Глава 1. ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ 40 страница

Следовательно, никто из участников стороны защиты, а не только Подсудимый, не может воспринимать те обстоятельства, которые имеют значение для уголовного дела, по причине неосведомлённости о них на настоящий момент судебного следствия. Несмотря на противодействие государственного обвинителя, сторона защиты пытается выяснить эти обстоятельства посредством внимательного выслушивания свидетельских показаний и вдумчивого выслушивания и прочтения представляемых государственным обвинителем документов.

Второе суждение государственного обвинителя. Подсудимый не может высказать своего мнения по простейшим вопросам, которые обсуждаются в судебном заседании.

Это суждение неправильно ни по юридической, ни по нравственной сути. В судебном процессе не бывает ни простейших, ни сложнейших вопросов, поскольку от каждого вопроса и ответа на него зависят судьба и жизнь человека. Касательно же всякого подсудимого ещё в 1912 году приват-доцент Московского университета Сергей Иванович Викторский писал, что подсудимый не в состоянии сам оценить всего значения фактической и юридической стороны своего деяния и передать об этом надлежащим образом суду (см.: Викторский С.И. Русский уголовный процесс. – М.: Юридическое бюро “Городец”, 1997).

При этом государственный обвинитель своё суждение о “простейших вопросах” поясняет тремя утверждениями.

Первое из них гласит, что Подсудимый на предложение суда дополнить исследование доказательств затрудняется сформулировать своё собственное мнение.

Это утверждение государственного обвинителя не соответствует действительности по той причине, что не только Подсудимый, но и никто из участников стороны защиты не мог “дополнять” зачитываемые вслух государственным обвинителем документы. Такая неспособность вызвана тем, что ни один из участников стороны защиты не понимает логического смысла озвучивания государственным обвинителем сведений из материалов уголовного дела под видом представления доказательств, какое отношение эти сведения имеют к делу и какие обстоятельства они доказывают. Сторона защиты считает, что если какие-то сведения не относятся к делу и не доказывают обстоятельств, имеющих значения для дела, то такие сведения нельзя отнести к категории судебных доказательств. Это не подлежит исследованию в суде. Поэтому упрек в затруднении сформулировать собственное мнение по дополнению “исследования доказательств” должен быть обращен к каждому участнику стороны защиты.

Второе утверждение государственного обвинителя гласит, что Подсудимый на простейший вопрос, имеются ли у него какие-либо ходатайства, попросил отпустить его домой.

Не вдаваясь в подтекст, скрытый смысл такого утверждения, обращаем внимание только на буквальные, прямые слова утверждения. Касательно вопроса, желает ли он заявить ходатайство, был получен отрицательный ответ, то есть Подсудимый не пожелал заявлять ходатайство. Никто из участников стороны защиты также не пожелал заявлять ходатайств.

Заявление государственного обвинителя, что Подсудимый попросил отпустить его домой, требует, прежде всего, проверки посредством изучения соответствующего протокола судебного заседания. Но даже если такая просьба действительно поступила от Подсудимого и не была отражена в протоколе судебного заседания, то эта просьба никоим образом не отличалась от подобных просьб защитников подсудимых.

В дни проведения судебных заседаний стояла тридцатиградусная жара, в зале судебных заседаний было жарко и душно, а окна не всегда представлялось возможным держать открытыми по причине доносившегося с улицы от проезжающих автомобилей шума, мешающего нормальному процессу судоговорения. Поэтому адвокаты часто просили отложить судебное заседание по причине жаркой погоды, с чем соглашался и государственный обвинитель.

А вопрос о том, куда каждый шёл после судебного заседания, домой или куда-либо ещё, не может быть даже поводом для подозрения в психическом расстройстве. Подсудимый мог ехать домой, на работу или иное место, но не далее границы города, поскольку ему избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде.

Третье утверждение государственного обвинителя гласит, что Подсудимый свои ответы на уточняющие вопросы суда мотивировал тем, что он в своё время был ограничен органами предварительного следствия и ему было запрещено знакомиться с материалами уголовного дела.

В этой мотивировке Подсудимый не одинок и не оригинален. Были также ограничены в ознакомлении с материалами уголовного дела и другие участника процесса. И если человеку не известны какие-либо данные (сведения), хотя бы по причине неознакомления с ними, то он должен заявить о них прямо и правдиво, а не излагать свои предположения или утверждать что-либо, не соответствующее действительности, только затем, чтобы у этого человека не заподозрили психического расстройства.

Третье суждение государственного обвинителя. Подсудимый эгоистически сконцентрирован на старых личных обидах в отношении органов предварительного следствия, которые ограничили его в ознакомлении с материалами уголовного дела.

Это суждение неверно, потому что в нём неадекватно отражено состояние и положение человека, обвиняемого в двух тяжких преступлениях.

Это суждение несправедливо к Подсудимому, к человеку, которого обвиняют в преступлениях, которые, он, по его убеждению, не совершал; к человеку, который не понимает, в чём его вина, за что он переносит такие страдания и муки. И само по себе лишение права обвиняемого на ознакомление с материалами уголовного дела по окончании предварительного расследования не имеет существенного значения по сравнению с тем обвинением, которое выдвинуто против него.

Человека обвиняют в совершении неведомых ему преступлений и при этом считают его эгоистом, потому что он обиделся на органы предварительного следствия, которые как раз и обвинили его в совершении двух преступлений.

Эгоизм – это себялюбие, предпочтение своих личных интересов интересам общественным и интересам других людей; это пренебрежение к интересам общества и окружающих.

Получается, что государственный обвинитель считает, что человек должен любить тех людей, которые обвиняют его в совершении неведомых ему двух преступлений. А если он не возлюбил своих обвинителей, то это непременно признак психического расстройства. В таком случае все подсудимые и их адвокаты, по крайней мере в этом судебном процессе, страдают психическим расстройством.

В то же время государственный обвинитель считает, что Подсудимый именно обиделся на органы предварительного следствия. Употребляя слово “обида”, которое означает несправедливое причинение огорчения, оскорбления, а также вызванное этим чувство (см.: Толковый словарь русского языка С.И. Ожегова), государственный обвинитель, по сути, подтверждает несправедливость действий стороны обвинения по отношению к Подсудимому. Но, несмотря на это, государственный обвинитель хочет, чтобы Подсудимый не был эгоистом, а пострадал ради общественных интересов, как их представляет себе государственный обвинитель.

Однако сторона защиты считает, что в данном случае общественные интересы понимаются ложно.

Четвёртое суждение государственного обвинителя. Подсудимый фактически не реализовывает свои права на продолжение ознакомления с материалами уголовного дела в судебном заседании.

Это суждение ложно по самой своей сути. Оно не соответствует объективной действительности. Государственный обвинитель заявляет, что Подсудимый не знакомится с материалами уголовного дела в судебном заседании. Это неверно. Подсудимый, как и все другие участники стороны защиты, знакомится с материалами уголовного дела именно и только в судебном заседании. Так, все, в том числе и Подсудимый, заслушивают показания свидетелей и сведения, содержащиеся в представляемых государственным обвинителем документах. Но одного такого ознакомления недостаточно для стороны защиты, ей надо ещё и понимать процессуальное, доказательственное назначение оглашаемых в судебном заседании сведений. Однако государственный обвинитель препятствует такому пониманию отказом пояснить суду, что он доказывает теми или иными сведениями.

При этом следует указать, что право обвиняемого на ознакомление с материалами уголовного дела по окончании предварительного расследования, после которого он может подать ходатайства и заявления, в частности, по дополнению материалов уголовного дела и вызову в судебное заседание свидетелей, не равно праву участника процесса знакомиться с материалами уголовного дела в ходе судебного заседания.

Нельзя одно право заменить другим правом. Если бы такое было возможно, то стадией ознакомления с материалами уголовного дела по окончании предварительного следствия можно было бы пренебрегать. Ведь в судебном заседании и так все доказательства будут исследоваться.

Пятое суждение государственного обвинителя. Подсудимый выдумал запрет органов предварительного следствия знакомиться с материалами уголовного дела.

Это суждение государственного обвинителя ложно, потому что не соответствует действительности.

Подсудимый, находящийся под подпиской о невыезде, в нарушение установленных процессуальным законом норм был ограничен руководителем следственной группы в ознакомлении с материалами уголовного дела по окончании предварительного расследования, о чём было вынесено постановление, и дело было следователем направлено в суд. Суд принял уголовное дело к своему рассмотрению, поскольку посчитал, что права обвиняемого на защиту не нарушены.

Таким образом, государственный обвинитель известный и установленный факт запрета ознакомиться со всеми материалами уголовного дела по окончании предварительного расследования выдаёт за фантазии Подсудимого, свидетельствующие о психическом нездоровье Подсудимого.

Само же суждение государственного обвинителя строится на ложных предпосылках. Подсудимый напряженно и постоянно знакомился с материалами уголовного дела. Он делал это в выходные и праздничные дни именно в здании обвинительного органа. Это можно подтвердить пропусками в здание обвинительного органа. За отведённый обвинительным органом период Подсудимый знакомился в день более чем с двумястами листами материалов уголовного дела, делая при этом выписки из них.

Сам государственный обвинитель при изложении обвинения оказался способным прочитывать только по 20 листов в час уже знакомого ему текста из обвинительного заключения. При этом государственный обвинитель не делал никаких выписок или письменных заметок, а только лишь читал. При такой скорости чтения государственный обвинитель мог за восемь часов прочитать не более 160 листов в день (20 х 8 = 160). А Подсудимый прочитывал более двухсот листов в день и при этом ещё обдумывал прочитанное, делал из них выписки.

Подсудимый знакомился с материалами дела на грани человеческих возможностей, что при определенных условиях может быть сравнимо с пыткой. Государственный обвинитель же посчитал, что такая скорость ознакомления, которая не по силам самому государственному обвинителю, есть явное затягивание ознакомления.

Таким образом, Подсудимый подошёл к ознакомлению с материалами дела добросовестно и ответственно, разумно полагая, что пренебрежение ознакомлением может отрицательно отразиться на его дальнейшей судьбе.

Поскольку главный тезис государственного обвинителя – это психическое расстройство Подсудимого, то надо полагать, если следовать логике государственного обвинителя, что если бы Подсудимый без фактического ознакомления с материалами дела подписал бы протокол об ознакомлении, то есть отнесся к своей судьбе и жизни безразлично, то это свидетельствовало бы о его психическом здоровье. А если человек хочет знать, в чём он обвиняется, всячески стремится к этому, приглашает в помощь адвоката, то это вызывает сомнение в его психическом здоровье. В таком случае вся сторона защиты страдает психическим расстройством.

Но сторона защиты не считает, что именно она страдает психическими расстройствами.

Шестое суждение государственного обвинителя. Утверждение Подсудимого о запрете знакомиться ему с материалами уголовного дела – это позиция защиты от обвинения, а адвокат связан позицией своего подзащитного. Позиция Подсудимого, скорее всего, надиктована его болезненным состоянием.

Тезис этого суждения государственного обвинителя – болезненное состояние Подсудимого, а аргумент, которым доказывается этот тезис, – его позиция защиты от обвинения. Этот аргумент ложен по следующим причинам.

Во-первых, если обвиняемый способен оценить окружающую действительность, понять угрожающую ему опасность и, руководствуясь чувством самосохранения, принимать меры и использовать доступные средства для своей безопасности или, по крайней мере, уменьшения грозящего ему вреда, то действия такого человека можно расценить только как разумные, адекватные.

Но у государственного обвинителя другое воззрение на общепринятое поведение людей. Он считает, что если человек не идёт на заклание, то есть на гибель, на мучение, то такой человек пребывает в состоянии психического расстройства. Если верно такое утверждение государственного обвинителя, то все, по крайней мере, участвующие в судебном процессе, находятся в болезненном состоянии. Но это не так. Психологическая и психиатрическая науки как раз доказывают иное: человек, лишенный чувства самосохранения, находится в состоянии психического расстройства, без чувства самосохранения человечество не смогло бы существовать. Это общеизвестный факт, который не требует дополнительных доказательств.

Во-вторых, государственный обвинитель в своём суждении неправильно для государственного обвинителя употребил понятие “позиция”.

Согласно методическим указаниям НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре Российской Федерации позиция государственного обвинителя по уголовному делу – это его отношение к предъявленному подсудимому обвинению, отстаиваемое мнение о доказанности, законности и обоснованности обвинения, виновности или невиновности обвиняемого, а также по другим решаемым судом вопросам; позиция государственного обвинителя по уголовному делу включает и психологический компонент – внутреннюю убежденность в правильности и справедливости отстаиваемой позиции, в её соответствии требованиям закона, а также непосредственно исследованным в суде доказательствам и обстоятельствам дела (см.: Судебная речь государственного обвинителя. Методическое пособие. – М.: НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ, 2003. С. 14).

Применяя указанное определение понятия “позиция” к стороне защиты, заявляем, что отношение к предъявленному обвинению у стороны защиты одно – события преступления не было, подсудимые преступлений не совершали. Если указанная позиция защиты есть симптом психического нездоровья, то всех участников стороны защиты, включая адвокатов, надо предать в руки психиатров.

Седьмое суждение государственного обвинителя. Адвокаты и все подсудимые, кроме Подсудимого, в суде заявляли ходатайства, делали замечания, выражали своё отношение.

Это суждение не соответствует действительности. Для подтверждения его ложности достаточно просмотреть протоколы судебных заседаний. Все участники стороны защиты, включая и Подсудимого, деятельно выражают своё отношение к происходящему в судебном заседании, потому что им важно понять, в чём заключается объективная сторона деяний, которые инкриминирует подсудимым сторона обвинения.

Естественно, что именно адвокаты проявляют наибольшую активность в попытке раскрыть тайну объективной стороны деяния, потому что они профессионально подготовлены к такому исследованию.

Также государственный обвинитель указал, что адвокат Подсудимого в суде заявлял ходатайства, делал замечания, выражал своё отношение. Действительно, этот адвокат совершал такие действия в судебном заседании, даже задавал вопросы свидетелям. Но делалось это исключительно для выяснения действительных событий, имевших место в 0000-00ХХ годах. Ему хотелось узнать от других людей (свидетелей), что же на самом деле происходило в эти годы, чем занимались в эти годы подсудимые. Может быть, подсудимые совершили какие-либо правонарушения в те годы? Но допрос свидетелей и государственным обвинителем, и адвокатами не показал, что были совершены какие-либо правонарушения.

Адвокаты должны задавать вопросы свидетелям хотя бы для выяснения событий, участниками которых были или могли быть подсудимые, но самим подсудимым незачем узнавать от посторонних людей о событиях, участниками которых были сами подсудимые.

Вот если бы человек спрашивал у других о событиях, участником которых он был сам, то тогда можно было бы засомневаться в его психическом состоянии и выяснить, по какой причине он не помнит того, участником чего был он сам, связано ли это со свойствами обычной человеческой памяти или болезненным состоянием, например, по причине сильного алкогольного опьянения.

Поведению Подсудимого государственный обвинитель противопоставляет, в частности, поведение Третьего Подсудимого. Государственный обвинитель указывает: Третий Подсудимый неоднократно обращал внимание суда на ту ошибку, которая была допущена в обвинительном заключении, анализируя представленные и исследуемые доказательства; обращал внимание суда на то, что он не имеет отношения к представленному доказательству; а это оценка, но достаточно разумная оценка; позиция Третьего Подсудимого ясна.

Такое противопоставление недопустимо с моральной точки зрения. В то же время оно недопустимо и с точки зрения логики, правил доказывания.

Во-первых, из суждения государственного обвинителя получается, что если в отношении Третьего Подсудимого допущена стороной обвинения ошибка и он на эту ошибку указал, а в отношении [Первого] Подсудимого такая ошибка не допущена и, следовательно, он не указал на неё, то психическое состояние [Первого] Подсудимого должно вызывать сомнение. В таком случае, для сохранения здоровья [Первого] Подсудимого, нужно чтобы сторона обвинения допустила в отношении [Первого] Подсудимого ту же ошибку, которую она допустила в отношение Третьего Подсудимого. Тогда они оба, по версии государственного обвинителя, будут давать достаточно разумные для государственного обвинителя оценки.

Во-вторых, по логике государственного обвинителя получается, что если Третий Подсудимый указал только на одну ошибку, которая была допущена в обвинительном заключении, то всё остальное содержание обвинительного заключения Третий Подсудимый считает правильным и разумным. Однако такое предположение неверно. Сторона защиты считает всё обвинительное заключение сплошной ошибкой. И позиция у всех подсудимых, включая Третьего Подсудимого, одна – события преступления не было, подсудимые преступлений не совершали ни в группе, ни по одиночке.

Восьмое суждение государственного обвинителя. На стадии предварительного следствия Подсудимый понимал, в чём он обвиняется, а в судебном заседании он заявляет, что ничего не понимает.

Как аргумент своего утверждения государственный обвинитель приводит протокол допроса Подсудимого на предварительном следствии, когда Подсудимому были заданы вопросы по выпискам из банковских счетов коммерческой организации, на которые он был в состоянии отвечать; однако в судебном заседании при представлении стороной обвинения тех же документов, Подсудимый заявил, что он ничего не понимает, происходящее считает безобразием и просит всё это прекратить.

Это суждение государственного обвинителя порочно с процессуально-правовой точки зрения и является следствием смешения назначения стадий уголовного процесса, а именно – стадии предварительного следствия и стадии судебного следствия.

На стадии предварительного расследования следователь производит собирание доказательств для установления наличия или отсутствия обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу. Одним из допустимых доказательств являются показания обвиняемого, которые оформляются протоколом допроса. Цель допроса – вопросы, которые необходимо задать обвиняемому, их процессуальное назначение, могут быть известны только следователю, но не обвиняемому и его защитнику. Показания обвиняемого становятся доказательством по уголовному делу после составления протокола допроса. Какое именно обстоятельство доказывает сторона обвинения с помощью показаний обвиняемого, обвиняемый узнает только по окончании предварительного расследования, получив и ознакомившись с обвинительным заключением. На стадии предварительного следствия у Подсудимого спрашивали только о его деятельности как директора коммерческой организации. Он о такой деятельности рассказал. Всё это отражено в протоколе допроса. Никакой оценки своим показаниям как доказательствам он не давал и давать не мог.

На стадии судебного следствия представляются суду и исследуются доказательства, собранные на предварительном следствии. Сторона обвинения представляет доказательства для доказывания обстоятельств, имеющих значение для дела, в числе таких доказательств могут быть и показания обвиняемого, данные им на предварительном следствии. На этой стадии обвиняемый может высказать своё отношение к представляемому доказательству. И если он не понимает их доказательственного значения, то он не должен в угоду государственному обвинителю заявлять, что он понимает.

Поэтому нельзя сопоставлять обвиняемого как источник получения сведений (доказательств) и отношение обвиняемого к доказательствам. Это совершенно несопоставимые понятия и действия.

На стадии предварительного следствия адвокатам были понятны содержание предъявляемых обвиняемым документов и смысл задаваемых вопросов. Но когда эти же документы предъявляются в судебном заседании как доказательства, то стороне защиты уже непонятно их доказательственное значение. Государственный обвинитель ни разу не пояснил, что он доказывает содержанием того или иного документа или показаниями свидетелей.

Если следовать умозаключениям государственного обвинителя, то у всех участников стороны защиты, а не только у Подсудимого, произошло на стадии судебного следствия психическое расстройство. Хотя для излечения такого расстройства сторона защиты указывает простой способ: государственный обвинитель должен пояснить, какое обстоятельство он доказывает представляемым доказательством, а не стремиться отправить сторону защиты на психиатрическую экспертизу.

Девятое суждение государственного обвинителя. Подсудимый перестал понимать происходящее, причиной чему, безусловно, может служить факт падения с высоты.

Поскольку приведённые доводы показывают, что поведение Подсудимого в судебном заседании ничем не отличается от поведения иных участников стороны защиты, то напоминание о факте падения Подсудимого около года назад, является лишь поводом, чтобы поставить перед судом вопрос о психической полноценности человека.

Обращаем внимание на то, что для государственного обвинителя причиной психического расстройства Подсудимого “безусловно”, то есть без всяких условий и сомнений, является падение с высоты. Хотя за этим категорическим утверждением у государственного обвинителя тут же следует предположение “может”, что противоречит утверждению “безусловно”.

Государственный обвинитель зачем-то нам поведал, что по факту падения была проведена проверка органами предварительного следствия и вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Это был несчастный случай, заключает государственный обвинитель.

Но до настоящего момента никто из адвокатов не сомневался, что это несчастный случай. Если государственный обвинитель сомневается в этом, то у него есть служебные возможности это опровергнуть и установить, действительно ли Подсудимый сам упал с высоты или кто-то это сделал преднамеренно, а Подсудимый скрывает это, потому что опасается за свою жизнь. Не исключено, поскольку Подсудимый и в момент падения, и во время судебного процесса находится под государственной защитой, что у государственного обвинителя возникли сомнения, а могло ли при таких условиях произойти случайное падение.

При этом надо заметить, что не находятся в причинной связи причина падения с высоты (несчастный случай или чьи-то насильственные преступные действия) и наступившие для физического здоровья человека последствия. При этом не исключено, что для психических последствий причина падения может иметь значение. Однако факт падения с высоты Подсудимого не является предметом исследования в судебном процессе, поэтому не нужно обозревать материалы, касающиеся проверок этого факта. Если государственный обвинитель имеет намерение придать как-то публичной огласке эти материалы, то для этого у него есть иные средства, например, путём обращения в средства массовой информации.

Прибавление адвокатов о ходатайстве государственного обвинителя о назначении судебно-психиатрической экспертизы Подсудимому.

На протяжении всего процесса никто не видел, чтобы Подсудимый придирчиво спорил с кем-либо или предъявлял какие-либо иски в борьбе за достижение мнимой справедливости. А именно такие действия психиатрия определяет как сутяжничество или кверулянтство.

Заявления Подсудимого о том, что руководитель следственной группы запретил ему знакомиться с материалами уголовного дела, соответствует объективной реальности, а не является борьбой за мнимую справедливость. Установленное законом право обвиняемого ознакомиться со всеми материалами уголовного дела после окончания предварительного следствия не может являться ни сутяжничеством, ни кверулянтством.

Отсутствие физических возможностей у Подсудимого осмысленно прочитывать в день полтысячи листов текста, как того требовал руководитель следственной группы, не свидетельствует о наличии у Подсудимого психических расстройств. Желание знать, в чём состоит преступность деяний, совершённых Подсудимым в период, когда он руководил коммерческой организацией, не свидетельствует о наличии у него психических расстройств.

Таким образом, государственный обвинитель использует предоставленное законом право заявлять ходатайства с целью скрыть нарушения уголовно-процессуального закона, допущенные руководителем следственной группы, запретившим Подсудимому знакомиться с материалами уголовного дела.

Добавление адвокатов о ходатайстве государственного обвинителя о назначении судебно-психиатрической экспертизы Подсудимому.

Как видно из протокола судебного заседания, прокурор предложил поставить перед экспертами следующие вопросы: страдает ли Подсудимый каким-либо психическим расстройством; мог ли он осознавать фактический характер своих действий и общественную опасность, руководить ими в период вменяемый следствием с 0000 по 00ХХ годы и в настоящее время. Также из протокола следует, что прокурор просил обозреть в судебном заседании материалы об отказе в возбуждении уголовного дела по факту причинения Подсудимому телесных повреждений.

Обязанность государственного обвинителя – разъяснить обвиняемому суть обвинения, если обвиняемый заявляет, что обвинение ему непонятно. Поскольку обвинение непонятно, то обвиняемый не может выразить своего отношения и к предъявленному обвинению. Возможно, обвиняемый смог бы выразить своё отношение к обвинению, если бы прокурор дал пояснения по обвинению. Другие подсудимые также заявили, что им тоже непонятно обвинение.

Конечно, государственный обвинитель может заявить, что в уголовно-процессуальном кодексе не записана такая обязанность, как разъяснять обвиняемому суть обвинения. Но в уголовно-процессуальном кодексе не написано также, что при доказывании нужно руководствоваться законами формальной логики, потому что к кодексу не приложен учебник логики. Но это не значит, что такими законами можно не пользоваться. Сторона защиты законами логики пользуется.

Вопрос в том, что в судебном процессе почти ничего не понятно. Адвокаты и подсудимые постоянно заявляют, что им непонятно обвинение. Непонятно, для чего прокурор читает свидетельства о регистрации коммерческих организаций, уставы и учредительные договоры организаций, договоры между организациями, платежные поручения, выписки из банковских счетов организаций и т.д., и т.п. Кроме прокурора все участники процесса воспринимают все зачитанные бумаги как документы, которые присущи нормальной хозяйственной деятельности организаций.

Адвокаты постоянно обращают внимание, просят прокурора, чтобы он именно представлял документы как доказательства обстоятельства, требующего доказывания.

Прокурор ни разу не объяснил и не пояснил зачитываемые документы. Прокурор не объясняет участникам процесса, чтo доказывают зачитанные им бумаги из материалов уголовного дела; доказывают ли они объективную сторону преступления или субъективную; почему он считает эти бумаги относимыми и допустимыми доказательствами и т.д.

Поэтому ни подсудимые, ни их адвокаты ничего не понимают.

Ранее никто из участников процесса ни на предварительном следствии, ни на предварительном слушании не ставил под сомнение психическое состояние Подсудимого.

У самого Подсудимого жалоб на расстройство психической деятельности никогда не было. В судебном заседании Подсудимый просил открыть окно, так как было жарко. Других жалоб у него не было. Но всем в эти дни было жарко, и мы просили раньше закончить слушание, чтобы пойти домой. Поэтому ни у одного участника процесса, кроме прокурора, нет оснований сомневаться в психическом состоянии Подсудимого.

А вот действия прокурора, заявляющего подобные надуманные ходатайства, ставят под сомнение факт его самостоятельности и незаинтересованности.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: