ОСНОВНЫЕ РАБОТЫ И ЖУРНАЛЫ, УПОМИНАЕМЫЕ В НАСТОЯЩЕЙ КНИГЕ1 4 страница

Из первых традиций и летописей это учение проникло во многие славянские и неславянские хроники: сначала в польские и чешские, затем более всего в хорватские.

Начались попытки обосновать эту теорию, провозглашенную сначала бездоказательно, открытиями всевозможных документов, якобы подтверждающих пребывание славян на Балканах с глубокой древности, иными словами — доказать принадлежность иллирийцев, фракийцев (даков, гетов) и даже итальянцев к славянам. Среди этих документов встречались иногда и фальсифицированные, к последним относятся прежде всего грамоты Александра Великого славянам и так называемая «привилегия Александра», данная (им) балканским славянам в Александрии во второй год его царствования, в которой великий император обещает славянам в благодарность за их службу господство над всеми народами Центральной Европы на вечные времена6.

Но больше всего привлекалось доказательств из области филологии: названия отдельных древних народов, древневенгерская и балканская топография и, конечно, древние имена собственные толковались во что бы то ни стало как славянские, даже ценой невероятных натяжек. Такой метод получил особое развитие главным образом у южных славян в XVIII веке и достиг здесь наибольшей абсурдности, в результате чего не только Венгрия и Балканский полуостров, но и такие отдаленные земли, как Италия, Малая Азия и Египет, — все превратились в некогда славянские области. И ничто не могло остановить сторонников этого направления! Ни возражения некоторых наиболее эрудированных историков и филологов (Занетти, Пейсонель, Тунман, Аделунг, Добровский, Энгель, Швабенау и другие), ни огромный авторитет П. Шафарика, который внес изменения по этому вопросу в свои «Славянские древности» (изд. 1837 г.)7, не заставили сторонников этого направления пойти по правильному или хотя бы по более правильному пути. Приверженцы и почитатели Шафарика, вместо того чтобы принять его новую концепцию, отвернулись от него, упрекая его в том, что он изменился к худшему, и вместо «Древностей» придерживались его более раннего труда, идя еще дальше, чем сам автор. Зачастую к этому присоединялись и славянские археологи. Итак, XIX век также не избавился от бремени автохтонистской школы, труды которой принесли славяноведению гораздо больше вреда, чем пользы. Лишь немногие сторонники автохтонизма сумели сохранить в своих теориях чувство меры и, несмотря на ошибочные выводы, не лишили свой труд некоторой позитивной ценности8. Большинство же их оставило труды, не представляющие никакой ценности. Некоторые из этих работ, авторы которых потворствовали настроениям славянской общественности, получили широкое распространение и большую популярность9.

Естественно, что это направление всегда встречало возражения, которые росли по мере совершенствования исторической и филологической науки в XIX веке. Противники этого направления отвергали все домыслы и этимологию и опирались лишь на достоверные известия, основанные на фактах. Сила этого сопротивления не была, конечно, всегда одинаковой: одни исследователи подходили к этому вопросу более, другие менее строго, идя на некоторые уступки, но в целом почти вся современная немецкая историческая школа, а за ней и многие славянские ученые, выступая против автохтонизма, в течение последних десятилетий сошлись на том, что:

1) отвергается теория подунайской прародины славян;

2) отвергается теория славизма древних паннонцев, иллирийцев и фракийцев, к которым причислялись также северные даки и геты;

3) отрицается существование славян на Балканском полуострове, в Альпах и нижней Венгрии (Уграх) до VI века, поскольку источники не упоминают о них до того времени;

4) считается, что в основу всего толкования должно быть положено известие Иордана о том, что во время создания его «Истории Готов» (551 год) славяне распространились на территории, расположенной от города Новиодуна и Мурсийского озера (то есть от Мурсийских болот около устья Савы или Незидерского озера к Новиодуну в устье Дуная) вплоть до Днестра, а на севере до самой Вислы10.

Хотя, согласно общей концепции этой исторической школы, приход славян на Дунай, связанный с великим переселением германских народов, и имел место, однако это произошло лишь после ухода германцев из Германии и Венгрии. Только потом началось движение славян: часть их пошла на запад через Вислу, другая часть — на юг через Карпаты и в обход хребта к Дунаю. Итак, славяне направились к Дунаю лишь после германцев и гуннов, однако движение их было столь быстрым, что они почти сразу заселили земли, оставленные их предшественниками. Только таким образом можно объяснить неожиданное распространение славян, о котором сообщают в VI веке Иордан, Прокопий и ряд других историков. Первой исторически установленной датой проникновения славян на Балканский полуостров сторонники этой школы считают год вступления на престол Юстиниана (527), основываясь при этом на свидетельстве Прокопия11. С этой датой совпадает и время первого упоминания названия «славянин» у Псевдо-Цезаря12.

Основными и руководящими трудами в этом направлении стали, в частности, труды К. Цейса, Е. Ресслера и главным образом К. Мюлленгофа, а в лингвистике — точка зрения Ф. Миклошича (отсюда и вышеупомянутое название «венско-берлинская» школа, данное приверженцами автохтонизма исторической школе). Расхождения между сторонниками этой школы касаются лишь более точного определения времени, когда славяне достигли Дуная и Савы, когда они оттуда продвинулись на Балканский полуостров и когда начали его прочное заселение. Одни предполагали, что толчком к движению славян в Венгрию был приход гуннов и, в частности, переселения, начавшиеся после уничтожения гуннской империи в 453 году (так полагают Шафарик, Грот, Клаич, Маретич, Кос, Станоевич и Мюлленгоф), другие объясняли это приходом болгар в конце VI века, третьи — они наиболее многочисленны — связывали движение славян с нашествием аваров во второй половине VI века (Цейс, Кох, Бюдингер, Ресслер). Таким образом, одни относят появление славян на Балканах к концу V или к началу VI века, тогда как другие не считают возможным датировать это событие ранее VII века. Но в целом все эти различия второстепенного характера.

Что касается меня, то я не могу полностью принять точку зрения исторической школы. Не буду отрицать тот исторический факт, что великое вторжение славян на Балканы произошло лишь в VI и VII веках и что заселение полуострова нельзя датировать ранее первой половины VI века. Тем не менее я убежден, что общее движение славян от Карпат к Дунаю и к Саве началось не в V веке, а задолго до этого, и что уже в I и во II веках н. э. славяне достигли, по крайней мере, отдельных областей Подунавья, а с III века начали заселять Венгерскую низменность. Стало быть, славяне не были автохтонами в этих областях, не являвшихся их прародиной в том смысле, в каком о ней говорится в Киевской летописи и в вышеизложенных современных теориях, но из Прикарпатья они пришли сюда еще до V-VI веков и расселились, разумеется, лишь отдельными колониями среди более древних поселений иллирийцев и фракийцев, а позднее и между германцами и гуннами. Таков тезис, положенный в основу моей концепции первоначального развития южных славян и противостоящий, как видно, тезису автохтонистов и историческому тезису Мюлленгофа или Ресслера13. Подкрепляю же я этот тезис, во-первых, некоторыми указанными ниже историческими документами, во-вторых, рядом древних топографических названий в Подунавье, славянский характер которых я считаю бесспорным. Правда, в областях, филологический характер которых в целом был неславянским (иллирийским, фракийским или дакийским), таких названий было немного, но они все же существуют, как мы увидим дальше. Сами по себе эти названия не могут, конечно, опровергнуть ту точку зрения, что на этих землях обитали первоначально паннонцы, иллирийцы, фракийцы, даки, являющиеся все без исключения народами неславянскими. Последнее не подлежит сомнению. Но как только в этих областях обнаруживается одно или несколько названий, славянский характер которых бесспорен, и если наряду с этим имеется также возможность допустить на основании других исторических данных, что существование здесь славян не только не исключено, но и вполне вероятно, то я рассматриваю каждое такое название как свидетельство наличия славянской общественной единицы (рода — общины — племени) на территории чуждой области. Такова единственная уступка, которую можно сделать сторонникам автохтонных теорий, ссылающимся на славянский характер ряда названий в Дакии, Паннонии или в Иллирии. Все это является доказательством лишь существования славян среди иллирийцев и фракийцев до V века, а отнюдь не доказательством славянства самих иллирийцев или фракийцев или автохтонности славян.

Раннее продвижение славян к Дунаю в конце V века

Уже a priori можно считать, что и славяне принимали участие в продвижении народов на юг в конце V века н. э.

История так называемого великого переселения народов показывает, что народы начали стекаться с севера к Дунаю уже с I века н. э.; они двигались главным образом из восточной Германии моравским путем и через западные Карпатские перевалы. Известно также, что еще до маркоманских войн к югу продвинулись лугии, обии и часть лангобардов, а во время маркоманских войн — котины, осы, бессы, гермундуры, буры, вандалы, виктовалы, костобоки, карпы, аланы, роксоланы, бастарны и певкины14. В 175—176 годах племя астингов оттеснило карпатских костобоков на Балканский полуостров15, а затем мы можем прочесть, что в 180 году какие-то «свободные даки» были отброшены от Карпат и поселены в Дакии16. Затем в III веке с Вислы пришли гепиды и одновременно с ними из тех же областей массы скиров, герулов, ругиев и, наконец, племя лангобардов, бродившее долгое время перед этим в Прикарпатье. Все племя карпов было переселено императором Галерием из области Карпатских гор в нижнюю Паннонию17. Причиной всех этих передвижений было, как в другом месте отмечает Юлий Капитолии18, вторжение северных варваров (superiores barbari). Это, однако, относится не только к готам, продвигавшимся с начала III века от нижней Вислы к Днепру, или лангобардам, но также, несомненно, и к активному продвижению славян, являвшихся здесь главным народом после отхода готов к Черному морю. Ни Карпаты, ни Висла не остановили движения славян, которое продолжалось по направлению к Дунаю через горные перевалы и в обход гор. Нельзя представить себе славян в эту эпоху иначе, как в процессе внутренней и внешней экспансии.

Это постоянное переселение северных народов из Прикарпатья к Дунаю в І-V веках является само по себе, даже при отсутствии в истории непосредственных упоминаний о славянах, убедительным априорным доказательством того, что движение славян из Прикарпатья началось задолго до V века.

Другим априорным доказательством этого является сам факт широкого распространения славян, который мы наблюдаем в VI веке. В тот период, как будет видно ниже, славяне одновременно появляются на огромной территории от Лабы, Заале, Шумавы и Альп на западе вплоть до Дона на востоке и от Балтийского моря и озера Ильмень вплоть до Эгейского и Адриатического морей, заняв, таким образом, пространство в пять раз большее, чем их прикарпатская прародина. Если бы распространение славянской волны произошло, согласно концепции Мюлленгофа или Ресслера, в очень короткий срок — с конца V до начала VII века, — то следовало бы ожидать, по крайней мере, оставления славянами своей прародины, как это имело место в восточной Германии, когда из нее ушли готы, гепиды, лангобарды, вандалы и бургунды. Но у славян этого не было. Прикарпатская прародина осталась заселенной славянами. Это явление с наибольшей убедительностью заставляет меня отказаться от какой бы то ни было теории внезапного распространения славян. Это второе априорное доказательство позволяет предполагать, что распространение славян шло гораздо медленнее, но зато в более раннее время, и что оно шло по всем направлениям, следовательно, и на юг. Еще задолго до V века славяне двинулись за пределы своей прародины, но часть их оставалась там и после этого.

Таковы два основных априорных доказательства раннего продвижения славян к югу. Кроме того, мы располагаем следующими доказательствами, опирающимися непосредственно на данные истории и лингвистики.

Согласно приведенному выше точному сообщению Иордана от 551 года, славяне в первой половине VI века обитали по нижнему течению Савы и далее вниз по Дунаю, начиная от Савы и до самого устья. Впрочем, пребывание славян в захваченных гуннами венгерских низинах еще за сто лет до этого ясно подтверждается известием ритора Приска о посольстве во главе с Максимином, отправленным в 448 году императором Феодосием к Аттиле, который находился в Венгрии19.

Приск, участвовавший в посольстве, описал весь путь, который проходил из Константинополя через Сардику (ныне София), Ниссу (Ниш) к Виминацию и дальше за Дунаем через три большие реки Дрикон (Темеш), Тигу (Бега? Марош?), Тифизу (Тисса) до средне-венгерской степи, где в районе современной пештско-пилишской столицы находилась укрепленная ставка Аттилы. На этом пути послы встретились с людьми, которые угощали их пшеничным хлебом и медовым напитком, называемым «μέδοσ». Приск называет их скифами, то есть обычным в то время названием готов, но то, что это были не готы, следует из того, что Приск в упомянутом месте определенно отличает их как от гуннов, так и от готов, говоря, что этот народ легко овладевает не только родным языком, но и другими языками, а именно: готским, аузонским (латинским) и гуннским. Так как название медового напитка «μέδοσ» является не чем иным, как грецизированной формой общеславянского названия «медъ», то есть известного среди славян напитка — меда, то очевидно, что народом, живущим рядом с гуннами, были славяне. Название «μέδοσ», употребляемое Приском, может относиться только к славянскому языку; если бы это было готское слово, Приск слышал бы «miđus» и в греческой транскрипции было бы «μίθοσ» или «μίδοσ». Кроме того, славянский характер этого народа, оказавшегося под властью гуннов, доказывается еще известием Иордана о погребении Аттилы. Когда умер этот царь, над его могилой совершили пышные погребальные обряды, и среди них обряд, называемый cmpaвa20. Слово «страва» нельзя объяснять, исходя из готского языка, как «mar» (от straujan — ausbreiten, греческое στρωννύναι), так как из всего контекста следует, что тут речь идет о каком-то акте погребального обряда (concelebrare stravаm ingenti comessatione), a также потому, что Иордан — гот по происхождению — не принял бы слово «страва» за гуннское, если бы оно было готским. Кроме того, известно, что у древних славян в обычае было погребальное пиршество, называемое «страва» (поминки); это доказывается существованием подобного обычая у поляков и чехов еще в XIV и XV веках21. Следовательно, и при описании погребения Аттилы речь идет, очевидно, о большом пиршестве, называемом среди тамошних славян «страва», и эти два слова — «страва» и «медъ» — служат достаточным доказательством того, что на среднем Дунае и нижней Тиссе во времена Аттилы, то есть в первой половине V века, обитали славяне, подчиненные гуннам.

Таким образом, мы отодвигаем дату пребывания здесь славян к IV веку; у нас есть также известия, относящиеся к тому же веку, удовлетворительное объяснение которых можно дать, лишь принимая во внимание наличие славян в этих местах. Это известие о двух группах сарматов в Венгрии. Сарматы (языги), иранского происхождения, пришли с нижнего Дуная в Венгрию уже в 20-50 годах н. э. и здесь поселились. Их история — это ряд непрерывных сражений с Римской империей. Под 334 годом мы сразу же читаем, что в их среде вспыхнула большая война, причем одна сторона, называемая в источниках servi Sarmatarum (oi¹ δοu½λοι, oi¹ οi¹κέτοα у Евсевия) или также Sarmatae limigantes, восстала, победила и прогнала за Дунай ранее «свободных» сарматов — domini, liberi, a также Sarmatae Ardaragantes, Arcaragantes22. Часть побежденных была принята Константином на римскую землю (другая часть бежала в Дакию), а в низменности остались в дальнейшем главным образом Sarmatae servi. Этот факт засвидетельствован еще в источниках конца IV и V веков. Затем название «сарматы» и здесь исчезает совсем и появляется название «славяне».

При описании событий 334 года речь идет, по всей вероятности, о борьбе двух больших групп, заселявших Венгерскую низменность. Если одна из них была свободной и властвовала над другой, несвободной, и если вместе с тем одна группа вела кочевой образ жизни, а другая была оседлой и обрабатывала пашни, разводя главным образом пшеницу23, то тогда ни у кого не возникнет сомнение, что кочевники, то есть иранские сарматы, подчинили себе в Венгрии народ другого происхождения, народ, занимающийся земледелием. Народом же этим могли быть только славяне, если учитывать их культурный уровень и, кроме того, те факты, что несколько десятилетий спустя мы видим тот же славянский народ на той же территории под владычеством гуннов, а несколькими десятилетиями раньше название народа венедо-сарматы встречается на Пейтингеровой карте в Венгерской низменности за Дунаем. Пейтингерова карта в дошедшем до нас виде относится к концу III века, о чем свидетельствуют прежде всего наименования народов на карте24, и мы не имеем никакого права считать упоминание легенды о венедо-сарматах в Венгрии25 или другие упоминания венедов в Бессарабии у устья Дуная припиской, сделанной в V или VI веке, тем более, что прежнее существование славян в обоих районах подтверждается и другими доказательствами. Наконец, автор, внесший якобы в VI веке в карту ex post запись о славянах, должен был бы записать их под обычным тогда названием Sclaveni.

Таким образом, обе записи Пейтингеровой карты являются сами по себе достаточным свидетельством движения славян к Дунаю в конце III века, так же как сообщение о борьбе двух групп сарматов может считаться вероятным доказательством существования здесь славян в IV веке, а сообщение, относящееся ко временам Аттилы, — свидетельством их пребывания в этом районе в V веке. Все связано одно с другим, название же сарматов сохраняется вплоть до VI века, когда все уже стало славянским.

Итак, уже сами исторические источники определенно упоминают славян на Дунае, по крайней мере начиная с III века. Что же касается возможности пребывания здесь славян еще раньше, во II и I веках, то тут мы не располагаем достоверными историческими известиями, и нам остаются, в лучшем случае, лишь предположения. Так, например, весьма вероятно, что традиции, благодаря которым в славянской мифологии появилось и было сохранено имя императора Траяна26, были порождены связями славян с Траяном в Дакии во время его походов 101-102 и 105-106 годов; возможно также, что летописная традиция о нападении на придунайских славян27 относится к этим великим походам римлян в начале II века. Впрочем, Леон, опираясь, очевидно, на реальную традицию, отмечает в «Тактике»28, что римляне воевали со славянами еще в Задунавье до того, как эти последние перешли Дунай (Леон имеет в виду нижний Дунай). Это может относиться только к Дакии и, очевидно, к тому периоду, когда Дакия была покорена Римом или хотя бы была подвластна ему (106-275).

Итак, хотя ни одно из этих известий не дает определенного доказательства пребывания славян на Дунае во II и I веках, они увеличивают все же возможность такого предположения. Эту возможность еще более усиливает приведенный ниже разбор нескольких подунайских топографических терминов.

Общая номенклатура венгерского Подунавья неславянская, на западе основу ее составляли, очевидно, паннонско-иллирийские элементы, на востоке же — фрако-дакийские, в которые с течением времени влились сарматские и тюрко-татарские элементы. Но в этой номенклатуре есть все же единичные названия явно славянского характера. Как форму, так и смысл их можно объяснить, лишь основываясь на славянском языке; они имеют аналогии в славянской номенклатуре других областей, а частично сохранились в ней и по сегодняшний день.

Такими названиями являются прежде всего на западе lacus Pelsois (озеро Пельсо) Равеннского анонима (VII век) и Иордана, у Плиния Peiso (исправленное Pelso), у Аврелия Виктора Pelso29 — название, с которым можно связать только общеславянский apelativum слова pleso в смысле «стоячие воды», «озера». Затем у нижней Савы, между Дравой и Савой, уже во II—IV веках засвидетельствовано название современной реки Вуки, старославянское название Волка, то есть «Волчья река», название, имеющее много аналогий среди славянских названий рек, а именно: у Диона Кассия (Οuãολκος), на Пейтингеровой карте (Ulca), у Аврелия Виктора (Hiulca), в Иерусалимском итинерарии (Ulcus), ко всему этому следует прибавить еще Ulca в панегирике Эннодия 488 года30. Другим, еще более показательным славянским названием в этих местах является название реки Врбас (Vrbasu). Уже у Плиния (III. 148) мы находим упоминание Urpanus'a (см. современный приток Дуная Врбанья), но славянское происхождение этого названия еще не установлено. Зато на Пейтингеровой карте около устья (Дуная) (segm., VI, I) мы находим наименование Врбате; эта обычная на карте аблативная форма образована уже не от древнего Urpanus, а от славянской формы «Врбас»31. Наличие же других древних названий, таких, как Плива, приток Врбаса (в итинерарии Антонина — Реlvа) или insula-Metubarris у Плиния (III. 148), которое Первольф считает транскрипцией славянских слов Мєђу барами (то есть «между болотами» — ср. серб. Mєђypeү), я не считаю достаточным доказательством пребывания славян на Дунае. Наименование Civitas Pistrensis, упоминаемое Аммианом Марцеллином в Паннонии32 под 373 годом, образовано, по всей вероятности, также от славянского названия какой-то реки Бистры, так как подобных наименований очень много, главным образом на альпийской территории славян. См. также реку Bustricius от славянского названия Быстрина у Равеннского анонима (IV. 19).

Другая группа явно славянских названий находится в венгерском Задунавье, главным образом в современном нижнем Банате. Прежде всего здесь уже с начала II века н. э. несколько раз засвидетельствовано название современной реки Черной, впадающей в Дунай с севера около Ршавы. Название Черная в противоположность Белой очень часто встречается в славянской номенклатуре рек, особенно в карпатских областях. Подобное же название носило и поселение в устье той же реки, что засвидетельствовано двумя вотивными надписями II века, найденными в Мехадии и у Апула (Альба Юлия) в форме statio Tsiernen (sis), municipium Dierna, a также на трех кирпичах, найденных в Сербии и Болгарии (Dierna)33, потом у Птолемея (πόλις Διέρνα) на Дунае под Виминацием, у Ульпиана в начале III века (in Dacia Zernensium colonia a divo Traiano deducta), на Пейтингеровой карте (Tierna), в Notitiae dignitatum IV века — Transdiernae (пункт, расположенный на другом берегу Дуная), смотри, наконец, еще у Прокопия крепость Зерна (φρούγιον Ζέρνης) между пунктами Новая и Понтес на Дунае34. Если считать, что в устье современной реки Черной колонистами Траяна было заложено поселение Tsierna, то очевидно, что эти колонисты, пришедшие, согласно Ульпиану, из Дакии, были славянского происхождения, и именно они дали реке обычное славянское название, перешедшее затем и на поселение.

Другим не менее выразительным названием является славянское наименование находящейся поблизости речки Брзавы, притока Темеша (от славянск. бързъ — быстрый); она упоминается также в качестве названия римского поселения Берсовия, расположенного на пути из Виминация к Сармизгетузу, не только на Пейтингеровой карте в месте пересечения дороги и Брзавы, но уже в начале II века у грамматика Присциана в форме Berzobis35. В развитие доказательств можно было бы привести для Дунайской низменности I и II веков название Тиссы в составной славянской форме Потиси; у Страбона Πάρισος, исправл. Πάθισος, у Плиния Pathissus amnis36; затем название реки Грон — Γρανούας у Марка Аврелия в конце II века37.

Итак, очевидно, что здесь имеется определенная группа хотя и немногочисленных, но достаточно убедительных наименований, упоминаемых в источниках с I по IV век н. э. главным образом в трех местах: у Блатенского озера, на нижней Саве и в нижнем Банате. Поскольку и другие приведенные выше доводы также говорят, что присутствие славян в указанных местах не только вероятно (в I и II веках), но начиная с III и до V века оно непосредственно подтверждается, то названия Pelso, Vulka, Vrbas, Tsierna, Bersovia, Γρανούας, Pathissus — все без исключения представляются мне следами славянских поселений и племен. Славяне проникли в области Дуная и Савы уже в начале нашей эры, но, конечно, лишь на отдельные участки, образовав как бы большие и малые славянские острова в чуждой, иллиро-фракийской и сарматской среде. Именно потому, что речь здесь идет о крае, в который славяне проникали постепенно, появление в нем единичных славянских названий представляется совершенно закономерным и бесспорным.

Суммируя все вышеприведенные свидетельства, как исторические, так и топ графические, мы приходим к заключению, что все они, дополняя друг друга, опровергают тезис о внезапном переходе славянами Карпат и выходе их к венгерскому Дунаю лишь в V веке, а к нижнему — в VI веке; наоборот, все эти данные позволяют говорить о проникновении славянских групп, вначале, конечно, разрозненных, в среду иранских сарматов, иллирийских паннонцев и фракийских даков уже в I—II веках н. э. В III веке, очевидно, под влиянием массового переселения прикарпатских народов продвижение славян к Дунаю значительно усилилось, и в IV—V веках северное Подунавье было полностью заселено последними.

Нельзя представить себе, чтобы все это произошло внезапно, в короткий срок, незадолго до того времени (551 года), когда Иордан привел в своем историческом труде цитированное выше известное сообщение (прим. 10 на с. 475), из которого исходят те, кто не хочет признать более раннее появление славян на Дунае.

Движение славян на Балканский полуостров и его оккупация

Если имеются известия, свидетельствующие о пребывании славян в I—IV веках н. э. на среднем Дунае и Саве, то нет никаких позитивных фактов, подтверждающих пребывание их в эту эпоху на самом Балканском полуострове, южнее Дуная и Савы. Хотя М. Дринов, а за ним некоторые его последователи38 пытались доказать и это, однако эти доказательства были неубедительными. Возможно, и даже весьма вероятно, что в волне вторжений древних германцев или гуннов на Балканский полуостров были также отдельные группы славян и даже целые славянские племена, однако достоверных сообщений об этом мы не имеем. В свое время я верил известию Моисея Хоренского, согласно которому готы, теснимые в 376 году гуннами, в свою очередь вытеснили из Дакии на другую сторону Дуная 25 славянских племен39. Однако значение этого известия я переоценил40, так как оно является единственным и не подтверждается другими известиями, кроме того, время, когда оно возникло, а также то, как оно попало в географию Моисея, остается совершенно неясным. В равной степени нельзя обращаться и к сообщению Константина Багрянородного относительно нападения славян-аваров в 449 году41 на Салоны, так как здесь Константин, очевидно, перепутал нашествие готов в указанном году с завоеванием Салоны славянами в первой половине VII века, вероятнее всего — в годы правления императора Фоки (602-610). И, наконец, даже географические названия, которые встречаются на римских картах и итинерариях III-ІV веков и которые для многих представлялись славянскими42, таковыми не являются. Во всяком случае, их славянский характер нигде не выступает с достаточной убедительностью. Скорее уж некоторые географические названия из книги Прокопия «περί κτισμάτων» внешне сходны как в написании, так и в звучании с аналогичными славянскими названиями, например Στρέδην, Δόλεβιν, Βράτζιστα, Δέβρη, Βελέδινα, Ζέρνης, Βέρζανα, Λάβουτζα, Πέζιον, Κάβετζα43, но это уже источник второй половины VI века (после 560 года), когда возникновение славянских поселений на Балканском полуострове не вызывает никаких возражений. Впрочем, даже эти наименования не так убедительны, как названия Черная, Плесо или Брзава — на севере.

Итак, достоверного доказательства прихода славян на Балканский полуостров до конца V века нет. Весьма вероятно, что в набегах на полуостров карпов, костобоков (176 год), гепидов, готов, сарматов и гуннов в течение II—IV веков принимали участие и славяне, более того, можно допустить, что при этом отдельные отряды или роды могли уже тогда в виде исключения задержаться здесь и осесть на местах древних поселений или в покинутых и разрушенных крепостях, но и в этом случае нет никаких оснований полагать, что Балканский полуостров был заселен славянами до VI века. Первые прямые и бесспорные известия о движении славян через Саву и Дунай появляются лишь в VI веке, и все византийские историки уверены, что славяне, наступавшие в VI и VII веках, являются новыми завоевателями, новым народом, который до этого жил в Задунавье44.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: