Дэн Миллмэн - Путешествие Сократеса 4 страница

К тому времени как он вернулся в лагерь, солнце успело закатиться, и вечер принес с собой порывы холодного северного ветра. Увидев, что их костер вот-вот затухнет, Сергей, дрожа и приплясывая от холода, принялся заново таскать валежник и сухие ветки. Как оказалось, Закольев к тому времени уже успел соорудить нечто вроде берлоги из березовых веток и листьев, одним краем упиравшуюся в отвесный валун, а входом открытую как раз к костру. Места в ней было лишь для одного.

Убедившись, что «их» костер будет гореть всю ночь, Сергей стал собирать ветки и для своего костра. В его свете, когда уже совсем стемнело, был готов и его навес из переплетенного елового лапника подле еще одного гранитного валуна. И как только укрытие было готово, начал моросить Дождик. Но Сергей даже обрадовался дождю — значит, ^ЭТУ ночь им, по крайней мере, не придется провести на морозе.

(\Л"окрый, дрожащий, Сергей забился в груду нарублен- Аных еловых веток, продолжая ворочаться, пока не Устроился так, что удалось хоть немного согреться. Судя По торчавшим из кучи веток закольевским пяткам, едва заметным в свете костра, тот решил поступить точно таким же образом.

Какое-то время Сергей просто лежал, прислушиваясь к дождю. Он слишком продрог, чтобы тотчас уснуть. Несмотря на холод и усталость, на настойчивое урчание в животе, он чувствовал себя победителем. Он расставил силки, развел огонь, соорудил укрытие. Пока что он жив и здоров, а завтра... еще увидим, что будет завтра. Утром он проверит силки, и тогда будет ясно, к чему следует готовиться, к лучшему или к худшему. С этими спокойными мыслями пришла и глубочайшая усталость. Он провалился в сон.

огда Сергей снова открыл глаза, уже начинало светать.

Первое, что он увидел, был пар от его дыхания, таявший в холодном утреннем воздухе. Он торопливо выбрался из своего елового ложа, надеясь, что к этому времени уже выглянет хоть один теплый утренний лучик. Но было еще слишком рано. Стараясь не разбудить Закольева, осторожно ступая израненными ногами, он подошел к ручью, напился, затем плеснул холодной воды на лицо, грудь и плечи. Стряхнув с тела остаток воды, он старательно растер ладонями все тело и побегал на месте, пока не согрелся. Затем вернулся в лагерь, взял нож и двинулся вверх по ручью.

Хотя возле каждого места, где были поставлены силки, Сергей сделал зарубки на уровне глаз, свою первую ловушку он так и не смог отыскать. Что ж, разве Казак не повторял им: «Старайтесь поменьше совершать ошибок на дикой природе. Каждая такая ошибка может вам дорогого стоить». Ах, ну куда же я смотрел, подумал Сергей, выругав себя за беспечность. Пройдя немного назад, он нашел свою вторую ловушку. Она была пуста.

Но рядом с ней, в ловушке-растяжке, которую он протянул через звериную тропу, Сергей нашел полузадушенную ласку, наполовину подвешенную в воздухе, которая _{же по}чти перестала биться. Он осторожно приблизился к животному. Сергей уже было протянул руку, чтобы схватить животное, но ласка неожиданно заурчала и щелкнула зубами, зацепив его ладонь.

С первобытным взрывом энергии он схватил ласку за ■агривок и рубанул по горлу лезвием ножа с такой дикой силой, что едва не снес зверьку голову, заодно чуть не разрубив себе запястье. Зверек дернулся, напоследок залив его руку кровью, пульсировавшей из разрубленного горла, и затих.

Казалось, сердце вот-вот выскочит у него из груди. Сергей едва сдержался, чтобы не разрубить силки, но аккуратно растянул петлю, ведь силки могут еще понадобиться. Наверное, вздохнул он, в следующий раз это будет легче, убить живое существо. Неожиданно он спросил себя — а должно ли убийство становиться легче? И есть ли у меня такое право, отнимать жизнь у живого существа? Нет, ответил он себе, такого права у меня нет. Есть только сила. Он поступил так, как вынужден был поступить, оказавшись в такой ситуации. Укус начинал болеть, но он не чувствовал враждебности к зверьку, который только пытался спасти свою жизнь. И сам Сергей убил только для того, чтобы выжить. Он поблагодарил ласку за ее жизнь, которая поможет спасти его жизнь. Он отобрал у нее жизнь не ради развлечения.

Убив ласку, он словно бы расстался с частью своего собственного детства. Он понял, что и его собственную жизнь могут отнять у него в одно мгновение. И тут не могло быть никакой игры по правилам — только игра случая. Если быть внимательным, если напрячь все свои способности ^и Умения, он мог сделать так, чтобы этот случай работал в его пользу. Это был его первый настоящий урок выживания на дикой природе. Стараясь не шуметь, Сергей отправился Дальше проверять следующие ловушки. Он думал о том, какие ловушки могут подстерегать его самого на его пути.

Третья ловушка была пустой — к ней даже никто не приближался. В четвертой и пятой тоже было пусто. А вот в следующей была белка, которую он постарался убить как можно быстрее, чтобы не мучить животное, одним ударом здоровенного камня. Оставшиеся силки тоже были пусты, только в последнем он нашел большого кролика. Значит, он будет с едой следующие несколько дней, и с обувью тоже.

Ранка от укуса ласки на его руке тем временем распухла и начала саднить. Сергей быстро сделал надрез лезвием ножа по ране, чтобы вытекла кровь и рана очистилась. Затем он стал промывать ранку в проточной воде, прочищая ее и выбирая все то, что могло попасть в неглубокий надрез, и присыпал его песочком из потока. В завершение он помочился на ранку, вспомнив рекомендации Казака, который говорил, что свежая моча помогает избежать заражения.

Затем Сергей увязал свою добычу гибкими прутьями, поставил последний силок и направился обратно в лагерь. Вряд ли стоило ожидать новой добычи сегодня утром, но вечером он все же выйдет, проверит все еще раз. На всякий случай.

Охота пробудила его инстинкты, обострила буквально все его чувства. Он возвращался в лагерь, слушая, как капает с распускающихся почек дождевая вода, подмечая взглядом каждый солнечный блик, каждый извив лесной тропы.

Закольев тоже успел вернуться и с хмурым видом занимался своей добычей. Только одна белка — достаточно, чтобы раз поесть и обуть одну ногу.

Едва ли Закольева могла обрадовать Сергеева обильная добыча, это Сергей прекрасно понимал. Но и спрятать ее от Закольева тоже было невозможно. Поэтому Сергей как ни в чем не бывало подошел к костру и к закольевской белке бросил еще одну свою, а затем ласку и кролика.

— Вот еще, тоже попало в наши силки, — дипломатично сказал он.

Закольев стал молча рассматривать все то, что принес Сергей.

— Ну и дает наш дооренькии Сережа, — наконец произнес он и дальше продолжил сдирать со своей белки шкурку. Сергей тоже взялся за свою добычу, с непривычки весь перемазавшись кровью и едва управившись. Правда, раньше, на учебных занятиях, ему уже приходилось свежевать оленя, но делать всю работу одному — это было совсем не то.

К обеду на ветках уже сушилось мясо. Они растянули кожи на рамах, сделанных из гибкой древесины. Шкура ласки была не слишком велика, этого было недостаточно, чтобы прикрыть Сергею плечи, но это было только начало. Когда же он подал Закольеву шкурку своей белки, со словами: — «Это тебе на вторую ногу», — «старший» их отряда взял ее, не обмолвившись и словом.

Вместе же они съели и кролика. Это была их первая еда почти за двое суток. Наполнив желудок, Сергей решил подправить свое убежище, сделанное накануне вечером наспех, и подлатать его лапчатником и гибкими ветками.

Когда наступил вечер, оба они, и Сергей, и Закольев, уселись каждый у своего костра, за весь этот день обменявшись лишь несколькими словами. Небо быстро темнело, и Сергей наблюдал, как одна за другой загораются звезды, искрившиеся, словно кусочки льда, на бархате неба. Белый дымок костра и языки пламени поднимались вверх, чтобы окончательно исчезнуть в ночи.

Глянув в сторону Закольева, который немигающим взглядом смотрел в пламя своего костра, Сергей в очередной раз подумал: почему Закольев выбрал именно его? И в очередной раз не найдя ответа, он забрался в свой шалаш, зарылся в голые ветки и провалился в сон.

Г ледующее утро оказалось не менее щедрым на добычу: ^"ОД бревном падающей ловушки Сергей нашел почти ^с°всем раздавленную белку, в другие силки попался енот — в те же силки, куда прежде поймалась ласка. Но вместо того, чтобы, изловчившись, хватать яростно шипевшего зверька, Сергей выломал тяжелую дубинку из засохшего ствола и сначала оглушил животное, прежде чем лишить его жизни.

Кроме того, уже на обратном пути в лагерь, Сергей нашел две рыбины в ловушке, которую он собрал в ручье.

Закольеву же попалась только одна дохлого вида белка, которая еще так-сяк сгодилась бы на шкуру, но никак не на еду. Заметив, сколько добычи принесла охота Сергею, он лишь проводил его взглядом, не говоря ни слова.

Поборов неловкость, Сергей сложил свою рыбу, белку и енота на плоский камень перед их «общим костром».

— Сегодня день выдался удачный, — сказал он, — так что будем с тобой отъедаться.

Покончив с едой, Сергей решил пройтись по окрестностям лагеря, чтобы получше изучить местность, и еще — чтобы побыть подальше от своего не слишком многословного спутника. Сделав за пару часов широкий круг, он вышел к ручью, осматривая места, где можно было соорудить еще ловушки для рыбы, затем вернулся в лес. Он уже собирался возвращаться в лагерь, как вдруг услышал, что где-то рядом тихо ступает какой-то крупный зверь. Он замер, стараясь не дышать, и стал ждать, весь обратившись в слух. Тишина... затем снова тот же звук... снова тишина. Сергей стоял против ветра от животного, и оно, не чуя его запаха, понемногу шло в сторону Сергея. Он пригнулся, медленно и тихо двигаясь ему навстречу.

Еще через пару минут он заметил где-то в двадцати шагах могучего оленя-самца, пощипывавшего молодую травку. Через каждые несколько мгновений олень прядал ушами, поднимал голову и осматривался. Сергей стоял совершенно неподвижно. Олень сделал еще несколько шагов в его направлении. И тогда-то Сергей понял, что он стоит сейчас на оленьей тропе, на его привычном пути к водопою.

Совершенно сумасшедшая мысль овладела им — он добудет этого оленя, в одиночку. Времени возвращаться и звать Закольева не было. Это должно произойти сейчас, другого такого случая не представится. Одной только этой добычи хватило бы, чтобы им все оставшееся до конца испытания время не беспокоиться ни о еде, ни об одежде. И Сергей, словно первобытный охотник, бесшумно, в пару рывков вскарабкался на дерево рядом с оленьей тропой.

Добравшись до ветки, которая нависала как раз над тропой, Сергей нашел устойчивое положение и притаился. Сейчас он не мог видеть оленя, но зато, не рискуя быть замеченным, мог дожидаться того мгновения, когда олень пройдет прямо под ним.

Еще минут с пятнадцать — и вот он, идет себе, пощипывая травку. Еще шаг... другой. Сейчас или никогда, сказал себе Сергей. Сжимая нож в руке, Сергей соскользнул с ветки прямо на холку оленя, что было сил обхватив рукой его шею. Животное вздыбилось, а Сергей, перегнувшись, резанул его ножом по горлу, раз, потом другой. Смертельно перепуганное животное, истекая кровью, сопротивлялось с удвоенной яростью. Только б не упасть, мелькнуло в голове Сергея. Если олень сбросит его, то Сергея настигнет смерть от его рогов скорее, чем олень успеет истечь кровью. Поэтому, не дожидаясь, пока олень сбросит его, и еще как жест охотничьего милосердия, он прицелился и загнал нож глубоко между ребер, прямо в сердце.

Животное упало набок и вскоре затихло.

Едва переводя дыхание, с бешено бьющимся сердцем, Сергей не отрываясь смотрел на оленя и не знал, то ли ему Радоваться своей удачной охоте, то ли жалеть о гибели великолепного зверя.

^же на пути в лагерь ему вспомнились слова, которые лексей как-то сказал им: «Оказавшись один на один с Дикой природой, нужно самому стать диким».

Закольев в ответ на его сбивчивый рассказ скептически ухмыльнулся, но все-таки пошел следом за тяжело дышавшим, с головы до ног забрызганным кровью Сергеем. Но улыбка быстро сползла с его лица, когда он увидел мертвое животное.

— Чего вылупился? — с едва сдерживаемой злостью прошипел он. — Не стой как истукан, берись за дело. Нужно его поскорее освежевать, понятно?

И, вытащив нож, он принялся вспарывать оленю живот.

Почти все внутренности они бросили на месте, на съедение зверям, а сами, вытесав шест, подвесили на него тушу оленя и потащили ее в лагерь. Весь остаток дня ушел на то, чтобы снять шкуру и приготовить полоски мяса — с такого крупного оленя его получилось столько, что с лихвой должно было хватить на все оставшееся в лесу время. А ведь еще у них была обувь, которую они смастерили из шкур животных, в основном пойманных Сергеем, а кожи оленя им вполне должно было хватить на штаны и куртки. У Сергея также была и шапка, сделанная из меха енота.

Вечером, уже перед самым закатом, Сергей пошел к ручью и смыл засохшую кровь со своего тела, ног и рук. Затем направился в лес и распутал все еще остававшиеся там силки. Больше убивать животных было ни к чему.

ва последних дня у них почти целиком ушли на то, чтобы смастерить пару штанов и рубашек из жесткой оленьей кожи. Им пришлось вымачивать шкуру несколько часов, прежде чем удалось соскрести с нее шерсть и остатки мяса, и потом еще и еще раз отмывать ее, чтобы полностью удалить все остатки жира. Им не удалось как следует выдубить ее, потому что у них не было ни соли, ни извести. Но они натерли шкуру мозгами оленя, потом и пеплом костра — так, как их учили.

Наконец, нарезав кожаных полос, которые потом следовало увязать одну с другой узкими ремнями, чтобы получились кожаные куртки и штаны, они оказались одеты, как заправские лесовики. За этим занятием незаметно пролетел и последний день. Закольев обращался к Сергею только тогда, когда без этого совсем нельзя было обойтись, не забывая приправить свои слова едкой или обидной репликой. Наконец старший кадет убрался из лагеря, оставив Сергея в покое.

До заката оставался уже какой-то час, когда Сергею показалось, что он услышал вдали какой-то звук, словно крик животного. Он вышел из шалаша, прислушался, затем подошел к костру и подбросил еще дров. И снова этот крик. Теперь было ясно, что это Закольев, звавший его по имени. Бросившись на звук, Сергей явственно услышал крик:

— Иванов!

Сергей увидел Закольева, стоявшего по щиколотку в воде почти у самого берега ручья. На каменистом берегу было так скользко от мха, что Сергей и сам едва не поскользнулся на нем. В заходящем солнце он четко видел Закольева, который изо всех сил старался освободить свою лодыжку, зажатую между двух камней.

Вне себя от злости, словно в том, что он оказался в таком положении, была вина Сергея, Закольев завопил: — Да не стой же ты, идиот! Тащи сюда ветку, скорее!

У Сергея был при себе нож, но он не догадался прихватить с собой лопатку, которой также можно было пользоваться как топором.

— Я сейчас, — крикнул он и со всех ног бросился за лопаткой в лагерь.

На обратном пути он с ходу заметил прямую и крепкую ^ВеткУ> которая вполне могла сгодиться на рычаг. Он со всей ^мочи рубанул по ветке, раз, еще, пока она не отвалилась.

К т

тому моменту когда Сергей наконец вернулся, Зако- ^Льев был так зол, что едва мог говорить. Принять помощь от Сергея в такой нелепой ситуации было для него верхо^ унижения, и Сергей не мог не понимать этого. Он не только превзошел Закольева в охотничьем мастерстве, поймав в свои ловушки больше зверей, убил оленя-самца, теперь «добренький Сережа» еще и выручает его из беды — из смертельной, вполне могло оказаться.

Но вот он вызволил Закольева, и что будет дальше — не известно. Но едва ли его ждет смущенная благодарность или рукопожатие. На какой-то миг ему захотелось просто повернуться и уйти, бросив Закольева. Но Сергей быстро подавил в себе это желание.

После того как Сергей вставил тяжелую ветку под один из камней, уже было делом нескольких секунд сдвинуть его настолько, чтобы Закольев смог освободить свою лодыжку. Она порядком распухла, но не была сломана, это было ясно. О том, чтобы помочь Закольеву доковылять до лагеря, не могло быть и речи. Сергей только молча оставил ему палку и один пошел в сторону лагеря.

Его мысли полнились ужасным предчувствием. Выручив Закольева, он нажил себе врага на всю жизнь.

огда Закольев наконец тоже добрался до лагеря, Сергей сделал вид, что занят укреплением своего шалаша, стараясь ни словом, ни даже взглядом не спровоцировать его на взрыв. К тому же ему и в самом деле нужно было подбросить побольше лапника на крышу шалаша — тяжелые тучи обещали дождь, а ему хотелось получше выспаться в эту последнюю ночь в лесу.

Он еще не догадывался, что ему предстоит бессонная ночь.

Глубокой ночью, когда Сергей уже успел заснуть, его разбудили далекие вспышки молнии, за которыми последовал раскатистый удар грома. Еще миг, и сна как не бывало — странное предчувствие приближающейся беды волной прошло по его телу. Вот-вот должно случиться... и

_следу_Ющей вспышкой молнии он увидел, или ему попалось, что он увидел, голые ноги и тело прямо у входа в свое укрытие. Сергей неслышно, не привлекая внимания, повернул голову и обмер от ужаса. Молния взорвалась сно-

_в это мгновение он увидел силуэт Закольева. Тот при- ва, и ^D

_сел у входа в его убежище с ножом в руке и настороженно всматривался в темень шалаша. Сергей понял, что пришел его смертный час.

олния потухла так же внезапно, как и вспыхнула. Не в силах шелохнуться, не в силах даже дышать, Сергей вглядывался в ночную черноту. Новая вспышка, и Сергей увидел, что силуэт исчез.

Может, это все приснилось? Померещилось? Сергей даже не знал, что и думать. Он неподвижно лежал и, прерывисто дыша, прислушивался к шуму дождя и к далеким грозовым раскатам, которые уже начинали затихать. Весь остаток ночи он так и пролежал без сна, тревожно прислушиваясь к каждому шороху, который раздавался на фоне мерного стука дождя...

Он вздрогнул и проснулся. Уже начинало светать. Он выжил и в эту ночь. Сергей поскорей выбрался из шалаша, чтобы взглянуть, где сейчас может быть Закольев, но тот, как ни в чем не бывало, продолжал спать в своем укрытии.

Но когда Сергей принялся разбрасывать свой шатер и затаптывать тлеющие угли, Закольев встал, и не произнеся ни слова, взял нож и лопату и пошел прочь от лагеря.

Чуть позже, уже на обратном пути в школу, который пролегал через каменистую, поросшую леском равнину, Сергей все продолжал размышлять о том, что ему пришлось испытать в эти последние семь дней. Теперь он знал, что способен выжить и в условиях дикой природы, как ексей-Казак, и не хуже тех, кто прошел это испытание ^ПеРед ним.

Сходиться нужно было к условленному месту, как было приказано Казаком. К середине дня вернулись все тридцать два кадета. Еще издали Сергей приметил Закольева, вокруг которого успела собраться кучка полуголых ребят помладше. Закольев тоже его заметил. Показав на него рукой, он что-то сказал своим дружкам, и Сергей заметил, что его замечание было встречено дружным хохотом.

Не обращая внимания, Сергей постарался отыскать в толпе Андрея, сгорая от любопытства расспросить друга о его семи днях. Но Андрея не было видно, очевидно, он еще не вернулся. Когда Сергей повернулся спиной к Зако- льеву и его дружкам, он услышал за своей спиной ехидное хихиканье. Один из них, понахальнее остальных, очевидно стараясь угодить своему кумиру, язвительно бросил:

— Что, Сережа, явился не запылился?

— Тебе еще повезло, что Дмитрий поделился с тобой шкурой, — иначе ходил бы голый, как те бестолочи, — подхалимским тоном подхватил еще один.

Сергей смерил его взглядом. Можно было только догадываться, что Закольев тут успел насочинять.

Тем временем показался уже и Андрей, со своим старшим напарником, усталый, но счастливый. На них были грубого вида самодельные куртки из перевязанных между собой шкур. Но штанов не было, а к ступням твердыми шнурами были привязаны куски кожи наподобие подошв. Сергей, улыбаясь, разглядывал их пестрые наряды, сделанные из шкур кролика, енота, лисы, белки, и неведомое прежде ощущение собственной силы переполняло его.

Это было одно из самых запоминающихся переживаний Сергеевой юности. Надеюсь, вдруг сказал он сам себе, в первый и последний раз я остаюсь наедине с Дмитрием Закольевым.

осле полевых учений Сергей вернулся к повседневной школьной жизни, но его не покидало осознание тех перемен, которые произошли не только в его внутреннем мире, но и с его телом тоже.

Он стал подмечать лицемерие и недостатки окружавших его взрослых. Бродилов, без устали твердивший, как необходимо тренироваться, пока не сойдет семь потов, с каждым месяцем полнел все заметнее, а Калашников, привычно облокотясь об учительскую кафедру в классной комнате, менторским тоном рассуждал о том, что без правды никуда, и при этом не переставал лгать о евреях.

Впрочем, жизнь Сергея стала даже еще более сложной и запутанной, чем прежде. Может, и в самом деле пришла пора сбежать отсюда? Такая мысль снова стала посещать его. Бежать, чтобы найти в большом мире дом и людей, которые согласятся принять его в этом доме, людей, которые были бы похожи на него.

Сергей рвался на свободу, в мир, где для этой свободы было мало места, разве что в дикой природе. Но даже в природе были свои строгие законы и не менее строгий спрос с того, кто не хотел подчиняться этим законам. Вопросы, противоречия, словно пчелиный рой, гудели у него в голове. Прежде он никогда не задумывался о том, что ждет его ^в будущем. Теперь же эта мысль не давала ему покоя.

Сергей, с молчаливого согласия своего дяди, зачастил в ^его личную библиотеку. Владимир Иванов обладал внушительным собранием книг, и Сергей буквально проглатывал одну книгу за другой, не делая различий между религиоз- ^Нои философией и военной наукой, — вплоть до древнегреческих философо в, таких как Платон, описавший жизнь Учение Сократа и других мудрецов и государственных

Деятелей.

Сергея ждало удивительное открытие: некоторые фразы в книгах, словно ключ, открывали внутри него обширное скопление собственных мыслей на темы, о которых прежде он никогда не задумывался, вопросов, которых он никогда не задавал прежде. В чем смысл жизни? Что означает праведная жизнь? Люди по своей природе добродетельны или эгоистичны? Порой он, захлопнув книгу, даже хватался руками за голову и так и сидел, прислушиваясь к биению сердца, словно молот, стучавшему в груди. И дело было не столько в словах, которые он читал, сколько в мыслях, которые входили через открываемые этими словами двери. Он чувствовал себя первооткрывателем, который сделал первый шаг по неведомой земле своего собственного сознания.

В конце лета 1887 года Сергею исполнилось пятнадцать. В этот день он думал о своей матери, как он думал о ней в прежние свои дни рождения, и в остальные дни тоже. Цепочку с медальоном он носил на шее, под рубашкой, и почти не снимал, идя на этот риск ради тепла, которое, как он ощущал, исходило от медальона. После отбоя, перед тренировками или водным закаливанием он снова прятал медальон в матрасе.

декабре того года их директор, против обыкновения, почти не появлялся на школьном дворе с утра, когда кадеты делали зарядку. В последние дни Сергей почти не виделся со своим дядей, который и без того старался не показываться без необходимости на людях, предпочитая управлять школой из своего кабинета. Тем более его нынешнее появление говорило о важности того, что он собирался объявить. Приказав кадетам построиться, он, без лишних слов или объяснений, сказал:

— Шаг вперед те, кто будет назван.

Затем стал читать имена и фамилии из списка. Сергей услышал, как назвали нескольких старших кадетов, затем

_имя и еще нескольких его сверстников из тех, кто был

и старательнее других. Назвали также и Андрея.

Се гей сделал шаг вперед вместе с остальными. Наконец директор назвал и последнее имя в своем списке:

__ Кадет Дмитрий Закольев.

Далее он продолжал:

— Все вы, двенадцать человек, отобраны для прохождения особой подготовки и несения службы в отборных воинских частях. Возможно, и в личной гвардии государя. С чем вас и поздравляю.

Это было самое теплое поздравление, которое когда- либо кадеты слышали из уст своего директора.

Краешком глаза Сергей заметил, как на лицах некоторых из его сотоварищей засияли гордые улыбки. Андрей тоже доволен, раз улыбается, подумал он. Но Сергею было не до улыбок. Это лишь означало, что его жизнь снова изменилась по прихоти кого-то постороннего. Что еще хуже, Закольев опять будет рядом.

Распустив остальных кадетов, директор стал неспешно прохаживаться пред строем из двенадцати избранных, и тихо, словно делясь с ними секретами, предназначенными только для их ушей, продолжал:

— Пока что вы учились всему тому, что должен знать каждый молодой солдат: основам борьбы и кулачного боя, верховой езде, плаванью, умению обращаться с оружием, военной стратегии и тому, как выживать без посторонней помощи. Остальным вашим товарищам предстоит оттачивать эти умения. Но отборной гвардии понадобится отборное учение.

Какое-то время он продолжал в молчании ходить перед ^строем, затем неспешно заговорил:

~~ Задолго до Рождества Христова греки вели торговлю племенами, обитавшими на берегу Черного моря. Шли готь ^И °^{ДНО племя} сменяло другое, сарматов покорили ■германцы, которые затем были сметены азиатами-

гуннами, а те — тюрками-аварами. Пришло время, и уж_е славянские народы вместе со скандинавами-викингами сплотились вокруг своего священного града Киева, коему суждено было стать матерью городов русских. И с той поры эти различные народы, которые говорят на ста сорока языках и наречиях, прошедшие историю борьбы, труда и молитвы, стали основой самой великой из стран мира, той страны, которую мы с вами привычно зовем Родиной... нашей Матерью-Россией.

Эта речь дяди, обычно такого немногословного, надолго запомнилась Сергею. Упоминание о Родине, которую он так любил, растрогало директора, и он сделал паузу, чтобы утереть слезу, невольно блеснувшую в краешке глаза. Но он быстро взял себя в руки и продолжал:

— На протяжении всей нашей истории нашему народу, всем русским людям — не только казакам и солдатам, но и крестьянам, торговым людям — не раз приходилось вставать на защиту своих земель от чужаков, вторгавшихся отовсюду, с севера и с юга, с запада и востока. Нам пришлось научиться воевать в бескрайних степях, на замерзших озерах, топких болотах и в лесных чащобах. Наши враги вынудили нас изобрести гибкое и многогранное военное искусство. Вас, будущих отборных солдат, будут обучать системам борьбы, более естественным и более смертоносным, чем те, что вы прежде изучали.

Директор затем скомандовал:

— Алексей Орлов, шаг вперед.

Казак сделал шаг вперед.

А директор снова обратился к двенадцати юношам:

— Кто смелый, шаг вперед.

Один из старших кадетов, Анатолий Комаров, лучший среди школьных борцов, вышел из строя.

— Ну-ка, — сделал приглашающий жест дядя, —' нападайте-ка на инструктора Орлова.

Кадет Комаров, сжавшись пружиной, стал кружить во- длексея, высматривая слабое место в стойке своего аставника. А тот лишь улыбался и стоял себе спокойно, даже не стараясь держаться лицом к своему молодому противнику. Комаров, увидев незащищенное место, не прекращая движения, нанес боковой удар ногой.

Ответное движение Алексея казалось почти незаметным, но его было достаточно, чтобы Комаров потерял равновесие и повалился на пол — тяжело, словно куль муки. Казалось, кадеты наблюдают за демонстрацией сверхъестественных сил, а не боевого мастерства. Кадет еще несколько раз сделал попытку достать Алексея, но так же безуспешно. Наконец директор поблагодарил кадета за смелость, а Алексея — за демонстрацию.

— У царя немало верных солдат, — торжественно произнес он, — но те, кто охраняют его и выполняют особые задания, должны побеждать даже самых лучших солдат. Так что с этого момента ваша тренировка усилится до отметки критической, а временами и более того. А значит, если кто из вас не уверен в своих силах, еще не поздно отказаться — ничего постыдного в этом нет. В регулярной армии тоже служат достойные и храбрые офицеры. Тот, кто хочет вернуться назад в свою учебную роту, — шаг вперед.

Директор ждал, но никто не вышел из строя.

— В регулярной армии служат достойные офицеры, — повторил он. — Говорю вам как офицер — будущим офицерам, я должен знать не только на что способен, но и что ^{Мне не по} силам. Чтобы потом поздно не было.

Сергей, как и все остальные в строю, стоял не шелохнувшись.

~~ Что ж, быть посему, — сказал дядя. — Учебная рота продолжит подготовку под руководством наставника Бро- Дилова. Отборная группа будет тренироваться под началом Алексея Орлова.

а следующий день началась их особая подготовка. Как только кадеты выстроились в две шеренги, Алексей посвятил их в кодекс казацкой чести:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: