербальным поведением. Обращайте особое внимание на то, когда есть что-то аритмичное во взаимодействии, когда, например, интенсивность реакции кажется непропорциональной стимулирующему сообщению, или если реакция окажется «не из той оперы», или бессмысленной. В этих случаях имейте в виду несколько возможностей: например, паратаксическое искажение (реагирующий воспринимает стимулирующего нереалистично), или метакоммуникации (реагирующий реагирует не на содержание самого сообщения, а на другой уровень коммуникации), или смещенность (реагирующий реагирует не на текущую трансакцию, а на чувства, вытекающие из предыдущих трансакций).

Общее групповое напряжение. Обратимся к тому, что определенная степень напряжения всегда имеет место в каждой терапевтической группе. Возьмем, к примеру, такие виды напряжения, как борьбу за доминирование, антагонизм между сознанием взаимной поддержки и соперничества, между алчностью и самопожертвованием в стремлении помочь остальным, между желанием кого-то погрузиться в комфортный океан группы и боязнью утраты собственной прежней индивидуальности, между желанием достижений и желанием остаться в группе, между желанием помогать другим и страхом остаться забытым. Иногда эта напряженность дремлет месяцами до тех пор, пока какое-нибудь событие не пробудит ее и она не извергнется в сильнейшей экспрессии.

Терапевт не должен забывать об этой напряженности; она всегда присутствует; слабая струя топлива всегда питает скрытый мотор группового взаимодействия. Знание этой напряженности часто облегчает терапевту распознавание процесса. Например, ранее в этой главе я описал вмешательство терапевта, когда он, пытаясь перевести пациента в здесь – и - сейчас, дал ему задание оценить свою работу в группе. Вмешательство было эффективным для этого пациента, но не было лишено давления на остальную часть группы. На следующей встрече два пациента попросили терапевта прояснить несколько замечаний, которые он сделал им на предыдущей встрече. Замечания были настолько поддерживающими и настолько четко сформулированными, что терапевт был озадачен просьбой о прояснении. Более глубокое исследование показало, что эти два пациента, а позже и другие, тоже получили от терапевта оценки. В другой группе, в которой участвовали специалисты по психическому здоровью, прошедшие несколько уровней подготовки, на лидера группы произвели глубокое впечатление групповые навыки Стюарта, одного из самых молодых, неопытных членов. Лидер высказал свою догадку о том, что Стюарт — подсадной участник, что он не может быть совсем начинающим, поскольку ведет себя как ветеран с десятилетним групповым стажем работы. Такой комментарий вызвал конкурентное напряжение; группе нелегко было забыть это, и спустя месяцы этот случай периодически всплывал и гневно обсуждался. Своим комментарием терапевт отметил чело Стюарта «поцелуем смерти», после чего группа систематически критиковала и унижала его. Когда терапевт делает позитивный комментарий или оценивает какого-то участника, он способен вызвать чувства братского соперничества. Когда, как в каждом из этих двух примеров, он делает комментарий, который имеет сравнительные оценочные оттенки, он может быть уверен, что сгребет тлеющие уголья братского соперничества в большой пожар.

Борьба за доминирование различается по интенсивности на протяжении всей работы группы. Это отчетливо видно на первых занятиях группы, когда участники всеми средствами добиваются выгодного положения в группе. Как только иерархия создана, все успокаиваются, но периодически вскипают, например, когда у какого-нибудь участника по мере его оздоровления начинает расти самоутверждение и он бросает вызов установленной иерархии. Если в группу приходят новые участники, особенно агрессивные пациенты, которые «не знают своего места» и не желают относиться с уважением к правилам группы, с высокой долей вероятности можно предсказать, что на занятиях группы на какое-то время главной станет тема борьбы за доминирование. Например, в одной группе Бетти почувствовала угрозу с приходом новой, агрессивной женщины, Рены. Несколько встреч спустя, когда Бетти обсуждала важный материал, касающийся ее неспособности к самоутверждению, Рена попыталась помочь, сказав на это, что она тоже была такой, а затем продемонстрировала различные приемы, которые она использовала, чтобы преодолеть это. Рена убеждала Бетти в том, что, если она продолжит открыто говорить об этом в группе, она также обретет значительную уверенность в себе. Реакцией Бетти стала молчаливое бешенство такой продолжительности, что несколько встреч прошло, прежде чем она смогла работать, переступив через свои чувства. Не информированного наблюдателя реакция Бетти могла озадачить, но если знать о старшинстве Бетти в группе и о решительном вызове этому старшинству со стороны Рены, то ее реакция совершенно предсказуема. Вместо того чтобы ответить на предложенную Реной помощь, она отреагировала на ее метасообщение: «Я продвинулась больше тебя, я более зрелая, в большей мере осведомлена о психотерапевтическом процессе и самая влиятельная в группе, несмотря на твое давнее присутствие здесь».

Исходная задача и вторичное удовлетворение. Понятия исходной задачи, вторичного удовлетворения и динамического напряжения между ними обеспечивают терапевту средства распознавания процесса (и, как я дальше покажу, средства, раскрывающие факторы, лежащие в основании сопротивления пациента комментарию процесса).

Сперва несколько определений. Исходная задача пациента, не сложно догадаться, — это то, ради чего он изначально стал искать помощи. Он может мечтать о смягчении страданий, улучшении отношений с другими или более продуктивной и полноценной жизни.

Ситуация может быть сложнее. Иногда видение пациентом собственной исходной задачи изменяется в соответствии с прогрессом в терапии. Пациент и терапевт могут иметь сильно отличающиеся взгляды на исходную задачу первого. Я знаю пациентов, которые называли целью избавление от боли (тревожности, депрессии, бессонницы и т. д.), но имели более глубокую и более проблемную цель иного характера; например, один пациент надеялся, что благодаря терапии он станет таким благополучным, что, вооружившись выдающимся психическим здоровьем, достигнет еще большего превосходства над своими неприятелями; второй желал научиться манипулировать другими еще более эффективно. Испытание пациента реальностью может быть достаточно хорошим, чтобы хранить эти цели в тайне. Они не выдвигаются как элементы исходного «контракта», который он заключает с терапевтом, кроме того, они оказывают постоянное влияние на его работу. На самом деле, прежде чем некоторые пациенты станут способными сформулировать эгоистичную исходную задачу, они должны пройти через большую часть терапии.

Пациент в общих чертах знает, чего он хочет достичь через терапию. При помощи техник, которые мы обсуждали, терапевт в период догрупповой подготовки пациента и на первых встречах группы дает пациенту понять, чем тот должен заниматься на занятиях, если хочет решить исходную задачу. Но как только начинаются групповые встречи, начинают происходить некоторые весьма странные вещи. Множество клинических историй иллюстрируют этот парадокс.

Молодая пациентка пользовалась вниманием трех мужчин в группе. Она утаила от группы информацию о том, что ей сделали предложение, хотя ее садомазохистские отношения с женихом были для нее большой проблемой. После того как она вышла замуж, она представила мужа группе в ложном свете как пассивного неудачника, а не успешного математика. Она боялась, что мужчины в группе разглядят в нем сильного конкурента, испугаются и отвернутся от нее. Обман продолжался несколько месяцев.

Билл, молодой человек в другой группе, повел себя аналогичным образом. Он был очень заинтересован в том, чтобы обольстить женщину из группы, и старался в своем поведении проявлять мягкость и обаяние. Он скрывал свое чувство неловкости и отчаянное желание быть «крутым», свою боязнь женщин и зависть к некоторым мужчинам в группе. Он никогда не обсуждал свои неизбежные мастурбации и вуайеризм. Когда другой мужчина представил на обсуждение группы свое надменное отношение к женщинам, Билл (желая избежать соперничества) похвалил его за честность. Когда выступил другой участник, страдающий тревожностью и гомосексуальными фантазиями, Билл сознательно не стал утешать его, хотя мог оказать ему поддержку, поделившись своими похожими фантазиями. Ничто не переступило через состояние «крутизны».

Следующая пациентка направляла всю свою энергию на достижение образа сообразительного и проницательного человека. Она постоянно, часто весьма утонченно, дискутировала с терапевтом. Она с презрением отнеслась к попыткам последнего помочь ей и проявила агрессию, когда тот попытался проинтерпретировать ее поведение. Когда терапевт отрефлексировал, что она хотела заставить его почувствовать, будто он не имеет ничего ценного, чего бы он мог ей предложить, она дала самый утонченный урок, выдав, что, по-видимому, ему самому нужно присоединиться к терапевтической группе, чтобы поработать собственные проблемы.

Еще один участник наслаждался завидным положением в группе благодаря своей любовнице, великолепной художнице, чьи картины он, довольный, показывал всей группе. Она была его лицом, живым доказательством его естественного превосходства. Когда однажды она внезапно и решительно ушла от него, он был слишком унижен в глазах группы и покинул терапию.

B этих примерах есть одна общая черта: в каждом случае пациенты отдавали приоритет не исходной задаче, а вторичному удовлетворению, которое дает группа: отношения с другими участниками, имидж, который они желают спроектировать, групповая роль, в которой они выступают как самые сексуально привлекательные, самые влиятельные, самые информированные, самые старшие. Во всех этих иллюстрациях патология пациента послужила препятствием для достижения исходной цели. И разве могло произойти как-то иначе, чем то, что произошло? Разве мы не подчеркивали так часто, что пациенты, как правило, воссоздают собственные интерперсональные миры в социальном микрокосме группы? Конечно, да! Но в описанных случаях патология приняла форму, которая на базовом уровне противоречила терапии. Пациенты направили свои усилия не на лечение, а на достижение определенных форм удовлетворения в группе. Если бы это здесь – и - сейчас поведение было пригодным для изучения, если бы пациенты смогли, как это было, выйдя за пределы групповой матрицы, увидеть в более беспристрастной манере свои действия, то весь цикл стал бы целиком частью терапевтической работы. Но во всех этих случаях удовлетворение взяло верх над работой, которую следовало осуществить. Пациенты скрывали информацию, представляли себя в ложном свете, отвергали помощь терапевта и отказывались помогать другим.

Это близкий к индивидуальной терапии феномен. Много лет назад Фрейд говорил о пациенте, чье желание остаться в терапии перевешивало его желание лечиться. Индивидуальный терапевт удовлетворяет желания своего пациента в том, чтобы помочь, услышать, убаюкать. Но есть большое, качественное отличие в этом отношении между индивидуальной и групповой терапией. Формат индивидуальной терапии гораздо более ограничен; групповая ситуация предлагает огромный перечень удовлетворений. Группа, как социальный микрокосм, содержит возможности удовлетворения практически любой социальной потребности в жизни индивида. Более того, предлагаемое удовлетворение часто является обязательным: наши социальные потребности в доминировании, в восхищении, в любви, в уважении, в самом деле, очень сильны.

Верно ли, что напряжение, которое существует между исходной задачей и вторичным удовлетворением, ничто иное, как еще один красивый способ отнесения на счет известных понятий «сопротивление» и, главным образом, «отреагирование»? В том смысле, что стремление к вторичному удовлетворению препятствует терапевтической работе, оно, в общем, может быть названо сопротивлением. Но здесь существует еще один нюанс, который я хочу подчеркнуть. Сопротивление обычно связано с избеганием страданий. Первоначальный взгляд Фрейда заключался в том, что те же самые психические энергии, которые отвечают за подавление пагубного опыта, защищают вход туда, где хранится подавленный материал и отражают угрозу вопросов, которые могут потревожить этот материал и выпустить на волю первичную дисфорию. С тех пор это толкование расширилось, но оно по-прежнему подразумевает феномен защиты. Очевидно, в этом смысле в групповой терапии имеет место значительный объем сопротивления как на индивидуальном, так и на групповом уровне, как мы покажем далее. Но я хочу обратить особое внимание на изобилие возможностей вторичного удовлетворения в терапевтической группе. Часто крушение терапевтической работы в группе происходит не из-за того, что пациент тревожен и защищается, а потому, что он не хочет лишиться удовлетворения.

Часто, когда терапевт бывает сбит с толку тем, как в группе разворачиваются события, проведение границы между исходной задачей и вторичным удовлетворением полезнее всего. Если терапевт спрашивает себя: «Работает ли пациент на свою исходную задачу?», он получает устойчивую исходную точку для нового направления работы. И когда замена вторичного удовлетворения исходной задачей весьма проблематична, терапевту ничего не остается, как напомнить пациенту его исходную задачу — изначальные причины, побудившие его прийти в терапию. Тот же принцип применим к группе в целом. Можно сказать, что у группы есть исходная задача, которая состоит в установлении и исследовании всех аспектов отношения каждого участника к каждому другому участнику, к терапевту и к группе в целом. Терапевт и, позднее, члены группы могут достаточно легко почувствовать, когда группа работает, когда она занята своей исходной задачей и когда она ее избегает. Лидер может не понимать, что делает группа, но он знает, что это не приводит к развитию и познанию отношений между членами. Если терапевт достигает успеха, помогая группе идентифицировать свою задачу, тогда он должен заключить, что она активно избегается как из-за того, что задача как таковая ассоциируется с дисфорией, так и из-за некоторых форм вторичного удовлетворения, достаточно приятных, чтобы заменить собой терапевтическую работу.

Обращайтесь к вашим чувствам. Все вышесказанное ведет к распознаванию и пониманию процесса, все это полезно. Но самые важные путеводные нити, которые имеются в распоряжении терапевта, — это его собственные переживания на встрече, чувства, которым он доверяет после многократных эпизодов согласованного подтверждения на основании предыдущих сходных инцидентов из его практики групповой терапии. Опытный терапевт учится слушать свои чувства; они для него так же полезны, как микроскоп для микробиолога. Если он чувствует нетерпение, фрустрацию, скуку, замешательство, обескураженность, — любое из полного спектра чувств, доступных каждому человеку, — он воспринимает это как ценную информацию и привлекает ее к работе, если в этом есть необходимость.

Никому не нужно разбираться в своих чувствах или регулировать и передавать их четкую интерпретативную линию. Часто бывает достаточно просто выразить чувства, чтобы помочь пациенту пойти дальше. Один терапевт, например, испытал сорокапятилетнюю женщину поддельной, сбивающей с толку манерой своего поведения из-за ее слишком неустойчивого способа самопредставления. В конце он сказал: «Шарон, у меня есть несколько чувств в вашем отношении, которыми я бы хотел с вами поделиться. По вашему разговору, вы часто мне представляетесь как опытная зрелая женщина, но иногда я вижу вас как очень юного, почти неполовозрелого ребенка, пристающего с объятиями и стремлением всем понравиться. Я не думаю, что сейчас могу продвинуться в этом дальше, но мне интересно, какие струны в вас это задело?» Наблюдатель затронул некоторые очень глубокие струны пациентки и помог ей исследовать свою противоречивую сексуальную идентичность и собственное тревожное расщепление.

Нередко бывает полезно делиться ощущением собственной отверженности. Рассмотрим следующий пример из сессии терапии множественного влияния (психотерапия обучающего формата, в которой один пациент встречается с несколькими терапевтами со схожими с нормами в групповой терапии процедурными принципами).

Во время своего четвертого занятия миссис Строу, пациентка с сильной наркотической зависимостью, у которой была отмечена неспособность вступать в прямые взаимодействия с другими (проблема, исследованная группой), стала увлеченно рассуждать о собственной семье. Она бесконечно долго перечисляла имена кузенов, теток и соседей, в результате чего терапевты были изгнаны из ее мира, по крайней мере, на час.

Наконец один из присутствующих сказал, что он чувствует нетерпение, фрустрацию и свою полную отверженность. Тогда она достала блокнот из своей сумочки и стала читать то, что, по ее словам, она заготовила для группы терапевтов. Это была длинная и достаточно пугающая аллегория о ее бесцельном плавании в компании детей, пытающихся плыть с грузом на ногах, которым их снабдили взрослые, чтобы те развивали свою силу. Она взывала о помощи к людям на берегу, но они лишь заставляли ее плыть быстрее, а потом положили ее в лодку, которая была совершенно худой и полной воды. Чувствуя, что неплохо было бы отдохнуть, она понимала, что никогда не сможет научиться плавать, находясь в лодке.

Аллегория была язвительной и загадочной, но терапевты, припомнив исходную задачу группы, еще раз выразили чувства отвергнутости и фрустрации. Чтение аллегории было совершенно аутистичным действием, удерживающим их на значительном расстоянии. Затем миссис Строу сказала, что должна сообщить группе, что она тонула. Терапевт ответил, что осознал ее ощущения утопающей еще на первом занятии, и спросил, почему она решила рассказать им об этом в красивой, но очень странной манере. В несвойственной ей вспышке откровенности она ответила, что хотела возбудить их интерес к себе, показав, насколько она чувствительна и умна. Остальные отметили, что в этом не было никакой необходимости, поскольку они действительно часто думали и разговаривали о ней в перерывах между занятиями. Они почувствовали, что ее стратегия была отчасти успешной (они были заинтригованы аллегорией, которая произвела на них впечатление), но, кроме этого, она вызвала ощущение досады и отчуждения; это произошло после того, как она торжественно раскрыла не только аллегорию, но и свою потребность произвести на них впечатление. И хотя поклонники литературных упражнений должны были содрогнуться от этого намека на увольнение в ее аллегории, как и от манифестации стремления быть – значительно – более - осмотрительной, лукавя в отношениях с другими, тем не менее была продемонстрирована хорошая медицина для пациентки, которая видела райскую долину слишком часто на своем затуманенном окольном пути через мир без людей.

Чтобы реагировать на собственные чувства в терапевтическом процессе, терапевт должен быть в разумной степени уверен в уместности своих чувств. Если ответ терапевта пациенту не соответствует его чувствам, он тоже важен, но в большей мере для него самого, чем для пациента. Чем дальше от реальности реакции терапевта на пациента (по причине контрпереноса или, может быть, из-за давления личных эмоциональных проблем), тем менее полезной, фактически более антитерапевтической, будет его передача этих чувств, как если бы они являлись проблемой пациента, а не его собственной. Терапевту нужно использовать деликатный инструмент своих чувств, и ему нужно их использовать часто и спонтанно. Исключительно важно, чтобы этот инструмент был настолько достоверным и точным, насколько это возможно. Именно по этой причине я считаю, что каждый терапевт должен обрести достаточно личную психотерапию. (Подробнее об этом в главе 15.)

Помощь членам группы в овладении ориентацией в процессе. Давно известно, что наблюдения, позиции, инсайты, усвоенные индивидом благодаря его собственным усилиям, являются наиболее ценными, чем те, которые берутся у других «взаймы». Опытный лидер сопротивляется соблазну давать блестящие виртуозные интерпретации; вместо этого, он ищет методы, которые бы позволили пациентам достигнуть самопознания через их собственные усилия. По словам Фулкса: «Временами терапевт должен мудро сохранять молчание, должен быть терпеливым в отношении несовершенных знаний и ждать, когда группа достигнет понимания». Таким образом, задача терапевта заключается в том, чтобы влиять на членов группы, которые вникают и оценивают все аспекты процесса.

Многие из действий лидера по установлению норм были описаны в этой главе ранее. Например, терапевт сосредоточивается на процессе, периодически выводя участников по ту сторону здесь – и - сейчас и приглашая их рассмотреть более объективно значение недавно происшедших взаимодействий. Хотя техники варьируются, будучи зависимыми от стиля терапевта, цель этих вмешательств — включить маяк саморефлексии. Терапевт может, например, прервать группу в нужный момент, чтобы прокомментировать: «Мы потратили на сегодняшнее занятие уже половину отведенного времени, и мне интересно, что вы чувствуете в отношении пройденной половины сегодняшнего занятия?»

Вне всякого сомнения, терапевт должен понимать, в какой форме просить участников делать анализ. Он может просто сказать: «Я не совсем понимаю того, что происходит на встрече, но я замечаю некоторые занятные вещи: например, Билл слишком молчалив, Джек отодвинул свое кресло метра на полтора, Мэри последние несколько минут стреляет в меня глазами. Что вы думаете о происходящем сегодня?»

Часто необходим обзор процесса «наиболее горячих» встреч. Для терапевта важно показать, что интенсивное эмоциональное выражение дает материал для важного исследования. Иногда терапевт может разделить такую встречу на две части: экспериментальную и аналитическую. В другой раз терапевт может что-то перенести на следующее занятие; он может спросить о чувствах, которые испытывали пациенты, придя домой после предыдущей встречи, или просто поинтересоваться мыслями, пришедшими в голову с того момента.

Очевидно, терапевт обучает пациентов через моделирование собственной ориентации в процессе. Разделяя с группой при любой возможности свои взгляды на процесс, терапевт ничего не теряет и может многое получить. Иногда он может повести себя так при попытке толкования встречи: «Я заметил несколько вещей, которые произошли в течение сегодняшней встречи...» Иногда он может прибегнуть к удобному приему — поручить подытожить встречу опоздавшему ко - терапевту или участнику.

В тринадцатой главе я описываю технику, которая, в крайней форме, делает причастными пациентов к наблюдениям терапевта о процессе. Внимательно наблюдая за каждой встречей, терапевт пишет подробный отчет о встрече, куда включает непрерывный поток высказанного и невысказанного им о наблюдаемом процессе, и раздает эти отчеты пациентам перед следующей встречей. В этом подходе терапевт, несмотря на свое личное и профессиональное разоблачение, по-видимому, не теряет своей эффективности. Совсем наоборот, среди множества путей терапевтическая работа, по-видимому, должна быть помогающей. Одним из конкретных эффектов было распространение восприимчивости пациентов на групповой процесс.

Облегчение принятия пациентами процессуально-разъясняющих комментариев. Ф. Скотт Фицджеральд однажды написал: «Меня заставляли думать. Господи, как это было тяжело! Все равно, что перетаскивать огромные загадочные сундуки». При помощи терапии пациентов просят думать, перестраивать внутренний мир, исследовать последствия своего поведения. Это тяжелая работа, часто неприятная и пугающая. Мало просто обеспечивать пациентов информацией или объяснениями, терапевт должен также облегчить усвоение новой информации. Он может использовать множество стратегий, чтобы помочь пациентам в этой работе. Обращайте внимание на подачу интерпретирующих комментариев. Ни один комментарий, даже самый блестящий, не может быть оценен, если предаваемое не принимается, если пациент отвергает мнение, не вникнув в него и не исследовав. Таким образом, взаимоотношения, стиль подачи сообщения и выбор времени для этого столь же важны, сколь и содержание самого сообщения. Берегитесь категоричных или ограничивающих апелляций; они разрушительны, угрожающи и пробуждают защитные реакции. Пациенты отвергают глобальные обвинения: зависимость, нарциссизм, эксплуатация, высокомерие. На это есть свои основания, поскольку мы всегда больше, чем любой ярлык или любая комбинация ярлыков. Гораздо более приемлемо (и гораздо более справедливо) говорить о чертах и состояниях человека. Например: «Я часто чувствую, что вы очень хотите сблизиться с остальными, предлагая помощь, как это было на прошлой неделе, когда вы обратились к Мики; но в другое время, как, например, сегодня, вы представляетесь мне отчужденной, почти презрительной к другим. Что вы знаете об этой вашей стороне?»

Часто посреди острейшего группового конфликта члены группы бросают в лицо друг другу важную правдивую информацию. В этих условиях в одиночку правду не узнать, это можно сделать только с помощью агрессора, таящего в себе угрозу в отношении противника. Если человек в состоянии сделать добытую в конфликте правду доступной для потребления, терапевт должен оценить и нейтрализовать боевой пыл ссорящихся. Он может, например, обратиться к высшей инстанции (желанию пациента познать себя), или он может повысить восприимчивость, прервав обвинения. Например:

«Фэррелл, я вижу вы сейчас скомкали и приготовились выбросить все, что сказала Джэми. Вы очень ловко отметили слабость ее аргументов, но происходящее — это то, что вы (и Джэми тоже) ничего не выносите из этого для себя. Скажите, могли бы вы, на время изменив задачу, спросить себя (и позже: «Джэми, я бы хотел попросить вас проделать то же самое...»): «Есть

ли что-нибудь из сказанного Джэми, что могло бы оказаться справедливым для меня? Что задело мои внутренние струны? Могу ли я на время забыть несправедливые высказывания и остаться с правдивыми!»

Существуют устойчивые повторяющиеся паттерны, которые, если присвоить им четкое название, могут быть достаточно полезными при распознании и усвоении комментариев процесса. Эрик Берн описал, прибегнув к очень доступной и часто ироничной терминологии, подобный повторяющийся паттерн, или «игру». Для начала это бывает полезно, но, подобно любым другим «называющим» техникам, такой прием становится ограничивающим, коль скоро лидеры пытаются уместить все человеческие взаимодействия в несколько прокрустовых лож.

Иногда пациенты в минуты необычайного откровения выдают сообщение, которое может в дальнейшем обеспечить терапевта великолепным движущим средством. Успешные терапевты задерживают внимание группы на этих комментариях и хранят их для дальнейшего использования. Например, один пациент, который одновременно и гордился, и переживал из-за своей способности манипулировать группой благодаря своему шарму, во время одной встречи сказал: «Послушайте, в то время, как вы наблюдаете мою улыбку, как сейчас, я внутренне страдаю. Не дайте мне уйти с этим». Другая пациентка, тиранизирующая группу своими слезами, в один из дней заявила: «Когда я плачу, как сейчас, я сержусь, я не собираюсь развалиться на куски, поэтому перестаньте создавать мне комфортные условия, перестаньте уговаривать меня как ребенка». Эти моменты правды могут быть оценены очень высоко, если вспомнить о них в конструктивной, поддерживающей манере тогда, когда пациент закрыт и недружелюбен.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: