ПАЛАТА, ГДЕ ЛЕЖИТ СИМА

Глаза Симы закрыты, лицо блестит, дышит тяжело и часто. Свет от маленькой настольной лампочки. Кругом темнота. К койке подсаживается Врач. Лицо Врача тоже еле вырисовыва­ется во мраке. Она прислушивается к дыханию Симы. Врач вы­нимает из кармана халата листки Вовиного письма, положила их на колени, под свет. В это время возникает шум мчащегося мотоцикла. Врач тихо и внятно начинает читать письмо.

Врач. «Симка, дорогая моя! Я никогда не писал подобных писем и ни за что бы не написал, если бы ты была здорова. Я не верю ни в какие письма, ни в какие слова, ни в другие вы­ражения чувств, потому что все это шелуха и никогда не выражает сути дела, а только мельчит его. И хотя я знаю, что ты все понимаешь без слов, все же почему-то беспокоюсь и должен произнести эти банальные и ничего не говорящие слова: я люблю тебя! Но я гораздо больше, чем люблю тебя! Ты человек, ты интересный и особенный человек! Ты какая-то такая, каких я и не видывал никогда. Ты смешная и до невероятности глупая, но именно от всего этого я прихожу в какой-то совершенно су­масшедший восторг, когда вижу тебя или думаю о тебе. И мне стоит невероятных усилий владеть собой, чтоб ни ты и никто на свете этого не видел. Если ты умрешь, я, может быть, убью себя. Не знаю точно, еще не решил, но если я решу, то убью непременно. Я думаю, ты меня понимаешь хорошо и видишь все мои плюсы и минусы. Неужели никому не ясно, что если кто и страдает от моих недостатков, то в первую очередь и сильнее всего я сам. Думаешь, мне легко быть таким? Но чем я виноват, что я такой! Но я такой! И не хочу быть другим. Слышишь, не хочу! И я буду ненавидеть то, что считаю ненавистным, и лю­бить то, что мне нравится. Слышишь? Симка, в общем, ведь и ты такая! Без тебя мне сейчас трудно, хотя кое-что тут есть и интересное. Между прочим, Павел обещал мне дать плавку. То есть я буду горновым. Конечно, не сейчас, но, думаю, освою. Лю­бопытно, а? Как ты на этот счет?.. И если плавка пройдет удач­но, то все скажут, что я забочусь об увеличении выпуска чугуна для страны, а на самом деле я просто устрою все это в твою честь. Да еще скажут, что я перевоспитался, хотя, по-моему, пе­ревоспитаться надо не мне, а другим. Но самое главное — я, кажется, хочу учиться! Хочу учиться, слышишь! Я буду здорово учиться, вот увидишь! Ты просто ахнешь, когда увидишь, как я буду учиться! Мир должен быть лучше, чем он есть. И мы по­стараемся. А? Поправляйся обязательно! Мы обязаны жить. Ты слышишь, я пишу «мы», потому что... я люблю тебя, Симка!.. В дурацком человеческом языке нет слов, и я не могу их сейчас тут, на ходу, придумать, но я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя». (Смотрит на Симу, та дышит ровнее.)

Медсестра (она слышала чтение письма и тоже прислушивается

к ее дыханию). Неужели услышала?! Счастливая!

ДОРОГА

Павел и Вова мчатся па мотоцикле.

В о в а. Павел...

Павел. Что?

Вова. У меня к тебе один глупейший вопрос.

Павел. Давай.

Вова. Где бы достать курицу?

Павел. Чего?

Вова (краснея). Курицу... Для Серафимы. Я помню, когда дома болел, мать всегда курицу готовила. Мне это очень нравилось.

Павел. Купи в магазине.

Вова. Я вчера там был — нет.

Павел. В колхоз, может, съездить? А?

Вова. Продадут?

Павел. Скажи, зачем. Едем! (Прибавил скорость.)

Вова. Ты знаешь, я хотел до Москвы пешком дойти.

Павел. На спор, что ли?

Вова. Со злости. Странно, а теперь злобы нет.

Павел. Чего ты такой беспокойный?

Вова. А ты покойный?

Павел. Я беспокойный при деле, а ты — вообще.

Вова. Я, понимаешь, не могу видеть, когда попадаются воры, лже­цы, подхалимы, хамы. У меня весь аппетит к жизни пропадает. Удавиться хочется.

Павел. Ишь какой! А думаешь, другим пакости видеть — удоволь­ствие?

Вова. Жизнь должна быть чистой.

Павел. Конечно!

Вова. Так почему же...

Павел (смеется). Вылупился ты на свет божий — и подай тебе чистую жизнь. Абсолютную! Ты недоволен, что человечество к твоему появлению на свет все в самом идеальном виде не приготовило: «Вовочка родился! Ах! А мы еще коммунизм не построили! Ах! Ах! Ах!.. Попадет нам от него!»

Вова смеется.

Родилась мы с тобой в такое время, когда самое главное — драться! И ты дерись, дерись, дерись, черт недоученный... или переученный, я уж не знаю, как и сказать. Не нравится?

Вова. Нет, симпатично! Павел, как ты думаешь, курица произведет на нее впечатление?

Павел. Безусловно!

У БОЛЬНИЦЫ

Врач и дядя В а с я. В руках у дяди Васи чемодан.

Врач. Двухстороннее крупозное воспаление легких — не игрушка.

Дядя. Стало быть, сегодня увидеть ее нельзя.

В p а ч. Сегодня — нет. Завтра — может быть.

Д я д я. Значит, угроза еще не снята?

Врач. Не снята.

Дядя. А где этот подлец работает, не знаете?

Врач. Знаю. «Подлец» работает на четвертой домне.

Д я д я. Я ему, сукину сыну, сейчас покажу! (Энергично направился в сторону четвертой домны и сразу же наталкивается на Вову, видимо идущего к Симе.)

Вова (бросается к дяде). Здравствуйте, дядя Вася!

Дядя. Это ты?

В о в а. У Симы были?

Д я д я (еще не понимая, как себя надо вести). Да.

Вова. Как она?

Дядя. Завтра, может быть, к ней пустят.

Вова. Ага! Значит, лучше. Я утром был, мне доктор этого не говорил. (Берет дядин чемодан.) Идемте в столовую, вы, наверное, с до­роги голодны. (Тронулся к столовой.)

Дядя идет рядом. Искоса посмотрели друг на друга. Идут по двору. Идут, молчат.

Это листопрокатный, недавно закончили...

Опять идут молча.

Это бессемеровский...

Дядя. Родители твои с ума сходили. Я им телеграмму дал.

Письма я от них получал. (Достал из кармана письма.) На,

полюбопытствуй на страдания.

Вова. Не надо. (Отстранил письма.)

Дядя. Духу не хватает?

Вова. Любите мучить. (Взял письма, положил в карман.)

Дядя. Деньги твои я привез.

Вова. Какие? А, те-то? Это хорошо — надо Симе кой-какую одежду

купить. У нас тут магазин довольно приличный.

Опять идут молча.

Я думаю, вам лучше всего в нашем общежитии поселиться.

Павла попрошу, устроит.

Д я д я. Кто это?

Вова. Павел-то? Приятель. Не возражаете?

Дядя. Нет.

В о в а. Это не гостиница «Украина», но койка будет.

Дядя. Ничего, мы привычные.

Вова. Ох, дядя, привычка к неудобствам не способствует прогрессу. Временно терпеть — так и быть. Привыкать к плохому — хоро­шего мало. А?

Дядя. Да, тип ты все-таки.

Вова. Конечно, тип! А вы как думали?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: