Глава 1. ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ 42 страница

Профессор Л.Е. Владимиров полагал, что заключительные прения не должны составлять самостоятельного отдела в процессе, а между доказательствами и приговором должна быть тесная и непосредственная связь. Поэтому судебное следствие должно быть, по его мнению, организовано в следующем порядке. Прочитывается краткий обвинительный акт. Потом обвинитель произносит речь, в котором излагаются доказательства, на которых строится обвинение. Такая речь естественным образом будет краткой, без лишних фраз. Вступительная речь обвинителя есть обзор, очерк доказательств. Эта речь позволит следить за обвинительным следствием, так как эта речь будет подтверждаться демонстрацией доказательств. Иначе всякое голословное утверждение будет изобличаться тут же судебным следствием. По окончании вступительной речи обвинителя, начинается обвинительное следствие. Сторона обвинения представляет доказательства. По каждому доказательству должны быть делаемы замечания сразу после отобрания самого доказательства. Такие замечания делает как сторона обвинения, так и сторона защиты. Таким образом, самоё защита начинается уже на самом обвинительном следствии. Именно на этой стадии, настаивает профессор, уместно сопоставлять одно действие судебного следствия с другим, из этого сопоставления выводить заключения в пользу или во вред подсудимого. И сразу по представлении доказательств, то есть по окончании обвинительного следствия, государственный обвинитель должен произнести заключительную речь. Тогда такая речь будет самым непосредственным образом связана с представленными стороной обвинения доказательствами. После этого начинается следствие защитительное. Защитник произносит вступительную речь, представляет доказательства и произносит заключительную речь. В таких речах едва ли будет место пустословию, ибо она будет продолжением судебного следствия, полагает профессор. Однако “в тех странах, где заслуги председателя оцениваются по числу осуждающих вердиктов, добытых им на суде, никакая организация не даст хорошего правосудия”, – соглашался профессор Л.Е. Владимиров (Суд присяжных. С. 249–253).

Если вчитываться в современный уголовно-процессуальный закон, то описанные приёмы судебного следствия не только не возбраняются, а напротив, предполагаются. Самоё изложение обвинения предполагает очерчивание круга конкретных обстоятельств и фактов, которые сторона обвинения намерена доказать, а также очерк доказательств, которыми обстоятельства будут доказаны. Высказывание отношения к предъявленному обвинению, по сути, есть не что иное, как ответная вступительная речь стороны защиты, отзыв на уголовный иск. По сути, между частями 1–3 статьи 335 Уголовно-процессуального кодекса России (2001 года) и статьёй 273 этого же Кодекса нет противоречий. Они предоставляют сторонам сделать в любом судебном процессе вступительные заявления по обвинению и защите от обвинения, внося в предстоящее судебное следствие ясность, предсказуемость, разумность.

Если речи оторваны от всех предыдущих судебных стадий процесса (у нас редко можно обнаружить и судебное следствие в его логическом проявлении), то самоё вынесение приговора оторвано от судебного разбирательства, сам приговор произволен и никак не вытекает ни из содержания судебного следствия, ни из эстетико-художественного содержания речей. Получается, что судебные речи, в современном их исполнении, есть способ прикрытия судейского произвола.

Судебные прения, речи имеют отдаленное отношение к словесным состязаниям, они всего лишь намёк на состязательность. И как отметил адвокат Л.Е. Владимиров, намёк никто не обязан аргументировать, намёк потому и намёк, что его доказывать не нужно (Суд присяжных. С. 246).

Казус. Речь государственного обвинителя (объём 150 страниц)

Государственный обвинитель сказал, что настало время подвести итог проделанной работы. И начал свою речь с констатации того, что анализ собранных по уголовному делу доказательств в совокупности позволяет сделать однозначный и категоричный вывод о том, что, несмотря на отрицание подсудимыми своей вины, факт в совершении ими на протяжении длительного периода времени противоправных действий нашёл в суде своё полное подтверждение.

Далее государственный обвинитель описал обстоятельства, которые, по его мнению, были установлены в ходе судебного следствия. Государственный обвинитель описал жизнь подсудимых за несколько лет, в течение которых они руководили, завладевали, преследовали цели, приобретали, обеспечивали, создавали, знали, вводили в заблуждение, использовали, входили, получали, не выполняли, уклонялись, присваивали, пользовались правом, причиняли ущерб, лишали, поручали, изымали, обращали, исполняли, создавали видимость, уклонялись, оформляли, разрабатывали планы, перечисляли под видом, организовывали, реализовывали, действовали, обращали в свою пользу, распределяли роли, действуя совместно с другими лицами, входившими в состав организованной группы. Государственный обвинитель назвал совершённые подсудимыми деяния противоправными действиями. Однако не были названы те нормы права, которые были нарушены подсудимыми, и какое поведение должно быть присуще законопослушным гражданам. В речи государственный обвинитель назвал множество имён людей и названий организаций, привёл массу цифр.

Государственный обвинитель квалифицировал эти действия по пунктам, частям и статьям уголовного закона.

Потом государственный обвинитель объявил, что он переходит к анализу собранных доказательств, но перед этим заявил, что он не ставит перед собой задачу подробно пересказывать все сведения, свидетельствующие о совершённых подсудимыми противоправных действиях, поскольку соответствующие доказательства исследовались судом непосредственно в ходе судебного следствия на протяжении нескольких месяцев. Государственный обвинитель полагал, что ему стоит лишь высказать мнение относительно тех вопросов, которые предстоит разрешить суду, чтобы решение суда было законным, обоснованным и справедливым. Государственный обвинитель констатировал, что вина подсудимых в предъявленном им обвинении полностью доказана исследованными в ходе судебного разбирательства доказательствами.

Анализ “собранных по делу доказательств” свёлся к тому, что государственный обвинитель называл какой-нибудь документ и делал какое-нибудь утверждение. Например, протоколы собраний органов организации свидетельствовали о том, что подсудимые были “фактическими” руководителями организации. Или прокурор поведал, что имеющиеся в деле доказательства, которые были исследованы в суде, свидетельствуют о том, что подсудимые всегда руководили деятельностью таких-то организаций; регистрация организаций подтверждается заявками на регистрацию и учредительными документами; из устава организации можно узнать о предмете её деятельности и так далее. Также он напомнил, кто что сказал или пояснил. Потом всё перечисленное было названо подтверждением совершения подсудимыми, в частности, хищения. При этом государственным обвинителем не было названо ни одной нормы права, вопреки которой действовали подсудимые. Просто всё было названо хищением, а совершённые сделки “фиктивными”. Далее государственный обвинитель попросил суд назначить подсудимым меру наказания.

[Примечание. Были ссылки или отсылки к нескольким десяткам прочитанных под видом представления доказательств документов. Чтение вслух нужно было для создания чувства внутренней убеждённости. Ни одно из доказательств не демонстрировалось. Никаких упоминаний нормативно-правовых актов. Никакого анализа законов, которые были нарушены, и того, как дoлжно было поступать. Никакой противоправности не установлено. Доказывания нет и не было. Речь как форма и способ эмоционального воздействия, как призыв в борьбе с недругом. Но для настоящего исследования важно, как поведут себя адвокаты. Ибо прокурор волен считать, что стороной обвинения всё было доказано на стадии представления доказательств. Ему же никто не перечил в выбранной им форме и способе доказывания. Адвокаты полностью поддержали прокурора в этой форме и в этом способе. Единственное, что требует процессуальный закон от государственного обвинителя в судебной речи, так это высказать мнение о мере наказания. Это прокурор и сделал. А то, что он долго говорил, так это его личное профессиональное желание. Тем более, если адвокаты внимательно слушают прокурора, то почему надо отказывать себе в удовольствии. Вопросы получения удовольствия право не регулирует.]

Казус. Речь адвоката 1. Вся речь адвоката была объёмом более семидесяти страниц. Адвокат перечислил эпизоды обвинения, которые он собирался проанализировать.

Адвокат рассказал, как аргументация обвинительного органа от постановления к постановлению о предъявлении обвинения менялась. Адвокат продемонстрировал несуразности, противоречия в представленном обвинительным органом обвинении. Адвокат апеллировал к руководящим разъяснениям Верховного суда России. Адвокат обратил внимание, что в предъявленном обвинении отсутствует достоверность обвинения, так как в нём отсутствуют конкретные даты, места совершения деяний, которые обвинительный орган трактует как противоправные. Адвокат продемонстрировал вольность обращения обвинительного органа с юридическими терминами. Такую вольность обращения с юридическими терминами адвокат назвал беллетристикой. Однако из беллетристики нельзя сделать правовых выводов. Адвокат сказал, что в материалах уголовного дела, наперекор любому мыслимому праву, сторона обвинения не приводит сведений о том, где, когда, каким образом и что конкретно противоправного совершил обвиняемый по каждому из эпизодов уголовного дела. Не соблюдён принцип презумпции невиновности.

Подсудимый был привлечён обвинительным органом к уголовной ответственности не за совершённые им лично конкретные деяния, а за набор признаков, которые обвинительный орган якобы усматривает в описываемых событиях. Адвокат изложил приведённую обвинительным органом формулу и фабулу обвинения. Адвокат указал, что и в обвинительном заключении, и в материалах уголовного дела отсутствуют какие-либо доказательства, подтверждающие обвинение. Наоборот, сторона обвинения привела неопровержимые доказательства непричастности подсудимого к указанным стороной обвинения деяниям.

Адвокат напомнил, что единственным основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законом, суд же обязан всё достоверно установить, а то или иное действие (бездействие), которое прямо не запрещено уголовным законом, не может быть признано преступным. Иное означало бы применение закона по аналогии, что запрещено уголовным законом.

Адвокат цитированием изречений всяких профессоров показал, что и как надо понимать в уголовном законе.

Адвокат установил, что сторона обвинения безосновательно и бездоказательно квалифицирует обычную предписываемую законами предпринимательскую деятельность подсудимых как преступную.

Адвокат взывал, что суд, будучи самостоятельным и независимым субъектом уголовно-процессуальной деятельности, имеет полное право, более того – обязан, сопоставлять доказательства между собой при их проверке. Поскольку судебная практика рассматривает как необоснованные и недоказанные случаи обвинения, построенные на доказательствах, находящихся в противоречии с другими доказательствами.

Адвокат рассказал, что и как обосновывал государственный обвинитель в своей речи, что пытался доказать.

Адвокат утверждал, что стороне обвинения ничего не удалось доказать, а деяния подсудимых никакого ущерба не причинили. Подсудимый обвиняется в совершении хищения, однако в деле отсутствуют процессуальные документы, признающие кого-либо потерпевшим. Отсутствие указанного постановления является ещё одним доказательством отсутствия у обвинения доказательств не только вины подсудимого, но и самого события преступления, так как диспозицией данной статьи уголовного закона предусмотрена необходимость установить потерпевшего – собственника или иного владельца имущества.

Адвокат показал, как показания свидетелей вступают в противоречие с утверждениями, содержащимися в речи государственного обвинителя.

Адвокат продемонстрировал, что на основе приведённых стороной обвинения доказательств можно постановить только оправдательный приговор.

Адвокат очень и очень тщательно проанализировал заключение бухгалтерско-экономической экспертизы и показал, что рассчитанные экспертами различные финансовые показатели являются абсолютно недостоверными и допустимыми доказательствами признаны быть не могут. А самоё назначение и проведение экспертизы противоречит нормам Закона о государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации. В частности, адвокат указал, что эта экспертиза не является бухгалтерской по сути, так как она не исследовала вопросы правильности постановки и достоверности бухгалтерского учёта.

[Примечание. Такого анализа экспертизы адвокат не делал, когда прокурор зачитывал вслух это заключение эксперта под видом представления доказательств. Адвокат в речи, кстати, зачитанные прокурором документы на стадии представления доказательств называл не иначе, как “так называемые доказательства”. Хотя сам адвокат на стадии представления доказательств свои “доказательства” тоже не представлял, не демонстрировал, а лишь зачитывал.]

Далее адвокат разобрал аргументы обвинения.

Адвокат порассуждал о предмете уголовного права, о составе преступления, о принципе вины. Из принципа вины также следует, что к уголовной ответственности может быть привлечено только то лицо, которое само совершило преступление. При этом виновность лица подлежит доказыванию стороной обвинения. Законодательство в различных правовых сферах, регулирующее конкретное деяние, лишь тогда обоснованно влечёт за собой ответственность, когда вина доказана с точки зрения норм каждой из применимых к данному деянию отраслей материального права. Адвокат даже сказал, что при возбуждении уголовного преследования по обвинению в нарушении норм неуголовного законодательства ссылка на конкретные нормы этого законодательства необходима в качестве обоснования квалификации преступления. Адвокат сказал, что гражданско-правовые отношения сами по себе не исключают отношений уголовно-правовых. Однако в том, что касается преступлений против собственности и в сфере экономической деятельности, приоритет первых при правовой оценке сути деяний – так же как и вторых при определении ответственности за нарушение правовых запретов – очевиден. Только реальное деяние, преступающее границы дозволенного правом (то есть всей совокупностью норм права), признаётся преступным актом поведения. Установление лишь одного или нескольких, но не всех признаков состава преступления не позволяет говорить об основании уголовной ответственности. Другими словами, если деяние содержит признаки экономического преступления, то они (признаки) должны выводиться из всей совокупности правовых запретов, содержащихся в уголовном и других законах. При этом адвокат обильно цитировал авторитетные высказывания разных профессоров права. [Примечание. Адвокат, вообще-то, уверен, что уголовное преследование возможно не только за нарушение “неуголовного” законодательства, но, главное, за “нарушение” уголовного законодательства. Значит, это повод для “теоретического” спора со стороной обвинения. Концепция против концепции, теория против теории, воззрение против воззрения. В этом нет ничего удивительного, ведь для большинства адвокатов судебный процесс – это “игра”. Большинство адвокатов так и говорят: “процесс выиграл”, “процесс проиграл”. Однако в такой “игре” всегда всех “переигрывает” судья, который сам определяет “козыри”.]

Адвокат сообщил, что многие уважаемые правоведы признают необходимость учёта и соблюдения норм Гражданского Кодекса России в уголовном судопроизводстве. Адвокат также поведал, что в правовой доктрине в настоящее время всё более преобладающей становится точка зрения, согласно которой Уголовный кодекс не является единственным источником отрасли уголовного права, а система источников уголовного права включает все виды законов, начиная с Конституции России. [Примечание. Для адвоката это доктрина. И он выбрал подходящую доктрину. А государственный обвинитель и суд предложенную адвокатом “доктрину” не разделяют. У них своя “доктрина”. Это же всего лишь “доктрина”. Или игра?]

Адвокат констатировал, что ход судебного разбирательства, анализ представленных доказательств показывают, что и обвинение, и защита, и суд выяснили и установили многочисленные факты и обстоятельства, не имеющие сами по себе никакого уголовно-правового содержания: данные о компаниях, сведения о различных договорах, об исполнении обязательств и уплате налогов и тому подобное. Однако, делает вывод адвокат, в описательно- мотивировочной части приговора должны содержаться ссылки на нормы неуголовного законодательства, которым либо соответствовали, либо не соответствовали деяния обвиняемых. Ибо, прежде всего, на этом основании суд либо обосновывает, либо опровергает квалификацию обвинения. Адвокат сделал опять ссылку на авторитетного правоведа. [Примечание. Для адвоката, оказывается, зачитывание вслух прокурором и адвокатом разных документов и выслушивание свидетелей о событиях из их жизни и есть анализ “доказательств” в ходе судебного разбирательства и установление “фактов и обстоятельств”. Но адвокату ни прокурор, ни суд не сказали, какие “факты и обстоятельства” были установлены. Это всё относится к предположениям адвоката. А разве приговор может основываться на “предположениях”? См. главу “Арест”.]

Адвокат был удручён представлениями стороны обвинения о нормативно-правовом регулировании экономической деятельности. Адвокат посчитал эти представления невежественными.

Адвокат сообщил, что сторона защиты на стадии представления доказательств исследовала многочисленные материалы уголовного дела, из которых следовало, что подсудимые никому вреда не причинили, а совершённые сделки были законными. Однако сторона обвинения, игнорируя представленные ею же самой документы, выводит из описываемых деяний состав уголовного преступления, что следует расценивать как издевательство не только над законом, но и над здравым смыслом. [Примечание. Адвокат без всяких ссылок на авторитетных правоведов убеждён в том, что чтение разных документов вслух и было, оказывается, исследованием документов. И из такого чтения суд должен был догадаться, что имел в виду адвокат. Прокурор же, а потом и суд, не “догадались”. У них свои догадки и свой смысл, скрытый. Ведь никто ни разу не огласил свои догадки и смысл. Только в речах решили порезонёрствовать.]

Адвокат не забыл и о свойственном человеческой природе абсурде. Так, в частности, адвокат назвал полным абсурдом то, что обвинительный орган одновременно квалифицирует одно и то же деяние сразу по двум разным статьям Уголовного кодекса.

[Примечание. Адвокат в речи продемонстрировал эрудицию по разным юридическим вопросам, доказал отменное знание основ права. Вообще-то, адвокат полностью и окончательно показал всю несостоятельность речи государственного обвинителя. Ведь адвокат состязался с речью прокурора. Речь адвоката была, несомненно, риторически убедительней. Красноречивей. Даже “доказательней”. Но, правда, адвокаты, не знают, что доказывать следует не в речах, а во время, специально для этого предусмотренное. Правда, своевременное доказывание утомляет и сторону обвинения, и суд. И чтобы их не расстраивать, адвокаты избегают всякого доказывания на судебной стадии представления доказательств.

Заслуживает внимание противоречивость речи. Адвокат, только заслушав речь государственного обвинителя, обнаружил для себя отсутствие доказанности обвинения и указание на противоправность в обвинении, то есть какой закон был нарушен обвиняемым. Адвокат обнаружил абсурдность обвинения. Адвокат предпринял попытку преодолеть абсурд обвинения только логикой собственной речи. Упрощенчество судебного процесса, сведение процессуальных действий к примитивному ритуалу есть проявление возрастания профессиональной энтропии. Адвокат возросшую собственную профессионально-интеллектуальную энтропию и такую же энтропию у стороны обвинения и суда попытался преодолеть изучением публикаций по проблемам права и донести до суда свои знания, которые уменьшили указанную энтропию у самого адвоката. Но люди, пребывающие в состоянии крайней степени интеллектуальной энтропии, взывание чужого к логике, обращение к авторитетному мнению, использование риторических приёмов и прочее воспринимают как чудачество, как игру на публику, как незнание предмета, как пустой ритуал, не заслуживающий никакого внимания. Прозрение пришло, но оно запоздало. Однако сам адвокат всё равно остался в плену ложных представлений об уголовно-правовой противоправности. Адвокат выказал суду убеждённость, что статьи из уголовного закона регулируют бытовую жизнь людей, и за нарушение предписаний уголовного закона следует наказание, хотя наказание может последовать и за нарушение “неуголовных” законов. А суд взял и согласился с “дуалистической” концепцией адвоката и выбрал “концепцию” уголовную. Мол, подсудимый нарушил “уголовный” закон, то есть самоё санкцию. Адвокат же допускает, что можно осудить человека за нарушение “санкции” от правовой нормы.]

Казус. Речь адвоката 2 (объём восемь страниц)

Адвокат сказал, что в обвинительном заключении имелись случаи, когда искажалась истина, и привёл примеры такого искажения. Адвокат указал на противоречия в обвинительном заключении, а также на ложность посылок при обосновании стороной обвинения своих утверждений. Адвокат пояснил свои утверждения примерами из материалов уголовного дела. Адвокат проанализировал комплексную бухгалтерскую экспертизу (она была представлена стороной обвинения в качестве доказательства) и продемонстрировал, что представленное заключение нельзя отнести к категории бухгалтерских исследований, показал нестыковки в заключении, а также безграмотные и ложные заявления составителей заключения. Адвокат в заключение заявил, что собранные обвинительным органом “так называемые доказательства” не выдерживают никакой критики с точки зрения процессуального порядка их получения, информативности и элементарного здравого смысла и попросил оправдать своего подзащитного.

Казус. Речь адвоката 3 (объём 125 страниц)

Адвокат напомнил, что суд решает судьбы людей, и поделился оптимизмом о судьбах отечественного правосудия и надеждой на серьёзное и терпеливое исследование материалов уголовного дела судом. Адвокат признался в собственном волнении. Адвокат рассказал об эмоциональной обстановке во время судебного процесса. Адвокат высказал суждения о сущности понятия “подконтрольность” и сделал вывод, что каждый как-то и каким-то образом кому-то подконтролен. Адвокат пообещал спорить с обвинением и не переходить в полемику с доводами конкретного обвинителя, то есть с выступившим с обвинительной речью прокурором, и будет стараться говорить только о материалах уголовного дела. [Примечание. Таким образом, адвокат будет рассуждать исключительно о содержании обвинительного заключения, а не о речи прокурора.]

И адвокат объявил, что он приступает к непосредственному анализу доказательств. При этом адвокат выразил надежду, что те доводы, которые суд сочтёт действительно серьёзными, будут положены в обоснование правильного и справедливого приговора.

Адвокат сказал, что его подзащитный в подавляющей части тех обвинений, которые ему предъявлены, обвиняется в совершении преступлений в группе. Однако обвинение никакой группы не назвало и преступлений вообще никаких не было. Его подзащитный всё делал законно.

Адвокат объяснил, в чём состоит суть предъявленного обвинения. Расшифровал эту суть. Адвокат проанализировал процессуальную сторону уголовного преследования со стороны обвинительного органа. Адвокат рассказал, как неправильно было возбуждено уголовное дело, как неправильно велось расследование, как неправильно добывались доказательства. Адвокат напомнил, как сторона защиты во время судебного следствия заявляла ходатайства о признании недопустимыми доказательств, потому что они были получены с нарушением закона, что подтверждалось заключениями профессоров права. Адвокат заключил, что все доказательства, полученные в результате нелегитимного расследования, не имеют никакого юридического значения, и в силу этого, являясь недопустимыми, они не могут лечь в основу обвинительного приговора. Адвокат также сказал, что обвинительный орган применил статью уголовного закона не в той редакции.

Адвокат сказал, что обвинение не подтверждено никакими доказательствами.

Адвокат заметил, что для стороны защиты самое трудное – это защищаться от обвинения, которое не сопровождается доказательствами. Если перед судом возникает только всего лишь бездоказательное утверждение стороны обвинения и столь же бездоказательное утверждение стороны защиты, то, с точки зрения требования закона о бремени доказывания и презумпции невиновности, все сомнения должны толковаться в пользу обвиняемого. Однако адвокат посчитал, что на “практике” это происходит далеко не так. Дело в том, рассудил адвокат, что хотя и целый ряд обстоятельств в пользу обвиняемого, но за стороной обвинения – власть, авторитет государства, слова государственного обвинителя. Поскольку адвокат понимает, что иногда эти соображения перевешивают суждения стороны защиты, то поэтому он попытается даже совершенно недоказанные, а только обозначенные стороной обвинения утверждения опровергнуть, хотя адвокат и не обязан этого делать.

Адвокат высказал убеждённость, что адвокаты должны приходить в суд не для того, чтобы что-то доказать, а только для того, чтобы доказать, что прокурор ничего не докажет. Эта мысль восходит к французским адвокатам, как пояснил адвокат. Однако адвокат заявил, что он не пойдёт по пути французских адвокатов, а, учитывая наши российские реалии, наше правосудие и требования нашей “практики”, пойдёт дальше и взвалит на себя бремя опровержения утверждений прокурора. Что адво714 кат и продемонстрировал в своей речи. Адвокат всё обвинение систематизировал, придал абсурду обвинения стройность и завершённость, показал, что ни один из тезисов обвинения не доказан, а также всячески старался доказать антитезисы тезисам обвинения.

Адвокат показал, что подсудимый не может являться субъектом вменяемого ему преступления, так как подсудимый не обладает специальными признаками, чтобы быть обвинённым в совершении преступления. Адвокат посчитал, что он в речи доказал выдвинутый антитезис. Адвокат продемонстрировал, как сторона обвинения не доказала вменяемое подсудимому преступление.

При этом адвокат применил такой риторический приём, как постановка вопроса от имени процессуального оппонента, и сам же ответил на этот вопрос. Адвокат анализировал договоры и показывал несостоятельность мнения о них со стороны обвинения, обнажал противоречия в обвинительном заключении, пояснял разницу между владельцем и собственником, возмездной и безвозмездной сделкой.

Адвокат проанализировал вопрос об организованной группе. Рассказал о признаках такой группы и как могут они доказываться. Например, чтобы доказать существование организованной группы, необходимо доказать наличие прямой связи между предполагаемыми преступными действиями и действиями этих физических и юридических лиц. Адвокат поделился мнением, что осуществлению защиты препятствует то, что в обвинении не назван конкретный состав членов группы, то есть соучастников преступления, не указаны роли каждого из них, время и место возникновения соучастия, то есть вхождения в группу, а также иные обстоятельства, которые должны быть установлены. Помимо этого, обратил внимание адвокат, противоречиво указаны состав участников и то, какая форма соучастия вменяется подсудимому. Адвокат показал, что обвинительным органом ничего доказано не было, а само обвинение бессмысленное. Адвокат посетовал, что обвинительный орган не пояснял, почему им делается то или иное утверждение.

Адвокат проанализировал записи из записной книжки одного из подсудимых и показал произвольность их толкования обвинительным органом, а также несостоятельность обвинения. Адвокат рассказал, что сторона обвинения одно понятие подменяет другим. Адвокат сделал заявление, что никто никаких преступлений не совершал.

Адвокат опять напомнил суду, как уголовное дело возбуждалось, как расследовалось, как выделялось и как присоединялось, объяснил, какие процессуальные нарушения при этом совершались обвинительном органом, обосновал, что предварительное следствие по отдельным эпизодам проводилось без возбуждения дела, что является нелегитимным.

Потом адвокат проанализировал другие эпизоды обвинения.

Адвокат произвёл понятийный разбор выражения “ неустановленные лица”, показал подмену этого понятия обвинительным органом. Также произвёл разбор употребляемых в обвинительном заключении разных слов, смысл которых нельзя определить.

Адвокат приводил утверждения из обвинительного заключения и демонстрировал их полную смысловую несостоятельность, абсурд. Если в обвинительном заключении говорилось о плане, то адвокат доказывал, что никакого плана не было; если в обвинительном заключении говорилось о завладении, обмане, о группе, подчинении и так далее, то адвокат доказывал, что никто ничем не завладевал, не обманывал, не подчинялся, группы не было и так далее.

Адвокат сам раскрывал суть отношения стороны обвинения к предъявленному обвинению и раскрывал абсурдность утверждения обвинительного органа о противоправных действиях подсудимого. Адвокат сам объяснял позицию обвинения. И доказывал полную неправильность такой позиции.

Адвокат поставил перед собою вопросы, какие доказательства имеются по каждому утверждению и что устанавливается в доказательстве. Адвокат утверждал, что сторона обвинения вменяет подсудимому в некоторых случаях совершение действий без ссылок на конкретные доказательства.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: