СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД в культурологии

- методол. основа культурологии как науки. Направлен на интеграцию исследоват. материала, накопленного разл. областями гуманитарного знания, занимающимися изучением культуры (философия культуры, теория культуры, искусствознание, психология культуры, социология культуры, история культуры и др.), и реализует стремление к анализу культуры в парадигме, задаваемой теорией систем. В рамках С.п. культура рассматривается как система, складывающаяся и функционирующая во взаимодействии: объективной (любые культурные объекты) и субъективной (“слепок” культуры в сознании) форм; рациональной и эмоционально-чувственной ее составляющих; культурно-новационных механизмов и свойственных культуре способов обеспечения себе-тождественности; процессов производства, распространения (трансляции) и “присвоения” культурных ценностей и др.

Одна из первых попыток применения С.п. принадлежит Л. Уайту. В работах “Наука о культуре” (1949), “Эволюция культуры” (1959), “Понятие культуры (1973) и др. он рассматривает культуру как целостную и самонастраивающуюся систему материальных и духовных элементов (общий закон развития культуры им сформулирован следующим образом: “Культура движется вперед по мере того, как возрастает количество обузданной энергии на душу населения, или по мере того, как возрастает эффективность или экономия в средствах управления энергией, или и то и другое вместе”). Разл. варианты описания культуры как системы присутствуют в работах Малиновского, Сорокина, одного из создателей структурно-функционального направления в социологии Парсонса и др.

Сложность реализации С.п. объясняется прежде всего тем, что и культура в целом, и сами по себе отд. ее компоненты (искусство, этика, религия, мифология, технологич. культура и т.п.) представляют собой системы высокой сложности (их характеристики и изучаются разл. областями гуманитарных исследований, внутри к-рых, в свою очередь, возникают разл. школы со своими научными “доминантами”). В связи с этим одна из важнейших задач С.п. — выработка общемодельного, системно-целостного определения феномена культуры, все другие трактовки к-рого являлись бы частными случаями этого определения. Вторая группа проблем в принципе аналогична тому, с чем столкнулась в сво-

ем развитии сама общая теория систем, — на общесистемном уровне анализа культуры теория практически имеет дело с еще неопределенными категориями филос. уровня. С этой т.зр. особенно значимы попытки “операциональной расшифровки” тех или иных феноменов культуры, в частности феномена “эстетическое” (напр., в работах М. Князевой и Ю. Осокина). Однако наиболее специфич. трудности применения С.п. задаются тем обстоятельством, что при обращении к материалу культуры исследователь имеет дело по преимуществу с ее объективной формой (теми или иными артефактами культуры, реалиями наблюдаемых культурных процессов и т.д.), и ему необходимо найти и выявить в упомянутых культурных объектах некие признаки, характеризующие состояние и динамику субъективной ее формы. В этом смысле огромный вклад в развитие культурологии внесло изучение истории ментальности, начатое М. Блоком и Л. Февром в 30-40-е гг. и продолженное начиная с 60-х гг. Дюби, Ле Руа Ладюри, Ле Гоффом и др. Пониманию специфики функционирования культуры в ее субъективной форме способствует и активная разработка теории субкультурной дифференциации, предпринимаемая в поел. годы рос. учеными (К. Соколов и др.).

Важнейший момент, обеспечивающий возможность применения С.п., — формализация культурологич, материала (определяемая, подобно тому как это имеет место в математике, как отвлечение от изменчивости рассматриваемого объекта). Это означает, что с культурными объектами и процессами необходимо сопоставить нек-рые стабильные, неизменные понятия, в силу чего становится возможным выявить взаимоотношения, существующие между этими понятиями, а тем самым вскрыть связи, наблюдаемые в реальной действительности. Отсюда следует, что методика применения С.п. состоит в выявлении необходимого и достаточного набора общесистемных характеристик, отличающих специфику данной культуры (культурно-истор. периода) либо отд. ее элементов и компонентов (в свою очередь представляющих собой системный объект) и инвариантной реконструкции хода и рез-тов культурных процессов, что позволяет проследить раскрытие выявленных общесистемных характеристик в культурно-истор. конкретике применительно к любым сферам культуры данного периода, эпохи, этноса и т.д. Причем высокая степень неопределенности (неоперациональности) категорий, с к-рыми в наст. время имеет дело культуролог, вынуждает осуществлять эту реконструкцию на языке содержательно-структурной интерпретации культурных явлений и процессов, что пока еще очень далеко от требований, предъявляемых к описанию абстр. систем со стороны общей теории систем. В то же время уже на нынешнем уровне С.п. позволяет упорядочить использование многочисл. толкований термина “культура” (вплоть до их представления в виде своеобр. “терминологич. древа”), выработать единые методол. основания для изучения и классификации функций культуры, выявить специфику взаимодействия “имманентных” законов, действующих в той или иной сфере культуры, с общесистемными закономерностями, свойственными данной культуре в целом.

Лит.: Проблемы методологии системного исследования. Сб. ст. М., 1970; Ле ГоффЖ. Цивилизация ср.-век. Запада. М., 1992; Князева М., Осокин Ю.В. Эстетическое как социальный феномен // Эстетич. воспитание на совр. этапе: Теория, методология, практика. М.. 1990; Субкультуры и этносы в худож. жизни об-ва. СПб., 1995; White L. The Science of Culture. N.Y., 1949.

Ю.В. Осокин

СМЫСЛЫ КУЛЬТУРНЫЕ

- идеациональные конструкты, связанные с культурными объектами (денотатами) как со знаками, т.е. являющиеся их информ., эмоц., экспрессивным содержанием (значением).

С.к. формируются индивидами и коллективами в процессе освоения действительности и коммуникации с окружением. В науках о культуре и философии культуры С.к. рассматривались, как правило, в контексте общих проблем культуры (или символич. деятельности); сегодня С.к. — предмет изучения в культурной семантике.

В логич. семантике, вслед за Фреге и Чёрчем, принято разделять, во-первых, предметное (экстенсиональное) значение — именование денотата и, во-вторых, дополнит, (интенсиональное) значение, собственно смысл, — информацию о типологии и иных свойствах денотата. Применительно к С.к. выделяют также денотативные (непосредственно указывающие на денотат, характеризующие его) и коннотативные (непосредственно не связанные с характеристикой денотата) значения. Однако однозначно разделить денотативный и коннотативный смысл далеко не всегда возможно даже для отд. знака, а по мере усложнения характера знака (слово — высказывание — группа высказываний) эта проблема многократно усложняется.

Не менее важен вопрос знаковой представленности С.к., возможности самого их существования вне знаковой формы (хотя один и тот же смысл может быть выражен, как правило, разными знаковыми средствами). Даже в лингвистич. семантике, наиболее длительно и плодотворно разрабатывающей данное направление, проблема создания спец. семантич. языка (языка описания значений) для естеств. языков еще далека от разрешения. Здесь же возникает весьма актуальная для культуры с ее многообразием смыслов и знаковых форм проблема “переводимости языков”, т.е. возможности описания значений одного языка средствами другого.

Возможность определения отношения С.к. к фиксируемому в них предмету, явлению, понятию (истинности или ложности, определенности, степени соответствия) также представляется проблемой прежде всего языковой: знаковая форма всегда тяготеет над содержанием, опр. образом искажая его; кроме того, сама оценка истинности и соответствия может быть осуществле-

на только средствами самого языка. Однако для культурной семантики, в отличие от логической (где эта проблема разрабатывалась Тарским и львовско-варшавской школой), наличие искажения, ложности, несоответствия является не менее эвристичным, чем констатация истинности или тождественности.

С.к. можно классифицировать по типу (выделяя информ., эмоц., экспрессивное содержание); ориентации на опр. способ восприятия (рац. познание, интуитивное понимание, ассоциативное сопряжение, эстетич. вчувствование, традиц. отнесение); уровню адресации (предназначенные для всех, для этнич., языковой, социально-групповой, проф., иной субкультуры, семьи (рода), конкр. индивида); по специфике языковой представленности (системной и несистемной, представленное™ средствами того или иного языка культуры); приоритетности и популярности на том или ином уровне культуры (специализир., обыденном, трансляционном), в той или иной ее специализир. форме. В условиях неизбежного полисемантизма культурного объекта (исходного или приобретаемого в процессе существования в культуре) выделение и анализ связанных с ним С.к. с т. зр. этих классификаций является высокоэвристичным.

Исследование С.к. предполагает выделение трех типов взаимосвязанных процессов: их генерации (производства) и означения, функционирования (существования их знаковой формы в пространственно-временной динамике) и понимания (интерпретации). Генерационные процессы рассматривались в рамках гештальтпсихологии, психоанализа и психол. антропологии, структурализма, а также в работах отд. представителей “философии жизни” (теория культурогенеза Ницше) и неопозитивистской лингвистич. философии (языковые теории Витгенштейна). Процессы функционирования С.к. разрабатывались в эволюционистских и диффузионистских концепциях, а также в циклич. концепциях культурной динамики (Шпенглер, Тойнбч, Сорокин) — на макроуровне; в рамках структурного и функционального анализа (Малиновский, Радклифф-Браун, Мертон, Маслоу) — на среднем и микроуровне. В классич. культурной антропологии функционирование К. с. рассматривается на уровне идиографич. описания для локальных культурных сообществ (Гребнер, Боас, амер. этнология). Процессы понимания получили специальное освещение прежде всего в герменевтике (от Дильтея до Рикёра), а также в направлениях, разрабатывавших коммуникативные пласты культуры — символич. интеракционизме, феноменологич. социологии, этноме-тодологии и, кроме того, лингвистич. философии, опирающейся на контекстуальный анализ словоупотребления (Остин, Стросон, Уисд&м и др.). Для совр. исследований С.к. характерна разработка локальных (субкультурных, ситуационно-коммуникативных) аспектов и тенденция к комплексному рассмотрению связанных с ними процессов на прикладном уровне.

См. Язык культуры.

Лит.: Тарский А. Введение в логику и методологию дедуктивных наук. М. 1948; Проблема знака и значения: Сб., М. 1969; Свасьян К.А. Проблема символа в совр. философии. Ереван, 1980; Павиленис Р. Проблема смысла. М., 1983; Гусев С.С., Тульчинский Г.Л. Проблема понимания в философии. М., 1985; Смирнова Е. Д. Логич. семантика и филос. основания логики. М., 1986; Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. В.8, М., 1977; Фреге Г. Понятие и вещь // Там же, В. 10. М., 1978; Ullmann S. Semantics. An Introduction to the Science of Meaning. Oxf., 1972; Feleppa R. Convention, Translation and Understanding. N.Y., 1988; Rickman H.P. Understanding and Human Studies. L., 1967.

А. Г. Шейкин

СОН

— 1) культурная универсалия, образ и мифологема альтернативной реальности; 2) специфично пограничное состояние сознания, описанное в терминах инобытия и теологии успения; 3) эстетич. аналог условной смерти. Первое значение термина актуализовано мифологией С. как онтологич. извода яви и формы временного покоя. С. вписывается в общий круг мифологич. жизнеотношения как реальность, усредняющая оппозиции “мир людей / мир демонов”, “здесь / там”, “зримое / незримое”, “обычное / экстраординарное”. Произвольная “логика” сновидения трактуется бодрственным сознанием как извне формируемая причинность иного порядка. Спящий не удивляется диковинным событиям С., и проснувшийся числит их какое-то время в ряду повседневного событийного ряда. С. есть магия бытия и параллельная жизнь. Это форма диалога с богами в пространстве их голосов, указаний и намеков (“вещий С.”); здесь осуществляется профетически опознаваемый замысел божеств, руководительства поступками людей, сакрального оберега и упреждающей заботы. Реальность С. чудесна и не нуждается в объяснении: в ней нет ничего, чего бы не было в действительности и в памяти; это делает С. убедительнее и ценнее внесновидч. мира (чудо внутри С. не осознается как диво и небывальщина). Метафора “жизнь=С.” закрепляет эту самоценность С. как формы свободы от обыденной детерминации и как прорыва в область самозаконной онтологии. В цепочке “С. — греза — видение — мечта — идеал — утопия” мы имеем градацию ирреальных возрастаний желаемого. Интенции и претензии на воплощение делают С. формой и образом профетизма, и особенно активно — в лит-ре: С. героя есть или предвосхищение сюжета (С. Татьяны в “Евгении Онегине”), или предупреждение о будущем (апокалиптич. С. Раскольникова в “Преступлении и наказании”), или утопия (“Что делать?” Чернышевского). В лит-ре и искусстве романтизма и символизма создана универсальная “мифология” С.: С. предпочтен иным типам реальности как Дар онтологич. и духовной свободы, как порыв к бесконечному, как способ богочеловеч. диалога и контакта с потусторонними силами. Ре-лиг. авангард создает символологию С. как “текстуаль-

ного” свидетельства бытия Я во множественных мирах, в т.ч. и в мире чистых смыслов (см. анализ С. у Ницше и Флоренского)', здесь сформулирована анамнетич. культурология сновидения. Фрейд и его школа придали символике сна гиперсемиотич. значимость, прямо заменив традиц. сакральную детерминанту Божьего внушения агрессивным пафосом саморазоблачения ментальных подвалов бессознательного. Переход от “объятий Морфея” к власти Гипноса, его отца, осуществлен во втором значении термина (пограничные состояния Я). С открытием структурных свойств сновидческих состояний и с накоплением гипнопедич. опыта отчасти прояснилась природа “загадочных феноменов психики”, благодаря чему явления лунатизма, сомнамбулизма, летаргии и каталепсии встали в один ряд с фактами творчества во С. Выяснилось, что “С. разума” отнюдь не всегда “порождает чудовищ”, как думал Фрейд. Совр. психоаналитич. штудии измененных форм мышления, типов ложной памяти, механизмов функциональной асимметрии мозга, парапсихологич. феноменов и лечебной сенсорики вскрыли работу весьма архаич. структур внутр. поведения, получающих во С. символич. и метафорич. образные репрезентации. Свой вклад внесла и эмпирич. танатология, не слишком склонная к интерпретации уникального опыта клинич. самонаблюдений над состояниями “пост-смерти” в терминах некоей философии С., но предоставившая впечатляющий архив “С. наяву”. На этих путях заново открылся инобытийно-пограничный репертуар существования субъекта, не раз описанный в спец. уставах ментального тренажа на Востоке (в частности, в дзэн-буддийской и йогич. практике, типологически родственной аскетич. опыту самопогружения в христ. исихастской культуре священно-безмолвия). В близких С. состояниях Я обретает “единомножественность” личности (в терминах Л. Карсавина и А. Меиера), в психол. пространстве к-рой свершается многоголосый полилог пересекающихся ипостасей Я, обнимаемый единством самосознания. Во С. обнажены и персонифицированы механизмы и агенты диалогич. фактуры мышления, памяти и аутовидения, актуализованы эвристич. способности творчески напряженного и проблемно озабоченного сознания. Ему даны во С. возможности таких пространственно-временных топологич. проекций, метаморфоз, смыслового конструирования и сверхлогич. интуитивной альтернации, какие не в силах предоставить Я отягощенное объективацией и объясняющими раздражителями бодрствующее сознание. С. в этом смысле (в отличие от первого значения термина) осмыслен не в качестве источника сверхчеловеч. внушений (голос Музы, оклик Бога, наваждение дьявола), а в аспекте спонтанной аккумуляции и самопроизводства форм неявного знания и неформализуемой экзистенции. С. есть черновик возможных миров и своего рода гностич. контрабанда. На фоне многократных приравниваний С. и жизни (Кальдерон, С. Квазимодо, Тютчев, Лермонтов), С. и смерти (романтизм) убедительно выглядят гипотезы сновидч. философии истории, к-рая описывает реальность, построенную по принципу “матрешки” и перехода бога-демиурга из одного С. в другой. Так эстетически оформляется образ кумулятивной онтологии мирового С. с ее ритмами пробуждения/засыпания и перехода из реальности в реальность. Это третье наполнение термина “С.” обслуживает поэтич. философию С. Ср. прозу Борхеса и Хлебникова, для к-рых культура есть континуум С., “цитирующих” друг друга в истор. пространстве. Ср. также знаменитую притчу Чжуан-цзы о бабочке с образами С. в рус. традиции (Лермонтов) и словами Тютчева о здешнем мире, где “человек лишь снится сам себе”. Старинные представления о С. как временной смерти, усложненные опытом анамнезиса и метемпсихоза, придали С. функцию аргумента в пользу релятивных картин мира и интуитивистских концепций культуры. Образ ноосферы как грандиозного перманентного сновидения Мирового Духа брезжит в картинах мира классич. объективного идеализма (Гегель), в циклич. моделях и космизме;

в психол. и филос. прозе модерна (символизм, постмодернизм), в интуитивистской эстетике. На архетипе С. и сейчас сходятся интересы психологии творчества, филос. антропологии, теории культуры и истор. эстетики. Как зеркало внутр. проективного опыта С. не раз становился объектом философско-поэтич. (Вяч. Иванов) и психоаналитич. (Н.Е. Осипов) рефлексии и лит. мифологии.

Лит.: Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Соч. Т. 1. М., 1980; Динесман Т.Г. “Сон” // Лермонтовская Энциклопедия. М., 1981; Друскин Я.С. Сны // Даугава. Рига, 1990. № 3; Руднев В.П. Культура и сон // Там же; Сны Николая Клюева // Новый журнал. 1991. № 4; Малкольм Н. Состояние сна. М., 1993; Михайлов А.И. О сновидениях в творчестве Алексея Ремизова и Николая Клюева // Алексей Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994; Фрейд 3. Толкование сновидений. СПб., 1997.

К. Г. Исупов

СОРОКИН Питирим Александрович (1889-1968)

-социолог и культуролог. С детства работал маляром, декоратором и золотых дел мастером, занимаясь поновлением церквей в селах и городах вологод. севера. Окончив школу, учительскую семинарию и сдав экстерном гимназич. курс, С. получает возможность учиться в унте. В 1916 он оканчивает Петербург, ун-т, получив звание магистра уголовного права. С 1906 С. принимает активное участие в полит, жизни России, а к 1916 становится одним из идеол. лидеров партии эсеров. В июле-ноябре 1917 С. — помощник премьер-министра, А.Ф.Керенского. После победы большевиков его заключают в Петропавловскую крепость, затем он вновь подвергается аресту. В 1922 С. выслан из России и с 1923 живет в США. Научная работа в ун-тах Иллинойса, Висконсина и Гарварда (где С. основывает социол. факультет) приносит ему мировую известность. Венцом

научной деятельности С. явилось избрание его а 1964 президентом Амер. социол. ассоциации.

Из числа разрабатывавшихся С. теорий наибольшей известностью пользуется его учение о социокультурной динамике. Подобно Шпенглеру, Тойнби, Крёберу, П.Лигети, Ф.Чемберсу, С. создал интегрированную теорию повторяющихся фаз в жизни большинства культурных суперсистем. На сорокинский вариант учения о социокультурной динамике оказали сильнейшее воздействие концепция Дж. Вико с чередующимися эпохами божественности, героизма, человечности (“Основания новой науки об общей природе наций”) и теория трех стадий О.Конта, со сменяющими друг друга теологич., метафизич., позитивной фазами (“Система позитивной политики...”). Укажем также на значит, сходство динамики культурных фаз С. с древнеинд. циклич. представлениями о закономерной смене мировых периодов (юг). Вполне вероятно, что на представления С. о волнообразной динамике культуры повлияла и теория его друга Н.Д.Кондратьева, описавшего волны больших циклов конъюнктуры.

Основой культурологич. концепции С. являются об-во и культура, рассматриваемые им как единый феномен. Сквозь эту призму он предлагает рассматривать все аспекты человеч. деятельности. С. полагал, что социокультурное взаимодействие представляет собой своеобр. матрицу, любая ячейка к-рой является одновременно и определяющей, и определяемой. Поэтому значение каждого индивида может быть понято лишь в контексте этой матрицы, содержащей всю полноту информации о социокультурных явлениях и их отношениях. Т.о., с т.зр. С., существует жесткая взаимосвязь между элементами неразрывной триады — личностью, об-вом и культурой. При этом личность выступает как субъект взаимодействия; об-во как совокупность индивидов, с его социокультурными отношениями и процессами; культура как совокупность значений, ценностей, норм, и совокупность ее носителей, к-рые объективируют, социализируют и раскрывают значения.

С. утверждал, что любая теория, концентрирующаяся на одном из этих аспектов при исследовании социо-культурного пространства, является неадекватной. В качестве примера он указывал на интегративность зап. об-ва, попытка объяснить к-рое, используя лишь один “первичный фактор”, обречена на неудачу. По мнению С., экономика, вопреки теории Маркса, не может быть базисом. Метаморфозы зап. об-ва свидетельствуют, что изменения претерпела вся социокультурная система. Изменения в одном классе интегрированной системы приводят к одновременным или отложенным изменениям в другом классе. Но это говорит не о первичности к.-л. фактора, а о постоянной трансформации всей системы в целом.

Экон., полит, и любые др. флуктуации бесцельны. Не существует никакой устойчивой тенденции в развитии об-ва от монархии к республике или смены правления меньшинства большинством. С. оценивает эти процессы как “шараханье истории”. В качестве примера отсутствия вектора прогресса он указывает на возвышение и падение разл. гос-в (Египта, Афин, Спарты, Англии, Германии, Франции, России и др.). Постоянные взлеты и падения разл. культур показывают, что невозможно познать суть социокультурных процессов, опираясь на принципы материалистич. детерминизма. С. полагает, что в истории “есть некая трансцендентальная цель и невидимые пути приближения к ней”. Но они никем не установлены, и поэтому теория бесцельных флуктуаций представляется ему вполне корректной.

Однако если частные проблемы социокультурного развития не поддаются в предложенной С. парадигме надежному причинному истолкованию, то глобальные процессы объясняются им, на большом фактич. материале, убедительно и остроумно. Правда, невзирая на скептич. отношение С. к биосоциологии, его собств. анализ основывается все же на двойств, природе человека. Он считает, что, люди — существа мыслящие и чувствующие. Поэтому они периодически испытывают необходимость в удовлетворении то витальных, то идеальных потребностей. С. не уподобляет об-во ни человеку, ни даже сумме индивидов. Описывая динамич. процессы социокультурной системы как состояние непрерывного перехода из идеальной (идеациональной) фазы в чувственную и наоборот, он показывает коренные отличия интегративного об-ва от отд. индивида. Принципиальное различие заключается, в частности, в том, что переход об-ва из одной фазы в др. чреват внутр. потрясениями и жесточайшими конфликтами. Все войны и социальные катастрофы 20 в. С. объясняет как закономерное следствие перехода зап. культуры (играющей в наст. время доминирующую роль на планете) из чувственной фазы, достигшей в 19 в. пика своего развития, к идеациональной фазе, ориентированной на сверхчувств, царство Бога.

Согласно теории С., время перехода отмечается культурной поляризацией об-ва. Часть людей “ментально и морально дезинтегрируется”. Поэтому в такие эпохи на первый план выступает необходимость сплочения сил “позитивного полюса” для решения задачи альтруистич. трансформации человечества. Ибо лишь при условии сохранения системы ценностей, основанных на “чувстве нравств. долга и Царства Божия, рац. средства, возможно, помогут разрешить многие практич. проблемы культурного и социального возрождения”.

Грядущая идеациональная эпоха, по мнению С., приведет к конвергенции рус. и амер. моделей культур “в некий промежуточный тип, соединяющий черты демократии и тоталитаризма”. Эта фаза будет также отмечена “возрождением великих культур Индии, Китая, Японии, Индонезии и исламского мира”.

Соч.: Человек. Цивилизация. Об-во. М., 1992; Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992; Социологические теории современности. М., 1992; Система социологии. Т. 1-2. М., 1993; Общедоступный учебник социологии. Ст. разных лет. М., 1994; Гл. тенденции нашего време-

ни. М., 1993; Social and Cultural Dynamics. V. 1-4. N.Y., 1937-41; Man and Society in Calamity. N.Y., 1942.

Лит.: Голосенко И.А. Питирим Сорокин: судьба и труды. Сыктывкар, 1991; Он же. Социология Питирима Сорокина: рус. период деятельности. Самара, 1992; Канев С.Н. Путь Питирима Сорокина. Сыктывкар, 1991; Колева Д. Сорокин — культурологични идеи. София, 1993; Социальная теория и современность. Вып. 8: П. Сорокин “Человек, цивилизация, общество”. М., 1993; История социологии в Зап. Европе и США. М., 1993; Кукушкина Е.И. Рус. социология. XIX-нач. XX в. М., 1993.

А. В. Шабага

СОССЮР (Saussure) Фердинанд де (1857-1913)

-швейц. языковед. Получил классич. образование. Уже в школьные годы проявлял интерес к вопросам языка, самостоятельно изучал санскрит, но в 1875, под влиянием семейных традиций, отдававших предпочтение точным и естеств. наукам, поступил в Женев. ун-т, где в течение года изучал физику и химию. В 1876 вернулся к лингвистике, стал членом Париж, лингвистич. об-ва и студентом Лейпциг, ун-та. В 1876-1878 изучал др.-перс., др.-ирланд., старослав. и литов. языки и историю нем. языка. Одновременно разрабатывал теорию индоевроп. корня и в 1879 опубликовал “Трактат о первонач. системе гласных в индоевроп. языках”, где впервые объявил целью сравнительно-истор. языкознания не простое накопление фактов, относящихся к праязыку, а восстановление целостных систем. Новая для языкознания идея системности языка не нашла понимания в среде лейпцигских младограмматиков, занятых исследованием индивид, речи и отрицавших реальность общенародного языка. В то же время “Трактат...” принес С. известность и признание во Франции, и в 1880, защитив в Лейпциг, ун-те докт. дис., он продолжил обучение в Париж. Высшей школе практич. исследований под руководством М. Бреаля. В 1881 Бреаль доверил своему ученику читать вместо себя лекции по сравнит. грамматике. В 1881-91 С. вел интенсивную преподават. деятельность в Высшей школе практич. исследований (курсы гот., др.-верхненем. и литов. языков, а также сравнит, грамматики греч. и лат. языков) и активно участвовал в работе Париж, лингвистич. об-ва. В 1891, отказавшись принять франц. гражданство, занял должность экстраординарного проф. специально созданной для него кафедры истории и сравнит, грамматики индоевроп. языков и санскрита Женев. ун-та. В 1896 стал ординарным проф. и до 1912 преподавал санскрит, сравнит, грамматику и разл. разделы классич. языков. В 1906 получил кафедру общего языкознания. В 1906/07, 1908/09 и 1910/11 уч. гг. в курсах лекций по общей лингвистике изложил свои размышления о природе языка и предмете языкознания. Возражая против расплывчатости понятий и неточности терминологии совр. ему языковедения, С. стремился решать вопросы философии языка методами точных наук. По-видимому, подавленный масштабностью задачи, не находя опоры в научной среде, С. в последние десятилетия жизни мало писал, почти ничего не публиковал и время от времени отвлекался на исследования частного характера (герм. эпос о Нибелунгах, франц. стихосложение, особенности древней индоевроп. поэтики). Общелингвистич. взгляды С. так и не были оформлены им в виде печатного труда; его идеи, намного опередившие свое время и вызывавшие восхищение учеников, при его жизни оставались неизвестными научному миру. В 1916 ученики С. Ш. Балли и А. Сеше опубликовали “Курс общей лингвистики”, составленный ими на базе студенч. конспектов соссюровских лекций, а также отд. черновых заметок самого автора, — труд, положивший начало лингвистике 20 в.

В поисках путей постижения истинной природы языка и подлинно научного определения осн. понятий языкознания С. опирается на психологию и социологию. Он различает “речевую деятельность” (langage), “язык” (langue) и “речь” (parole). Речевая деятельность — процесс выражения человеч. мысли и общения между людьми — выступает одновременно как предмет разных наук: языкознания, психологии, физиологии, физики и др. Собственно предметом языкознания является язык — система языковых средств, потенциально существующих в сознании индивидов, принадлежащих к одной языковой общности (грамматика и словарь). Речь представляет собой реализацию этой системы и состоит из индивид, актов говорения и слушания, осуществляемых в круговороте общения. Язык и речь “тесно между собою связаны и друг друга взаимно предполагают: язык необходим, чтобы речь была понятна и производила все свое действие; речь, в свою очередь, необходима для того, чтобы установился язык: исторически факт речи всегда предшествует языку”.Язык противостоит речи как социальное явление индивидуальному. Язык навязывается об-вом всем его членам в качестве обязат. нормы и усваивается индивидом в готовом виде, в то время как каждый акт речи имеет автора, импровизирующего речь по своему усмотрению. Язык устойчив и долговечен, речь неустойчива и однократна. Язык отличается от речи как “существенное от побочного и более или менее случайного”. Противопоставление языка и речи приводит С. к убеждению о необходимости двух разных наук — лингвистики языка и лингвистики речи.

Считая единств, и истинным объектом языкознания “язык, рассматриваемый в самом себе и для себя”, С. резко отделяет внутр. лингвистику, изучающую саму языковую систему, от внешней лингвистики, исследующей условия функционирования и развития языка. Он различает синхронию — состояние языка на отд. этапе его истор. развития, язык в его статике — и диахронию — истор. последовательность развития отд. языковых явлений и системы языка в целом, язык в его динамике. В итоге С. выделяет новую пару независимых дисциплин — синхронич. и диахронич. лингвистику, в к-рой отдает предпочтение первой: “... синхронич. ас-

пект важнее диахронического, так как для говорящей массы только он — подлинная и единств, реальность”.

Подчеркивая системный характер языка, С. определяет язык как систему знаков. В знаке выделяются две стороны: означающее (план выражения) и означаемое (план содержания). В качестве означающего выступает звуковой образ, в качестве означаемого — понятие, мысль человека о предмете реальной действительности. “Если по отношению к изображаемой им идее означающее представляется свободно выбранным” (произвольный, условный характер знака), “то, наоборот, по отношению к языковому коллективу, к-рый им пользуется, оно не свободно, оно навязано”. По С., знаки как элементы языковой системы взаимно определяют друг друга. Отсюда вытекает их свойство, названное С. “ценностью (значимостью)” языкового знака: для С. важны не материальные (субстанциальные) отличия знаков друг от друга, а их реляционные (функциональные) свойства (отрицат., оппозитивный характер знака). Исследуя отношения между знаками в системе языка, С. противопоставляет синтагматику (линейное, последоват. соотнесение языковых элементов друг с другом) парадигматике (ассоциативному, разновременному их соотнесению, выбору опр. языкового элемента из парадигмы, известной говорящему).

Рассматривая язык как систему условных знаков, С. уподобляет его любой другой знаковой системе. “Язык есть система знаков, выражающих идеи, а следовательно, его можно сравнить с письмом, с азбукой для глухонемых, с символич. обрядами, с формами вежливости, с военными сигналами и т.п.”. В связи с этим С. предлагает создать особую науку, изучающую жизнь знаков внутри об-ва, — семиологию, или семиотику, в к-рую составной частью вошло бы и языкознание как “наука о знаках особого рода”.

Учение С. оказало огромное влияние на все дальнейшее развитие науки о языке. Представители Женев. школы языкознания (Ш. Балли, А. Сеше, С. Карцевский) непосредственно развивали взгляды своего учителя. Еще более обширная группа языковедов усвоила социол. идеи С. и соединила их с принципами сравнительно-истор. языкознания (А. Мейе, Ж. Вандриес, А.Соммерфельт, Э. Бенвенист и др.). Осн. положения концепции С. послужили теор. базой для разл. направлений структурализма (Праж. лингвистич. школа, дат. структурализм, амер. дескриптивная лингвистика), опиравшихся на ряд общих принципов: изучение языка как знаковой системы, разграничение синхронии и диахронии, поиски формальных методов изучения и описания языка.

Соч.: Recueil des publications scientifiques. Heidelberg, 1922; Cours de linguistique generale. P., 1988; Труды по языкознанию. М., 1977; Заметки по общей лингвистике. М., 1990.

Лит.: Слюсарева Н.А. Теория Ф. де Соссюра в свете современной лингвистики. М., 1975; Холодович А.А. Фердинанд де Соссюр. Жизнь и труды // Ф. де Соссюра. Труды по языкознанию. М., 1977; Mounin G. Saussure ou le structuraliste sans le savoir. P., 1968; Koerner E.F.K. Bibliographia Saussureana. Metuchen (N.J.), 1972.

Т.К. Черемухина

СОЦИАЛИЗАЦИЯ

— процесс усвоения и активного воспроизводства индивидом социокультурного опыта (социальных норм, ценностей, образцов поведения, ролей, установок, обычаев, культурной традиции, коллективных представлений и верований и т.д.). С. — рез-т и целенаправл. формирование личности посредством воспитания и формального обучения и стихийного воздействия на личность жизненных обстоятельств. Понятие С. появилось в 30-е гг. и с 40-50-х гг. широко используется в социологии, социальной психологии и антропологии. В амер. антропологии, традиционно сосредоточенной на изучении культуры, этот термин был подвергнут критике как преувеличивающий значимость усвоения социальных ролей и упускающий из виду передачу когнитивных аспектов культуры; были предложены альтернативные термины “культурализация” (К. Клакхон) и “инкультурация” (М. Херсковиц). На сегодняшний день С. и инкультурация рассматриваются как два аспекта единого процесса вхождения индивида в социокультурную систему. Хотя изучается гл. обр. процесс С. индивида в детском и юнош. возрасте (“этнография детства” и т.д.), этот процесс охватывает всю человеч. жизнь, т.к. и взрослый человек может под давлением жизненных обстоятельств осваивать новые роли и модели поведения.

В к. 19-нач. 20 в. исследования С. концентрировались вокруг спора о роли наследственности и среды в формировании поведения: У. Макдаугалл, А. Гезелл, Ж. Пиаже отстаивали тезис о доминирующей роли наследственности; Дж. Болдуин и Дж.Г. Мид утверждали, что определяющее воздействие на формирование поведения оказывает среда, и исходили из постулирования врожденной склонности ребенка к имитации. Наиболее мощный толчок развитию исследований С. и детства в разных культурах дали теории Фрейда об определяющей роли семьи в формировании поведения и личности индивида, роли идентификации в усвоении ребенком социальных норм и запретов, Эдиповом комплексе и т.д. В 20-40-е гг. амер. антропологи, вдохновленные идеями психоанализа, проводили многочисл. исследования С. и детства: М. Мид (изучение взросления на Новой Гвинее), Г. Рохейм (исследование детства в Австралии и Меланезии, ориентированное на подтверждение гипотезы о существовании и универсальном значении Эдипова комплекса), Э. Эриксон (изучение связи разл. культурных феноменов с особенностями С. у индейцев юрок и сиу), Дж.Доллард, Кардинер, Линтон, К. Дюбуа и др. В бихевиоризме (Дж. Уотсон) и теории научения (Э. Торндайк, К. Холл, Дж. Уайтинг, Р. Сеарз) С. интерпретировалась как социально обусловленное научение, и для ее изучения использовались эксперимент, и

стат. методы. В символич. интеракционизме (Дж.Г. Мид, Г. Блумер) С. рассматривается как рез-т социального взаимодействия, в к-ром ребенок последовательно принимает роли “другого”, “других”, “обобщенного другого”. Гуманистич. психология (Г. Олпорт, А. Маслоу, К. Роджерс) трактует С. как самоактуализацию Я-концепции; струк-турно-функционалистская теория Парсонса — как процесс интефации индивида в социальную систему посредством интернализации норм. Первичным “агентом” С., по Парсонсу, является семья. Исследования амер. антрополога Т. Тернера показали, что первичной социализирующей общностью может быть и не семья. С. — предмет многочисл. сравнит, и кросскультурных исследований, использующих разл. методы: экспериментальные методы (Дж. Уайтинг и И. Чайлд), психол. тесты (К. Клакхон), непосредств. наблюдение (этнологич. исследования А. Бандуры, М. Мейна и др.). В наст. время С. рассматривается как комплексный и многоаспектный процесс, к к-рому могут быть применены разные подходы в зависимости от исследоват. задач.

Лит.: Parsons Т. The Social System. Glencoe, 1951:

Parsons Т., Bales R. Family. Socialization and Interaction Process. L., 1956; Explorations in General Theory in Social Science: Essays in Honor ofT. Parsons. Ed. by Loubser C.J. etal.2v.N.Y., 1976.

В. Г. Николаев

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: