Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Глава Тридцать Девятая 9 страница




Алвито мельком взглянул на Блэксорна, потом снова на Торанагу, который сказал:

– Но два или три из них, этих учащихся на священников, говорят по-латыни и по-португальски, не так ли? Этот человек сказал правду? Почему их не утвердили священниками?

– Извините, но епископ нашего Ордена не считает их достаточно подготовленными. Может быть, трагическое падение Джозефа и является таким примером.

– Плохо нарушать такую важную клятву, – сказал Торанага. Он вспомнил тот год, когда эти трое уплыли из Нагасаки на Черном Корабле, чтобы быть представленными при дворе испанского короля и дворе главного священника христиан, тот год, когда был убит Города. Они уехали наивными молодыми новообращенными христианами и вернулись точно такими же ограниченными и почти так же плохо информированными, как в момент отъезда.

– Глупая трата, – подумал Торанага, – потеря невероятных перспектив, от которых отказался Города, хотя возникали такие значительные преимущества.

– Нет, Тора-сан, нам нужно христиан противопоставить буддистам, – говорил Города, – многие буддистские священники и монахи – солдаты, не так ли? Большинство их. А христиане нет, так? Пусть этот длинный священник возьмет с собой трех юношей, которых сам выберет, они ведь все с Кюсю, эти заблудшие души? Я говорю вам, что мы должны поддержать христиан. Не надоедайте мне со своими долгосрочными планами, но сожгите все буддистские монастыри, какие сможете. Буддисты только мухи на падали, а христиане всего лишь мешок ни с чем.

«Теперь уже нет, – подумал Торанага с растущим возмущением, – теперь они шершни».

– Да, – сказал он вслух, – очень плохо не сдерживать клятвы, кричать и нарушать покой гостиницы.

– Пожалуйста, извините меня, господин, и простите за то, что я докучаю вам своими проблемами. Спасибо, что вы меня выслушали, как всегда, ваше участие помогает мне лучше себя почувствовать. Можно, я поздороваюсь с кормчим?

Торанага согласился.

– Я должен поздравить вас, кормчий, – сказал Алвито по-португальски, – ваши мечи очень идут вам.

– Благодарю вас, отец, я учусь ими пользоваться, – ответил Блэксорн. – Но сожалею, что еще не очень хорошо ими владею. Я больше привык к пистолетам, абордажным саблям или пушкам, если уж приходится воевать.

– Я молюсь о том, чтобы вам не пришлось больше никогда сражаться, кормчий, и чтобы ваши глаза открылись для бесконечного милосердия божьего.

– Мои открыты, ваши затуманены.

– Ради спасения вашей собственной души, кормчий, откройте ваши глаза и ум. Возможно, что вы ошибаетесь. Но даже и в этом случае я благодарю вас за спасение жизни господина Торанаги.

– Кто вам рассказал об этом?

Алвито не ответил. Он повернулся обратно к Торанаге.

– О чем вы говорили? – нарушил молчание Торанага.

Алвито рассказал ему, добавив:

– Хотя он и враг моей веры и пират, я рад, что он спас вас, господин. Неисповедимы пути господни. Вы оказали ему большую честь, сделав его самураем.

– Он также и хатамото, – Торанага был доволен растущим удивлением священника, – Вы привезли словарь?

– Да, господин, и несколько карт, о которых вы просили, где указано несколько португальских баз на пути из Гоа. Книга у меня в багаже. Может быть, мне послать кого-нибудь за ней или я сам занесу ее попозже?

– Передадите ее кормчему. Сегодня вечером или завтра. Вы принесли отчет?

– О ружьях, которые, как говорят, привезли из Макао? Отец-инспектор готовит его, господин.

– А о числе наемников из Японии на каждой из ваших новых баз?

– Отец-инспектор затребовал современные данные о всех них, господин, которые он представит вам, как только они будут пополнены.

– Хорошо. Теперь скажите мне, как вы узнали о моем спасении?

– Разве все, что случается с Торанагой-нох-Миноварой, не становится темой слухов и легенд. Приехав из Мисимы, мы услышали, что вас чуть не поглотило землетрясение, господин, но что «Золотоволосый варвар» вытащил вас. А также что вы сделали то же самое для него и госпожи – я думаю, госпожи Марико?

Торанага коротко кивнул:

– Да. Она в Ёкосе.

Он немного подумал, потом сказал:

– Завтра ей бы нужно было исповедаться, согласно вашим обычаям. Но только о том, что не касается политики. Я думаю, сюда входит все, что она делала со мной и с моими хатамото, не так ли? Ей я это тоже объясню.

Алвито поклонился в знак того, что понял.

– С вашего разрешения, не могу ли я отслужить мессу для всех христиан, которые собрались здесь, господин? Это было бы самое обычное богослужение, конечно. Может быть, завтра?

– Я подумаю об этом, – Торанага продолжил общий разговор о разных вещах, потом сказал: – У вас послание для меня? От вашего главного священника?

– Меня почтительно просили передать вам, что это было личное послание.

Торанага сделал вид, что думает над этим, хотя он точно срежиссировал ход этой встречи и уже дал специальные инструкции Анджин-сану, как вести себя и что говорить.

– Очень хорошо, – он повернулся к Блэксорну, – Анджин-сан, вы сейчас можете идти, мы поговорим потом.

– Да, господин, – ответил Блэксорн, – только извините, я о Черном Корабле. Он прибыл в Нагасаки?

– Ах, да, – ответил он, довольный тем, что вопрос Анджин-сана не прозвучал как заученный заранее. – Ну, Тсукку-сан, он уже причалил?

Алвито был поражен при звуках японской речи из уст Блэксорна и сильно удивлен этим вопросом.

– Да, господин. Он пришвартовался уже четырнадцать дней назад.

– Ах, четырнадцать? Вы поняли, Анджин-сан?

– Да, спасибо.

– Хорошо. Что вас еще будет интересовать, спросите у Тсукку-сана позднее, не так ли?

– Да, господин. Пожалуйста, извините меня, – Блэксорн встал, поклонился и вышел.

Торанага проводил его взглядом:

– Очень интересный человек для пирата. Теперь сначала расскажите мне о Черном Корабле.

– Он прибыл благополучно с самым большим грузом шелка, который он когда-либо привозил, – Алвито старался, чтобы его голос звучал как можно более уверенно. – Соглашение, достигнутое между господами Харимой, Кийямой, Оноши и вами, действует. Ваши доходы увеличатся на десять тысяч кобанов в этом году. Качество шелков самое прекрасное. Я привез копию описи деклараций судового груза для вашего казначея. Адмирал Феррьера шлет вам свои поклоны и надеется вскоре увидеться с вами лично. Это было причиной моей задержки. Отец-инспектор спешно отправил меня из Осаки в Нагасаки, чтобы проверить, все ли идет хорошо. Как раз когда я выезжал из Нагасаки, мы узнали, что вы выехали из Эдо в Идзу, поэтому я как можно быстрей поспешил сюда на самом быстроходном нашем судне, прибыл в порт Нимадзу, а дальше по суше. В Мисиме я встретился с господином Затаки и просил разрешения присоединиться к нему.

– Ваш корабль все еще в Нимадзу?

– Да, господин. Он будет ждать меня там.

– Хорошо, – Торанага подумал, не послать ли Марико в Осаку на этом корабле, потом решил подумать над этим позднее. – Пожалуйста, передайте декларацию судового груза моему квартирмейстеру сегодня вечером.

– Да, господин.

– На соглашении о грузе этого года стоит печать?

– Да. Совершенно точно.

– Хорошо. Теперь второй вопрос. Самый важный.

Алвито почувствовал сухость в руках.

– Ни господин Кийяма, ни господин Оноши не согласились оставить генерала Ишидо. Я сожалею. Они не согласились присоединиться к вашему знамени, несмотря на наши настоятельные предложения.

Голос Торанаги стал низким и жестким:

– Я уже указывал, что я требую не только предложений!

– Извините, что я принес вам такие плохие новости по этому делу, господин, но они не согласились ни открыто примкнуть к вам…

– Ах, открыто, вы говорите? А если сделать это негласно – секретно?

– Тайно они были также непреклонны, как и пуб…

– Вы говорили с ними порознь или с обоими сразу?

– Конечно и вместе, и отдельно, самым конфиденциальным образом, но ничего из того, что мы предложили…

– Вы только предложили им план действий? Вы не приказали им?

– Отец-ревизор сказал, господин, что мы не можем приказывать никому из дайме, ни…

– Но вы можете приказать своим братьям? Да?

– Да, господин.

– Вы не пригрозили им также отлучением от церкви?

– Нет, господин.

– Почему?

– Потому что они не совершили никакого смертельного греха, – твердо сказал Алвито, как решили они с дель Аквой, но его сердце забилось, он не хотел сообщать такие ужасные вести, которые теперь стали еще хуже, так как господин Харима, который официально владел Нагасаки, сказал ему по секрету, что все свое огромное состояние и влияние он поставит на службу Ишидо. – Простите меня, господин, пожалуйста, но я не достиг предложенной вами договоренности, тем более что если вы соблюдаете кодекс Бусидо, Путь самурая, то мы должны соблюдать правила о том, что…

– Вы отлучаете бедного глупца за такой естественный поступок, как переспать с женщиной, но когда двое из ваших верующих ведут себя так неестественно – да, даже предательски, – когда я жду от вас помощи, неотложной помощи – а я ваш друг, – вы только делаете «предложения». Разумеется, вы понимаете серьезность этого?

– Я прошу прощения, господин. Пожалуйста, извините меня, но…

– Может быть, я бы простил вас, Тсукку-сан. Еще раньше было сказано: «Сейчас каждый должен выбрать свою сторону», – сказал Торанага.

– Конечно, мы на вашей стороне, господин. Но мы не можем приказать господину Кийяме или господину Оноши что-то сделать…

– К счастью, я могу приказать моим христианам.

– Да, господин?

– Я могу освободить Анджин-сана. И отдать ему корабль. С его пушками.

– Опасайтесь его, господин. Кормчий дьявольски хитер, но он еретик, пират и ему нельзя доверять…

– У нас Анджин-сан самурай и хатамото. На море он, может быть, и пират. Если он пират, я могу предположить, что он соберет еще много корсаров. То, что чужеземцы делают на море, это их личное дело, да? Это всегда было нашей политикой. Не так ли?

Алвито оставался спокойным и пытался заставить себя все проанализировать. Никто не мог предположить, что англичанин станет так близок Торанаге.

– Эти два христианских дайме не сделали никаких шагов, даже каких-либо секретных?

– Нет, господин. Мы пытались каж…

– Никаких уступок, ничего?

– Нет, господин…

– Никакого обмена, никаких условий, компромиссов?

– Нет, господин. Мы пытались их и соблазнить, и убедить. Прошу вас, верьте мне, – Алвито знал, что он был в ловушке и по нему можно было видеть, что он в отчаянии, – Если бы дело касалось меня, то да. Я бы угрожал им отлучением, хотя это была бы ложная угроза, так как я никогда бы не мог выполнить ее, если бы они не совершили смертного греха и не признались в содеянном или раскаялись и подчинились. Но даже угроза для достижения каких-то мирских целей была бы очень большим проступком с моей стороны и грозила бы мне, господин, смертельным грехом. Я рисковал бы вечным проклятием.

– Вы говорите, если бы они согрешили против вашей веры, тогда бы вы отлучили их?

– Да. Но я не думаю, что это можно было бы использовать, чтобы привлечь их на вашу сторону, господин. Пожалуйста, извините меня, но они… они все против вас в данный момент. Я сожалею, но это правда. Они оба заявили об этом очень ясно, и вместе, и порознь. Клянусь Богом, я молился, чтобы они передумали. Мы дали вам слово, что попробуем, ей-богу, отец-ревизор и я. Мы выполнили наше обещание. Клянусь Богом, мы пытались, но нам не удалось.

– Тогда я проиграл, – сказал Торанага, – вы знаете это, не так ли? Если они останутся в союзе с Ишидо, все христианские дайме будут с ним. Тогда я проиграл. Двадцать самураев против одного моего. Ясно?

– Да.

– А какой у них план? Когда они нападут на меня?

– Я не знаю, господин.

– А вы скажете мне, если узнаете?

– Да-да, если я буду знать.

«Сомневаюсь, – подумал Торанага и отвернулся, глядя в ночную темноту, почти раздавленный грузом своих беспокойств. – Стоит ли объявлять «Малиновое небо» после всего этого? – беспомощно подумал он, – Глупый, обреченный на неудачу удар по Киото?»

Он ненавидел ту позорную западню, в которую попал. Как Тайко и Города перед ним, он должен был терпеть христианских священников, потому что они были неотделимы от португальских торговцев, как мухи от лошади, имея абсолютную мирскую и светскую власть над своей непокорной паствой. Без священников не было бы торговли. Их польза была в том, что они были посредниками в торговле, и их роль при появлении Черного Корабля была жизненно важной, так как они знали языки и пользовались доверием обеих сторон, и если в империи полностью запрещали деятельность священников, все чужеземцы послушно уплывали и никогда не возвращались. Он помнил, как один раз Тайко пытался избавиться от священников и все-таки сохранить торговлю. Черный Корабль не приходил целых два года. Шпионы сообщали о том, как главный священник, сидящий, как ядовитый паук в Макао, приказал больше не торговать с Японией в ответ на запретительные указы Тайко, зная, что когда-нибудь Тайко вынужден будет смириться. На третий год он покорился неизбежности и пригласил священников обратно, забыв про собственные указы, измену и мятежи, которым сочувствовали священники.

«От реальности деваться некуда, – подумал Торанага. – Никому. Я не верю тому, что говорит Анджин-сан: что торговля так же важна для чужеземцев, как и для нас, что их жадность заставит их торговать независимо от того, как мы поступим со священниками. Риск слишком большой, чтобы пробовать, времени нет, да и я не имею власти. Мы один раз попробовали и потерпели неудачу. Кто знает? Может быть, они будут ждать и десять лет, они достаточно бескорыстны. Если священники запретят торговать, я думаю, что торговли не будет. Мы не сможем ждать десять лет. Даже пять лет. И если мы прогоним всех иностранцев, то Англии потребуется двадцать лет, чтобы заполнить эту нишу, если все, что говорит Анджин-сан, – правда, и если – а это очень важно – если китайцы согласятся торговать с ними, несмотря на их отношения с южными чужеземцами. Я не верю, что китайцы переменят свои привычки. Они никогда не изменятся. Двадцать лет слишком много. Даже десять лет – чересчур много.

От реальности никуда не деться. Или самая худшая реальность, навязчивая идея, которая тайно страшила Городу и Тайко, вновь оживет: что фанатичные бесстрашные христианские священники, если их вынудить, приложат все свое влияние и торговую мощь, морские силы для помощи одному из самых крупных христиан-дайме. Затем они создадут армию вторжения из одетых в железо таких же фанатичных конкистадоров, вооруженных новейшими мушкетами, чтобы поддержать этого христианина-дайме, как они почти всегда делали в последнее время. Сами по себе любые армии вторгшихся чужеземцев и их священников не угрожают огромным объединенным силам. Мы разгромим их, как орды Кублай-хана, и можем сделать это с любым захватчиком. Но, объединившись с одним из наших крупных дайме-христиан, имеющих армию самураев, и ведя гражданскую войну по всему государству, они могут в конце концов добиться для такого дайме абсолютной власти над всеми нами.

Кийяма или Оноши? Сейчас очевидно, что таков план иезуитов. Рассчитано идеально. Но кто дайме?

Обоим, конечно, помогает Харима в Нагасаки. Но кто поднимет знамя в конце концов? Кийяма – потому что Оноши прокаженный и ему недолго осталось жить на этой земле, и очевидной наградой Оноши за поддержку его ненавистного врага и противника, Кийямы, будет гарантированная, безбедная, вечная жизнь на христианском небе с постоянным местом по правую руку от христианского Бога.

У них сейчас четыреста тысяч самураев. Их база в Кюсю, и этот остров гарантирует их от моего нападения. Вместе эти двое могут легко захватить весь остров, у них есть там бесчисленное количество воинов, пищи, суда, необходимые для вторжения, все шелка, весь Нагасаки. По стране можно набрать еще пять или шесть сотен тысяч христиан. Из них более чем половина – христиане, обращенные иезуитами, – самураи; все они рассеяны среди других воинов у остальных дайме, громадное количество возможных изменников, шпионов или убийц – в зависимости от того, что им прикажут священники. И почему бы им не приказать? Они получат все, чего хотят, кроме самой жизни, – абсолютную власть над всеми нашими душами, а тем самым и над душой этой Страны Богов, чтобы наследовать нашу землю и все, что она вмещает, точно так, как уже рассказывал Анджин-сан о том, что пятьдесят раз случалось в их Новом Мире… Они обратят в христианство императора, потом его используют против его же собственного семейства, пока не проглотят всю страну.

Так легко завоевать нас этой маленькой кучке чужеземных священников? Сколько их во всей Японии? Пятьдесят или шестьдесят? Но они имеют власть. И они веруют. Они готовы с радостью умереть за свою веру с именем Бога на устах. Мы видели это в Нагасаки, когда эксперимент Тайко показал, какая это ужасная ошибка. Никто из священников не отрекся, десятки тысяч обрекли себя на сожжение, десятки тысяч японцев крестились, и это мученичество дало такую славу христианской религии, что их священники с тех пор воспрянули духом.

По мне, священники потерпели поражение, но это не сбило их с этого жесткого курса. Это тоже реальность.

Итак, это будет Кийяма.

Составлен ли уже план, направленный на обман Ишидо, госпожи Ошибы и Яэмона? А Харима? Он уже тайно втянут в это дело или нет? Стоит ли мне немедленно разрешить Анджин-сану напасть на Черный Корабль?

Что мне делать?

Ничего особенного. Быть терпеливым, стремиться к гармонии, отбросить все беспокойства, не думать о Жизни или Смерти, Гибели и Жизни после смерти, Сейчас или Потом и ввести в действие новый план. Какой план, – хотел он крикнуть в отчаянии. – Нет такого плана!»

– Мне очень жаль, что эти двое остаются с нашим врагом.

– Я клянусь, что мы пытались, господин, – с сожалением сказал Алвито, видя, как он расстроен.

– Да, я верю в это. Я верю вам и отцу-ревизору, что вы сдержали ваше обещание, поэтому я сдержу свое. Вы можете начинать строить свой храм в Эдо прямо сейчас. Земля уже отведена. Я не могу запретить другим священникам, другим «волосатым», появляться в империи, но я по крайней мере могу сделать их нежеланными гостями в моей провинции. Новые чужеземцы будут все одинаково нежеланными, если они когда-либо появятся. Что касается Анджин-сана… – Торанага пожал плечами, – но как долго все это продлится, ну, это же карма, не так ли?

Алвито от всей души возблагодарил Бога за его милость и помощь в таком неожиданном повороте судьбы:

– Благодарю вас, господин, – сказал он, с трудом выговаривая слова, – я знаю, вы не пожалеете об этом. Я молюсь о том, чтобы ваши враги были рассеяны и чтобы вы могли получить награду на небесах.

– Я сожалею о том, что говорил так резко. Я говорил в гневе. Есть так много… – Торанага с трудом встал. – Я разрешаю вам завтра утром провести службу, старина.

– Благодарю, вас господин, – сказал Алвито, чувствуя естественную жалость к этому незаурядному человеку. – Благодарю вас от всего сердца. Может быть, Боги благословят вас и возьмут на свое попечение.

Торанага устало пошел в гостиницу, охрана шла за ним.

– Нага-сан!

– Да, отец, – сказал молодой человек, торопясь на его зов.

– Где госпожа Марико?

– Там, господин, с Бунтаро-саном. – Нага показал на маленький Чайный Домик, освещенный фонарями в глубине сада, внутри которого были видны туманные фигуры. – Мне пойти прервать тя-но-ю[10]?

– Нет. Этому никто не должен мешать. Где Оми и Ябу-сан?

– Они в своей гостинице, господин. – Нага показал на длинное низкое строение на другой стороне реки, далеко по берегу.

– Кто выбрал им такую гостиницу?

– Я, господин. Прошу простить меня, вы просили найти им гостиницу с той стороны моста. Я не так понял вас?

– А Анджин-сан?

– Он в своей комнате, господин. Он ждет на случай, если будет нужен вам.

Торанага снова покачал головой:

– Я увижу его завтра, – После паузы он сказал тем же отсутствующим голосом: – Я хочу сейчас принять ванну. Потом я бы хотел, чтобы мне никто не мешал до утра, кроме…

Нага напряженно ждал, следя за тем, как отец невидящим взглядом уставился в пространство, очень обеспокоенный его поведением:

– С вами все в порядке, отец?

– Что? Ах, да-да, со мной все в порядке. А что?

– Ничего. Пожалуйста, извини меня. Ты еще хочешь поохотиться на рассвете?

– Поохотиться? Ах, да, это хорошая идея. Спасибо за предложение, это будет кстати. Посмотрим. Ну, спокойной ночи… Да, Тсукку-сан получил разрешение провести завтра службу. Могут пойти все христиане. Ты тоже пойди.

– Что?

– В первый день нового года ты станешь христианином.

– Я!

– Да. По своей собственной свободной воле. Скажи об этом Тсукку-сану наедине.

–???

Торанага повернулся к нему:

– Ты глухой? Ты больше не понимаешь самых простых вещей?

– Прошу простить меня. Да, отец. Я понял.

– Хорошо. – Торанага впал опять в задумчивость, потом ушел, сопровождаемый телохранителем. Все самураи с уважением поклонились, но он даже не заметил их.

К Наге подошел офицер, также очень удивленный.

– Что произошло с нашим господином?

– Я не знаю, Ёсинака-сан, – Нага оглянулся назад на поляну. Алвито только что покинул ее, направляясь к мосту, его сопровождал только один самурай. – Может быть, из-за этого?

– Никогда не видел, чтобы господин Торанага ходил так тяжело. Никогда. Говорят, этот иностранный священник – колдун, чародей. Мог он навести порчу на нашего господина?

– Нет. Только не на моего отца.

– Чужеземцы меня сегодня озадачили, Нага-сан. Вы слышали этот гвалт – Тсукку-сан и его компания кричали и ссорились, как плохо воспитанные эта?

– Да. Отвратительно. Я уверен, что именно этот человек нарушил внутрений покой отца.

– Если бы спросили меня, я бы сказал, что стрела, пущенная в горло этого священника спасла бы нашего господина от многих неприятностей.

– Да.

– Может быть, сказать Бунтаро-сану о господине Торанаге? Он у нас старший.

– Согласен, но попозже. Мой отец ясно сказал, чтобы я не прерывал тя-но-ю. Я подожду, пока он не закончит.

 

* * *

 

В мире и спокойствии маленького домика Бунтаро с большим изяществом открыл маленькую керамическую коробку для чая династии Тцанг и поднял бамбуковую ложку, начиная финальную часть церемонии. Он ловко отмерил нужное количество зеленого порошка и пересыпал его в фарфоровую чашку без ручек. На жаровне кипел старинный литой чайник. С той же спокойной грацией Бунтаро налил пузырящейся воды в чашку, поставил чайник на подставку и аккуратно помешал воду с заваркой бамбуковой палочкой, добиваясь равномерного перемешивания.

Подлив полную ложку холодной воды, он поклонился Марико, сидящей на коленях напротив него, и протянул ей чашку. Она поклонилась и взяла ее с таким же утонченным изяществом, восхищаясь зеленой жидкостью, сделала три глотка, помедлила, потом глотнула снова и, допив чай, предложила чашку ему. Он повторил процедуру приготовления чая и снова предложил ей. Марико попросила попробовать чай ему самому. Бунтаро отхлебнул чаю, потом еще и постепенно допил его. После этого он приготовил третью чашку и четвертую. Затем после вежливого отказа Марико, согласно ритуалу, он заботливо вымыл чашку, вытерев ее чудесным хлопковым полотенцем, и разложил все по своим местам. После этого они обменялись поклонами. Тя-но-ю закончилась.

Бунтаро был доволен тем, что он сделал все как можно лучше и теперь на какое-то время между ними восстановился мир. В этот день после полудня они остались одни.

Он встретил ее у паланкина. Сразу же, как всегда, он почувствовал свою грубость и неотесанность по контрасту с ее хрупким совершенством – как один из этих диких, презренных, волосатых айнов, которые обитали в их стране, но были оттеснены на север, за проливы, на никому неизвестный остров Хоккайдо. Все его продуманные слова вылетели у него из головы, и он мрачно пригласил ее на чайную церемонию, добавив:

– Ведь прошли годы с тех пор, как мы… Я никогда не устраивал ее для вас, ко сегодня вечером будет подходящий момент. – Потом он выпалил, не зная, что сказать, только зная, что это глупо, невежливо и совсем не к месту: – Господин Торанага сказал, что нам надо поговорить.

– Но вы так не считаете, господин?

Несмотря на всю свою решительность, он вспыхнул, голос его зазвучал отрывисто:

– Мне бы хотелось согласия между нами. Я ведь нисколько не изменился, да?

– Конечно, господин, почему бы вам меняться? Если что-то не так, то не из-за вас, а из-за меня, я прошу вас простить меня за это.

– Я прощаю вас, – сказал он, возвышаясь горой над ее паланкином, остро осознавая, что все смотрят на них, в том числе Анджин-сан и Оми. Она была необыкновенно прелестна, с высоко подобранными волосами, опущенные глаза казались такими покорными, а для него все-таки наполненными черным льдом, который всегда вызывал в нем ярость, слепое бессильное бешенство, зовущее его убивать, кричать, уродовать, бить, вообще вести себя так, как никогда не должен вести себя самурай.

– Я снял Чайный Домик на сегодняшний вечер, – сказал он ей, – на вечер после ужина. Нам приказано сегодня ужинать с господином Торанагой. Я был бы польщен, если бы вы были моей гостьей после ужина.

– Это я буду польщена, – она поклонилась и ждала с так же опущенными глазами, а он хотел сбить ее на землю смертельным ударом, потом уйти и вонзить нож себе в живот крест накрест, чтобы эта боль сняла мучения с его души.

Он заметил, что она с пониманием посмотрела на него.

– Что-нибудь еще, господин? – спросила она заботливо. Пот бежал у него по спине и бедрам, кимоно потемнело, грудь и голова болели:

– Вы… вы останетесь в гостинице сегодня вечером.

После этого он оставил Марико и отправился сделать подробные распоряжения относительно всего обоза. Как можно скорее он передал свои обязанности Наге и с притворной суровостью быстро зашагал вниз по берегу реки, пока не остался один, и бросился голый в поток, пренебрегая опасностью, и боролся с течением до тех пор, пока голова не прояснилась, а донимавшая его боль не покинула измученное тело.

Приходя в себя, Бунтаро полежал на песке. Теперь, когда она приняла его приглашение, он должен был действовать. Времени было мало. Он собрался с силами и пошел обратно к черному ходу, который вел в сад, и постоял там некоторое время, обдумывая свой план. Он хотел, чтобы сегодня вечером все было идеальным. Очевидно, что дом был несовершенен, как и сад, – грубое провинциальное подобие настоящего Чайного Домика. «Ничего, – подумал он, полностью поглощенный теперь своей задачей, – все будет хорошо. Ночь спрячет многие недостатки, а фонари создадут недостающую форму».

Слуги уже принесли вещи, которые он заказал заранее – татами, глиняные масляные лампы, и чистили посуду – все самое лучшее в Ёкосе, все совершенно новое, но скромное, ненавязчиво приличное, без претензий.

Он скинул кимоно, положил мечи и начал убираться. Сначала небольшая приемная комната и кухня с верандой. Потом извилистая тропинка и камни мостовой, которые были уложены во мху, и наконец камни и окружающий их сад. Он тер, мел веником и щетками до тех пор, пока все не стало безукоризненно чистым, без единого пятнышка, захваченный смирением ручного труда, которое является началом тя-но-ю, где хозяин должен довести все до полного совершенства. Первым требованием была абсолютная чистота.

К сумеркам он закончил основные приготовления. Потом тщательно вымылся, выдержал ужин и пение у Торанаги и как можно скорее переоделся в более темное платье и поспешил в сад, заперев ворота. Прежде всего он поменял фитили в масляных лампах. Потом тщательно увлажнил камни мостовой и обрызгал водой деревья, чтобы они отсвечивали в разных местах, пока маленький сад не стал сказочной страной, с росинками, танцующими под теплым летним бризом. Бунтаро поменял местами несколько светильников и, наконец, удовлетворившись, отпер ворота и пошел в прихожую. Тщательно выбранные кусочки древесного угля, аккуратно уложенные в пирамиду, горели на белом песке так, как и было задумано. Цветы в токонома казались подобранными совершенно правильно. Он еще раз вымыл уже безупречно чистую посуду. Чайник завел свою песню, и он обрадовался этому звуку, который ему удалось довести до совершенства, тщательно расположив на дне несколько кусочков железа.

Все было готово. Первым условием совершенства тя-но-ю была чистота, вторым – полная простота. Последним, и самым главным, – соответствие конкретному гостю или гостям.

Он услышал ее шаги на камнях мостовой, плеск воды – она окунала, согласно ритуалу, руки в сосуд со свежей речной водой и встряхивала их, чтобы осушить. Три осторожных шага на веранду. Еще два шага к занавешенной двери. Даже она должна была наклониться, чтобы пройти через эту маленькую дверь, которую сделали такой низкой умышленно, чтобы заставить смириться каждого. В тя-но-ю все равны, гость и хозяин, самый высокий по рангу дайме и самый скромный самурай. Даже крестьянин, если его приглашали.

Сначала она рассмотрела составленную мужем композицию. Он выбрал цветок дикой белой розы и капнул только одну капельку воды на зеленый лист, поставив его в красные камни. «Приходит осень, – хотел сказать он своей композицией, – не оплакивай время осени, время умирания, когда земля начинает засыпать, наслаждайся временем нового начала и переживай прекрасную прохладу осеннего воздуха в этот еще летний вечер… скоро слеза исчезнет, испарится, останутся только камни – скоро вы и я исчезнем, останутся только камни».






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных