Разведчик Николай Кузнецов

О легендарных подвигах храброго партизанского разведчика Николая Кузнецова я узнал из книг «Это было под Ровно» и «Сильные духом».

Образ народного мстителя Кузнецова Н. И. всегда являлся для меня примером беззаветного служения своему народу, своей Родине.

Пусть же слава о храбром партизане Николае Кузнецове останется навсегда в наших сердцах, в сердцах молодого поколения.

Герой Советского Союза

Ю.А. ГАГАРИН, летчик-космонавт СССР

2 апреля 1964 г.

Подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны являются для нас примером служения Родине, примером того, как надо выполнять задание партии и народа. Замечательная жизнь легендарного Николая Кузнецова является одной из ярких страниц в летописи борьбы советского народа за свободу своей страны.

Люди никогда не забудут бесстрашного разведчика Николая Кузнецова!

Герой СоветскогоСоюза

Г.С. ТИТОВ, летчик-космонавт СССР

15 апреля 1964 г.

Авторы выражают сердечную благодарность товарищам, которые приняли горячее участие в создании этой книги, предоставив в наше распоряжение свои мемуары, воспоминания, записки: Н.В. Струтинскому, В.А. Буриму, М. Стефанскому (Польша), В.К. Довгер, П.И. Ершову, Ю. Курьяте (Польша), Н.А. Саргсяну, М.Е. Кутовому, В.В. Кочеткову, А.И. Усовой и всем другим, кто помог нам полнее рассказать о жизни и подвигах разведчика Николая Ивановича Кузнецова.

Предисловие

В годы Великой Отечественной войны советские люди на фронте и в тылу проявляли массовый героизм. Они совершали замечательные подвиги, чтобы громить врага и отстоять честь и свободу Отчизны. Но выдающиеся подвиги отважного разведчика Николая Ивановича Кузнецова – явление исключительное.

В годы войны мне приходилось выполнять задания по разведке вражеских войск, но не на земле, а в воздухе. Я не был среди врагов, я находился над ними, видел их с высоты, на некотором удалении.

Нелегко было выполнять эти задания: в каждом полете по нескольку раз надо было преодолевать зенитное противодействие и вести бои с истребителями противника.

Однако трудно себе представить ту роль, какую выполнял мой земляк, одно время учившийся в том же Тюменском техникуме, в котором учился я на землеустроителя. H. И. Кузнецов действовал в стане врага в самых тяжелых условиях. Он постоянно рисковал, подвергал себя опасности быть схваченным. Каждый час, каждую минуту он находился в состоянии самой высокой боевой готовности, выдержки и самообладания. Прекрасно зная немецкий язык, он изучил и строго соблюдал нравы и обычаи германских офицеров, носил презренную форму чванливых завоевателей, входил к ним в доверие, усыплял их бдительность, заводил нужные знакомства, смело вел себя среди ненавистных людей, прислушивался к мельчайшим деталям их разговора, быстро и непринужденно отвечал на неожиданные вопросы и многое запоминал. Нередко он вынужден был выступать перед своими соотечественниками в роли ярого врага своей Родины. Как это трудно! Внешне делать одно, а внутренне быть совершенно иным. Но такого перевоплощения требовали очень сложные условия его разведывательной работы.

Длительной настойчивой тренировкой Н. И. Кузнецов сумел выработать в себе такие важные качества, как хладнокровие и трезвый расчет, настойчивость в достижении намеченной цели и волю к победе, смелость и постоянную готовность к самопожертвованию при выполнении задания.

Благодаря этим качествам он со своими боевыми друзьями добывал такие разведданные, которые советскому командованию помогали вскрывать коварные замыслы врага.

Горячий патриот Советской Родины, человек несгибаемой воли, беспримерного мужества и отваги, он беспощадно мстил гитлеровским палачам за их кровавые злодеяния на советской земле. Он уничтожал чинов высшей военной администрации, сеял страх и панику в ставке врага. Со своими боевыми товарищами он средь бела дня похитил командующего особыми войсками на Украине генерала фон Ильгена, расстрелял палача Галиции вице-губернатора Бауэра, генералов Геля, Функе и других.

Н. И. Кузнецов показывал высокое самообладание и бесстрашие не только в стане врага, но и в открытом бою. Он всюду стремился нанести врагу наибольший урон. Для тех, с кем вместе действовал он в тылу, Николай Иванович был решительным, отважным командиром, умным организатором, изобретательным разведчиком. Его подвиги, бесстрашие и находчивость вызывают восхищение.

Его имя стало легендой. О нем знают далеко за пределами нашей Родины.

Его жизнь была коротка, но ярка и содержательна. И сколько бы о нем ни писали, никто не исчерпает величия его подвигов!

«Я люблю жизнь, я еще молод, но если для Родины, которую я люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это! Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик! Пусть знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце…», – так писал Н. И. Кузнецов, уходя на ответственное задание в тыл врага.

Эта книга – биографический очерк. Она открывает нам неизвестные до сих пор факты из биографии героя, дает новые штрихи его характера.

Авторы книги – брат и сестра Героя Советского Союза Н. И. Кузнецова. Они задались целью показать условия, в которых жил и воспитывался будущий разведчик-партизан. Немеркнущая слава выпала на долю бессмертного героя.

Идут годы, а время приносит все новые и новые данные о подвигах Николая Кузнецова, новые подробности того, о чем впервые поведал читателю в своих книгах «Это было под Ровно» и «Сильные духом» командир партизанского отряда Д. Н. Медведев.

Перед нами страницы нового повествования, и в них, как живой, встает смелый до дерзости, поразительно хладнокровный разведчик.

Легендарный герой продолжает жить.

П. С. ШАРОВ, Герой Советского Союза.

Навстречу подвигу

Тайна «Вервольфа»

Поезд шел по полям и лесам Украины. Мы ехали в город Ровно на открытие памятника нашему брату Герою Советского Союза Николаю Ивановичу Кузнецову. Трудно передать то волнение, которое охватывает тебя, когда подъезжаешь к местам, связанным с именем дорогого человека… Здесь восемнадцать лет назад Николай Кузнецов в мундире немецкого офицера проник в стан фашистских сатрапов. Здесь не раз он разведывал коварные планы врага, средь бела дня расстреливал гитлеровских палачей, чем наводил неодолимый ужас на иноземных захватчиков…

Сосед по купе, тучный круглолицый мужчина, с белой, словно посыпанной пеплом головой, спросил:

– Наверное, давно не были в этих краях?… Ах, едете впервые? Этот город теперь далеко известен. Даже маленький школьник подскажет вам: «В Ровно действовал партизан-разведчик Николай Кузнецов!» Бесстрашный был человек…

Все сидевшие в купе придвинулись к нашему собеседнику, готовые слушать.

– Вы, конечно, слыхали о «Вервольфе» под Винницей, – продолжал он свой рассказ. – В этой берлоге-ставке, названной «Оборотень», в 1942 году должен был обосноваться главный фашистский зверь – Гитлер. Для фюрера построили в земле железобетонный бункер со стенами огромной толщины, а рядом одноэтажный кирпичный дом (ради маскировки снаружи его обложили бревнами). Из дома подземные ход вел в бункер-бомбоубежище.

«Вервольф» окружили мощными дотами, опутали стальной сеткой, колючей проволокой (проволока под током высокого напряжения!), выкрасили в защитный цвет, обсадили многолетними деревьями. «Оборотня» охраняло оцепление специальных отрядов СС, танковый полк, моторизованный полк, конная жандармерия. С воздуха убежище зверя прикрывали самолеты секретного аэродрома. Вокруг Черного леса, где был возведен «Оборотень», гестапо понатыкало на каждом шагу наблюдательные вышки, понаставило батареи, противотанковые орудия. Через каждые сто метров – заставы. Невдалеке от «Вервольфа» на линии железной дороги Винница – Калиновка под парами ходил бронепоезд…

Начальник охраны Раттенгубер в узком кругу своих приближенных похвалялся: «Вервольф» – призрак. К нему и русский комар носа не подточит, и мышь полевая не проскочит!»

Сколько раз подпольщики Винницы и Калиновки ни пытались узнать тайну Черного леса у села Коло-Михайловки, их старания были безуспешны. Все вокруг «Оборотня» было полито свинцом и кровью. Советских военнопленных, строивших «Вервольф», эсэсовцы расстреляли – несколько десятков тысяч! Стоило кому-либо из местных жителей случайно приблизиться к охранной зоне, как об этом сообщала световая и электрическая сигнализация. Задержанных расстреливала особая команда СС.

Казалось эсэсовцам, что они подготовили для Гитлера обетованное местечко. Приезжай, дескать, фюрер, садись в берлогу и командуй своим «блицкригом». К твоим услугам две радиостанции, подземный бронированный кабель, плавательный бассейн… и цветочки на клумбах. Все сделано добротно, аккуратно…

И все же тайна «Оборотня» была раскрыта. Советская разведка установила адрес ставки Гитлера, – закончил рассказ наш собеседник. – И конечно же, в этом принял участие Николай Кузнецов!..

Детство Ники

Он родился и вырос в небольшой уральской деревне Зырянке Талицкого района Свердловской области, в семье крестьянина Ивана Павловича Кузнецова.

Раннее детство Никанора^[1] (Ники или Никоши, как ласково называли его) проходило радостно и беззаботно.

Мать наша, Анна Петровна – простая крестьянка, по отзывам односельчан, имела доброе сердце и золотые руки. В отношении к окружающим и детям ее отличала большая чуткость, заботливость. Л. В. Кузнецова, дальняя родственница семьи, вспоминает: «Анна Петровна была очень умной женщиной, энергичной и твердой, умело воспитывала детей и обладала каким-то особым даром сближать и роднить всех, кто её окружал. В ее семье всегда был удивительный порядок».

Отец наш, Иван Павлович, в противоположность своему родителю, деду Павлу, который вел замкнутый, затворнический образ жизни, был энергичным, трудолюбивым. Он многое повидал для своего времени. Отслужив семь лет в царской армии, вернулся из Петербурга домой с наградой. За отличную стрельбу командование вручило ему часы и серебряный рубль, к которому разрешалось припаять «ушко» и носить, как медаль, на груди. В армии отец научился читать и писать.

Будучи сам недостаточно грамотным, он понимал значение образования и тянулся ко всему новому. Иван Павлович первым в Зырянке провел опыты: включил в севооборот кормовые травы, стал держать пчел, участвовал в создании кредитного товарищества и потребительского союза.

Когда впервые начали практиковать зяблевую вспашку, он применил этот метод на обработке земли, купил плуг, что облегчило пахоту и повысило культуру земледелия.

Отец и мать любили и уважали друг друга, жили дружно, все спорилось в их руках. В своем хозяйстве они работали не покладая рук, не считаясь с праздниками, не стыдясь осуждения религиозных соседей. Это же трудолюбие и любовь к порядку они прививали и нам, детям.

Получив в наследство старый домик на две комнаты, корову, борону и самодельный плуг-сабан, родители благодаря своему трудолюбию завели лошадей, купили жатку, расширили дом. Правда, на это потребовалось не одно десятилетие.

Наши родители очень уважали сельскую интеллигенцию: дорожили дружбой с учителями, фельдшером. Частым гостем в нашей семье был Иван Алексеевич Жуков, муж племянницы Ивана Павловича. Жуков работал на Ертарском стекольном заводе. Позднее, самостоятельно выучившись лесному делу, он перешел на должность лесничего в Шадринский уезд. Общение с Жуковым принесло в нашу семью новые стремления и чаяния. Жуков первым посоветовал отдать старшую сестру Гасю учиться в Камышловскую женскую гимназию, чтобы она могла впоследствии стать сельской учительницей.

В своих задушевных разговорах с И. А. Жуковым наш отец неоднократно высказывал заветную мечту дать образование всем детям. По мере своих сил он добился своей цели. Сначала дочери, Агафья и Лидия, пошли учиться, потом Ника и Виктор.

Агафья до революции 1917 года успела закончить 6 классов женской гимназии в Камышлове. С 1920 года она работала учительницей в родной Зырянке, в соседних деревнях, в Уватском районе Тюменской области. В настоящее время живет с дочерью в Тобольске.

Лидия в 1922 году окончила Балаирскую пятилетнюю школу. Продолжить образование не удалось. До 1928 года она трудилась в хозяйстве семьи. Потом закончила курсы машинописи в Тюмени, работала секретарем в сельсовете, а позже – по специальности машинистки.

Ника рос крепким, здоровым сероглазым мальчишкой. Развивался не по годам быстро, был любознателен. Уже в шестилетнем возрасте он с помощью старших сестер выучился читать и писать.

Нам, родным, на всю жизнь запомнились зимние вечера детских лет. Зимой работ в крестьянском хозяйстве значительно меньше, нежели во время весеннего сева, в сенокос или страдную пору уборки. Поэтому вечерами, когда синие сумерки обволакивали деревенскую улицу и в окна начинала заглядывать луна, дети собирались у печки, в которой потрескивали дрова и, полыхало жаркое пламя. Отец рассказывал о похождениях русского богатыря Ильи Муромца, о бесстрашии Евпатия Коловрата и матроса Кошки – все то, что ему было известно из народных преданий, о чем узнал в армии. Ника слушал, затаив дыхание. Потом в доме появились книги Гаси. И если раньше дети с восторгом слушали рассказы отца, то теперь с неменьшим интересом сам Иван Павлович прислушивался к чтению старшей Дочери о битве на поле Куликовом, о геройских защитниках Севастополя.

Ника отличался хорошей памятью, легко заучивал длинные стихотворения и любил их декламировать в кругу родных и знакомых. Особенно ему нравились героические стихи, воспевающие трудовые дела и ратные подвиги русского народа: «Смерть Сусанина», «Бородино» и другие.

Само время до предела обострило патриотическое чувство старого солдата Ивана Кузнецова – на западе русская армия сражалась с германскими полчищами. В редкие вечерние часы отдыха, когда к нам приходили соседи, отец любил слушать, как его шестилетний сын с гордым вызовом как бы отвечал врагам словами Ивана Сусанина:

– Предателя мнили найти вы во мне? –

Их нет и не будет на русской земле!

Отец слушал Нику, и глаза его лучились гордостью, счастьем…

Как вспоминает житель соседней деревни Рухловой Георгий Алексеевич Чудинов, в праздничные дни в доме Кузнецовых нередко можно было видеть такие сценки: стоит на стуле маленький Ника и звонким голосом декламирует лермонтовское «Бородино» или «Братьев-разбойников» Пушкина…

Революция на Урале проходила в ожесточенной классовой борьбе. Не успела установиться Советская власть, как во многих районах вспыхнули контрреволюционные выступления кулачества и буржуазии. В середине ноября 1917 года поднял мятеж атаман Дутов, а в мае 1918 года началось контрреволюционное, восстание Чехословацкого корпуса.

Белогвардейцам и интервентам, несмотря на ожесточенное сопротивление рабочих и беднейшего крестьянства, удалось захватить весь Урал. В Екатеринбурге было создано контрреволюционное «Уральское областное правительство», а позднее, в ноябре 1918 года, установлена колчаковская диктатура.

Эти грозные события задели даже самые отдаленные деревни Зауралья. Летом 1918 года в соседнем с Зырянкой селе Балаир по доносу местных кулаков карательный отряд белоказаков порубил шестерых сельских активистов, боровшихся за установление Советской власти в деревне. Среди погибших был муж нашей тети со стороны матери Иосиф Васильевич Дерябин.

В тот день Ника вместе с матерью навестил свою овдовевшую тетю. Он видел, как безутешно рыдали убитые горем пострадавшие семьи. Видел, как опускали в братскую могилу тела зарубленных. Среди них был и дядя Иосиф. Никоша помнил его молодого, кряжистого, словно кедр, веселого шутника. И вот дяди Оси не стало.

– За что?! – звенит над могилой стенающий, хватающий за сердце крик. Причитают женщины, ревут осиротевшие детишки, вереницами облепившие своих матерей.

– Изверги! Супостаты! Не будет вам прощения! – голосит тетя, обращаясь в пространство к невидимым врагам, и бессильно падает на могильный холм.

Слезы жалости и гнева градом катятся по щекам Никоши, сухой комок подкатывает к горлу, становится трудно дышать…

То был первый урок жизни, оставивший в сердце Ники Кузнецова неизгладимый след.

Осенью беспокойного восемнадцатого года Ника начал учиться в Зырянской, начальной школе. Мальчик сразу обнаружил способности к учебе и привлек внимание учителей своей старательностью, опрятностью и необычным прилежанием.

Наша родственница Л. В. Кузнецова вспоминает: «Приехала я в Зырянку к мужу в 1918 году. Присмотрелась к деревенским ребятишкам. Мне как-то сразу очень понравились дети Ивана Павловича и Анны Петровны. Жили мы тогда через один дом от них, и нельзя было не заметить, как умно ребята вели себя среди взрослых. Ника учился в первом классе. Ходил он в школу серьезный, подтянутый. А придет домой после учебы, поест и за работу: то с крыльца сметет, то во дворе уберет, то снег отбросит, коней сгоняет на водопой. В страдную пору сенокоса и уборки урожая Ника работал вместе со взрослыми».

Летом девятнадцатого года тревожные слухи взволновали жителей Камышловского уезда. Их привезли беженцы. Барыньки, купеческие дочки, бросившие в центре России свое «добро», рассказывали об ужасах, которые несут красные, большевики.

Слушали крестьяне, озадаченно хмурились. Некоторые вспоминали пророчества местного священника, обещавшего, что брат пойдет на брата, дети забудут волю родительскую и ринется необузданная орда антихристов полчищами, как во время татаро-монгольского нашествия.

– Все может быть – зловеще шептал мужикам балаирский фельдшер. – Видели, что делали казаки у нас в селе?… Так ведь руководят ими люди благородные. А чего же ждать от босяков? Идут, как саранча, все пожирая на своем пути. Грабят, стреляют, насилуют…

Однажды ранним июньским утром на сером коне в деревню Зырянку влетел гонец. Голова его, как чалмой, была перевязана окровавленной тряпкой. Он промчался из конца в конец улицы, стреляя из нагана и крича:

– Люди, спасайтесь! Уходите в Сибирь. Гибнет Россия. Красные комиссары идут с огнем и мечом…

Ускакал неизвестный и посеял в деревне тревогу.

Не разобрался в сложной политической обстановке хлебороб Иван Кузнецов. Верный крестьянской привычке – не раз подумать, все взвесить, а потом отрезать, – он на этот раз изменил своему правилу. Тяжелой оказалась чаша весов, на которую легла белогвардейская пропаганда, предрассудки и отсталость захолустья…

Увидав в потоке беженцев, уходивших на восток, три подводы знакомых крестьян из соседней деревни, наш отец собрал домашний скарб и двинулся в сторону Тюмени.

«Когда две подводы, груженные пожитками, выехали со двора, – вспоминали позже наши соседи, – можно было подумать, что Кузнецовы переезжают на новое местожительство в соседнее село. На второй подводе сидели четверо детей, а в задке телеги покоилась одна из самых «дорогих» домашних вещей – поблескивающий начищенными боками медный самовар».

Курс «гражданской академии», как любил потом говорить сам Иван Павлович, закончился для него внезапно. Колчаковцы, удирая от наседавших красных частей, открыто начали грабить мирное население. Кузнецовы решили остановиться на небольшой железнодорожной станции. Но пока отец раздумывал, как ему добраться обратно домой, колчаковцы отобрали у него лошадей. Глава семьи пошел искать работу. На станции случай свел его с железнодорожником Неволиным. Узнав, какие пути привели сюда крестьянина, рабочий-большевик высмеял опрометчивый поступок хлебороба. «Ты подумай, – говорил Неволин, – родня ли твоим мозолистым рукам белые барские ручки? По пути ли тебе с теми, кто век свой сидел на шее трудящихся, а сейчас бежит от гнева народного?»

Не по пути. Это твердо знал теперь крестьянин Кузнецов, насмотревшийся в дороге на бесчинства, которые творили колчаковские банды.

С приходом войск Пятой армии, Иван Павлович вступил в ряды красных бойцов, участвовал в боях против колчаковцев, дошел до Красноярска, перенес тяжелый тиф, а в марте 1920 года, как достигший 45-летнего возраста, был демобилизован.

Измученный дорогой и разлукой, Кузнецов вернулся в родную деревню. Вернулся налегке, с котомкой за плечами. Иван Павлович, встретившись с семьей, первым долгом расцеловался с детьми, женой, потом вытащил из солдатского мешка листок бумаги, сложенный вчетверо, и торжественно, с нотками извинения в голосе подал его девятилетнему Никоше:

– Вот, дети, посмотрите, верой-правдой искупил ваш батька вину, темную глупость свою. Это командование выдало. – Отец глубоко переживал свое «отступление».

Гася развернула документ и прочла. Удостоверение^[2] гласило, что Кузнецов Иван Павлович, уволенный из армии по возрасту, и члены его семьи пользуются всеми правами и льготами, установленными для красноармейцев декретами Совнаркома.

В первый же день по возвращении домой семья принялась за работу. Нужно было заново поднимать почти дотла разоренное хозяйство.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: