СТОЛОВАЯ В ЭТОМ ЖЕ ДОМЕ

Виктор Розов

В ДОРОГЕ

_________________________________________

Современная история в двух действиях

ã Издательство «Искусство», 1983 г.

___________________________________________

OCR: Сергей Кандаков

Spellcheck: Сергей Кандаков, 15.09.2012.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ВОВА.

ДЕВУШКА.

ОТЕЦ ВОВЫ.

МАТЬ ВОВЫ.

ДЯДЯ ВАСЯ –

брат отца Вовы.

АННА ИЛЬИНИЧНА –

его жена.

СИМА –

их дочь.

Друзья Симы:

МИТЯ

ФРОЛОВ

ДЕВУШКА

ПЕРВЫЙ ПАРЕНЬ

ВТОРОЙ ПАРЕНЬ

ТРЕТИЙ ПАРЕНЬ

ПРОВОДНИЦА ВАГОНА.

ГРАЖДАНИН В ПОЕЗДЕ.

ЖЕНЩИНА-КОЛХОЗНИЦА.

МУЖ КОЛХОЗНИЦЫ.

ОБХОДЧИК ПУТЕЙ.

ЖЕНА ОБХОДЧИКА.

ШОФЕР.

ХОЗЯЙКА.

СТАРИЧОК.

ПАЛЬЧИКОВ.

САПУНОВ.

ПЕРВЫЙ РАБОЧИЙ.

БЕЛЬЕВЩИЦА В ОБЩЕЖИТИИ.

ПАРЕНЕК.

ГРАЖДАНИН.

ЖЕНЩИНА.

ДЕЖУРНАЯ ПО СТАНЦИИ.

СТАРШИЙ КОНТРОЛЕР.

МОЛОДОЙ КОНТРОЛЕР.

АНДРЕЙ ДАНИЛЫЧ.

ДЕМИН - шофер.

ИЛЬЯ ПЕТРОВИЧ.

ПАВЕЛ.

ПАРЕНЬ.

ГАЛЯ.

ТАМАРА.

МАСТЕР.

МЕДСЕСТРА.

ЖЕНЩИНА-ВРАЧ.

САНИТАР.

ШАПКИН.

НЯНЯ.

МАСТЕР.

ПЕРВЫЙ ПАРЕНЬ.

ВТОРОЙ ПАРЕНЬ.

ГРУППА

ПОДОЗРИТЕЛЬНЫХ СУБЪЕКТОВ.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Вечерняя улица Горького. Здание Центрального телеграфа.

Девушка ждет кого-то. Идет Вова, идет не спеша,

нехотя, вразвалку.

Девушка. Ты что опаздываешь?

Вова. Без претензий.

Девушка. На работе задержался?

Вова. Я уже взял расчет.

Девушка. Опять?

Вова. Опять.

Девушка. Конечно, чего тебе на этой товарной вагоны гонять после десятилетки-то!

Вова. Факт! Меня должны были сразу выбрать президентом Акаде­мии наук вместо Келдыша.

Девушка. Я скучала без тебя... А ты?

Пошли по улице.

Вова. Я вообще скучаю.

Девушка. Вовка, скажи, о чем ты все время думаешь, думаешь?

Вова. Мозги есть, вот и думаю.

Девушка. У меня тоже есть.

Вова. У тебя нет тех извилин.

Девушка. И слава богу.

Вова. Вероятно.

Девушка. Сойдешь с ума.

Вова. Не исключено.

Девушка. Ну все-таки скажи, о чем?

Вова (полусерьезно). О том, что мир несовершенен.

Девушка. Ну и черт с ним, тебе-то что!

Вова. Пусть вертится в таком виде?

Девушка. Факт.

Вова (с грустью). В самом деле — пусть!

Девушка (достала из сумки свою фотографию). Хочешь, подарю?

Вова (безразлично). Конечно. (Взял фото, спрятал в карман пид­жака.)

Девушка. Вовка, не старайся быть лучше других — людям не нравится, когда другие лучше их, я замечала.

Вова. Хорошо, буду последним подонком - устраивает?

Девушка. Последним - это слишком.

Вова. Средним — не желаю!

Девушка. Зайдем в кафе, потанцуем.

Вова. Скуку мять? Пойдем по улицам.

Девушка. Куда?

Вова. Куда глаза глядят... Эх, хорошо бы побывать у черта на кулич­ках. Там, наверное, интересно.

Уходят.

ДОМА У ВОВЫ

Очень поздно. Свет в комнатах притушен. Отец читает. Мать ходит по комнате из угла в угол.

Отец. Ложись спать, Ольга, половина второго.

Мать. Едва ли нам с тобой придется поехать. Костя. Нельзя остав­лять его одного. Совсем пропадет.

Отец. Да, придется не ездить.

Мать. Костя, ну что с ним делать?

Отец (отложил книгу, да и вообще было видно, что не книгой были заняты его мысли). Сам не знаю. Есть у него все, не к чему ему стремиться. Вот он и бесится. Ты вспомни нашу с тобой мо­лодость...

Мать. Нет, Костя, нет. Все люди должны жить свободными от ма­териальной зависимости.

Отец (вспылив). А я тебе говорю — да! Мы сами во всем винова­ты — ты и я.

Слышно, как в прихожей хлопнула входная дверь. Шаги по паркету. Это Вова прошел в свою комнату.

Владимир!

Голос Вовы. Что?

Отец. Зайди к нам.

Голос Вовы. Я спать ложусь.

Отец. Иди сюда, я тебе сказал.

Входит Вова. Стоит в дверях.

Ты хотя бы поздоровался.

Мать. Он, наверное, думал, что мы спим.

Вова. Здравствуйте.

Отец. Ты считаешь нормальным, что мы ждем тебя до двух часов ночи?

Вова. Нет, вам давно пора было лечь спать.

Отец. Вот что, Владимир...

Вова. Папа, можно попросить об одном одолжении?

Отец. Да?..

В о в а. Пожалуйста, хотя бы сейчас, ночью, не учите меня быть хоро­шим. Мне и так тошно.

Отец (кричит). Что тебе «тошно»? Что?

Мать. Подожди, Костя. (Сыну.) Что с тобой?

Вова молчит.

До десятого класса ты учился прекрасно, особенно по физике... Вова. Только потому, что ты ее преподавала... Перед ребятами было

неловко, могли подумать, что по блату отметки ставишь, вот

и зубрил как проклятый.

М а т ь. Неправда. Я всегда могу отличить способного ученика от

прилежного... Может быть, это и чересчур, но мне казалось, у

тебя есть даже талант. Это большая редкость, Володя. Почему

ты бросил все?

Вова. Быть физиком противно.

Мать. Странно, Вова. Сейчас большинство мальчиков увлечено фи-­

зикой и вообще точными науками...

Вова. Я принадлежу к меньшинству.

Отец. Он просто не может обосновать своего сумасбродства. Вова. Я не хочу быть физиком потому, что не люблю науку. Отец. Почему?

В о в а. Потому что люди изобретают цветное телевидение и магнито­-

фон, готовы открыть тайну белка и улететь на Луну, но от этого

не делаются ни честнее, ни счастливее.

Отец. Ты посмотри, какая у него чепуха в голове! Ты кончил десять

классов, и ты должен...

Вова. Я никому ничего не должен! Не успел я появиться на свет, только и слышу — ты должен, ты должен, ты должен! Я ни у ко­го ничего не просил в долг!

Отец (горячо). Я знаю, почему, ты такой! Мы с мамой за тебя вечно

напрягали свои мускулы, свой мозг, все делали за тебя.

Вот твои мускулы и дряблые, ленивые, рыхлые!

Вова (вскочил). Так зачем же вы это делали? Я вас просил об

этом?

Мать. Но школа дала тебе понятия о жизни...

Вова. Какие понятия, какие?! Одно вранье!.. Все десять классов

только и твердили: «Ах, жизнь прекрасна!», «Ах, тебя ждет

радость!», «Ах, кругом все замечательно!..». Где все замеча­-

тельное? Где меня ждут с распростертыми объятиями?! Реаль­-

ность не соответствует вашим школьным учебникам... ответ не

тот — в задачнике опечатка.

Отец (яростно). Ты ничего не хочешь принимать в жизни — ни

хорошего, ни плохого.

Вова. Неправда! Я люблю все хорошее. А ты доволен и хорошим и

плохим! Привык!

Отец (не слушая). Ты и тебе подобные приходите на все готовенькое,

рассуждаете, осуждаете и только рожи кислые делаете!

Вова. На что готовенькое? На что?.. Ты так любишь читать газеты —

что в мире готовенького?! Ты, наверное, подразумеваешь эту

квартирку, что недавно получили, обед... кусок хлеба... Ты

очень узко мыслишь — вот и все.

Мать. Не смей так говорить, Володя! Ты родился в сорок втором году, отец получил это известие, когда был на фронте под Ростовом. Они там, в сыром окопе, пили за твой день! За тебя!! Когда отец вернулся, тебе шел четвертый год, тогда он впервые увидел тебя... И он мне сказал: это ты вывел его из войны живым, потому что он все время думал о тебе! У него был ты, у него был ты!

Вова. Я не люблю сантименты, мама.

Отец. Не смей ему ничего рассказывать! Не смей! Это бесчувствен­ная скотина, чурбан!..

В о в а. Ну, пошло!

Отец (матери). Слышишь, слышишь?!

Вова. В конце концов, все ваши аргументы сводятся к ругани.

Тяжелая пауза.

Мать. Я отчасти согласна с тобой, Володя: мы еще по инерции кормим вас в школе манной кашей и вареньем. Но ты довольно любознательный мальчик и, вероятно, считаешь себя не глуп­цом; думаю, это заслуга и школы...

Вова. Можно, я лягу спать?

М а т ь. Ложись. Помни, Вова: дорога к истине — только одна, путей к заблуждению — сколько угодно.

Вова. Может быть, это тоже не истина, мама.

КОМНАТА ВОВЫ

Вова спит. Тихо отворяется дверь, входит Мать. Она подхо­дит к Володе, прислушивается к его дыханию, садится рядом, смотрит на него, гладит по голове.

М а т ь. Дурачок ты, дурачок. Задал ты нам задачу... Так страшно за тебя!.. И книги ты читаешь хорошие... Абонемент на какие-то лекции купил... ходишь... слушаешь... чего-то ищешь. Вот уж правильно говорят: маленькие дети — маленькие заботы, боль­шие дети... Если бы ты мог чувствовать, что ты для нас значишь... Вот ты растешь, а мы все думаем, а вдруг он будет хорошим-прехорошим, а вдруг он будет умным-преумным, таким пре­красным! А мы будем радоваться... молчать и радоваться!.. Ты — самое дорогое для нас на свете... (Снова гладит сына по голове.) Кутя ты моя, кутя! Бунтовщик ты мой! (Вдруг Мать замечает, что по щекам Володи текут слезы.) Ты плачешь!.. Ты не спишь? Ты не спишь, Вова?..

Вова не отвечает, не открывает глаз. Мать не может понять — спит он или не спит. Растерялась. Тихо выходит из комнаты. Вова открывает глаза, смотрит ей вслед.

СТОЛОВАЯ В ЭТОМ ЖЕ ДОМЕ

Родители Вовы завтракают. Вова выходит из своей ком­наты, сказав «доброе утро», садится к столу. Мать наливает ему чай.

Вова. Я, пожалуй, лучше кофе выпью.

Мать. Хорошо. (Идет на кухню.)

Отец и сын некоторое время молчат.

Отец. Как работаешь?

Вова. Я уже взял расчет.

Отец. Опять не нравится? Что так?

Вова. Не знаю.

Отец. Куда теперь?

Вова. Еще не решил.

Вошла Мать, подала кофе. Молча завтракают.

Отец. Он опять не работает.

Мать. Может быть, поедешь с нами в Ессентуки?

Вова. Я не люблю курортную публику.

Мать. Дело не в курорте — нам с отцом надо лечиться.

Отец. Ему тоже лечиться не мешает.

Вова. Мне минеральные воды не помогут.

Отец. Тебе жизнь понюхать надо.

Вова. Нюхаю.

Отец что-то хотел ответить, но Вова предупредил его.

Не будем продолжать вчерашнего диспута, папа. Вы что, боитесь

оставить меня одного?

Пауза. Вова понял, что не ошибся.

Да, я вам здорово поперек горла... (Опять пауза.) Я бы и сам

с удовольствием махнул куда глаза глядят... Да! У нас где-то

у черта на рогах какая-то родня есть...

О т е ц. Во-первых, не у черта, а за Уралом, а во-вторых, не какая-то,

а твой дядя, мой родной брат.

В о в а. Я бы к нему прокатился. А?

Отец. Не возражаю. Полезно будет. Василий знаменитый партизан

был...

Вова. Ты знаешь, для меня все авторитеты относительны. Мать. Циничен ты, Владимир.

Вова. Ты хочешь, чтобы я говорил не то, что думаю.

Мать. Нет, это было бы еще хуже. Желательно, чтобы ты думал

иначе.

Вова. Потерпи. Вероятно, со временен обломаюсь.

Мать. Мы не хотим, чтобы ты «обламывался».

Вова. Все так.

Мать. Ты намекаешь на нас? Но учти: мы росли в более сложное

время. Тебе легче. Тебе гораздо легче.

Вова. Мне этого не кажется. Но вы успокойтесь. Я уеду. (Встает

из-за стола.) Спасибо. (Уходит к себе.)

УЛИЦА ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКОГО ПЕРИФЕРИЙНОГО ГОРОДКА

Дядя и племянник идут с вокзала по городу. Дядя несет красивый и большой чемодан племянника. Вова же несет ма­ленький, вроде несессера.

Дядя (показывая). Это Дом колхозника строят. На сорок четыре койки... В два этажа будет...

Пауза. Идут.

Дядя (надо же что-то говорить). Город наш небольшой, не Москва,

не Караганда, но с перспективами.

Вова. А теперь, дядя Вася, везде перспективы. Так и живем в одну

сплошную перспективу.

Пауза.

Дядя. А вот тут кузня была, ее теперь под механические мастер­ские оборудуют.

Вова. Вы давно в этом городе живете?

Дядя. Да всю жизнь... Только вот, значит, на войну уходил — выкини четыре года. Ну, в командировку когда... И отец твой тут ро­дился, в этом же доме, где я сейчас живу. Тебе приятно будет отцовское детство-то понюхать? А?

Но Вова не отвечает. Он погружен в свои мысли. И, видимо, сейчас эти мысли ровные, спокойные.

Ясли эти к майским праздникам открыли.

Опять идут молча.

Это баню строят.

Вова. И на сколько шаек?

Дядя. Шаек — не знаю, но веники будут... березовые...

Вова (смеется). Дядя, смотри-ка, вы, оказывается, живой человек! Дядя (сухо). Свинья ты, братец.

Вова (грустно). Это я знаю.

И снова идут молча.

В ДОМЕ У ДЯДИ

Анна Ильинична вынимает из печки пирог. Сима не­хотя и даже зло стелет на стол скатерть, наводит порядок.

Анна Ильинична. Смотри, какой удался! Значит, все хорошо

будет. Теперь погляжу ватрушки...

Сима. Подумаешь, цаца едет! Встречу с музыкой затеяли!

Анна Ильинична. Племянник как-никак, столичный житель,

москвич.

Сима. В сарай бы его на ночевку, в хлев!

Анна Ильинична. Брат он тебе будет двоюродный.

Сима. Черта с два — брат! Нет уж, я ему в сестры не пойду.

Анна Ильинична. Нехорошо так, Симочка, грубо.

Сима. Ну до чего вы половинчатые! Отец на вокзал пошел — встре-­

чать! Сам бы дотащился, адрес, поди, ему дали. Ты пироги за­-

теяла. А сами вчера весь вечер обсуждали, как его к рукам при­-

брать, переработать, перемолоть.

Анна Ильинична. Что ж, мы на него собаками кидаться будем?

Посмотрим, поглядим. Ты его со своими приятелями позна-

комь,— может, в волейбольную команду возьмете или на пропол-­

ку, рыбачить или еще куда.

Сима. Думаешь, приятно мне такую родню показывать? На смех-то!

Еще и меня стилягой окрестят.

Анна Ильинична. Ты бы переоделась, Симочка.

Сима. Еще чего!

Анна Ильинична. Категоричности в тебе много, Серафима.

Сима. Принципиальности.

Анна Ильинична (вытаскивая противень из печки). И ватрушки

удались.

Входят Первый парень и Девушка. Здоровают­ся: «Серафима, привет!»

Сима. Здравствуйте.

Первый парень. Нет еще?

Сима. Кого?

Первый парень. Его.

Сима. Нет.

Девушка. Не приехал?

Сима. Нет.

В окне появляются еще несколько ребят и девушек, с ними Фролов.

Второй парень. Не приехал?

Сима. Нет, нет!!!

Девушка. А поезд давно пришел.

Сима. Ну, чего явились... И не приедет. Телеграмму дал... задержи­вается... Не приедет... (Сердито сдернула со стола скатерть, на­рочно делает беспорядок.)

Третий парень. Жаль! Посмеялись бы!

Девушка. А я стиляг никогда не видела.

Первый парень. А наши-то!

Девушка. Наши разве всамделишные? А тут московский, настоя­щий!

Сима. Пошли, пошли! Идите в волейбол играть.

В это время дверь распахивается и входят Дядя Вася и Вова. Все замерли.

Д я д я. Вон тебя сколько народу встречает. Знакомься. Это тетка

твоя — Анна Ильинична.

Анна Ильинична. Здравствуй, Володенька. Очень, очень мы

довольны, что ты приехал. (Целует Вову троекратно.)

Д я д я. Это сестра твоя Сима — Серафима, значит.

Вова подходит к Симе и целует ее по-братски.

Сима (отшатываясь). Чего ты!

Вова. Ты что?! Не целовалась, что ли, никогда? Была бы не сестрен­ка — поцеловал бы покрепче: симпатичная рожица. Я и не знал, что у меня такая сестричка существует,— уже жить легче!

Д я д я. А это ее друзья — школу нынче окончили,— кто работает, кто учиться собирается. Вон Фролов в консерваторию хочет — по нашему городу он первая скрипка, талант.

Во время этой рекомендации Вова здоровается со всеми за руку.

Анна Ильинична. Умойся, Володенька, да и за стол — про­-

голодался, поди.

Дядя. Серафима, проводи — покажи, где и что.

Сима и Вова ушли.

Голоса.

— Настоящий!

— Ох и гонору!

— А рожа смазливая.

— Ты начни его подначивать.

— Только не очень — нехорошо.

Дядя. Ну, братва, попробуем с этим молодым человеком совладать.

Мать с отцом, прямо скажу, плачут от него.

Первый парень. Ну и всыпать ему сразу.

Дядя. Всыпать — метод не первого сорта. Уяснить надо, а может, и

обласкать. (Смеется.) Начнем его легонечко прощупывать.

Так сказать, разведку поведем — без боя...

Возвращаются Вова и Сима. Сима переоделась в нарядное платье. Садятся за стол.

Вова. Глазам не верю! Театр! (Смеется. У него действительно отлич- ное настроение.)

Дядя. Какие в Москве новости?

Вова. Никаких, все как всегда.

Дядя. Ну уж, скажешь. Мы из газет да из радио знаем — рекон­струкция там идет.

Вова. Так она с тех пор, как я себя помню, все идет и идет.

Дядя. Ты, значит, в прошлом году школу кончил?

Вова. Да.

Дядя. Работаешь?

Вова. Пытаюсь. Два места уже сменил.

Дядя. Привередничаешь?

Вова. Возможно. Сам не пойму.

Дядя. А ты зацепись за что-нибудь одно.

Вова. Не цепляется, пробовал!

Дядя. Возьми себя в руки.

Вова. Как?

Дядя. Ну, как... (Сжал кулаки и как бы встряхнул себя — сделал движение, когда люди показывают: «Возьми, мол, себя в руки, крепись».) Вот так!

Вова (повторил жест). Пробовал и такие движения делать — не помогло.

Дядя. Работать, брат, надо. Труд, он облагораживает человека.

Вова. Возможно.

Дядя. Не я, брат, это сказал — Горький.

Вова. А вы как думаете, это правда?

Дядя. Слова-то Горького?

Вова. Его самого: Алексея Максимовича.

Дядя. Шутить, брат, такими вещами не следует.

Первый парень. Ему просто не хочется работать — сразу ин­ститут подай.

Дядя. Ну-ка, ну-ка, Митя, сразись с москвичом, ты парень принци­пиальный.

Вова. Митя, в том-то и ужас, что я даже в институт не хочу!

Митя. Интересно, а на чей счет ты жить будешь?

Вова. На мамин и папин.

М и т я. И тебя это устраивает?

Вова. Вполне. Просто замечательно! Митя, а тебе все ясно в жизни?

Митя (его тоже заносит). Да, все!

Вова. Господи! Мне бы хоть на полчаса такое откровение! Для пере­дышки.

Дядя. Нет, а ты все-таки нам скажи, есть у тебя какие-нибудь же­лания, мечты? Что бы тебе хотелось сделать этакого, знаешь, замечательного, из ряда вон, а?

Вова. Мечты, дядя, самые прекрасные! Ну, например, истребить на земле всех самодовольных тупиц, жуликов, карьеристов, при­способленцев, подхалимов, двойных душонок.

Дядя. Дело, брат, хорошее, но не легкое...

В о в а. А мне кажется — просто невозможное! Вот я и думаю: а может быть, взорвать земной шар к чертовой матери! Уничтожить всех разом! Пускай начнется все сначала, с одноклеточных... Может быть, тем, другим, повезет? А?

Второй парень. Это называется ницшеанство.

Вова. А ты читал Ницше?

Второй парень. Буду я на него время тратить.

Вова. А я потратил — прочел.

Третий парень. Оно и видно.

Вова. Я даже на лекции ходил — там о Канте, о Шопенгауэре гово­-

рили...

Девушка. Лекции — это другое дело: там всегда объяснят, как надо

понимать то, что читаешь. Вова. Только все это старомодно.

Первый парень. А тебе, наверное, на всем белом свете нравит­ся

только один человек.

В о ва. Понял твой исключительно тонкий намек, Скажи, а ты от

самого себя в восторге?

Первый парень. Я, конечно, может быть, и не идеал...

Вова. А я хуже всех, хуже всех! Ясно! Ну и что вы от меня хо­-

тите?

Дядя. Я ведь чего боюсь, Владимир: такие, как ты, со злости-то да

сгоряча могут хуже тех, против кого протестуют, сделаться.

В о в а. Товарищи, меня мама с папой воспитывали, лучшие москов-­

ские учителя старались — так сказать, педагогические свети­ла!

— и то ничего не вышло, так что не трудитесь: коэффи­циент

полезного действия будет равен нулю, честное слово!

Предупреждаю! Я давным-давно выучил все эти азбучные исти­ны

- и А, и Б, и В, и Г... Они у меня в зубах навязли и завязли...

Ей-богу, дайте мне отдохнуть.

М и т я. От чего отдохнуть?

Второй парень. Устал, бедненький!

Девушка. Подумаешь, какая персона особая приехала! Гений не-

признанный!

Вова (начиная раздражаться). Батюшки! Караул! Сдаюсь! (Поднял

руки вверх.)

Дядя (начиная сердиться). Ты из себя клоуна не изображай. Отец и мать в письме пишут, чтоб мы из тебя человека сделали.

Вова (опешив). Они это написали?

Митя. И мы постараемся.

В о в а (он ошеломлен). Человека из меня сделать?! Значит, я не человек? Хорошо! И вы будете из меня человека делать... По образу своему и подобию!.. Дорогая вы моя серость и по­средственность...

Ребята повскакали из-за стола, кричат: «Как не стыдно!», «Это черт те что!», «Безобразие!»

Вова тоже вскочил uз-за стола и уронил на пол кусок пирога. Дядя. Подыми кусок!

Вова. Святой хлеб на пол уронил! Батюшки! Беда!.. Святотатство!

Вы его с потом, с трудами, на целине!..

Анна Ильинична. Я же его к твоему приезду пекла, Вовочка! Голоса.

— Хулиган!

— Стиляга!

— Судить такого!

— Подонок!..

Дядя. Ну вот что, философ ты мои недопеченный, я недаром всю войну начальником партизанского отряда был и одиннадцать ор­денов имею...

Вова. Бить будете?

Анна Ильинична (мужу). Вася! (Она действительно испуга­лась за мужа.)

Вова (громко и холодно). Поезд на Москву из вашего городишка во сколько уходит?

Все молчат.

Познакомился с вами. Рад! Везде одно и то же! (Хочет взять чемодан, но Сима вцепилась в ручку чемодана.) Пусти! (Рва­нул чемодан, из него посыпались рубашки, галстуки, деньги, носки, бутылка вина. Володе стыдно, что все видят его интим­ные вещи.)

Первый парень. Вон, винище вез!

Вова. Это я дяде, в подарок, балбес! Мы можем и так, налегке! Прощайте, счастливые! (Открыл дверь и выбежал на улицу.) Пауза.

Первый парень. Не уйдет. Без денег не уедет. Обратно прита­щится. Мы его переработаем,

Дядя. Серафима!.. Догони его... Верни!.. Слышишь!

Сима схватила свою жакетку и опрометью выскочила в дверь.

Эх, как я нехорошо сорвался... Про письмо выпалил, про орде­на бухнул. Неразумно вышло...

Небольшая пауза.

Фролов. А знаете, он занятный юноша... Очень резкий, даже не­воспитанный. Но в общем он мне понравился.

Молодежь закричала, загалдела, налетела на Фролова.

Голоса.

— Что тебе в нем понравилось? Что?

— Вон он — как зараза! Уже на Фролова подействовал.

— Почему на Фролова? Я тоже считаю, он любопытный парень,
только пижон.

— Сам ты пижон, если его защищаешь. Нигилист он.

— Базаров тоже был нигилист.

— Сравнил! Базаров когда жил! Базаров был обличитель всего
мертвого и косного, что нес с собой помещичье-крепостнический
строй...

— Брось ты! Уже десять классов отшлепал, пора свои слова
говорить!

— Что значит — свои?!

— А то! Не попугайничай!

Половина голосов. Он хороший, хороший! Другая половина. Он плохой, плохой!

ПЕРРОН ВОКЗАЛА

Моросит дождь. Два удара железнодорожного колокола. Поезд готов к отправлению.

Голос по радио. Товарищи пассажиры! До отправления поезда Хабаровск — Москва остается пять минут. Провожающих просят покинуть вагоны.

Стремительно вбегает Вова. Бежит к поезду. Хватается за поруч­ни первого попавшегося вагона.

Проводница удерживает его, не пускает в вагон.

Проводница. Ваш билет, гражданин.

Вова. Есть билет, есть. (Пытается проникнуть в тамбур.)

Проводница (удерживает Вову). Покажите.

Вова. Я не успел... куплю на следующей станции.

Проводница. Нельзя, гражданин, никак нельзя.

Идет легкая борьба. Вова вытаскивает из кармана пиджака день­ги, показывает их Проводнице.

Вова. Вот видите, куплю... (Пытаясь взять на обаяние.) Девушка...

ну, мы договоримся... Мне очень надо...

Проводница. Да что это за безобразие! Какая я тебе девушка!

У меня младший старше тебя будет... Слезай, говорю!

Поезд трогается. Проводница старается оторвать руки Вовы от поручней.

Вова. Руками не трогай, быдло! (Хочет силой ворваться в вагон.)

Г ражданин (стоявший на площадке вагона, не выдержал). Как тебе

не стыдно, мерзавец!

Гражданин уперся в поручни и ногой в грудь сбрасывает Вову с подножки. Вова, роняя из рук деньги, летит на мокрые доски платформы и скользит по ним всем телом. Провожающие, наблюдавшие эту сцену, даже ахнули. Некоторые подбежали поднять Вову, но он грубо оттолкнул их. Грязный, взлохмачен­ный, с остервенелым от злобы и унижения лицом, он бессмыслен­но бросился вслед за набирающим ход поездом. Стремительно вбегает Сима. Она ищет Вову. Увидела его. С криком «Вова!» бросилась вдогонку.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: