Н А АВТОБУСНОЙ ОСТАНОВКЕ

Дощатая стрелка с надписью «Строительство химкомбината» Вова и Сима сидят на лавочке. С дороги, которая перекре­щивается с трактом, к ним идет белобрысый Пальчиков, лет восемнадцати, с мандолиной в руках. Подсаживается на скамейку. Паренек вынул из кармана пачку дорогих папирос, протянул Вове.

Пальчиков. Дыми. Вова. Я не курю. Пальчиков. Бросил? Вова. Не начинал.

Сима. Какие дорогие!

Пальчиков (это ему льстит). А я люблю деньги зазря тратить!..

Тут премиальные получил, двести рублей, и все сразу матери —

одним духом. Думаешь, зачем? Для смеха! Она там теперь

бегает: «Вовка-то мой — ах! Вовка-то мой — ох!» Поди, на

всю Таганку благовестит.

Сима. Ты москвич?

Пальчиков. Беглый я.

Сима. Беглый?

Пальчиков. У!.. Совсем не то думаешь! Из дома я убежал, когда

шестнадцать лет было... Дурак, конечно. Взял в буфете батон,

пачку сахара — и в чем был, в том и айда!.. Мне потом объясни­-

ли, что это ложной романтикой называется. Я тогда не знал...

Вы не на стройку, часом?

Сима. Туда.

Пальчиков. Наниматься? Сима. Да.

Пальчиков. А что без багажа?

Сима. В дороге обокрали.

Пальчиков. Скажи ты! Вот паразиты! Начисто?

Сима. Ага! А у него даже и пиджак.

Пальчиков (Вове). Ты не грусти, экипируем. Специальность

какая?

С и м а. Еще нет.

П альчиков. Стаж зарабатывать что ли?

Сима. Нет, подработать на дорогу. Мы путешественники. Пальчиков. Жаль, что ненадолго. Нужны руки-то. Устрою, у меня

там все свои — меня Владимир Пальчиков зовут. Слыхали? Сима. Нет.

Пальчиков. По местному радио передавали.

Сима. Его тоже Владимиром зовут, а меня — Сима. Пальчиков (Вове). Тезка, значит.

Сима. Сяду меж вами — желание загадаю.

Пальчиков (играет на мандолине). А я на свадьбе гулял у прия-­

теля — шофер он, работает у нас, а живет вон тут. (Показывает

на деревню.) Я тоже люблю путешествовать — с тем и бежал

тогда, а попал на одну стройку, потом на эту... И чего-то некогда

стало. Но я еще поеду. Я хотел в Африку. Посмотреть жирафов

на воле... страусов... читал, что они быстро бегают... и красиво,

наверное. А может, еще поеду, сейчас многие ездят.

Вова. В Африке теперь атомные бомбы испытывают — бегают твои

страусы сломя голову, деться некуда. Пальчиков. Да, паскудство.

В о в а. И вкусы у тебя допотопные. Теперь все больше на Луну хло­-

почут.

Пальчиков. Я знаю. Только я на Луну не хочу. Чего там!

Камень, холод, мертвая природа. Мне у нас больше нравится. Сима. Где это — у нас?

Пальчиков. На Земле.

Вова. Чего ж тут интересного?

Пальчиков. Все!

Вова. Веселый ты парень.

Пальчиков. А ты, видать, сейчас здорово расстроен из-за того, что

у тебя шмутки украли? Ничего, экипируешься, наешься — сразу

мировоззрение переменится. По себе знаю.

Вова. Я иногда бывал и сыт и одет.

Пальчиков. Жаль, прозевали автобус, теперь не скоро, а нам еще

шесть километров топать. Подождем. Наши машины по этой

дороге песок возят, подбросят. Там карьер есть. Подбросят.

Ноги-то не казенные.

Сима. На автобус у нас все равно денег нет.

Пальчиков. Подумаешь! (Вытащил из кармана деньги.) Вот они,

грешные!

Сима. А ты кем работаешь?

Пальчиков. Верхолаз.

Сима. У!.. Жутко...

Пальчиков. А чего! Самое главное — не думать. Нам, когда я на

курсах был, Максимыч говорил: «Когда работаешь, ни о чем,

кроме работы, не мечтай. Самое, говорит, опасное — думать о

том, что можешь упасть, убиться. Если такая мысль лезет тебе

в голову — не работник ты на верхах, слезай на землю, меняй

профессию».

Сима. Так у вас пояса есть.

Пальчиков. Ну, с поясами-то мало кто работает. С поясами хуже -

все время цепляй да отцепляй. Так много-то не наработаешь...

Привыкли!

Вова. Я бы обязательно подумал. Сима. Зачем?

Вова. Просто выяснить: смелый я или нет.

Пальчиков (посмотрел на свои золотые часы на руке). Моя смена

в два часа. Вон наши пылят. (Машет рукой.)

Подъезжает грузовик. Пальчиков поднял руку, машина остано­вилась. В ней, на песке, сидят человек восемь ребят и девушка. С криками: «Пальчиков!», «Это Пальчиков!», «Пальчиков, сюда!» — они радостно встречают, видимо, общего любимца. Пальчиков, Вова и Сима сидят в кузове на песке со всеми вместе.

Первый парень. Пальчиков, рванем песенку!

Все загалдели. Пальчиков ударил по мандолине. Запели хором песню. Вова смотрит косо, неодобрительно. Его шокирует решительно все. Какой-то парень бесцеремонно ударяет его по плечу.

Второй парень. Эй ты, давай подтягивай, чего откалываешься!

Вова только еще сильнее насупился, съежился.

СТРОЙКА

Вова и Сима лопатами набрасывают щебенку на тачку. Видимо, они трудятся давно. Кругом идет работа — это большое строительство химического комбината.

Вова. Твой отец и Максим Горький правы — труд облагораживает

человека. (Отер пот, бросает еще несколько лопат в тачку.) Сима. Кто-то должен убирать.

В о в а. У меня своя теория относительно слова «должен».

Сима. Ты презираешь людей простого физического труда?

Вова. Не будь кретинкой. Такой примитив должны делать машины. Сима. Пока не все механизировано, кто-то должен. Почему не ты, а

другой?

В о ва. Слушай, начитанная, я, может быть, один хочу вставать на

всеобщую щебенку, чтобы другие не мучились. Сима. А ты пойди и встань!

Вова. Пойду и встану.

С и м а. Пойди и встань!

В о в а. И встану, думаешь — нет?

Сима. Ну и встань, встань!

Мимо Симы и Вовы проходит бригадир Сапунов.

Сапунов. Студенты, ночевать в общежитиях устрою. После ра­боты я на седьмом участке буду. Сапунов моя фамилия.

Сима. Пожалуй, до утра придется остаться — дотемна на станцию не

успеем.

Вова. Ладно, помучаемся.

В это время где-то на третьем или даже на четвертом плане произошло, видимо, что-то чрезвычайное. Люди бегут туда. Остановились краны, все в замешательстве. Сапунов тоже бросился в ту сторону. Сима и Вова смотрят. Оттуда бежит Девушка.

С и м а. Что случилось?

Д е в у ш к а. Человек убился.

МУЖСКОЕ ОБЩЕЖИТИЕ

Это длинный опрятный барак. Вечер. Почти все спят. Входят Вова и Бельевщица. Идут меж рядами коек. Подходят к двум пустым койкам. Глаза всех лежащих устремлены на Бельевщицу.

Первый рабочий. Вести есть какие?

Бельевщица. Еще нет.

Первый рабочий. А Сапунов где?

Бельевщица. Там еще. (Отдает Вове белье.) На, перестелешь.

Первый рабочий. Что ты его койку отдаешь, как будто помер.

Бельевщица. Ему все равно в больнице лежать, а этот времен­но. Спать-то негде. (Вове:) Смотри, чужого не трогай. (Пошла, приговаривая.) Хоть бы о матерях думали, ироды... (Вытирает на ходу слезы. Ушла.)

Вова сел на край койки. Перевел глаза на висящую над койкой мандолину и картинку с жирафами и страусами. Пе­рестилает постель. Под подушкой обнаружил дорогие папи­росы и пачку писем, перевязанных бечевкой. Выложил их на тумбочку. Рядом с Вовой молодой Паренек учит матема­тику.

Паренек. Угости папироской?

Вова. Можно ли?

Паренек. Он всегда угощает, не отказывает. У него все равно что общие.

Вова протянул ему пачку. Сам взял папиросу, долго мнет ее в пальцах. Закурил. Кажется, что он вместе с дымом хочет вы­тянуть истину.

Вова. Выживет он?

Паренек. Факт.

В о в а. А ты что учишь?

Паренек. Математику. У меня с образованием жидковато. Я в ве­чернюю школу хочу.

Вова. Зачем?

Паренек. Потом в институт.

Вова. А в институт зачем?

Паренек. Иди ты!.. (Углубился в книги. И окутался табачным дымом.)

Входит Сапунов. Все глаза — на него.

Сапунов. Помер. (Идет к своей койке, что рядом с Вовой. Заметил Вову.) Уже поселили! Черт их дери — простынуть не дадут! (Вове.) Я не про тебя, я вообще. (Сел на койку.)

Все смотрят.

(Вдруг вскочил и с остервенением, но не громко.) Кто, кто, кто разрешил работать без поясов?!.. Ухари!.. Крикуны!.. Фанфароны, бахвалы, пижоны, петухи безмозглые!!

Все молчат.

Если еще хоть раз увижу, сам сверху к чертовой матери сбра­сывать буду! С кем вы в игрушки играете — с безносой! Она таких дураков и ловит... Сейчас там технику безопасности по судам таскать будут, а вас надо всех судить, вас! Друг перед другом выкобениваются, ухарствуют... Нашли чем! (И вдруг заорал.) Сгубили Пальчикова!.. (Обхватил голову руками и рухнул на постель. Потом достал из тумбочки кружку, налил воды, достал колбасы, масла, нарезал колбасу.)

Вова. Я здесь временно, не беспокойтесь.

Сапунов. А чего мне беспокоиться — можешь теперь постоянно.

Вова. Нет, я утром ухожу.

С а п у н о в. Твое дело. (Вдруг сгреб приготовленную еду, сует ее в

тумбочку.) Не могу!.. Перед глазами стоит. (Стиснул голову

руками.)

Вова тихо выходит из барака.

У БАРАКА

Вова стоит, прислонившись к стене. Мелькнула тень Симы. Сима подошла к Вове. Молчит.

Вова. Что вылезла?

Сима. Я знала, что ты не спишь... Он поправится, вот увидишь.

Вова. Он умер.

Сима зажала рот рукой, так как готова была закричать.

Сима. Он не из-за тебя сорвался, не из-за тебя! Ты на него не мог подействовать. Вот на меня ты тоже не действуешь. Не из-за тебя.

Вова. Уйди.

Сима. Иди в барак, ложись.

Вова. Уйди, говорю.

Сима. А ты куда?

Вова (почти со стоном). Ради бога, уйди, пожалуйста!

Сима уходит. Идет Сапунов.

Сапунов. Что вышел?

Вова. Сна нет. (Пауза.) Откуда он сорвался?

Сапунов (показывает на вышку). Вон. Эх, уснуть бы, завтра смена тяжелая. Пошли.

Вова не отвечает. Идем!

Вова молчит. Он смотрит в ту сторону, где вышка, с которой сорвался Пальчиков. Сапунов ушел. Вова пошел, но не в барак, а к тому месту, где сорвался Пальчиков. Он подошел к лесам. Начинает идти по лесам, карабкается вверх. Все выше, выше и выше. Он лезет долго, цепко, трудно. Вот он на огром­ной высоте, как цирковой акробат, идет по выдавшейся вперед балке. Наклоняется, поднимает висящий через балку ремень, швыряет его вниз. Становится на самый край, наклоняется, смотрит вниз и тихо шепчет: «Я могу упасть... Я могу упасть...»

Занавес

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: