Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Маслоу Абрахам Гарольд. 18 страница




видим, в свою очередь проникает в нас и становится частицей нашего

<Я>. Коммуникационная взаимосвязь между человеком и миром - это

динамика взаимного формирования человека и мира, процесс, который

можно назвать <реципрокным изоморфизмом>. Возвышенные люди могут

постичь высшие истины, но и высокий уклад общества, высокий строй

окружающего мира ведет человека к высшему, тогда как низкий строй и

уклад принижают его. Человек и мир вокруг него обязательно стремятся к

соответствию и схожести. Эти выводы равно применимы и к

взаимоотношениям между людьми; они помогают понять, как

взаимодействуют люди между собой и как они формируют друг друга.

 

 

Обучение и высшие переживания

 

Если прослушать курс, посвященный психологии научения, или прочесть

какую-нибудь книгу по этой тематике, то можно обнаружить, что обычно

они так и не попадают в цель, промахиваются мимо человека. Принято

представлять процесс научения как постепенное накопление неких

ассоциаций, навыков и умений, обычно внешних, а не внутренних по

отношению к человеку. На мой взгляд, в данном случае все равно -

собирать ли монеты, ключи, спичечные коробки - или составлять список

внешних подкреплений и укладывать один на другой условные рефлексы,

которые в деле научения, очень непростом деле, быстро перестают давать

желаемый результат. На самом деле для научения не имеет никакого

значения, выработался ли у человека условный рефлекс; если у меня

вчера в ответ на звонок текла слюна, а сегодня не течет, со мной не

произойдет ничего страшного, - ведь я не утратил ничего существенного,

ничего жизненно важного. Ровно с тем же чувством можно заявить, что

все эти пространные труды, посвященные психологии обучения, не

содержат ничего существенного, ничего жизненно важного, по крайней

мере для человеческой сущности, для сути человека, для его души.

 

Именно в рамках новой гуманистической философии вырабатывается сейчас

новая концепция обучения и образования. Если говорить о главном, суть

этой концепции состоит в том, что цель образования и предмет обучения

- сам человек и цели гуманистические, то есть такие, которые отвечают

интересам человека, и среди них на первый план выступают

<самоактуализация> человека, <вочеловечивание> человека, полное

воплощение того, чего может достичь человек как представитель вида,

что уже являют собой лучшие представители человечества. Если говорить

менее технично, то основная цель образования - это помощь человеку в

полной мере реализовать его возможности.

 

Обучение и высшие переживания

 

 

Поставленная таким образом цель предполагает очень серьезные изменения

в том, что мы должны преподавать в курсе психологии научения. Не стоит

уделять слишком много внимания ассоциативному научению. Ассоциативное

обучение в целом несомненно полезно, особенно в деле изучения вещей

несущественных и малоинтересных, при изучении средств и техник,

которые в конечном итоге очень схожи и взаимозаменяемы. Вообще-то,

очень многое из того, что мы должны узнать, взаимозаменяемо с тем же

успехом. Если человек изучает иностранный язык, обычно он стремится

запомнить как можно больше слов, и в данном случае ему несомненно

могут помочь законы ассоциаций. Если человек желает добиться

автоматизма при вождении автомобиля, хочет инстинктивно реагировать на

красный свет светофора и дорожную обстановку, тогда ему стоит

развивать условные рефлексы. Они безусловно важны и полезны, особенно

в технологическом обществе. Но если говорить об образовании в терминах

<улучшения> человека, в терминах саморазвития и самовоплощения или в

терминах <вочеловечивания> человека, на смену этим способам научения

должен прийти опыт высшего обучения, ни в чем не похожий на них.

 

Уроки именно такого, высшего научения, если говорить о моей жизни, я

ценю гораздо выше, чем любые другие уроки и лекции; они принесли мне

гораздо больше пользы, чем зубрежка названий двенадцати

черепно-мозговых нервов, изучение методов диссекции мозга, мест

прикрепления мускулов к костям и прочих опытов познания, столь

знакомых студентам-медикам и биологам.

 

Гораздо более важным уроком для меня стало рождение ребенка. Наш

первый ребенок полностью изменил мои психологические воззрения. Он

заставил меня по-новому посмотреть на бихевиоризм, который я

поддерживал тогда с большим энтузиазмом. Именно с той поры бихевиоризм

стал казаться мне таким глупым, что я сейчас не переношу его на дух.

Рождение второго ребенка преподало мне урок того, какими разными могут

быть люди даже в утробе матери. С тех пор я не в состоянии мыслить в

терминах психологии научения, согласно которой любого человека можно

научить чему угодно. Возьмите хотя бы тезис Дж. Уотсона: <Дайте мне

двух младенцев, и я сделаю одного таким, а второго - другим>. Мне

кажется, что у него просто не было своих детей. Мне-то теперь

прекрасно известно, что родитель не в состоянии формировать своего

ребенка по своему произволу. Дети сами творят себя. Самое большее, на

что способен родитель - и этим ограничиваются большинство родителей -

это протестовать, когда ребенок слишком увлекается нашим воспитанием.

 

В моей жизни был еще один серьезный и полезный для меня урок, его я

тоже ценю гораздо выше, чем университетский курс и научные звания. Это

был мой личный психоанализ - открытие мой идентичности, моего <Я>.

 

 

Образование

 

Вспомню и еще один урок - пожалуй, еще более важный - опыт моего

супружества. Он был гораздо более важным и поучительным, чем защита

докторской диссертации по философии. Если рассуждать о том, что

придает нам мудрости, понимания, насущных жизненных умений, то лучше

это делать в терминах внутреннего обучения, внутреннего научения, то

есть думать прежде всего о том, как научиться быть человеком вообще, и

только затем - как научиться быть этим конкретным человеком. Сейчас я

всерьез занят тем, что пытаюсь уловить все эпифеномены понятия

внутреннего образования. По крайней мере один из них я могу назвать

уже сейчас. Наше традиционное образование серьезно недомогает. Если

взяться осмыслить проблемы в терминах образования, воспитания,

создания хорошего человека, а потом вспомнить дисциплины, преподанные

нам в школе, то на вопрос:

 

<Сделали ли тебя лучше уроки тригонометрии?>, эхо ответит вам: <Вот

еще! При чем здесь это?> Лично для меня уроки тригонометрии оказались

в прямом смысле пустой тратой времени. Такими же бессмысленными стали

для меня и уроки музыки. Ребенком я глубоко чувствовал музыку и

искренне любил фортепьяно, я любил его настолько сильно, что мне не

хотелось изучать его. Да и мой учитель достаточно быстро дал мне

понять, что музыка - это нечто живущее самостоятельной жизнью,

отдельно от человека. И мне пришлось уже взрослым заново учиться

музыке, учиться самому.

 

Заметьте, когда я говорю об образовании, я говорю о достижении цели.

Таким образом я отрицаю всю науку прошлого столетия и всю современную

классическую философию, которая по духу своему является скорее

технологией, а не философией достижения цели. Таким образом я отвергаю

позитивизм, бихевиоризм и объективизм как теории человеческой природы.

Таким образом я отвергаю всю модель науки и те ее достижения, которые

явились результатом исторической случайности, состоящей в том, что

наука зародилась как инструмент для изучения безличных, оторванных от

человека вещей и явлений, таких, у которых не может быть ни цели, ни

устремленности к ней. Физика, астрономия, механика, химия не смогли бы

состояться как науки, если бы не были абсолютно безоценочными,

принципиально нейтральными, исключительно описательными, но наука в

целом совершила огромную ошибку, которую мы начинаем осознавать только

сейчас, - она использовала модель, сложившуюся при изучении объектов

неживой природы в деле изучения человека. По отношению к человеку это

ужасная техника. И она не сработала.

 

Психологи, опирающиеся на эту объективистскую, накопительную,

безоценочную, нейтральную модель науки, которая подобно строящим

коралловый риф моллюскам пытается слепить частные факты о том и о сем

в нечто целое, эти психологи не то чтобы неправы, а скорее просто

банальны в своем мышлении. Чтобы не затаптывать в грязь мою науку, я

должен подчер-

 

Обучение и высшие переживания

 

 

кнуть, что уже сегодня мы знаем великое множество вещей, которые

действительно важны для понимания человека, и при этом не могу не

отметить, что большая часть этих знаний добыта не с помощью

естественнонаучных методик, а благодаря новым техникам гуманистической

науки.

 

На недавней церемонии, посвященной открытию Центра Линкольна,

Арчибальд Мак-Лэйш в частности сказал:

 

<Нельзя считать ошибочными великие достижения науки - информация

всегда лучше невежества, какая бы ни была информация и какое бы ни

было невежество. Наша ошибка заключается в безоговорочной вере в

информацию, в то, что информация способна изменить мир. Информация

этого сделать не может. Информация в отрыве от человека столь же

бессмысленна, как ответ на незаданный вопрос. Именно искусство дает

перспективу человечеству, только посредством искусства информация

обратится в истину...>

 

В некотором смысле я не согласен с Мак-Лэйшем, хотя могу понять, чем

было вызвано его высказывание. Он говорил об информации, не

нуждающееся в новом, несведущей о гуманистической психологии,

полученной без учета новой концепции науки, концепции, которая не

только отрицает старые догматы безоценочности и нейтральности науки,

но и считает первейшей обязанностью науки обнаруживать ценности,

свойственные человеческой природе и изначально ей присущие,

эмпирически исследовать их, доказывать и подтверждать. Работа над этим

сейчас в самом разгаре.

 

Все сказанное мистером Мак-Лэйшем справедливо для эпохи двадцатых

годов нашего столетия. Сейчас это можно счесть справедливым, если не

замечать существования и развития новой психологии. <Именно искусство

дает перспективу человечеству>. Так было когда-то. К счастью, теперь

это не так. Сейчас мы можем собирать информацию, которая будет

способствовать лучшему пониманию человека, которая будет ориентировать

человека, информацию, содержащую внутри себя некие тенденции и

подсказывающую нам верный путь. <Только посредством искусства

информация обратится в истину>. Я не согласен с этим утверждением и

имею на то убедительные резоны. Чтобы отличать плохое искусство от

хорошего, необходимы некие критерии. Насколько я осведомлен в этом

вопросе, на сегодняшний день искусствоведение такими критериями не

располагает. Они только-только начинают формироваться, и мне хочется

пунктиром пометить эмпирические возможности, которые могли бы

способствовать этому процессу. Мне кажется, что именно в намеченном

мною направлении возможно ожидать появления некоего объективного

критерия для отличения хорошего искусства от плохого.

 

Если мы с вами живем в одном пространстве и времени, то вы не можете

не знать, что мы переживаем эпоху полной и всеобщей утраты ценностей в

искусстве. В музыке ничего невозможно доказать касательно, например,

 

 

Образование

 

или Элвисом Щ асается лично него,

 

. крт (ели

 

. Труды по искусствоведению тоже утеряли д: [ризывают нас забыть о

ценностях;

 

отсутств! фрейдистском

 

достоинств Джона Кейджа по сравнению с Бетховеном

 

ели. В живописи и архитектуре точно такой же разброд. Сегодня в

искусст нет общепринятых ценностей. Я перестал читать статьи

музыкальных Крит ков. Я не вижу в них смысла. Труды по

искусствоведению тоже утеряли д:

 

меня смысл. Как и книжные обозрения. Вокруг царит хаос и буйствует ана

озз] хия стандартов. Например, недавно я наткнулся в <Saturday Review>

на хв лебную статью о паршивой книжонке Жана Гене. Этот Жан Гене -

профе каш сор теологии. Основная мысль его книжки примерно такова: Зло

теперь ст. новится Добром. Этот тезис обосновывается каким-то диким

логичесю iero была каламбуром: если зло становится тотальным злом,

тогда оно каким-то обр зом становится добром. Все это перемежается

панегириками педерастии наркомании, что для меня, бедного психолога,

большую часть жизни трат щего на то, чтобы избавить людей от этих

бедствий, просто невыносимо непостижимо. Разве может разумный человек

рекомендовать подобную кни -ельное в качестве учебника по этике в

назидание молодежи? iccnenyi

 

Когда Арчибальд Мак-Лэйш заявляет, что искусство ведет к истине, А

"ике обр чибальд Мак-Лэйш имеет в виду некие произведения искусства,

которые нр -ерапии

 

вятся лично ему, Арчибальду Мак-Лэйшу, но которые могут не поправить

его сыну. И кроме этого Мак-Лэйшу нечего добавить к своей декларации.

(шох не в состоянии убедить людей в своей правоте. Мне кажется, что

отсутств! t)pei аргументов само по себе служит неким символом

поворотного пункта наш> rfOM.

 

истории.

Мы поворачиваем, чтобы взглянуть на мир с новой точки зреш

юззрение. Вокруг нас происходит нечто новое. Есть существенная разница

между те что было вчера, и тем, что есть сегодня, и это не смена

пристрастий или настр ений экспертов. Это эмпирически разоблаченная

действительность. Перед на> открываются новые явления, которые

позволяют нам формулировать предп усилия ложения относительно

ценностей и образования.

 

Одно из таких открытий заключается в том, что человеку свойствен!,

гом, ] высшие потребности54, потребности, которые обладают признаками

инсти *ает ктоподобия, а значит являются частью его биологической

природы, -так] как потребность в достижении лучшего, в уважении, в

свобс лощении. Это поистине революционное открытие со всеми отсюда

последствиями.

 

Другое открытие соотносится с тем, что по моему мнен сейчас в

социальных науках: многие представители этих наук начинают обну^чит я

руживать, что физическая, механистическая модель науки была ошибочна

помыслах в конце концов привела нас... К чему? Да, к атомной бомбе. К

идеальны технологиям убийства, воплощенным в лагерях смерти. К

Айхманну. В(позитивистская наука и философия науки не смогут

опровергнуть убежд ний и деяний этого палача. Ей нечем крыть его

карты, и так будет до тех по пока он жив. Он просто не знал, что такое

хорошо и что такое плохо. Ч'

 

, все было хорошо - он хорошо делал свое дело. И то, что

 

н сделал, тоже было блестяще, если не брать в расчет ценности и

конечные

 

I. Хочу напомнить, что классическая наука и классическая философия

цлвают нас забыть о ценностях, не брать их в расчет. Следствием такого

;рения неизбежно будет и Айхманн, и атомная бомба и бог знает что еще!

Боюсь, что стремление оценивать талант или форму в отрыве от содер-

 

профеЬания или целеполагания может привести нас к такого же рода

опасности. iepb ст. Сегодня мы можем расширить круг великих открытий

Фрейда. Но у ячеек! iero была и одна великая ошибка, которую нам

предстоит исправить. Она то обр включалась в том, что бессознательное

у него выступало как зло. Мы же стаи наем, что из глубин

бессознательного прорастают корни креативности, трат птуда бьют

источники радости, счастья и добродетели, там хранятся сокрошща морали

и ценностей личности. Мы знаем, что есть больное бессозна ельное и

есть здоровое бессознательное. Психологи новой волны азартно гсследуют

его, экзистенциальные психиатры и психотерапевты в своей пракике

обращаются непосредственно к нему, рождаются новые виды психо-

 

 

обучение и высшие переживания

 

 

Так же, как есть хорошее и плохое сознание, существует хорошее и шохое

подсознание. Более того, хорошее предельно реально, - реально в не

 

)рейдистском смысле. Фрейд был связан своим собственным позитивизюм.

Вспомните, отправной точкой для него было физико-химическое

мирооззрение. Его специальностью была неврология, и она же стала его

проклянем. Она задала такое направление развитию психологии, что в

результате.се в мире человеческого должно было быть описано законами,

подобными

 

изическим и химическим постулатам, и именно этому Фрейд посвятил свои

лия. И в конце концов сам же опроверг этот подход.

 

Возвращаясь к проблеме высшей природы человека: вопрос здесь в, как

объяснить ее. Фрейдистское объяснение подсознательного принит

человека. Фрейд ушел от этого вопроса при помощи поверхностного

гассажа. По его мнению, если человек проявляет доброту, то он таким

обраом противостоит своей агрессивности. При такой расстановке

акцентов аг ессивность становится сущностью человека, а доброта -

только способом амаскировать ее; человек подавляет свою сущность,

пытается защитить себя >т осознания своих агрессивных позывов. То

есть, еслия великодушен и щедр, аачит я мучим присущей мне жадностью.

И чем более я щедрый в своих юмыслах и поступках, тем более скареден я

по существу. Согласитесь, что 'акой способ рассуждений, мягко говоря,

причудлив. Эти объяснения по меньВДшей мере ни на чем не основаны.

Почему Фрейд не допустил, к примеру, что убийство - это лишь способ

скрыть свою любовь к людям? Ведь это утверждение равносильно его

тезису и для большей части человечества будет, пожалуй, более верным.

 

в свободном самово 'ом противостоит своей агрессивности. > всеми

вытекающт >ессивность становится сущностью человека,

 

замаскировать ее; человек подавляет свок что по моему мнению происход

от осознания своих агрессивных позывов.

 

 

Образование

 

Но вернемся к главной мысли - к мысли о том, что развитие науки

поворачивается к новым горизонтам, восхитительным по новизне, что

история уже совершает новый выбор. Я чувствую, как меня подхватывает

мощная волна исторического процесса и влечет на своем гребне.

Представьте себе, что скажут историки о нашей эпохе спустя сто

пятьдесят лет? Чем она оказалась знаменательна? Что затевалось в эти

стародавние времена? Что приходило к своему логическому концу? По

моему глубокому убеждению, большая часть из того, что тревожит сегодня

великие умы, о чем пишут газеты и научные мужи, уже принадлежит

прошлому, человечество исподволь приближается к пониманию <лучшего

человека>, и если нам суждено выжить как виду, через сто или двести

лет он воссияет над миром. Будущие историки оценят это движение как

новый виток истории. Еще Уайтхэд говорил: создай иную модель или новую

парадигму, прими новый способ познания или новые определения старых

слов, и тебя ждет откровение. Ибо ты сможешь увидеть все по-новому.

 

Такое новое видение неминуемо и убедительно показывает нам, причем

показывает исключительно эмпирически (не прибегая к религиозным

ухищрениям, не осуждая, не a priori, не по чьей-то прихоти), всю

ошибочность фрейдистского вывода о неизбежном, внутреннем, изначально

существующем противостоянии потребностей индивидуума и потребностей

общества и цивилизации, ошибочность тезиса о борьбе между ними. Сейчас

мы знаем, что это не так. Мы уже знаем кое-что о тех необходимых

условиях для того, чтобы потребности человека не противоречили

общественным интересам, а были синергичны им, чтобы и те, и другие

устремились к достижению общей цели. Повторю, наши знания основаны на

сугубо эмпирических фактах.

 

Столь же эмпирическое знание накапливается сейчас относительно высших

переживаний. Пусть пока наш метод изучения сводится к странным

вопросам, которые мы задаем людям, собирая их в группы или разводя по

разным комнатам: можете ли вы припомнить самый радостный момент в

вашей жизни? Или как сформулировал один из нас: испытывали ли вы

трансцендентный экстаз? Вы можете подумать, что людей ошарашивают

подобные вопросы, что они не понимают, о чем их спрашивают, но,

поверьте, очень многие все-таки дали нам вполне вразумительные ответы.

Причина, по которой люди обычно не распространяются о восторгах

откровения, трансцендентных экстазах, кроется, видимо, в том, что они

просто не знают, какими словами поведать миру об этом. Нужно

преодолеть смущение, чтобы признаться другим и себе в чем-то подобном,

заведомо <ненаучном>, - <ненаучном> в порицаемом, обвинительном смысле

этого слова.

 

По ходу исследований нами было обнаружено большое количество триггеров

высших переживаний, мы столкнулись с самыми разнообразными си-

 

 

Обучение и высшие переживания

 

 

туациями и узнали о том, какие из переживаний способствуют постижению

высшего. Теперь можно смело утверждать, что большинство людей или даже

все хотя бы раз в своей жизни испытали высшее переживание, пережили

мгновение экстаза. Если вы возьметесь повторить наши опыты, можете

спросить о самом радостном, самом счастливом и благословенном

мгновении жизни человека. Или задайте вопросы, которые задавал я.

Чувствуете ли вы в такие мгновения, как что-то изменяется в вас самих?

Каким вы себя ощущаете в такие мгновения? Что вас влечет и чего вы

хотите? Если в вас что-то меняется, то что именно и как? Должен

сказать, что по моим данным самая торная тропа к высшим переживаниям

(в смысле самая упоминаемая согласно статистике эмпирических отчетов)

пролегает в долинах музыки и сексуального опыта. Проблему сексуального

просвещения за преждевременностью ее обсуждения я оставляю в стороне,

но уверен, что наступит день, когда мы перестанем заливаться краской и

хихикать при упоминании об <этом>, поймем всю серьезность этого

вопроса и расскажем своим детям, что, кроме музыки, любви к отчизне и

хороших оценок есть и иные пути к радости, что вознести человека на

вершины блаженства может не только вид послушного ребенка на аккуратно

постриженной лужайке, но и секс, совершенно равноправный при этом с

той же музыкой. Так уж сложилось, что люди скорее понимают именно секс

и музыку, как вещи естественные, простые и общедоступные.

 

Если мы желаем дать определение высших переживаний и изучать их,

разумно было бы составить перечень механизмов, их вызывающих. Этот

перечень уже на сегодня настолько обширен, что требует известных

обобщений. Может показаться, что любое приближение к истинному

совершенству, любое движение по направлению к высшей справедливости

или к высшим, совершенным ценностям связано с переживаниями высшего

порядка. Но это не всегда так. Те обобщения, которые я предлагаю вам,

закономерны для самых разнообразных явлений, исследованию которых

посвящена эта книга. Помните, что я говорю с вами как ученый. Пусть

порой мои рассуждения покажутся вам ненаучными, но таков уж новый тип

науки. Вскоре выйдет в свет одна диссертация (145), и она с позиций

гуманистической науки должна совершить, я бы сказал, настоящий

переворот в деле деторождения, равный по значимости тому, что

случилось во времена Адама и Евы. Эта диссертация (145) посвящена

исследованию высших переживаний при родах. Я уже говорил, что роды в

принципе могут быть источником высших переживаний. Мы знаем, как

спровоцировать высшие переживания, мы знаем, что роды пройдут лучше и

успешнее, если женщина примет их как великий мистический опыт, как

религиозный опыт, если угодно - опыт озарения, откровения, инсайта.

Между прочим, сами женщины в своих отчетах о переживаниях при родах

отмечали, что этот опыт заставил их <стать другой>, а все потому, что

 

 

Образование

 

высшее переживание дает человеку редкую для него возможность

постижения бытия.

 

Нам еще предстоит придумать названия для всех этих малоизученных, не

приведенных в стройную схему явлений. Когда мы говорим о <постижении

бытия>, мы имеем в виду познание в платоновском и сократовском смысле,

некую технологию счастья, чистого совершенства, чистой истины, чистой

добродетели и т. д. Хотя почему <некую>? Почему бы действительно не

счесть ее способом достижения радости и счастья? Между прочим, эта

техника уникальна в смысле пробуждения отцовского чувства; мне не

доводилось встречаться с другим, столь же эффективным способом. Мы с

моей женой обнаружили множество триггеров, подтвердивших это, когда

впервые взялись исследовать высшие переживания у студентов колледжа.

Мы заметили, что если студентки говорили о высших переживаниях,

связанных с рождением ребенка, то студенты, как правило, не упоминали

это событие в ряду других, вызывающих высшие переживания. Теперь мы

знаем, как научить мужчину испытывать высшие переживания от рождения

ребенка. Если говорить сжато, то мужчине необходимо измениться,

научиться видеть вещи иначе, научиться жить в другом мире, с другой

системой координат, жить с иным мироощущением, устремленным к новой,

счастливой жизни. Есть различные пути к мистическим переживаниям, но

именно из-за их многочисленности я и предпочел бы пока оставить в

стороне их подробное рассмотрение.

 

Возвращаясь к музыке и к искусству в целом как к источнику высших

переживаний, должен сказать, что испытуемые отмечают высшие

переживания только в связи с так называемой <классической музыкой>.

Мне не встретились описания высших переживаний, вызванных творениями

Джона Кейджа или фильмами Энди Уорхола, произведениями

абстракционистов, экспрессионистов и прочих <истов>. Просто не

встретились. Настоящие высшие переживания, те, которые несут человеку

радость, экстаз и новое видение мира, которые возвышают человека,

происходят от проникновенного восприятия именно классической музыки,

от ее великих шедевров. Спешу еще раз отметить, что музыка в этом

смысле идет рука об руку с танцем. И если уж я заговорил об этом,

добавлю - музыка и танец существуют вместе, в гармоничном слиянии друг

с другом. Когда я говорю о музыке, о том, что она - самый короткий

путь к высшим переживаниям, я имею в виду и танец. Для меня эти

явления уже окончательно и бесповоротно слились в одно неразрывное

целое. Назовите музыкой, танцем, ритмикой, атлетикой или как-то иначе

это физиологическое ощущение ритма, какое бывает, например, у

танцоров, исполняющих румбу, или у ребенка, оставленного наедине с его

жестяным барабанчиком. Но согласитесь, что любовь к своему телу,

умение почувствовать его и подчиниться его воле - прямая дорога к






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных