БАЛЛАДА О БУЛАНОМ ПЕНСИОНЕРЕ

Среди пахучей луговой травы

Недвижный он стоит, как изваянье,

Стоит, не подымая головы,

Сквозь дрему слыша птичье щебетанье.

Цветы, ручьи… Ему-то что за дело!

Он слишком стар, чтоб радоваться им:

Облезла грива, морда поседела,

Губа отвисла, взгляд подернул дым…

Трудился он, покуда были силы,

Пока однажды, посреди дороги,

Не подкачали старческие жилы,

Не подвели натруженные ноги.

Тогда решили люди: «Хватит, милый!

Ты хлеб возил и веялки крутил.

Теперь ты – конь без лошадиной силы,

Но ты свой отдых честно заслужил!»

Он был на фронте боевым конем,

Конем рабочим слыл для всех примером,

Теперь каким-то добрым шутником

Он прозван был в селе Пенсионером,

Пускай зовут! Ему-то что за дело?!

Он чуток только к недугам своим:

Облезла грива, морда поседела,

Губа отвисла, взгляд подернул дым…

Стоит и дремлет конь среди ромашек,

А сны плывут и рвутся без конца…

Быть может, под седлом сейчас он пляшет

Под грохот мин на берегу Донца.

«Марш! Марш!» – сквозь дым доваторский бросок!

Но чует конь, пластаясь на скаку,

Как старшина схватился за луку,

С коротким стоном выронив клинок…

И верный конь не выдал старшины,

Он друга спас, он в ночь ушел карьером!

Теперь он стар… Он часто видит сны.

Его зовут в селе Пенсионером…

Дни что возы: они ползут во мгле…

Вкус притупился, клевер – как бумага.

И, кажется, ничто уж на земле

Не оживит и не встряхнет конягу.

Но как-то раз, округу пробуждая,

В рассветный час раздался стук и звон.

То по шоссе, маневры совершая,

Входил в деревню конный эскадрон.

И над садами, над уснувшим плесом,

Где в камышах бормочет коростель,

Рассыпалась трубы медноголосой

Горячая раскатистая трель.

Как от удара, вздрогнул старый конь!

Он разом встрепенулся, задрожал,

По сонным жилам пробежал огонь,

И он вдруг, вскинув голову, заржал!

Потом пошел. Нет, нет, он поскакал!

Нет, полетел! Под ним земля качалась,

Подковами он пламень высекал!

По крайней мере, так ему казалось…

Взглянул и вскинул брови эскадронный:

Стараясь строго соблюдать равненье,

Шел конь без седока и снаряженья,

Пристроившись в хвосте его колонны.

И молвил он: – А толк ведь есть в коне!

Как видно, он знаком с военным строем! –

И, старика похлопав по спине,

Он весело сказал: – Привет героям!

Четыре дня в селе стоял отряд.

Пенсионер то навещал обозы,

То с важным видом обходил наряд,

То шел на стрельбы, то на рубку лозы.

Он сразу словно весь помолодел:

Стоял ровнее, шел – не спотыкался,

Как будто шкуру новую надел,

В живой воде как будто искупался!

В вечерний час, когда закат вставал,

Трубы пронесся серебристый звон;

То навсегда деревню покидал,

Пыля проселком, конный эскадрон.

«Марш! Марш!» И только холодок в груди,

Да ветра свист, да бешеный карьер!

И разом все осталось позади:

Дома, сады и конь Пенсионер.

Горел камыш, закатом обагренный,

Упругий шлях подковами звенел.

Взглянул назад веселый эскадронный,

Взглянул назад – и тотчас потемнел!

С холма, следя за бешеным аллюром,

На фоне догорающего дня

Темнела одинокая фигура

Вдруг снова постаревшего коня…

1957 г.

ВЫСОКИЙ ДОЛГ

Осмотр окончен. На какой шкале

Отметить степень веры и тревоги?!

Налево – жизнь, направо – смерть во мгле,

А он сейчас, как на «ничьей земле»,

У света и у мрака на пороге…

Больной привстал, как будто от толчка,

В глазах надежда, и мольба, и муки,

А доктор молча умывает руки

И взгляд отводит в сторону слегка.

А за дверьми испуганной родне

Он говорит устало и морозно:

– Прошу простить, как ни прискорбно мне,

Но, к сожаленью, поздно, слишком поздно!

И добавляет: – Следует признаться,

Процесс запущен. В этом и секрет.

И надо ждать развязки и мужаться.

Иных решений, к сожаленью, нет.

Все вроде верно. И, однако, я

Хочу вмешаться: – Стойте! Подождите!

Я свято чту науку. Но простите,

Не так тут что-то, милые друзья!

Не хмурьтесь, доктор, если я горяч,

Когда касаюсь вашего искусства,

Но медицина без большого чувства

Лишь ремесло. И врач уже не врач!

Пусть безнадежен, может быть, больной,

И вы правы по всем статьям науки,

Но ждать конца, сложив спокойно руки,

Да можно ль с настоящею душой?!

Ведь если не пылать и примиряться

И не стремиться поддержать плечом,

Пусть в трижды безнадежной ситуации,

Зачем же быть сестрой или врачом?!

Чтоб был и впрямь прекраснейшим ваш труд,

За все, что можно, яростно цепляйтесь,

За каждый шанс и каждый вздох сражайтесь

И даже после смерти семь минут!

Ведь сколько раз когда-то на войне

Бывали вдруг такие ситуации,

Когда конец. Когда уже сражаться

Бессмысленно. И ты в сплошном огне,

Когда горели и вода и твердь,

И мы уже со смертью обнимались,

И без надежды все-таки сражались,

И выживали. Побеждали смерть!

И если в самых гиблых ситуациях

Мы бились, всем наукам вопреки,

Так почему ж сегодня не с руки

И вам вот так же яростно сражаться?!

Врачи бывали разными всегда:

Один пред трудной хворостью смирялся,

Другой же не сдавался никогда

И шел вперед. И бился и сражался!

Горел, искал и в стужу и в грозу,

Пусть не всегда победа улыбалась,

И все же было. Чудо совершалось.

И он счастливый смахивал слезу…

Ведь коль не он – мечтатель и боец,

И не его дерзанья, ум и руки,

Каких высот достигли б мы в науке

И где б мы сами были, наконец?!

Нельзя на смерть с покорностью смотреть,

Тем паче где терять-то больше нечего,

И как порою ни упряма смерть –

Бесстрашно биться, сметь и только сметь!

Сражаться ради счастья человечьего.

Так славьтесь же на много поколений,

Упрямыми сердцами горячи,

Не знающие страха и сомнений

Прекрасные и светлые врачи!

19 сентября 1984 г.

ОШИБКА

К нему приезжали три очень солидных врача.

Одна все твердила о грыже и хирургии.

Другой, молоточком по телу стуча,

Рецепт прописал и, прощаясь, промолвил ворча

О том, что тут явно запущена пневмония.

А третий нашел, что банальнейший грипп у него,

Что вирус есть вирус. Все просто и все повседневно.

Плечо же болит вероятней всего оттого,

Что чистил машину и гвозди вколачивал в стену.

И только четвертый, мальчишка, почти практикант,

На пятые сутки со «Скорой» примчавшийся в полночь,

Мгновенно поставил диагноз: обширный инфаркт.

Внесли кардиограф. Все точно: обширный инфаркт.

Уколы, подушки… Да поздно нагрянула помощь.

На пятые сутки диагноз… И вот его нет!

А если бы раньше? А если б все вовремя ведать?

А было ему только сорок каких-нибудь лет,

И сколько бы смог он еще и увидеть и сделать!

Ошибка в диагнозе? Как? Отчего? Почему?!

В ответ я предвижу смущенье, с обидой улыбки:

– Но врач – человек! Так неужто, простите, ему

Нельзя совершить, как и всякому в мире, ошибки?!

Не надо, друзья. Ну к чему тут риторика фраз?

Ведь честное слово, недобрая это дорога!

Минер ошибается в жизни один только раз,

А сколько же врач? Или все тут уж проще намного?!

Причины? Да будь их хоть сотни, мудреных мудрей,

И все же решенье тут очень, наверно, простое:

Минер за ошибку расплатится жизнью своей,

А врач, ошибаясь, расплатится жизнью чужою.

Ошибка – конец. Вновь ошибка, и снова – конец!

А в мире ведь их миллионы, с судьбою плачевной,

Да что миллионы, мой смелый, мой юный отец,

Народный учитель, лихой комиссар и боец,

Когда-то погиб от такой вот «ошибки» врачебной.

Не видишь решенья? Возьми и признайся: – Не знаю! –

Талмуды достань иль с другими вопрос обсуди.

Не зря ж в Гиппократовой клятве есть фраза такая:

«Берясь за леченье, не сделай беды. Не вреди!»

Бывает неважной швея или слабым рабочий,

Обидно, конечно, да ладно же, все нипочем,

Но врач, он не вправе быть слабым иль так, между прочим,

Но врач, он обязан быть только хорошим врачом!

Да, доктор не бог. Тут иного не может быть мненья.

И смерть не отменишь. И годы не сдвинутся вспять.

Но делать ошибки в диагнозах или леченье –

Вот этих вещей нам нельзя ни терпеть, ни прощать!

И пусть повторить мне хотя бы стократно придется:

Ошибся лекальщик – и тут хоть брани его век,

Но в ящик летит заготовка. А врач ошибется,

То «в ящик сыграет», простите, уже человек!

Как быть? А вот так: нам не нужно бумаг и подножья

Порой для престижа. Тут главное – ум и сердца,

Учить надо тех, в ком действительно искорка божья,

Кто трудится страстно и будет гореть до конца!

Чтоб к звездам открытий взмыть крыльям, бесстрашно звенящим,

Пускай без статистик и шумных парадных речей

Дипломы вручаются только врачам настоящим

И в жизнь выпускают одних прирожденных врачей.

Чтоб людям при хворях уверенно жить и лечиться,

Ищите, ребята, смелее к наукам ключи.

У нас же воистину есть у кого поучиться,

Ведь рядом же часто первейшие в мире врачи.

Идите же дальше! Сражайтесь упрямо и гибко.

Пусть счастьем здоровья от вашего светит труда!

Да здравствует жизнь! А слова «роковая ошибка»

Пусть будут забыты уверенно и навсегда!

1984 г.

НАДЕЖНОЕ ПЛЕЧО

Ах, как же это важно, как же нужно

В час, когда беды лупят горячо

И рвут, как волки, яростно и дружно,

Иметь всегда надежное плечо!

Неважно чье: жены, или невесты,

Иль друга, что стучится на крыльце.

Все это – сердцу дорогие вести.

Но всех важней, когда все это – вместе,

Когда жена и друг в одном лице.

Пусть чувства те воспеты и прославлены,

И все-таки добавим еще раз,

Что коль любовь и дружба не разбавлены,

А добровольно воедино сплавлены,

То этот сплав прочнее, чем алмаз.

А если все совсем наоборот,

Вот так же бьет беда и лупит вьюга,

И нет нигде пощады от невзгод,

И ты решил, что тут-то и спасет

Тебя плечо единственного друга!

И вот ты обернулся сгоряча,

Чтоб ощутить родное постоянство,

И вдруг – холодный ужас: нет плеча!

Рука хватает черное пространство…

Нет, не сбежала близкая душа,

И вроде в злом не оказалась стане,

А лишь в кусты отпрянула, спеша,

Считая бой проигранным заране.

И наблюдая издали за тем,

Как бьют тебя их кулаки и стрелы,

Сурово укоряла: – Ну зачем

Ты взял да и ввязался в это дело?!

Вот видишь, как они жестоко бьют

И не щадят ни сил твоих, ни сердца.

А можно было и сберечь уют,

И где-то в ямке тихо отсидеться.

И вот, сражаясь среди злой пурги,

Ты думаешь с отчаяньем упрямым:

Ну кто тебе опаснее: враги

Или друзья, что прячутся по ямам?!

И пусть невзгоды лупят вновь и вновь,

Я говорю уверенно и круто:

Не признаю ни дружбу, ни любовь,

Что удирают в трудную минуту!

Да, в мире есть различные сердца.

Но счастлив тот, я этого не скрою,

Кому досталось именно такое:

В любое время, доброе и злое,

Надежное навек и до конца!

1992 г.

СУДЬБА СТРАНЫ

Пути земли круты и широки.

Так было, есть и так навечно будет.

Живут на той земле фронтовики –

Свалившие фашизм, простые люди.

И пусть порою с ними не считаются

Все те, кто жизнь пытаются взнуздать,

И все ж они не то чтобы стесняются,

А как-то в их присутствии стараются

Не очень-то на Родину плевать.

Нет у бойцов уже ни сил, ни скорости,

И власти нет давно уж никакой,

И все-таки для общества порой

Они бывают чем-то вроде совести.

И сверхдельцам, что тянут нас ко дну,

И всем политиканствующим сворам

Не так-то просто разорять страну

Под их прямым и неподкупным взором.

Но бури лет и холода ветров

Не пролетают, к сожаленью, мимо,

И чаще всех разят неумолимо

Усталые сердца фронтовиков.

И тут свои особенные мерки

И свой учет здоровья и беды,

И в каждый День Победы на поверке

Редеют и редеют их ряды.

И как ни хмурьте огорченно лоб,

Но грянет день когда-нибудь впервые,

Когда последний фронтовик России

Сойдет навек в последний свой окоп…

И вот простите, дорогие люди,

И что же будет с Родиной тогда?

И слышу смех: «Какая ерунда!

Да ничего практически не будет!

Возьмем хоть нашу, хоть другие страны:

Везде была военная беда,

И всюду появлялись ветераны,

И после уходили ветераны,

А жизнь не изменялась никогда!»

Что ж, спорить тут, наверно, не годится.

Да, были страны в бурях и беде,

Но то, что на Руси сейчас творится,

За сотни лет не ведали нигде!

И вот сегодня бывшие солдаты,

Которые за солнце и весну

Фашизму душу вырвали когда-то

И людям мир вернули в сорок пятом,

С тревогой смотрят на свою страну.

И хочется им крикнуть: – Молодые!

Не рвитесь из родного вам гнезда!

Не отдавайте никому России,

Ведь что бы ни случилось, дорогие,

Второй у нас не будет никогда!

Не подпускайте к сердцу разговоры,

Что будто бы заморское житье

Сулит едва ль не золотые горы.

Вот это чушь и дикое вранье!

Не позволяйте обращать в пожарища

Такие превосходные слова,

Как: Родина, Отечество, Товарищи –

Им жить и жить, пока страна жива!

Взамен культуры и больших идей,

Чтоб не могли мы ни мечтать, ни чувствовать,

Нас учат перед Западом холуйствовать

И забывать о звании людей!

Но, как бы нас ни тщились унижать,

Нельзя забыть ни по какому праву,

Что Волгу вероломству не взнуздать

И славу никому не растоптать,

Как невозможно растоптать державу!

Ведь мы сыны могущества кремлевского,

Мы всех наук изведали успех,

Мы – родина Толстого и Чайковского

И в космос путь пробили раньше всех!

И пусть стократ стремятся у России

Отнять пути, ведущие вперед.

Напрасный труд! В глаза ее святые

Не даст цинично наплевать народ!

И, сдерживая справедливый гнев,

Мы скажем миру: – Не забудьте, люди:

Лев, даже в горе, все равно он – лев,

А вот шакалом никогда не будет!

А в чем найти вернейшее решенье?

Ответ горит, как яркая звезда:

Любить Россию до самозабвенья!

Как совесть, как святое вдохновенье,

И не сдавать позиций никогда!

25 мая 1993 г. Красновидово

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: