ВЕЧНОЕ БЕСПОКОЙСТВО

Когда ты, любой выбирая маршрут,

Выходишь из дома, уж так я устроен,

Что я за тебя почему-то спокоен

Не больше чем первые пять минут.

Известно, что в городе все случается.

Но вот, пока в доме хозяйки нет,

Во мне будто вспыхнет вдруг красный свет

И зуммер тревоги в душе включается.

Я занят. Работа моя кипит,

Машинка стучит, но никто не знает,

Что выдержка эта – лишь внешний вид,

В то время как зуммер в душе звенит

И красный огонь без конца мигает!

Но вот заворочался ключ в дверях…

Ты дома! Работа моя продолжается,

Но лампочка тотчас же выключается

И страх рассыпается в пух и прах!

Когда расстается с ребенком мать,

Душа ее мчится за малышом:

Он – кроха! И мысли ее о нем!

И это любому легко понять.

А тут вроде взрослый же человек!

И, кажется, больше чем взрослый даже,

А чуть разлучившись, и жизнь – как сажа…

А встретились – радость белей, чем снег!

Смешно? Что ж, пускай и смешно кому-то.

Еще бы: ведь каждому столько лет!

Но, знаешь, мне кажется почему-то,

Что тут абсолютно вопросов нет!

И дело прекраснейше объясняется:

Ведь там, где два сердца стучат в одном,

То время вдруг словно бы отключается

И возраст практически ни при чем!

1994 г.

ТЩЕСЛАВНАЯ ВРАЖДА

У поэтов есть такой обычай,

В круг сойдясь, оплевывать друг друга…

Дм. Кедрин

Наверно, нет в отечестве поэта,

Которому б так крупно «повезло»,

Чтоб то его в журнале, то в газетах,

А то и в ревнивом выступленье где-то

Бранили б так настойчиво и зло.

За что бранят? А так, причин не ищут.

Мне говорят: – Не хмурься, не греши,

Ведь это зависть! Радуйся, дружище! –

Ну что ж, я рад… Спасибо от души…

Но не тому, что кто-то раздраженный

Терзается в завистливой вражде,

Такое мне не свойственно нигде.

Я потому смотрю на них спокойно,

Что мой читатель многомиллионный

Всегда со мной и в счастье, и в беде.

Включил приемник. Вот тебе и раз!

Какой-то прыщ из «Голоса Америки»

Бранит меня в припадочной истерике

Густым потоком обозленных фраз.

Клянет за то, что молодежь всегда

Со мною обретает жар и смелость,

И я зову их вовсе не туда,

Куда б врагам отчаянно хотелось.

Мелькнула мысль: досадно и смешно,

Что злость шипит и в нашем доме где-то,

И хоть вокруг полно друзей-поэтов,

А недруги кусают все равно.

И хочется сказать порою тем,

Кто в распрях что-то ищет, вероятно,

Ну, там клянут, так это все понятно.

А вы-то, черт вас подери, зачем?!

Успех, известность, популярность, слава…

Ужель нам к ним друг друга ревновать?

На это время попросту терять

До боли жаль, да и обидно, право!

Ну, а всего смешней, что даже тот,

Кому б, казалось, слава улыбается,

Порой, глядишь, не выдержав, срывается –

Не весь сграбастал, кажется, почет!

С утра газету развернул и вдруг

На краткий миг окаменел, как стенка:

Ну вот – сегодня нож вонзает друг.

Теперь уже вчерашний – Евтушенко.

В стихах громит ребят он за грехи:

Зачем у них в душе стихи Асадова?!

Читать же надо (вот ведь племя адово!)

Его стихи, всегда его стихи!

О жадность, ведь ему давно даны

Трибуны самых громких заседаний,

Есть у него и званье, и чины,

А у меня лишь вешний пульс страны

И никаких ни должностей, ни званий!

Ну что ж, пускай! Зато сомнений нет,

Уж если вот такие негодуют,

И, гордость позабыв, вовсю ревнуют,

То я и впрямь достойнейший поэт!

1986 г.

Я МЕЛКОЙ ЗЛОСТИ В ЖИЗНИ НЕ ИСПЫТЫВАЛ…

Я мелкой злости в жизни не испытывал,

На мир смотрел светло, а потому

Я ничему на свете не завидовал:

Ни силе, ни богатству, ни уму.

Не ревновал ни к радостному смеху

(Я сам, коли захочется, – смеюсь),

Ни к быстрому и громкому успеху

(И сам всего хорошего добьюсь).

Но вы пришли. И вот судите сами:

Как ни смешно, но я признаюсь вам,

Что с той поры, как повстречался с вами,

Вдруг, как чудак, завидую вещам!

Дверям, что вас впускают каждый вечер,

Настольной лампе, сделанной под дуб,

Платку, что обнимает ваши плечи,

Стакану, что коснулся ваших губ.

Вы усмехнетесь, дескать, очень странно,

Вещь – только вещь! И я согласен. Да.

Однако вещи с вами постоянно,

А я – вдали. И в этом вся беда!

А мне без вас неладно и тревожно:

То снег, то солнце чувствую в крови.

А мне без вас почти что невозможно,

Ну хоть совсем на свете не живи!

Я мелкой злости с детства не испытывал,

На мир смотрел светло, а потому

Я ничему на свете не завидовал:

Ни славе, ни богатству, ни уму!

Прошу вас: возвратите мне свободу!

Пусть будет радость с песней пополам.

Обидно ведь завидовать вещам,

Когда ты человек и царь природы!

1968 г.

БАНКРОТЫ

Любовь сегодня, словно шляпу, скинули.

Сердца так редко от восторга бьются.

Любовь как будто в угол отодвинули,

Над ней теперь едва ли не смеются.

Конечно, жизнь от зла не остановится,

Но как, увы, со вздохом не признаться,

Что дети часто словно производятся,

Вот именно, цинично производятся,

А не в любви и счастии родятся.

Любовь не то чтоб полностью забыли,

А как бы новый написали текст.

Ее почти спокойно заменили

На пьянство, порновидики и секс.

Решили, что кайфуют. И вкушают

Запретных прежде сексуальных «яств».

И, к сожаленью, не подозревают,

Что может быть отчаянно теряют

Редчайшее богатство из богатств.

Считают так: свобода есть свобода!

Ну чем мы хуже зарубежных стран?!

И сыплют дрянь на головы народа,

И проститутки лезут на экран.

Что ж, там и впрямь когда-то многократно

Ныряли в секс, над чувствами смеясь.

Потом, очнувшись, кинулись обратно,

А мы как будто сами ищем пятна,

Берем и лезем откровенно в грязь.

И тут нам превосходно помогают

Дельцы, чьи души – доллары и ложь,

Льют грязь рекой, карманы набивают –

Тони в дерьме, родная молодежь!

А жертвы все глотают и глотают,

Ничем святым давно не зажжены,

Глотают и уже не ощущают,

Во что они почти превращены.

И до чего ж обидно наблюдать

Всех этих юных и не юных «лириков»,

Потасканных и проржавевших циников,

Кому любви уже не повстречать.

И что их спесь, когда сто раз подряд

Они провоют жалобными нотами,

Когда себя однажды ощутят

Все, все навек спустившими банкротами.

Нет, нет, не стыд! Такая вещь, как «стыдно»,

Ни разу не встречалась в их крови.

А будет им до ярости завидно

Смотреть на то, как слишком очевидно

Другие люди счастливы в любви!

1990 г.

НЕ БЕЙТЕ ДЕТЕЙ!

Не бейте детей, никогда не бейте!

Поймите, вы бьете в них сами себя,

Неважно, любя их иль не любя,

Но делать такого вовек не смейте!

Вы только взгляните: пред вами – дети,

Какое ж, простите, геройство тут?!

Но сколько ж таких, кто жестоко бьют,

Вложив чуть не душу в тот черный труд,

Заведомо зная, что не ответят!

Кричи на них, бей! А чего стесняться?!

Ведь мы ж многократно сильней детей!

Но если по совести разобраться,

То порка – бессилье больших людей!

И сколько ж порой на детей срывается

Всех взрослых конфликтов, обид и гроз.

Ну как же рука только поднимается

На ужас в глазах и потоки слез?!

И можно ль распущенно озлобляться,

Калеча и душу, и детский взгляд,

Чтоб после же искренно удивляться

Вдруг вспышкам жестокости у ребят.

Мир жив добротою и уваженьем,

А плетка рождает лишь страх и ложь.

И то, что не можешь взять убежденьем –

Хоть тресни – побоями не возьмешь!

В ребячьей душе все хрустально-тонко,

Разрушим – вовеки не соберем.

И день, когда мы избили ребенка,

Пусть станет позорнейшим нашим днем!

Когда-то подавлены вашей силою,

Не знаю, как жить они после будут,

Но только запомните, люди милые,

Они той жестокости не забудут.

Семья – это крохотная страна.

И радости наши произрастают,

Когда в подготовленный грунт бросают

Лишь самые добрые семена!

1990 г.

ВЛАСТНОЙ ЖЕНЩИНЕ

С годами вы так придавили мужа,

Что он и не виден под каблуком.

Пусть доля его – не придумать хуже,

Но вам-то какая же радость в том?

Ведь вам же самой надоест тюфяк,

И тут вы начнете тайком тянуться

К таким, что не только нигде не гнутся,

Но сами вас после зажмут в кулак.

Так, право, не лучше ли вам самой

Вдруг стать, извините, добрейшей бабой,

Сердечною, ласковой, даже слабой,

Короче – прекраснейшею женой?!

6 июня – 6 октября 1991 г. Красновидово

НАИВНОСТЬ

Сколько я прочел на свете строк

О любви, как плетью оскорбленной,

О любви, безжалостно сожженной,

Из сплошных терзаний и тревог.

Сколько раз я слышал от друзей

О разбитом на осколки счастье

И о злой или холодной власти,

В пешки превращающей людей.

И тогда мне думалось невольно:

Пусть не все я знаю на земле,

Но в науке о добре и зле

Преуспел я нынче предовольно.

– Что мне зло и хитрости ужи! –

Думал я в самовлюбленном барстве.

Знал. И слова тут мне не скажи!

А споткнулся на глупейшей лжи

И на примитивнейшем коварстве…

Что ж, пускай! Не загрохочет гром,

И звезда не задрожит в эфире.

Просто помнить следует о том,

Что одним доверчивым ослом

Стало больше в этом мире!

1991 г.

СОН В ВЕШНЮЮ НОЧЬ

(Маленькая поэма)

На крышах антенны зажглись, как свечи,

Внизу ж у подъездов уже темно.

Рыжий закат с любопытством по плечи

Просунул голову в чье-то окно.

В лужу скамья загляделась, как в прудик,

Господи, сколько же нынче воды!

Крохотный прудик тот, как изумрудик,

Зеленью блещет в лучах звезды.

Тучки, луною опоены,

Как рыбы плавают полусонные.

А тополь с вербою, как влюбленные,

Обнявшись, шепчутся у стены.

Двор в этот час безлюден и пуст,

Только в углу средь цветов спросонок

Ветер жует сиреневый куст,

Словно губастенький жеребенок.

Сны, расправляя крылья свои,

Слетают с высот в этот мир огромный,

И дремлет во тьме, как щенок бездомный,

Ведерко, забытое у скамьи…

Что это: музыка за окном?

Сойка пропела ли в свете лунном?

Иль, пролетая, провел крылом

Стриж по серебряно-звездным струнам?

Вспыхнул фонарь, и обиженный мрак

Влез по трубе на соседний дом

И, погрозив фонарю кулаком,

Вором проник на глухой чердак.

Чуть дальше – тощее, как Кощей,

Салатное здание у киоска,

Будто хозяин в зеленом плаще

Гуляет с беленькой шустрой моськой.

Вдали возле стройки грузовики

Стоят настороженным полукругом.

И, сдвинув головы, как быки,

Сурово обнюхивают друг друга.

Громадная туча, хвостом играя,

Как кит, проплывает чрез небосклон,

И, с грохотом пасть свою разевая,

Звездный заглатывает планктон.

Луна, как циклоп, ярко-желтым глазом,

Сощурясь, уставились беспардонно

На улицы, окна и на балконы,

Чтоб жизнь человечью постигнуть разом…

И как же ей нынче не заприметить

Мужчину в комнате у стены,

Чьи думы сейчас в этом лунном свете

Грустнейше-грустны и темным-темны.

Он ходит по комнате. Он читает.

Садится, работает у стола.

А сам словно где-то сейчас витает.

Но с кем? И какие сейчас решает,

Быть может, проблемы добра и зла?

Конфликты. Ну что они в жизни значат?!

Амбиции, ревности, пыль страстей,

Укоры, удачи и неудачи,

Когда все должно быть совсем иначе,

Без драм и запальчиво-злых речей.

Ведь часто как в сказочке: «Жили-были…»

Все славно! И вдруг – словно гром с небес.

Что сделалось? Что вдруг не поделили?!

Какой их стравил идиотский бес?

И люди (а сколько вот так случается),

Задумав какой-то конфликт решить,

В такие обиды порой вгрызаются

И так распаляются-раскаляются,

Что лютым морозом не остудить.

Сейчас и самим не найти причин,

Не вспомнить, зачем и с какой привычки,

Кто первым для пламени чиркнул спички

И кто в это пламя плеснул бензин?

О счастье мы все досконально знаем:

Где – первые радости, где – венец,

Истоки же горя подчас теряем,

А помним лишь зло, результат, конец.

Он тоже все помнит и ясно видит,

Как женщина, стоя уже в дверях,

В глазах и страданье, и гнев, и страх,

Кричит что-то в яростно-злой обиде.

Двух взглядов скрещенье острей мечей,

Людей уже нет – только их подобье.

Затем – будто пушка, удар дверей

И стук каблуков пулеметной дробью!

Мчат птицами месяцы и недели.

Разрыв, словно ветер, глаза сечет,

Обида колючею, злой метелью

Любое тепло обращает в лед.

Но как же в любви не просты дела:

Он курит, он сущность постичь пытается:

Кто прав? Кто виновен? Пришла – ушла…

Эх, кончить все разом и сжечь дотла!

Да вот не выходит, не получается.

Ведь мы словно кони, порой по кругу

Бежим и не ведаем: как нам быть?

Зачем, разорвав уже часто нить,

Мы все продолжаем любить друг друга?!

Гром, будто дьявольским кулаком,

Грохнул по хрупкому небосводу,

И тот, как бассейн с расколотым дном,

Вылил стеною на землю воду.

Новая вспышка. Удар! Гроза!

Стонут от грохота водостоки,

Лупят отвесно с небес потоки,

Синее пламя слепит глаза!

Вышел из комнаты на балкон,

Струи блестят, как жгуты тугие,

Молвил с почтеньем: – гремит стихия!

Даже не верится: явь иль сон!

Но что это, что это там – внизу:

Словно подбитая с лету птица,

Кто-то застигнутый ливнем мчится

Прямо сквозь ветер и сквозь грозу…

Чуть улыбнулся: – Стихия, гром!

Ну и везет же сейчас бедняге!

Вдруг, пораженный, одним чутьем,

Словно ошпаренный кипятком,

Стал на мгновенье белей бумаги!

Быстро, насколько достало сил,

Стул опрокинув, почти не веря,

Будто по воздуху – прямо к двери!

И, не дождавшись звонка, открыл!

Чудо? Иль шутки творит гроза?!

Стали вдруг ватными сразу ноги…

Женщина молча глаза в глаза –

Мокрой принцессою на пороге…

Падают звонко струи воды

С локонов, сумки, со всей одежды.

Вместо лица – две больших звезды,

Полных отчаянья и надежды.

– Мы… Мы не виделись сотни лет!

Пусть я ужаснее всех на свете…

Хочешь, гони меня, хочешь – нет,

Только окончим мученья эти!..

Знаю: тебя и себя терзала,

Трубки швыряла и все рвала…

А ведь ждала… Каждый день ждала…

Боже, да сжечь меня просто мало!

Можешь простить меня?.. Я не сплю?..

Дождь – как крещенье… Я даже рада…

Господи! Как я тебя люблю!..

– А я еще больше!.. Не плачь… Не надо!

И это не я, это ты прости!

Я тоже свернулся смешней улитки!

– Безумец… Постой обнимать… Пусти!

Да ты же промокнешь сейчас до нитки!.. –

С хохотом кружится человек

С милым промокшим, бесценным грузом!

Кружит земля голубым арбузом,

Кружится звезд серебристый снег.

Ветер, ворвавшись, успел вскричать:

– Видите, люди, как вы не гибки!

Страшно не столько свершать ошибки,

Сколько упрямо на них стоять!

Кружатся мысли и в теле кровь:

Вот оно, самое в мире ценное!

Радостно кружится вся вселенная,

Ибо вселенная есть любовь!

11 февраля 1992 г. Москва

МАГНЕТИЗМ

О, как же мы странно с тобой прощаемся:

Твердим: «До свиданья», твердим: «Пока».

Но только все время в руке рука,

И мы их так слабо разнять пытаемся.

Ужасное время – пора разлуки…

Но, кажется, силы у нас нашлись.

Однако, едва лишь разжались руки,

Как губы вдруг взяли да и слились.

А губы слились – значит, смолкли речи.

Но чуть только мы их смогли обуздать,

Как тут устремились друг к другу плечи

И руки уже обнялись опять.

О, Господи! Что же творит любовь?!

Все планы практически рассыпаются:

То руки мгновенно опять смыкаются,

То губы встречаются вновь и вновь…

А чуть распрощаемся до конца,

Как все будто снова летит по кругу:

То ноги несут нас опять друг к другу,

То тянутся руки, то вновь сердца.

О, люди! Запомните мой совет:

Коль вдруг вот такое у вас случится,

Не мучьтесь, а мчитесь бегом жениться.

Другого решения просто нет!

1994 г.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: