Двойной портрет в интерьере революции

Женщина в мировой революции почти всегда оставалась безымянной. Имена мужчин-лидеров – всегда на слуху. Но их подруг, жен, дочерей мы знаем мало. А ведь сотни, а может, и тысячи пламенных революционерок боролись, забывая о себе, за будущее счастье человечества. Но принесла ли им счастье эта борьба?

Впрочем, два женских имени остались в истории – две соратницы-подруги-родственницы: Клара Цеткин и Роза Люксембург. В советское время их имена присваивали фабрикам и заводам, улицам и пароходам. Но о чем теперь вспоминают люди, вспоминая их?

Женщина-праздник

Ее имя вспоминается сегодня только в связи с одним днем, но, правда, каким! – Днем 8 Марта. В марте 2011 года у этого праздника был юбилей – 100 назад мир впервые отметил Международный женский день. И любой справочник подскажет, что «автором» праздника является немецкая социалистка, а потом и коммунистка – товарищ Клара Цеткин. Вот ведь парадокс – среди женской половины человечества было множество «несгибаемых партийных товарищей», а в истории навечно осталось имя Клары, которая, сказать честно, прожила вполне обеспеченно и спокойно, и хоть и считалась «идейным борцом», «ярой феминисткой», но по большому счету не являлась ни тем ни другим. Напротив, всю свою жизнь стремилась к простому женскому счастью с мужем и детьми. Да и праздник 8 Марта, ей приписываемый, ее ли заслуга?..

Попробуем разобраться.

Клара родилась 5 июля 1857 года в саксонском городке Видерау в семье учителя приходской школы Годфрида Эйсснера. Вопреки распространенной версии о еврейских корнях все предки Клары были чистокровными саксонскими немцами. Фамилия же, под которой мир узнал Клару, принадлежит ее первому мужу – между прочим, российскому гражданину, одесситу Осипу Цеткину. Для справки: Надежда Крупская, преотлично знавшая Клару, называла ее на русский лад: Клара Цеткина и даже Цеткинова.

Осип Цеткин, еще в России сблизившийся с кружками революционеров-народовольцев, биографию имел путаную: то ли был выслан из России, то ли сам бежал в Германию от преследований царской охранки. Клара встретилась с ним на одном из собраний «революционных студентов» то ли в Берлине, то ли в Лейпциге, доподлинно неизвестно. Зато известно, что любовь была стремительной и безоговорочной. Осип был на четыре года старше, и Клара восприняла его как «учителя жизни». Она с головой окунулась в романтику революции и вскоре ушла от родителей. На 21-м году жизни девушка вступила в Социалистическую рабочую партию, ставшую потом Социал-демократической партией Германии (СДПГ). Однако о «несгибаемом партийном товарище» речи не пошло. Вопреки установкам соцпартии Клара мечтала о любви. И потому после пламенных речей Осипа на конспиративных сходках молодая парочка до утра бродила по берлинским улочкам, нежно взявшись за руки. Однако прогулкам пришел конец: в 1880 году Осипа выслали из Германии. Вот только на этот раз местом ссылки профессиональный революционер выбрал… Париж.

Клара Цеткин (слева) и Роза Люксембург. 1910

Туда же устремилась и душа Клары. Правда, когда в ноябре 1882 года она туда попала, выяснилось, что в праздно-легкомысленном Париже революционные призывы мало кому интересны. Зато на все требуются деньги. К тому же повенчаться пара не смогла из-за разности вероисповеданий. Но зажили гражданским браком, а Клара просто стала называться фамилией Осипа. В 1883 году у четы родился первенец, за ним и второй сын. Детей назвали по-русски – Максимом и Константином. Вот только, подрабатывая случайными переводами, пламенный Осип семью прокормить не мог. Так что Кларе пришлось пойти «в люди»: стирать, убирать, мыть полы и грязную посуду. Как могла, она тащила и детей и мужа. Но жизнь все равно порвалась: в 1889 году Осип умер от туберкулеза, болезни нищеты.

Через год после смерти Осипа Клара Цеткин вернулась в Берлин. Оказалось, что парижские дни все-таки не прошли напрасно. Дружба с дочерью К. Маркса, Лаурой Лафарг, и ее мужем, лидером социалистов Полем Лафаргом, подняла Цеткин в глазах немецких товарищей. Клара тут же развила бурную деятельность по борьбе женщин за равные права с мужчинами и стала главным редактором женской газеты СДПГ «Равенство». Начала искать дешевого иллюстратора для газеты, а нашла… любовь.

Студент Академии искусств, художник Георг Фридрих Цундель, запросил за свои иллюстрации сущие гроши, но стал приходить в редакцию каждый день. Приносил цветы, трогательные подарки и, наконец, предложил выйти за него замуж. 40-летняя Клара пришла в ужас. Нет-нет, она любила талантливого портретиста всей душой, но ведь он был на 18 лет ее моложе!

За советом Клара кинулась к старшему товарищу по партии Августу Бебелю. Тот возмутился: «Немедленно порви с мальчишкой!» Клара насупилась, выскочила от товарища Бебеля и… приняла предложение Цунделя.

Пара обвенчалась в 1897 году. И Клара вдруг вспомнила, что можно ходить в цветных платьях, легкомысленных шляпках. На музыкальных вечерах она играла на рояле, сын Максим на скрипке, а молодой муж переворачивал ноты 12-летней певице Пауле Бош, соседке по элитному поселку (заработков модного портретиста хватило на приобретение просторного дома в пригороде Штутгарта). И, глядя на девчушку, Клара видела в ней подходящую будущую подругу жизни для ее Максима: милую, неконфликтную, интеллигентную. Отец Паулы, основатель электротехнического концерна Роберт Бош (помните, дорогие читатели, пылесосы и кофеварки? – империя Боша процветает и поныне), уже был весьма богат. Конечно, революционеру не пристало думать о деньгах, но ведь приятно жить в комфорте…

Ах, как трагично ошибалась Клара! Подросшая Паула Бош пленила сердце не Максима, а… самого Цунделя. Он в одночасье понял, что они с Кларой – совершенно разные люди. Стал злиться, что в их огромном доме собираются нелегалы-партийцы со всего мира. Даже русские приезжают – Ленин, Крупская, Коллонтай. А Цунделю давно наплевать на революции, он жаждет тишины и покоя. И в 1907 году он не выдержал: «Клара, я люблю Паулу! Дай мне развод!» Клару чуть удар не хватил, но ответила она спокойно: «Люби, но развода не дам!»

В том же году вышел и другой скандал. Сын Константин стал пылким любовником еще одной пламенной революционерки – Розы Люксембург. Конечно, она была подругой Клары, соратницей по партии, но ведь Косте всего 22 года, а Розе уже 36! Ясно, Клара разругалась с подругой. Правда, потом пришлось помириться. Что делать – в их неустроенной революционной жизни все так перепутано!.. К тому же Костя все-таки бросил Розу, но ведь и Цундель ушел от Клары. Правда, развода добился только в 1927 году. И что?! Тут же женился на своей Пауле…

Словом, вопреки легендам жизнь Клары Цеткин полнилась не одними партийными, но и женскими страстями. Эта ярая феминистка на самом деле всю жизнь мечтала о семейном счастье. Может, и в политику окунулась столь бурно потому, что нужно было давать выход своей страстной натуре? На рубеже 1918 и 1919 годов она стала одной из основательниц Коммунистической партии Германии. И с 1920 года регулярно становилась депутатом этой партии в рейхстаге. В сентябре 1920-го приехала в Советскую Россию (как же, родина незабвенного Осипа Цеткина!) и стала бывать у нас регулярно, ей даже выделили квартиру в партийном санатории в Архангельском – на природе близ Москвы.

В 1933 году Клара Цеткин поехала на открытие вновь избранного рейхстага. Германию уже вовсю окутывала коричневая чума нацизма. 76-летней Цеткин грозили расправой, но она все равно провозгласила: «Все, кто стремится к освобождению, – вставайте в единый фронт против фашизма!» Нет, что ни говорите, она была несгибаемой!

Ну а вскоре загорелся Рейхстаг. И Гитлер запретил все левые партии. Цеткин снова оказалась в изгнании – в СССР. 20 июня 1933 года Клара Цеткин скончалась в Архангельском. Похоронили ее на Красной площади у Кремлевской стены.

Но как же праздник – Международный женский день? Провозгласила ли его «неистовая Клара»? Да, она задумывала его. Но не как праздник, а как день «борьбы за предоставление женщинам избирательного права». Именно так написано в резолюции, которую она предоставила для II Международной социалистической конференции в 1910 году. Ну а дату (19 марта «в память о победе берлинских рабочих в революционных боях 1848 года») предложила совсем другая немка – член ЦК СДПГ Елена Грюнберг. И вот 100 лет назад – 19 марта 1911 года – мир впервые отметил Международный женский день. Но в 1913 году даты оказались разными: в Германии – 12 марта, в Австрии – 9-го, в России и Франции – 2 марта. Зато в 1914 году справили дружно – 8 марта. Но и этот день «женщина-праздник» Клара Цеткин не выбирала. Просто на 8 марта пришелся воскресный выходной.

Женщина-цветок

Клара задыхалась. Она уже не узнавала никого: ни горничную, много лет обслуживающую ее, когда она приезжала в подмосковное Архангельское, ни доктора, которому в знак уважения обычно привозила сигары из Европы. Умирающая фрау Цеткин бормотала что-то неразборчивое и вдруг, вздохнув, отчетливо воскликнула: «Роза! Роза!» То ли звала свою старинную подругу, то ли изумилась, встречая ее на Небесах. Они были соратницами, потом подругами, а потом и заклятыми родственницами. И вот, уходя в иной мир, Клара снова встречала не кого-нибудь, а Розу, погибшую уже почти 20 лет назад. Но почему именно ее?..

Розалия Люксенбург (называвшаяся впоследствии Розой Люксембург) родилась 5 марта 1871 года (то есть была на 14 лет моложе фрау Цеткин) в польском местечке Замосце под Люблином. Это был год Парижской коммуны, чей грозовой отсвет прокатился по всему миру. Но патриархальное еврейское семейство революционные вихри не затронули, там имелось свое несчастье. Обожаемая дочка-цветочек, Розочка, родилась с вывихом тазобедренного сустава и туберкулезом костей. Боль преследовала девочку лет до десяти, она с трудом ходила, а часто и по много месяцев лежала неподвижно. Однако к юности боль прекратилась, кости как-то выправились, а вот кособокость и хромота остались. Так что Розе всю жизнь пришлось носить особые башмаки и ходить очень медленно. К тому же годам к 20 стало заметно, что у девушки, и без того малопривлекательной, несоразмерно большая голова. Пришлось и тут пойти на уловку: Роза стала носить объемные прически и шляпы с большими полями. Ясно, что девушка выросла болезненно стеснительной, нервной и потому особо чувствительной. Родители решили, что после окончания гимназии в Варшаве ей надо получить «легкую» профессию – решено было готовить ее к профессии учительницы музыки. Но…

Варшава в то время кипела, как революционный котел. Польша находилась в то время в составе Российской империи и мечтала о свободе. Революционные кружки росли как грибы. Немудрено, что юная гимназистка увлеклась не музыкальными гаммами, а политикой. Впрочем, как и в судьбе Клары, основную роль сыграл личный фактор: среди «товарищей и товарок», забывающих в революционных разговорах о реальной жизни, и Роза забывала о своем увечье, чувствуя себя в сплоченном дружеском кругу. Немудрено, что она влюбилась в товарища по партии – Лео Иогихеса. Правда, произошло это уже в Цюрихе, куда Розе, опять же как и Кларе, пришлось эмигрировать в 1889 году. Вот только Лео видел в хромоножке Розе товарища по борьбе и не более. Пришлось Розе самой проявлять инициативу. Недаром же она прошла тяжелую и болезненную школу выживания – напор и активность Розы не только пробили стену непонимания Иогихеса, но и довели его до признания брака, правда (опять же как и у Клары) только гражданского.

Однако этот же напор и неуемная энергия вскоре и перепугали Лео. Нет, он, конечно, хотел «работать для новой жизни», но понемногу и не столь бурно. Роза же, сбросив свою застенчивость, рвалась на митинги и собрания. Теперь уже безо всяких комплексов (какие еще комплексы, ведь теперь она любима и замужем). К тому же у Розы обнаружился природный ораторский дар, и, увлекаясь пламенными речами, она становилась воистину воодушевленной, зажигательно красивой. Теперь ее стали называть революционной вакханкой, а статьи печатать в видных социалистических изданиях. В 1893 году Роза приняла участие в основании нелегальной Социал-демократической партии Королевства Польского и Литвы. В 1897 году она блестяще защитила диссертацию «Промышленное развитие Польши» в Цюрихском университете. И наконец Социалистическая партия Германии пригласила пламенную Розу Люксембург принять участие в ее выборной работе. Роза стала активнейшим агитатором в Верхней Силезии, где много поляков, для которых она произносила свои зажигательные речи по-польски. Вот только, чтобы получить немецкое гражданство, ей пришлось заключить фиктивный брак. С кем – историки спорят до сих пор.

Конечно, с Лео пришлось расстаться. Впрочем, их сложные взаимоотношения длились еще долго. Но в 1900 году произошли и судьбоносные знакомства, определившие дальнейшую судьбу пламенной Розы. Во-первых, она познакомилась с неистовой Кларой Цеткин, которая уже тогда слыла вождем движения за права женщин, и стала ее верной сторонницей. Во-вторых, Роза весьма близко (насколько, история умалчивает) сошлась с сыном Карла Маркса, тоже Карлом, и подружилась с видным революционным теоретиком Карлом Каутским. А в 1901 году пламенная Роза познакомилась с вождем русских революционеров Владимиром Лениным. И вот удивительно – все эти революционные асы пришли в восторг от Розы! Представляете, какой внутренний огонь горел в этом болезненном теле, какая внутренняя красота освещала Розу, если мужчины ее окружения не замечали ее телесных недостатков?! Недаром враги кривились: «Когда эта хромоножка выступает с трибуны, она может поднять весь зал и увести за собой!»

Неудивительно, что, когда в 1905 году в России вспыхнула революция, Роза нелегально отправилась в Варшаву, чтобы и там агитировать за революцию. Однако царская охранка сумела ее быстро вычислить и отправила в тюрьму. Суд вынес приговор: расстрел. Роза приняла его бесстрашно. Но в неразберихе тех лет исполнение приговора постоянно откладывалось. А в 1907 году немецкие товарищи сумели вызволить Розу, и она перебралась в Германию, теперь уже навсегда став в истории «несломленной» и «виднейшей деятельницей немецкого революционного движения».

Немудрено, что, когда в 1914 году началась Первая мировая война, кайзеровская полиция организовала за ней круглосуточную слежку. Как и ее верная подруга, неистовая Клара, Роза яростно выступила против мировой бойни. За антивоенные выступления Люксембург дважды привлекли теперь уже к германскому суду, а в феврале 1915 года вообще посадили в Берлинскую женскую тюрьму. В каземате ее здоровье ухудшилось настолько резко, что Розу выпустили… умирать. Но она снова оказалась на… трибуне и снова с призывами против войны. Неудивительно, что уже в 1916 году ее снова схватили и продержали в камере без суда и следствия почти два года. Но пламенная Роза не сдается и там: пишет статьи и – вот шальная! – переводит на немецкий «Историю моего современника» В. Короленко. А ведь это чистое безумие, почти самоубийство во время войны с Россией!

Но в 1918 году в Германии начинается Ноябрьская революция. Роза Люксембург выходит на свободу. Уже в декабре она вместе со своим верным соратником Карлом Либкнехтом и, конечно, подругой Кларой Цеткин создает Коммунистическую партию Германии, ибо Социалистическая партия скомпрометировала себя участием в войне. И Роза и Либкнехт понимают, что компартия еще очень слаба и не может претендовать на власть в стране, но отчаянной Розе страстно хочется хоть каких-то революционных действий. Не потому ли она, в отличие от спокойной Клары Цеткин, бурно поддерживает выступление берлинских рабочих в январе 1919 года?

Правда, в то время многие приветствовали революционные веяния. Однако баррикады, жестокие сражения и кровь на улицах Берлина быстро отрезвляют общество. Но не Розу и Либкнехта! Эти революционеры все еще выступают против жестокого подавления берлинского восстания. Немудрено, что их записывают в зачинщики беспорядков, и между прочим, это весьма вредит репутации только что созданной коммунистической партии.

15 января 1919 года, вечером в воскресенье, Розу Люксембург и Карла Либкнехта арестовывают. Опасаясь, что сторонники попытаются перехватить Розу, ее спешно отвозят в отель «Эден», где квартируют офицеры. Конечно, те, памятуя антивоенные выступления революционерки, которые расцениваются военщиной как антипатриотические, осыпают ее бранью и оскорблениями. После допроса Розу решают отвезти в тюрьму Моабит. Но в подъезде отеля на нее бросается какой-то солдат и бьет по голове. Несчастная Роза падает. На нее набрасывается офицерье, хватает, волоком тащит к машине, избивая по дороге. Наконец, наверное устав бить, кто-то из этого зверья расстреливает Розу прямо в голову. Чего церемониться?! А труп можно выбросить прямо в канал. Так они и сделали. Правда, всем стало как-то жутко. Ну что ж, и от жути есть средство. Офицеры завалились в кабаре и там напились. Наутро, видно, чтобы навсегда запомнить свой «подвиг», господа офицеры сфотографировались вместе.

Вот только случилось невероятное: все позировавшие умерли в течение года. Думаете, кто-то отомстил за поруганную Розу? Нет, хотя ее тело выловили из канала в ужасном состоянии 1 июня 1919 года. Берлин же долго шептался: Бог отомстил за Розочку. И не важно, чей это был Бог – еврейский, христианский или какой еще. Бог есть, и это главное.

Но отчего же Клара Цеткин, умирая, шептала имя Розы – подруги по жизни, невенчанной жены своего сына, товарища по вместе созданной Компартии Германии? Просто звала или, может, запоздало просила прощения? Ведь есть версия, что коммунисты считали Розу Люксембург слишком уж яростной и беспокойной. В напряженной революционной обстановке страны они не хотели, чтобы их только что созданную партию связывали с именем «безудержной» Розы, ведь партию могли тут же внести в черные списки. Не потому ли партийцы не заступились за Розу, даже зная о ее предстоящем аресте?.. Получилось так, будто под шумок, как пишут исследователи, они постарались избавиться от беспокойной коллеги.

Так это или нет – неизвестно до сих пор. Просто, умирая, 20 июня 1933 года Клара произнесла имя Розы. Почему? Ответа нет…

Ландыш серебристый

Она вошла в историю благодаря своим совершенно уникальным авантюрным способностям. Конечно, ее поступки являлись чистыми аферами, но были проведены столь безупречно, что стали своеобразным искусством мошенничества. Недаром миссис Элизабет Кесси Лерой Чедвик (1859–1907) считали то гипнотизеркой, то ясновидящей. Пресса же называла даму, носившую на платье простенькую серебряную брошь в виде букетика ландышей, совершенно романтично – Ландыш серебристый.

Летом 1899 года провинциалка из Кливленда (штат Огайо), растерянно теребя брошку с ландышевой веточкой, озиралась, осматривая внушительный холл роскошного отеля Нью-Йорка – «Холланд-Хаус». Любой бы понял, что симпатичная дама небольшого росточка, одетая хоть и не богато, но респектабельно, растерялась в большом городе. Понял это и банкир Артур Диллон, только что вошедший в отель. Мистер Диллон давно освоился в суматошном Нью-Йорке, хоть и наезжал сюда только по делам. Сегодня у него как раз прошла удачная сделка, и банкир был доволен собой. Может, поэтому он с легкостью предложил растерявшейся женщине помощь. Тем более что выяснилось: дама, супруга уважаемого врача Лероя Чедвика, тоже приехала из Кливленда, как и сам Диллон.

«Понимаете, мне необходимо съездить к одной особе! – смущаясь, лепетала миссис Чедвик. – Но я не знаю города, да и боязно одной…» Конечно, банкир тут же подал даме руку, усадил в пролетку, сам взгромоздился рядом. Через четверть часа лошади остановились на Пятой авеню напротив дома, известного всему банковскому миру. Особняк принадлежал знаменитому миллионеру Эндрю Карнеги. Но что могло связывать его со скромной супругой провинциального врача?!

Диллон терялся в догадках. А миссис Чедвик, зажав свою ландышевую брошку, словно талисман, вошла в парадные двери, в которые, как известно, не впускают незнакомок, да еще и явно стесненных в средствах. Диллон вспомнил слухи, ходившие в Кливленде о женитьбе доктора Чедвика. Это была какая-то странная историйка. Два года назад, в 1897-м, Чедвика вызвали к пациентке в «закрытый пансион». Его встретила вполне респектабельная дама. «Я прихожу сюда, чтобы преподать девушкам уроки хороших манер, но одной стало плохо!» – растерянно проговорила она. Доктор осмотрел пациентку и, сразу поняв, что та беременна, мрачно поинтересовался: «Зачем учить манерам в борделе?» Дама ойкнула, судорожно прижав руки к груди: «Какой бордель?! Мне сказали, это пансион благородных девиц!» Чедвик захохотал: «А одна благородная уже беременна!» Услышав такое, дамочка грохнулась в обморок. А когда очнулась, стала умолять Чедвика забрать ее из этого гнезда разврата. Ну и куда было холостяку доктору брать эту дамочку?! Разве что в… жены.

Банкир вспомнил, как кливлендские кумушки твердили, что хитрая Элизабет Бигли (а именно такой было девичье имя нынешней Кесси Чедвик) отлично знала, где работает, больше того, сама же и содержит этот бордель. В городе даже злословили, что Элизабет и сама обслуживает клиентов. От одного из них она родила сына Эмиля, но отдала ребенка на воспитание. Тогда банкир Диллон был склонен поверить кумушкам. Но теперь, познакомившись с миссис Чедвик и увидев ее бесхитростные, растерянные глаза, он понял, сколь она наивна и беззащитна. Такая вполне могла не разобрать, что работает в борделе…

В этот миг снова распахнулась парадная дверь. Миссис Чедвик торопливо сбежала по лестнице и села в пролетку. Подняла глаза на верхний этаж особняка и помахала рукой. Из окна ей ответил какой-то мужчина. «Ах, едем!» – взволнованно прошептала Чедвик, повернувшись к банкиру. Тот дал знак вознице. И это время миссис Чедвик уронила бумагу, которую нервно мяла в кулаке. Диллон поднял и невольно увидел, что это была долговая расписка на 2 миллиона (!) с подписью, которую банкир отлично знал.

«Это же расписка самого Карнеги! – не удержался Диллон. – Неужто он вам должен?!» Застигнутая врасплох миссис Чедвик уцепилась за свою серебряную брошку, как за спасательный круг, и прошептала: «Он дал мне денег… Но то, что он должен, деньгами не счесть! Ведь он – мой отец…» – «Но Карнеги никогда не был женат!» – ахнул банкир. «Поэтому мы и вынуждены держать все в тайне, – прошептала Чедвик. – Дабы загладить вину, отец обещал дать мне, кроме этих двух миллионов, еще семь, а по завещанию оставить четыреста, но… Разве это может покрыть позор внебрачной дочери?.. На самом деле у меня только и есть вот эта брошка с ландышем, которую Карнеги подарил моей мамочке, когда я родилась…»

Растроганный и заинтригованный, Диллон принял живейшее участие в судьбе бедняжки. Он лично отвез ее в кливлендский банк «Уэйд-Парк» и показал, как положить в сейф долговое письмо Карнеги. Естественно, Диллон не удержался и рассказал приятелям-банкирам о невероятной судьбе внебрачной дочки миллионера. И конечно, все банкиры тут же решили, что, предложив наследнице деньги сегодня, они смогут закрепить с ней дружбу на будущее. А ведь будущее обещает даме 400 миллионов – не будет же старик Карнеги жить вечно! И тогда миссис Чедвик поместит свой капитал в их банках.

Так скромная провинциалка получила из банков Огайо в общей сложности полмиллиона, правда, под 25 процентов годовых. Через год состояние миссис Чедвик удвоилось – Карнеги, как честный финансист, выплатил внебрачной дочурке очередной транш ценными бумагами еще на 3 миллиона. Теперь у миссис Чедвик было уже 5 миллионов. Она решила положить все бумаги вместе. Арендовала в банке «Уэйд-Парк» еще более емкий сейф и, нервничая, засунула туда объемистый пакет. Вернувшись домой, позвонила управляющему и пролепетала, что отец велел ей сделать список ценных бумаг, которые дал, но она, как всегда растерявшись, забыла. Не может ли мистер управляющий написать список, который она продиктует? «Только написать надо, как там у вас в банках полагается, на бланке и с печатью!» – извиняясь, пролепетала миссис Чедвик. Управляющий, конечно, заверил, что все исполнит. И к вечеру из банка прибыл курьер с официально заверенным списком. Теперь миссис Чедвик могла предъявить свое «удостоверение богатства» любой финансовой организации. Что она и сделала – и еще полсотни банкиров открыли ей кредит. Всего тихая провинциалка получила 20 миллионов! Никого не насторожило даже то, что она вечно задерживала выплаты.

Но однажды банк Бостона, попавший в стесненное положение, решил-таки стребовать с миссис Чедвик долг на 190 тысяч 800 долларов. Тем более что банкир Херберт Ньютон доподлинно знал, что таковая сумма должнице по средствам. Действительно, с тех пор как Ландыш серебристый (как уже окрестила миссис Чедвик вездесущая пресса) заимела 5 миллионов долларов, ее жизнь круто изменилась. Можно сказать, что тихая провинциалка исчезла, а ее место заняла миллионная наследница, некоронованная королева Огайо, купающаяся в роскоши. Теперь она обожала антиквариат, золото и бриллианты. Тихий провинциальный врач Чедвик давно был ею покинут, хотя сердобольная супруга и выдавала ему ежемесячное содержание. Сама она переселилась в номер люкс элитного отеля «Бреслин» в центре Кливленда, где особую комнату забила тысячами своих платьев, туфель, сумочек и прочими обновками. Так почему бы не попросить такую богатую даму заплатить долг?

Однако миссис Чедвик отмахнулась от банкира. И это стало непоправимой ошибкой. Настойчивый Ньютон направил письмо в банк «Уэйд-Парк», где теперь у богачки лежало аж целых 10 миллионов. Но банк не пожелал вступать в переписку. И тогда 2 ноября 1904 года отчаявшийся Ньютон подал в суд. Судья, не откладывая дело в долгий ящик, постановил списать сумму долга с «Уэйд-Парка». Вот тогда-то этот банк и вскрыл ячейку милейшей наследницы. Там действительно лежали бумаги, подписанные Карнеги. Но на этот раз о них наконец-то уведомили самого миллионера. Но старик вдруг уперся: ничего подобного он не подписывал. Пришлось подвергнуть бумаги экспертизе. И что бы вы думали: подписи на всех оказались поддельными!

Банкиры снова метнулись к миллионеру: хоть дочка и подделала подписи, но неужели вы хотите скандала? Заплатите! Ведь хоть и внебрачная, но вам – дочь!

Карнеги пришел в ярость: никаких детей у него отродясь не бывало! Да он вообще не способен к деторождению. Не сдающаяся миссис Чедвик в качестве доказательства предъявила свою ландышевую брошку. Лучше бы она этого не делала! Оказалось, что из серебра такой пробы начали делать изделия всего десять лет назад. То есть Карнеги никак не мог подарить брошь матери миссис Чедвик в год, когда родилась «дочурка».

7 декабря 1904 года авантюристка была задержана в нью-йоркском отеле «Холланд-Хаус» – там же, где началась ее феерическая афера. Ее отвезли в кливлендскую тюрьму. Следствие выяснило, что Элизабет Бигли родилась 10 октября 1859 года. Еще в юности она научилась мастерски подделывать подписи, и за расплату поддельными чеками три раза уже попадала в тюрьму. Последний раз была осуждена аж на десять лет, но вышла, отсидев полсрока. Всю жизнь она ловко меняла имена и профессии. Подвизалась в роли предсказательницы и гипнотизера. Под разными именами в разных городах открывала публичные дома.

На суде банкир Диллон узнал, что и его «беспомощная» миссис Чедвик просто нагло использовала. И в окне дома миллионера Карнеги он видел не хозяина, а всего лишь дворецкого, которого хитрюга Чедвик, притворившись любопытной провинциалкой, уговорила просто показать ей легендарный дом.

10 марта 1905 года Элизабет Кесси Л. Чедвик приговорили к 14 годам лишения свободы. Но и тут ее «гипноз» помог: видя бурные слезы, судья разрешил осужденной взять в камеру… несколько сундуков с нарядами. Неизвестно, удалось ли миссис Чедвик надевать их в тюрьме, но известно, что в заключении она потеряла свою ландышевую брошь, лишилась сна, похудела на 15 килограммов и скончалась от тоски 10 октября 1907 года в возрасте 48 лет.

Открывающая двери

Она первая в мире стала лауреатом Нобелевской премии. И хотя члены Нобелевского комитета считали, что «мир разрушится, если мы откроем двери женщине», однако в 1902 году они были вынуждены присудить премию шведской писательнице Сельме Оттилии Ловисе Лагерлёф (1858–1940).

Судьба самой писательницы – фантастична, наполнена странными событиями, о которых она не боялась рассказывать, отчего коллеги-мужчины отказывали ей в респектабельности. Чего стоит хотя бы история о том, как писательница встретила своего главного героя…

…Солнце садилось. Золотило осенние листья кленов. В его последних лучах Сельма отчетливо видела странного человечка. На нем обычная старая рубашка, кожаные штаны, башмаки и пояс с пряжкой. Но все такое маленькое…

Изумленная Сельма замигала. Но нет, ей не привиделось! Она в саду своей бывшей усадьбы, который знает с детства. Но на посыпанной гравием дорожке стоит крохотное существо – гном, эльф, домовой? Сельма еще раз миг нула. Может, она утомилась с дороги? Рано встала в своей городской стокгольмской квартире. Ехала на поезде, потом взяла экипаж. Очнулась только, когда возница подкатил к ее прежде родному дому – усадьбе Морбакка. Зачем она явилась сюда?! Ведь после смерти отца усадьбу пришлось продать. Уже 16 лет в ней живут чужие люди…

Сельма Лагерлёф. 1906

Но Сельма не могла не приехать, ведь это – возвращение в детство. Там, в Морбакке, Сельма всегда испытывала вдохновение. А оно необходимо сейчас, когда новая книга никак не пишется. А все начиналось так замечательно! В 1901 году Шведское общество учителей решило издать новый учебник по географии – правдивый, но в то же время увлекательный, ведь он предназначался для 1-го класса. Решено было обратиться к писательнице Сельме Лагерлёф, ведь она больше десяти лет проработала учительницей.

Сельма с восторгом взялась за перо, но ничего не получалось. Она не могла найти оригинального связующего сюжета. Решила поехать в Морбакку, но, кажется, стало еще хуже… Она видит крошечного человечка – неужто сходит с ума?! Но тут вдруг с неба на кроху спикировала огромная сова. Малыш завопил совершенно реально. И Сельма, не задумываясь, кинулась ему на помощь – благо в руке у нее была прочная трость, без которой она никогда не выходила из дома.

Удар, второй – и сова отогнана. А человечек, отряхнувшись, с достоинством проговорил: «Спасибо за помощь! Не пугайтесь, госпожа. Я, Нильс Хольгерссон, был обычным 14-летним мальчишкой. Но обидел домового, и тот меня заколдовал. И теперь я летаю со стаей диких гусей, ищу этого домового, чтоб снова стать человеком нормального роста».

Расколдовал?! Сельма оглянулась вокруг. Чары, наваждение – на заднем дворе усадьбы?! Но ведь какой географический сюжет – заколдованный мальчишка путешествует на спине гуся и видит природу и города Швеции, архитектурные достопримечательности и особенности каждой провинции. Да и название уже готово: «Путешествие Нильса с дикими гусями». Только где же он сам? Исчез, проказник…

Сбиваясь и путаясь, фрекен Лагерлёф рассказывала историю странной встречи заказчику учебника из Общества учителей Альфреду Далину. Писательница всегда была робка и тяжело сходилась с людьми. Вот и сейчас никак не могла объясниться. Бедный господин Далин слушал, вздыхая, и лихорадочно выискивал в памяти адрес лучшего психиатра Стокгольма.

«Понимаете, это будет не обычный учебник, а описание путешествия по Швеции! – захлебывалась Сельма. – Но путешественники – дикие гуси, а отели – болота и топи. А все приключения разыграются среди лисиц, аистов, журавлей и всех тех загадочных жителей, что до сих пор живут в Швеции. Получится не скучный учебник, а захватывающий сказочный роман».

Господин Далин, вспомнив, наконец, адрес одной приемлемой лечебницы, поднял на Сельму глаза: «А где же ваша очередная провожатая? Хочу ее попросить, чтобы она сходила по одному адресу». Ни о чем не подозревающая Сельма улыбнулась: «А я – одна. В последнее время хорошо себя чувствую. Хватает и ее! – Сельма легонько потрясла своей тростью. – Поверьте, рукопись скоро будет готова!»

И она ушла, почти «окрыленно» опираясь на свою «третью ногу». Что ж, ей действительно пока не нужны провожатые. Хотя Сельме регулярно приходится прибегать к чьей-нибудь помощи. А что тут поделаешь?..

В 1861 году, когда Сельме едва исполнилось 3 года, ее разбил паралич. Она выжила только стараниями бабушки, которая не отходила от нее ни на миг и утешала чудесными сказками. Этот волшебный мир давал крохе Сельме силы, чтобы не плакать и не впасть в безумие, видя, как все ее многочисленные братья и сестры бегают и играют. Вечерами, освободившись от работы, к Сельме заходил отец. Отставной военный, он верил, что дочь поправится, и, чтобы поддержать ее, тоже рассказывал, но уже другие истории – о предках рода Лагерлёф: прекрасных дамах и бесстрашных кавалерах, которые никогда не сдавались. Едва научившись грамоте, Сельма стала записывать все услышанное. А что еще остается делать, когда ты, прикованная к постели, лежишь на спине, и даже прилет обычной мухи становится событием?

Все изменилось в 1876 году. Отец прослышал о новых методах лечения и повез Сельму в Гимнастический институт Стокгольма. И случилось чудо – через год девочка смогла передвигаться. Пусть с палкой, но – ходить!

В 1881 году Сельма сумела поступить в лицей Стокгольма. Остальные девочки-ученицы насмехались над ней, ведь ей было уже 23 года. Зато уже через год девушка поступила в Высшую королевскую учительскую семинарию. И в 1884 году стала учительницей в школе для девочек маленького городка Ландскруне на юге Швеции.

Сельма была счастлива. Она больше – не обуза семьи и сама зарабатывает на жизнь. Ученицы любят ее рассказы. И молодая учительница старается говорить как можно более доходчивее и увлекательнее. Она часто рассказывает девочкм легенды и сказки, услышанные ею в детстве. Однако начальница фру Скольбер не ободряет «лишних рассказов». Все должно идти строго по программе!

В 1885 году приходит ужасная весть о смерти отца. Усадьбу Морбакка пришлось продать за долги. А ведь этот дом принадлежал семейству Лагерлёф с XVI века! Триста лет они жили в ее стенах и вот остались без родного гнезда. Мир рушился, но что могла сделать Сельма на свое мизерное учительское жалованье?! Только одно – раз потерян дом, сохранить хотя бы его легенды. Вот тогда-то она и начала сочинять роман «Сага о Йесте Берлинге» – о бродяге, который забрел в старинную усадьбу и познакомился с ее реальными обитателями и старинными легендами.

Кто знает, как рукопись попала в руки фру Скольбер? И кто мог бы измерить шум, который она подняла? «Что за рассказы о глупейшем старье? – верещала она. – Сейчас век науки. Извольте забыть о своих мерзких фантазиях!» Сельма не стала оправдываться. Как объяснить слепому, что вокруг него разноцветный мир? И как убедить «прогрессивную» начальницу, что легенды – не старье, а наследие предков? Сельма просто тряхнула головой и отослала пять глав своей «Саги» в газету «Идун». Благо та как раз объявила конкурс на лучшее современное произведение. И случилось чудо! В августе 1890 года никому не известная 32-летняя учительница из провинции выиграла этот конкурс. И жюри особо отметило необычайную творческую фантазию писательницы.

С тех пор прошло 14 лет. Сельма Легерлёф приобрела широкую известность как автор исторических романов «Чудеса антихриста», «Иерусалим». Она получила стипендию от короля Оскара II и финансовую помощь Шведской академии. Но с каждой новой книгой приходилось доказывать, что женщина тоже может быть писателем. Вот и на сказочный сюжет о путешествиях Нильса уговорить заказчиков оказалось нелегко. Счастье, что у Сельмы есть фрекен Уландер – не только подруга-секретарь, но и незаменимый мастер дипломатии. Стоило только ей написать «ввиду того что», «согласно нашим договоренностям», и она сумела уломать Общество учителей – те дали добро на необыкновенный замысел нового учебника географии.

Сельма со страстью набросилась на работу. Посреди вполне научных описаний шведских городов и провинций она включила множество сказок-легенд, услышанных в детстве, рассказала о волшебной встрече с Нильсом и, конечно, о любимой Морбакке. Первый том «Удивительных путешествий Нильса Хольгерссона по Швеции с дикими гусями» вышел 24 ноября 1906 года. Через пару дней Сельма, доковыляв до стола, протянула руку к подносу со свежими газетами – она ожидала рецензий. Но газет не было. Едва секретарша ушла по делам, Сельма проскользнула в ее комнату. На кресле валялся ворох газет – и везде рецензии. Но какие?! «Когда же кончится этот затянувшийся полет нудных птичек и начнутся, наконец, точные сведения, цифры и факты?» или «К чему детям знать о полетах фантазии хромой писательницы?»

Как отвечать на эти злобствующие нападки, Сельма не представляла… Ответили читатели – сами дети и учителя. Они приняли книгу на ура. Даже стали играть в «гусенавтов» (так они прозвали Нильса, путешествующего на гусе): разметили маршрут и начали мысленные путешествия. А через год после выхода второго тома «Путешествий Нильса» общественность потребовала вручить писательнице самую престижную литературную премию – знаменитую Нобелевку. Но солидные мужи из жюри откладывали кандидатуру женщины. Однако общественность настаивала. «Путешествия Нильса» даже были признаны «революцией в педагогике».

И вот 10 декабря 1909 года Нобелевский комитет под давлением общественности вынужден был присудить Сельме Лагерлёф свою премию «в знак признания возвышенного идеализма, яркого воображения и духовного восприятия, характеризующих ее труды». Король Швеции Густав V собственноручно вручил ей диплом, золотую медаль и денежный чек. Вот так впервые в мире лауреатом Нобелевской премии стала женщина, которой, между прочим, вскорости предстояло стать и академиком.

Первое, что сделала Сельма на деньги Нобелевской премии, – выкупила родную Морбакку. Усадьба же, как оказалось, приготовила ей свой сюрприз. Туда забрел мальчик лет четырнадцати. И что самое поразительное – его звали Нильс Хольгерссон! О своей жизни он не распространялся, а Сельма и не расспрашивала. Наверное, втайне она верила, что это – тот самый проказник, которого домовой все-таки расколдовал. «Между мирами мечты и реальности довольно тонкие двери, – говорила она своей секретарше. – Мне просто повезло: я открываю их чаще других». Когда же, повзрослев, Нильс решил уехать в Европу на заработки, Сельма сказала ему: «Помни: куда бы тебя ни забросила судьба, здесь, в Морбакке, – твой дом!»

Сама же писательница прожила в усадьбе всю оставшуюся жизнь. Она часто болела. Но неизменно справлялась со своими болезнями и снова приступала к работе. А когда фашизм накрыл Европу кровавой паутиной, неукротимая Сельма, которой в то время шел уже восьмой десяток, начала активно помогать иммигрантам, спасавшимся в нейтральной Швеции от гитлеровского режима. Не раз и не два ей угрожали профашистски настроенные молодчики. Но Сельма только плечами пожимала: «Чего бояться в таком возрасте? Я прожила нелегкую жизнь, но твердо знаю одно: ненависть приходит и уходит. Любовь остается».

Сельмы Лагерлёф не стало 16 марта 1940 года. Она умерла в стенах родной Морбакки. А может, просто ушла в какой-то иной мир. Ведь ей это было не сложно – она просто приоткрыла еще одну дверь. Теперь – в Горний мир…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: