Документы ВЧК-ОГПУ-НКВД о советской деревне (1918-1939 гг.)

С начала 1993 г. небольшая группа историков и архивистов* ведет работу по выявлению и изучению очень своеобразного, можно даже сказать, уникального документального материала, обнаруженного в открывающихся советских архивах и относившихся ранее к разряду самых секретных. Речь идет об информационных сводках и обзорах, тематических справках и аналитических докладах, предоставляемых спецслужбами узкому кругу лиц высшего государственного и партий­ного руководства и содержащих сведения о положении и настроениях населения, о политических событиях и движениях в городе и деревне, в системе управления и партиях, в кооперации, церкви и т.п., — сведения, постоянно собираемые в масштабе огромной страны.

Случилось так, что историки в начале 60-х годов впервые столк­нулись с "земсводками" — сводками сведений о деревне. В пору хрущевской оттепели открылись было документы бывшего секретного отдела Наркомзема, среди которых было обнаружено некоторое коли­чество названных документов, поскольку, вопреки правилам, они не были уничтожены получившими их лицами после ознакомления. С первым же похолоданием в постхрущевские времена архив бывшего Секретного отдела вновь стал секретным. Лишь в 1988 г., 20 лет спустя, и не без труда историки вновь пробились к заинтересовавшим их документам. Вслед за этим немало подобных документов было найдено в фондах Центрального партийного архива при ЦК КПСС (ныне РЦХИДНИ) и архива Советской армии (ныне РГВА). Наконец, с 1992 г. стала в принципе возможной работа исследователей в Цент­ральном архиве бывших ВЧК, ОГПУ СССР, НКВД СССР, МГБ СССР, МВД СССР, КГБ СССР и МБ РФ, ныне ФСБ РФ, где, как предпола­галось, хранится в целости и сохранности весь массив документов и материалов, исходящих из организации, сменившей за свою историю столько наименований. Тогда и родился российско-французский про­ект документального издания "Советская деревня глазами ВЧК— ОГПУ—НКВД. 1918—1939 гг.", предположительно, в четырех томах¹. Первый из этих томов и предлагается вниманию читателя.

Разумеется, данное издание не является единственной в современ­ной исторической литературе публикацией материалов советской тай­ной службы о политических событиях и настроениях в обществе. В 1992—1996 гг. были опубликованы четыре выпуска сборников доку-

* Первые два года в составе группы, помимо подписавших эту статью, были Л.В.Борисова (Институт российской истории РАН), В.К.Виноградов, Т.М.Голышкина, А.Я.Николаев (Центральный архив ФСБ РФ), Е.А.Тюрина и Т.В.Сорокина (Российский государ­ственный архив экономики), Л.В.Двойных и Н.С.Тархова (Россий­ский государственный военный архив).

ментов "Спецпереселенцы в Западной Сибири", включающих главным образом документы ОГПУ—НКВД, в ведении которого и находились раскулаченные и выселенные семьи с 1930 г.² В 1995 г. во Франции вышла в свет очень интересная публикация секретных докладов по самым различным проблемам жизни советского общества, в том числе и деревенским за 1921—1991 гг., подготовленная Н.Вертом и Г.Мулле-ком. Одновременно в России появилась небольшая (и, к сожалению, малотиражная) работа Т.Доброноженко, содержащая информацион­ные сводки местных органов ВЧК—ОГПУ из архивов Архангельска, Вологды и Сыктывкара⁴. Немало документов такого рода и в изданиях архивных материалов об "антоновщине" (1994 г.)⁵, о Филиппе Миро­нове (1996 г.)⁶, о "Сибирской Вандее" (1997 г.)⁷ и "Неизвестной Каре­лии" (1997 г.) • Нет сомнения в том, что эти издания, включая и подготовленное нами, лишь начало большой и сложной работы по вовлечению в научный оборот огромного массива неизвестных ранее документов, дающих новое знание.

Нельзя не отметить также появление в печати ряда исследований и документальных публикаций о деятельности ВЧК—ОГПУ как кара­тельных органов и органов политического контроля, весьма важных для анализа и оценки их материалов о состоянии и настроениях общества⁹.

Задача первого изыскательского этапа нашей работы состояла в выявлении и оценке основного массива информационных документов ВЧК—ОГПУ—НКВД, их сохранности и возможностей публикации. С самого начала эта работа стала приносить и открытия, и разочарова­ния. В ведомстве, вся деятельность которого была подчинена сегод­няшнему дню и к тому же засекречена не только по отношению к "внешнему" для ведомства миру, но и внутри него, — между его подразделениями, организация архивных фондов создала серьезные трудности для поиска необходимых материалов. Значительная часть интересующих нас документов оказалась в других архивах: материа­лы особых отделов армейских подразделений и материалы собствен­ных войск спецорганов — в Российском государственном военном архиве, материалы адресатов — практически во всех центральных архивах, особенно в РЦХИДНИ.

Немалые разочарования были связаны с состоянием текстов за ранние годы (1918—1922 гг.): очень часто это была машинопись на папиросной бумаге с минимальными интервалами между строк, под­час не поддающаяся чтению. Адресаты того времени часто жалова­лись на трудности чтения сводок. Вот свидетельство Л.Д.Троцкого: 21 мая 1920 г. он передавал Э.М.Склянскому по прямому проводу просьбу обратить внимание на то, что "посылаемые мне сводки быва­ют так неразборчивы и смазаны, что я не имею возможности их разобрать"*⁰. В дополнение к этому за прошедшие с тех пор 70 лет многие тексты угасли настолько, что их копирование было проблемой.

К числу открытий относится прежде всего выявившийся огромный объем и дифференцированность информативного материала, постав­ляемого "наверх" органами политического контроля и расправы. Мы практически впервые столкнулись с проблемами источниковедения и археографии нового вида документальных источников. По своим внешним признакам сводки ВЧК—ОГПУ—НКВД вполне ведомствен-

ный материал, предназначенный для информации узкого круга лиц высшего государственного руководства. Об этом свидетельствует их "тираж" — от 5—7 до 30—40 экз., а также очень быстро установив­шийся режим их полной секретности. Однако, по существу, это един­ственный в своем роде источник, который предназначен для повсе­дневной регистрации всего происходящего в жизни населения огром­ной страны, его настроений и движений, прежде всего политических, но с существенным и нарастающим дополнением информацией из экономической и культурной жизни. В конечном счете оказалось, что информационный материал спецслужб был призван воссоздавать наи­более полную картину как положения в стране в целом, так и в территориальном, и во временном отношении. И лишь массовые ис­точники в их совокупности дают такую картину.

Характер массовых по своему содержанию информсводок 20—30-х годов подчеркивается пирамидальностью системы их создания. Ин­формационный материал ВЧК—ОГПУ—НКВД, передававшийся "на вершину" власти, представлял собой именно сводку информационных сообщений губернских, областных, краевых и республиканских орга­нов ВЧК—ГПУ—НКВД, которые в свою очередь были сводкой доне­сений информационно-агентурной сети из уездных, окружных, рай­онных и волостных центров, охватившей уже в начале 20-х годов практически всю территорию страны. В приложениях к следующему тому данного издания мы надеемся поместить образцы губернских и краевых сводок в их соотношении как с общесоюзными сводками, так и сообщениями "с мест". Огромное число информационных материа­лов, собиравшихся и оформлявшихся на всех уровнях пирамиды спецорганов, подчеркивает принадлежность этого исторического ис­точника к разряду массовых, имеющих особую научную ценность и заслуживающих внимания многих исследователей.

Функциональное предназначение сообщать обо всем случившемся не для "непосвященных", "посторонних" и прочих, а для высшего руководства, которое должно все знать, имело решающее значение при составлении информсводок ВЧК—ОГПУ—НКВД. Перед нами действительно уникальный источник, отличающийся высокой досто­верностью сообщаемых сведений о событиях, которые имели полити­ческое значение и которые очень плохо отражены в других сохранив­шихся источниках.

Конечно, как и всякий источник, сводки ВЧК—ОГПУ—НКВД пронизаны идеологическими установками своего времени, тем более времени революции и гражданской войны. Сопротивляющиеся боль­шевистской политике крестьяне именуются "бандитами", "кулаками", "врагами революции" и т.п. Содержащаяся в них информация, конеч­но, подлежит проверке и научной критике, однако, по крайней мере, до середины 30-х годов, она в целом выдерживает эту критику, а объем ее, достигший максимума в 1930 г., очень точно отражал нарас­тание негативных настроений крестьянства.

Труднее всего поддается выяснению источник первичной информа­ции для низовых (первичных) сводок. Конечно, создавалась сеть осведо­мителей, однако сколько-нибудь заметную роль, особенно в деревне, она

играть не могла. В наши руки попал один интересный в этом отноше­нии документ — сводка Ростовского окружного ЧК в информацион­ную часть Дончека "О ходе работ секции по борьбе с левыми антисо­ветскими партиями за первую половину января 1921 года":

"От 56 осведомителей получено 30 осведомлении неудовлетвори­тельных, так как большинство осведомителей не понимают политичес­кого смысла. Проинструктировать не представляется возможным ввиду того, что в секции нет никаких руководств и указаний, а поэтому необходимо: 1) секцию снабжать своевременно указаниями, инструкция­ми, распоряжениями и газетами; 2) указать штат работников секции; 3) непосредственно иметь связь с Политбюро*, дабы работа протекала в тесном контакте и согласованности, для чего необходимо обязать Политбюро представлять доклады ежемесячно ко 2-му числу"¹¹.

Крестьянину не составляло труда разобраться в противостоянии "красных", "белых" и "зеленых". Иное дело — различия и противобор­ство левых сил, особенно левых эсеров и большевиков, выступавших под лозунгом "Вся власть Советам!" и красными знаменами.

Задача создания широкой сети осведомителей всегда ставилась, но создать ее в деревне практически было невозможно ни в 20-х, ни в 30-х годах. Основой информации ВЧК—ОГПУ—НКВД о деревенских собы­тиях и настроениях всегда была служебная отчетность и информация сельсоветов и волисполкомов в уездные и районные органы власти. Нетрудно разобраться в истоках определений "спекулянт", "кулак", "подкулачник" в начале 30-х годов, когда частная торговля, наем батра­ков, аренда земли были запрещены — это не донос осведомителя, а отчетная документация местных властей. Да и "вредители", "враги народа" второй половины 30-х годов также в массе своей определя­лись сверху. Это те, кто должен был принять на себя вину и понести ответственность за провалы политики сталинского волюнтаризма.

Слова о новом знании отнюдь не преувеличение, не дань высокому стилю. Речь идет о том, что действительно не было известно ни советской, ни зарубежной науке. Открывшиеся ныне документы вос­создают во многом новую картину исторического процесса. Обратимся к содержанию данного тома этого издания, в котором отражены события, происходившие в деревне с 1918 по 1922 г. Мы знали о вспыхивавших то в одном, то в другом месте крестьянских мятежах, иногда перераставших в массовые движения. Было известно около десятка имен руководителей крупных повстанческих движений — Антонов, Махно, Миронов, Тютюник, Григорьев, Сапожков... Наиболее значительным из них — Антонову, Махно и Миронову — посвящены отдельные сборники документов, где основательно представлены и информационные материалы ВЧК.

Материалы сводок ВЧК—ОГПУ, собранные в этом томе, дают широкую конкретную картину страны в целом, охваченной огнем крестьянских восстаний, начавшихся до осени 1918 г. и продолжав­шихся даже в 1922 г. Мы знаем теперь десятки и сотни имен повстан-

* Политические бюро были созданы в 1920 г. при уездных исполко­мах вместо ранее действовавших в уездах уполномоченных губче-ка. В его состав входили секретарь парткома, председатель ЧК и председатель исполкома Совета.

ческих вождей... К сожалению, мы смогли расшифровать (дать биогра­фические справки в именном комментарии) лишь 106 из них, но и это потребовало очень большой работы, привлечения к сотрудничеству местных архивов системы ФСБ, а также ряда специалистов-истори­ков из Краснодара и Ростова-на-Дону.

Массовый документальный материал со всей убедительностью свидетельствует, что единство крестьянства и большевиков практи­чески ограничивалось борьбой с белой контрреволюцией, что с устра­нением белой опасности союзники вновь и вновь оказывались лицом к лицу. В борьбе большевизма с крестьянским движением сталкивались армии, однородные по своему составу — крестьянские, боровшиеся под знаменем одного цвета — красного, под одним лозунгом: "За победу настоящей революции! "...Однако смысл этой революции они понимали по-разному.

Документы фиксируют и монархические, и религиозные, и нацио­нальные выступления в деревне, направленные против большевист­ской власти, однако монархические демонстрации вообще были еди­ничными, а религиозные и этнические выступления носили локаль­ный и вторичный характер. Земля и хлеб были основными объектами борьбы в деревне и деревни в целом против государства, любой власти с самого начала крестьянской революции в 1902 г. и до ее завершения в 1922 г., когда большевики не только признали собственность крес­тьянина на производимый им продукт, введя весной 1921 г. нэп, но и привели в соответствие с крестьянскими требованиями советское земельное законодательство¹². Документы первого тома нашего изда­ния отражают предельное напряжение социальной ситуации и ожес­точение борьбы, принявшей характер гражданской войны на заклю­чительном этапе революции.

Коротко остановимся на происхождении и развитии информсводок ВЧК—ОГПУ—НКВД как исторического источника.

Еще предстоит провести специальное исследование, чтобы устано­вить или отвергнуть возможность наследования такого способа доку­ментального оформления секретной информации из практики жан­дармского управления царской России. Но если даже предположение о возможности такой связи подтвердится, то это будет обнаружением лишь одного корня, из которого вырастала система информсводок. Другим ее корнем была гражданская война. И форма (язык, в первую очередь), и содержание информационных документов ВЧК 1918— 1920 гг. со всей определенностью выдает главный источник их проис­хождения: они возникли как продолжение и распространение извест­ных в штабах армий всего мира ежедневных сводок разведыватель­ных данных о противнике: расположении, вооружении, настроениях, возможных планах и т.п. Не случайно, среди первых сводок того времени преобладали сводки с информацией о действующих военных силах и "о населении прифронтовых районов". Армии перемещались, военные действия прекращались, а секретные информсводки о поли­тическом состоянии и настроениях населения оставались, становились самостоятельной и постоянной системой информирования государст­венной власти. Но это обнаружилось позже — в 1920—1921 гг.

Трех, пятистраничные сводки и справки, составлявшиеся перво­начально — в период гражданской войны — по мере необходимости,

в связи с теми или иными событиями, чаще всего военного характера, могли быть и ежедневными в критические моменты, и пяти- или десятидневными. Они еще не были сколько-нибудь систематизирова­ны, однако уже в 1920 г. появляются нерегулярные информационные сводки Секретного отдела ВЧК "о политическом и экономическом положении страны", посылавшиеся В.И.Ленину, ЛД.Троцкому и еще не очень определенному ряду лиц высшего руководства.

С заменой Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, как органа времени революции и войны, Государственным Политическим Управ­лением — ГПУ (со времени образования СССР Объединенным ГПУ — ОГПУ), действующим в рамках определенной законности, происходит и реорганизация деятельности системы политического контроля за положением в стране, настроениями различных слоев населения, организациями и действиями отдельных лиц и их групп, несущих в себе, по мнению власти, угрозу государству. Это отразилось и на построении системы обеспечения секретной информацией партийно-государственного руководства обо всем, что происходит в сфере кон­троля карательных органов. Еще в 1921 г., т.е. при ВЧК, появляется единая "Госинформсводка", рассылаемая в 35—40 адресов, первым из которых был адрес Ленина. Она давала общую картину политического положения по всем районам страны и по всему кругу проблем, с постоянным и повышенным вниманием к деревне и особенно крес­тьянскому повстанческому движению. Естественно, что "Госинформ­сводка" не могла вместить все сведения, представлявшие интерес для разных отраслей управления. Возникли спецсводки — сводки по специальным вопросам. С середины 1922 г. вместе с "Госинформсвод-кой" периодически рассылалось письмо "Вниманию товарищей, полу­чающих сводки", в котором сообщалось о системе составления сводок и о порядке их рассылки и использования. "Сведения, помещенные в настоящей сводке, — говорилось в письме, — включены в более подробном виде в спецсводки Информационного отдела ГПУ: 1) спец­политсводка; 2) промсводка; 3) земсводка; 4) финсводка; 5) военсвод-ка; 6) партсводка; 7) коопсводка; 8) совстройсводка; 9) а также ряд выписок рассылаемых заинтересованным лицам и учреждениям по принадлежности"¹³. Из перечня спецсводок в комментарии нуждает­ся, пожалуй, лишь первая — "спецполитсводка", информирующая о собственной деятельности ГПУ и, следовательно, о тех политических силах, организациях, лицах, которые считались действительно враж­дебными политическому строю. Заметим также, что "Финсводка" содержала материалы о сборе налогов и реакции населения, о махи­нациях, растратах и других подобных преступлениях, о составе и качестве работников финансовых органов.

Интересна и следующая справка из письма 1922 г.: "Сводки выхо­дят ежедневно кроме воскресных дней и рассылаются в тот же день вечером. О неполучении необходимо сообщить в Информотдел ГПУ. Пакеты вскрываются лично адресатами. По прочтении сводки либо подшиваются в особо секретные папки, либо уничтожаются. ГПУ просит тт. составлять акты об устаревших сводках, копии [которых] с приведением номеров уничтоженных сводок направлять в Информот­дел ГПУ... Снимать копии сводок, безусловно, воспрещается"¹. Как видим, историки не узнали бы о сводках ОГПУ еще очень долго, если

бы члены советского руководства не нарушали ими же установленных правил. Заметим, что это письмо с изменением лишь подписи секре­таря Информотдела рассылалось получателям Тосинформсводок" и в 1923, и в 1924 гг.

Спецсводки не были единственным нововведением в деятельности Информотдела ГПУ в 1922 г. Сформировавшийся аппарат приступил к составлению ежемесячных "Обзоров политического и экономическо­го положения республики" (с 1923 г. — СССР), представлявших собой весьма обширные тексты (до 100 страниц и более) с анализом матери­алов не только информационных сводок, но и документов (докладов, справок и т.п.) различных подразделений ГПУ, среди которых появи­лось уже и Экономическое управление (ЭКУ).

И спецсводки, особенно "Земсводка", и обзоры последних месяцев 1922 г. привлекли внимание участников проекта. Однако разросшийся объем первого тома не позволил дополнить "Госинформсводки" ни более детальными "Земсводками", ни более аналитическими обзорами. При публикации материалов массового характера необходимо обеспе­чить определенное единство их отбора по степени конкретности и важности содержания. Сравнительный анализ трех названных видов документов Информационного отдела ГПУ за 1922 г. показал весьма высокий уровень "Госинформсводки" как исторического источника, его насыщенности конкретным материалом, в том числе по деревен­ским проблемам и особенно о повстанческом движении на завершаю­щем этапе крестьянской революции, апогея голода весны 1922 г.* и трудностях выхода из него и из общей хозяйственной разрухи, заняв­ших не менее трех лет.

Второй том издания будет включать информационные документы ОГПУ за 1923—1929 гг., охватывающие два весьма различных по характеру периода в истории советского общества: период нэпа в собственном значении этого понятия — с 1923 по 1927 г., и период слома нэпа, начавшего сталинскую "революцию сверху" — с декабря 1927 г. по ноябрь 1929 г. Среди документов первого, рассматриваемого периода, на переднее место выдвинутся "Земсводки". Их важной особенностью, как документов политического контроля за настроения­ми деревни, является фиксация в них действительных, объективного порядка причин крестьянского недовольства, а отнюдь не исключи­тельно связанных с враждебными действиями противников советского режима. Эта особенность будет присуща сводкам до конца 1927 г. Время нэпа — время созидательного курса советской политики в деревне. Материал о "врагах" и "враждебной деятельности", конечно, находил отражение в информационных документах ОГПУ, однако он не затмевал всю деревенскую действительность и не исчерпывал ее проблем.

Значение информации, содержащейся в "Земсводках" 1923— 1924 гг., возрастает в связи с тем, что деревенские события теряют былую политическую остроту и занимают все более скромное место в

* Еще до создания описанной выше системы спецсводок, появи­лась "Сводка Помгола", дающая может быть наиболее полное и конкретное представление о трагедии голода 1921—1922 гг. Их публикация — самостоятельная задача.

других документах ОГПУ. Историками пока не найдены документы с конкретными сведениями о голоде в сельских местностях Поволжья, Черноземного центра, Дона, Украины и ряда других районов весной 1923 и 1924 гг. В основном в документах отражалось положение в районах, пострадавших от страшного голода 1921—1922 гг. "Земсвод-ки" зафиксировали не только факт голода, но и его масштабы и последствия. Их можно было бы сформулировать так: если в 1921— 1922 гг. голодали десятки миллионов (свыше 30 млн) и погибли мил­лионы (по реалистическим подсчетам от 1,5 до 2 млн человек), то в 1922—1923 гг. голодали миллионы и погибли десятки тысяч, а в 1923—1924 гг. голодали десятки тысяч и погибли тысячи человек.

Тяжесть налогового обложения для деревни того времени была официально признана и отмечалась во многих документах, однако конкретную картину воздействия налогов на крестьянское хозяйство по стране в целом, с обозначением тех мест, где крестьяне вынуждены были продавать скот и почти весь урожай, питаться где-то одним картофелем, а где-то суррогатами, показывают "Земсводки".

Единая "Земсводка" просуществовала недолго. Стремление цент­ральной власти "все знать", все держать под своим наблюдением привело к дроблению спецсводок по отраслям управления на спецсводки по конкретным проблемам, считавшимися актуальными в данный момент. Вот, как выглядит перечень спецсводок по деревне за 1926 г.: "Информа­ционная сводка о политнастроениях деревни", "...по землеустройству, лесоустройству и сельскому хозяйству", "...о хлебозаготовках", "...об эко­номическом расслоении деревни", "...о работе с беднотой", "...о сельской интеллигенции", "...о сельском комсомоле", "...о сельскохозяйственной кооперации", "...о крестьянских комитетах общественной взаимопомощи", "...о колхозах", "...о совхозах", "...о перевыборах сельсоветов", "...о крестьян­ском союзе". Эти сводки составлялись не ежедневно, а с периодичнос­тью в пять-десять дней (основные) и даже по мере накопления материалов (о колхозах, совхозах, крестьянских союзах и пр.).

Резкие перемены в обеспечении секретной информацией партий­но-государственного руководства произошли с началом сталинской "революции сверху" — в 1927—1929 гг. Быстро увеличивалось число сводок и объем содержавшейся в них информации при одновременной переориентации на сугубо политические вопросы. Информация о хо­зяйственной ситуации и деятельности резко сокращалась и сводилась к таким конкретным темам, как "продовольственные затруднения в деревне" и "посевные кампании".

С осени 1927 г. и на весь последующий период одной из главней­ших тем информационных сводок ОГПУ для руководства становятся хлебозаготовки под углом зрения "политических настроений крес­тьянства в связи с мероприятиями по усилению хлебозаготовок". В них нет прямых указаний на действительные причины изменений в крестьянских "политнастроениях" — прежде всего на принудитель­ный характер хлебозаготовок, начавших слом нэпа. Сводки целиком построены на высказываниях крестьян, свидетельствующих будто бы о кулацкой и антисоветской агитации, о саботаже сельской интелли­генции и т.п. Однако высказывания крестьян, приводимые в сводках, интересны и реальны. Трудно представить себе, как могла государст­венная власть пренебречь ими, объявить враждебной пропагандой.

Особый интерес представляют справки по отдельным конкретным вопросам (часто в одну страницу, например, справки о числе аресто­ванных частных торговцев в начале 1928 г. или "кратированных", т.е. подвергнутых трех- или пятикратному обложению сельхозналогом крестьянских хозяйств осенью 1929 г.), аналитические доклады по крупным проблемам и ежемесячные "Обзоры политического состоя­ния СССР", дающие общее представление по стране в целом. Объем этих документов часто весьма велик, а содержание насыщено кон­кретным материалом, обобщенными данными. Обширная — свыше 100 страниц плотной машинописи — "Докладная записка об антисовет­ских проявлениях в деревне за 1925—1927 гг. (по материалам инфор­мации ОГПУ на 1 января 1928 г.)" самим своим появлением зафикси­ровала рубеж перемен в том, что интересовало государственное руко­водство в деревне: не ситуация в целом с учетом и позитивных, и негативных влияний советской политики на настроения и поведение крестьянства, а "антисоветские проявления", "классовая борьба" как таковая. В докладе содержатся сведения о политических группиров­ках, которые в демократических условиях могли бы послужить осно­вой для формирования крестьянской партии на советских основах. Но такие возможности большевистской диктатурой пресекались в заро­дыше: в январе 1928 г., например, была ликвидирована группа "Па­харь". По мнению авторов записки, "в результате арестов политичес­кое состояние района улучшилось". В действительности же происхо­дило обратное. Но сталинское руководство, начиная слом нэпа, созна­тельно вело дело к обострению политической обстановки в деревне.

Сопротивление деревни новой политике находило выражение в попытках создания повстанческих политических организаций, вроде "Союза хлеборобов" на Дону. Во втором томе будут помещены мани­фест и программа этой организации, извлеченные из "Обзора полити­ческого состояния СССР за октябрь 1929 г. (по данным ОГПУ)". В приложениях к этим "Обзорам" помещались документальные свиде­тельства и статистические справки, представляющие большой науч­ный интерес. Очень характерна по содержанию и насыщена обобщен­ной информацией "Справка об основных видах антисоветских прояв­лений в деревне" за первую половину 1929 г. Таблицы по месяцам и районам страны дают динамическую карту массовых выступлений крестьян, террористических актов, распространения листовок, на­правленных против насильственных хлебозаготовок, принудительной коллективизации, закрытия церквей и тому подобных действий власти.

Выше уже отмечалось, что объем информации, поступавшей от ОГПУ партийно-государственному руководству, достиг максимума в 1930 г., намного превысив возможности освоения и осмысления полу­чаемых сведений. Создалась абсурдная ситуация: всеохватывающая система политического контроля и секретной информации добросо­вестно выполняла свои обязанности и буквально захлестнула власти потоком сообщений о творимом над крестьянством насилии, его раз­рушительных последствиях и о нарастающем крестьянском протесте. Но верхам вся эта информация была уже не нужна. Году 1930-му (точнее времени с ноября 1929 г. по декабрь 1930 г.) в нашем издании будет посвящена большая часть третьего тома — столь обширны, важны и интересны оставшиеся от него материалы.

При сколько-нибудь систематическом ознакомлении с содержани­ем сводок за 1928—1930 гг. хорошо видно, как из хлебозаготовитель­ных кампаний вырастали другие темы для сводок ОГПУ — "классовая борьба", "кулацкий террор", враждебная деятельность "антисоветских элементов". В конце 1929 — начале 1930 г. эта тематика по своему объему стала одной из главных в общем массиве информации, постав­ляемой государственному руководству из ОГПУ. Существенной осо­бенностью этой категории сводок явилось включение в них информа­ции о текущей деятельности самого ОГПУ — "Об операциях по кулачеству" (1930 г.), "О ходе выселения кулачества" (1931 г.) и др. Эти сводки и справки наполнены бездушной статистикой "раскула­ченных", "арестованных", "выселенных глав семей", "находящихся в пути", "выгруженных", "убитых и раненых при попытке к бегству"... Историк здесь может видеть (причем впервые) сведения о численнос­ти и составе раскулачиваемых, арестованных и депортированных по всем районам страны и на протяжении всех "операций по кулачеству". Среди них особый интерес представляет сводка № 16 на 15 февраля 1930 г. Она из категории ежедневных, составление которых началось с 31 января — на другой день после принятия Политбюро ЦК ВКП(б) секретной директивы "О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации". Это постановление установило категории раскулаченных и количественную "норму". Первую категорию должен был составить "контрреволюционный актив" — организаторы террористических актов и "антисоветской деятельности", которых необходимо было арестовывать и репрессиро­вать как политических преступников, т.е. заключать в концентраци­онные лагеря и даже расстреливать. Их семьи подлежали высылке в отдаленные районы страны на поселение. Туда же высылались вместе с семьями "крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно высту­павшие против коллективизации" (вторая категория). Остальная часть раскулаченных (третья категория) подлежала расселению в пределах краев и областей их прежнего проживания. Общая численность рас­кулаченных устанавливалась в 3—5% крестьянских хозяйств, однако для первой и второй категорий были определены "ограничительные контингенты": в сумме по основным сельскохозяйственным районам страны для первой категории — 60 тыс., для второй — 150 тыс. хозяйств¹⁵.

Сводка на 15 февраля 1930 г. дает итоги двухнедельных "опера­ций" по первой категории раскулачиваемых, подлежавших прежде всего аресту. Мы узнали, что на Северном Кавказе, например, среди арестованных, помимо тех, кого считали тогда кулаками, оказалось очень много бывших торговцев, бывших "белых", служителей религи­озных культов, монахов и монашек, служащих, сельских интеллиген­тов и "невыясненных" или прочих. Оценить значение этой репрессив­ной бухгалтерии помогают замечания, сделанные на полях сводки самим Генрихом Ягодой — заместителем председателя ОГПУ и фак­тическим руководителем всей деятельности этой организации. Назна­чение замечаний — оценить практику осуществления директивы от 30 января 1930 г. местными органами ОГПУ. Эти замечания носили характер начальственного разноса: "...это совсем не то, что надо... Немедленно дать указания"; "не поняли наших указаний или не хотят

понять — надо заставить понять"; "...прочих — значит не знают, кого берут"; «...брать по делам, не обязательно взять "норму", можно и меньше»... В замечаниях Ягоды видно и желание застраховать себя от обвинений в "перегибах": "Я все время предупреждал..."

Сводки по вопросам коллективизации крестьянских хозяйств до осени 1929 г. не были ни регулярными, ни сколько-нибудь значитель­ными по объему. В ноябре—декабре они начинают выдвигаться на первое место в информации о деревенской жизни, а с первых дней января и до мая 1930 г. сводки "Коллективизация и политические настроения деревни" становятся ежедневными, объем их вырастает до 30—40, а часто и до 50 страниц. Им сопутствовало большое число нерегулярных тематических или территориальных спецсводок: "О массовой распродаже и убое скота...", "О массовом выходе из колхозов" (от 24 января 1930 г.!), "О ходе подготовительных работ к посевной кампании...", "Об организационных недочетах и классовой борьбе во­круг коллективизации по Нижне-Волжскому краю" (от 20 января 1930 г.) и т.п.

И в 1930 г., кроме текущей, в целом повседневной информации в виде сводок, руководство получало составленные, как правило, по его запросам справки и докладные записки по конкретным вопросам за относительно небольшой срок. Среди них особенно значительна "До­кладная записка о формах и динамике классовой борьбы в деревне в 1930 г.", подготовленная Секретно-политическим отделом ОГПУ. В ней содержатся наиболее полные статистические сведения о динами­ке, составе, причинах и географии массовых крестьянских выступле­ний, а также большой фактический материал, показывающий различ­ные типы выступлений, их непосредственные поводы и результаты. Извлечения из этого обширного и ценного документа были включены нами в обоснование научного проекта, опубликованного во Франции в 1994 г.¹⁶ В 1997 г. эти данные были вовлечены в научный оборот в работе Л.Виолы¹⁷ в Канаде. Учитывая, что в полном виде названный документ выйдет в свет не ранее, чем через два года, мы решили дать в общем предисловии к изданию наиболее интересную обобщающую таблицу о массовых крестьянских выступлениях в 1930 г. в динамике по месяцам и распределении по причинам.

13 754 массовых крестьянских выступлений за год! Из них ²/3 пришлось на январь—март, на время беспредельного насилия при коллективизации и раскулачивании. Но и сталинская демагогия "го­ловокружения от успехов" не сняла проблему. Спад числа выступле­ний к концу года был больше связан с невозможностью активного сопротивления — деревня была вычищена от оружия, вооруженных выстулений было всего 176. Обращает на себя внимание большое число "женских выстулений" — 3712. Считалось, что расправа над женщинами не может быть такой бесощадной, с какой подавлялись выступления мужчин. Уже в 1905—1907 гг. выяснилась ошибочность этого предположения. Сталинское руководство подтвердило, что любая власть не имеет отношения ни к милосердию, ни к рыцарству.

Иной тип этого рода документов представлен "Обзором № 7. Выдержки из документов кулаков, высланных в Северный край" (на 1 июля 1930 г.). Человеческая боль, пронизывающая письма выслан­ных, неподдельна.

Массовые выступления крестьян в 1930 г. (на территории СССР в целом)*

* Центральный архив ФСБ РФ. Секретно-политический отдел ОГПУ. Докладная записка о формах и динамике классовой борьбы в деревне в

1930 году. С.32. ** АСЭ — антисоветские элементы (кулаки, церковнослужители и т.п.)

С 1931 г. объем информации о деревне в сводках, справках, донесениях и докладных записках ОГПУ—НКВД начинает сокра­щаться (по сравнению 1930 г.), а ее содержание все более привязы­ваться к осуществляемым сверху мероприятиям и сельскохозяйствен­ным кампаниям главным образом в колхозах и совхозах. Информация о действительном положении в сельском хозяйстве практически исче­зает из служебных материалов Наркомзема и других открытых уч­реждений. Они должны были вещать об успехах, нарушаемых дейст­виями замаскировавшихся "кулаков" и "вредителей". Деревенская действительность становится секретной. Вот характерная тематика информационных материалов ОГПУ в 1931—1933 гг.: "...о недостатке фуража и положении с живой тягловой силой в колхозах и единолич­ных хозяйствах", "...о развертывании и ходе подготовительных работ к весеннему севу", "О состоянии тракторного парка в зерносовхозах", "...о ходе сеноуборочной и прополочно-пропашной кампаний в отдель­ных районах СССР", "...о состоянии животноводства" (последнее чаще всего "в связи с предстоящими мясозаготовками"), "...о подготовке к уборке урожая хлебов" и "Об уборке хлебов по зерновым районам и по стране в целом"... В 1932 г. в подобном тематическом ряду появи­лись регулярные бюллетени ЭКУ ОГПУ "О ходе весенней кампании" и даже спецсводки "...о массовом появлении полевых вредителей", "...о заражении посевов" в зерновых районах, особенно на Украине.

Производственная тематика с этого времени прочно входит в систему информации ОГПУ—НКВД о положении в колхозно-совхоз­ной деревне, и занимает в ней неизменно большое место. Однако с самого начала она была жестко подчинена одной задаче — государ­ственным заготовкам сельскохозяйственной продукции, прежде всего хлеба, что вполне соответствовало сущности и реальным результатам сталинской политики коллективизации и раскулачи­вания. Весной 1931 г. документы ОГПУ сообщают "об усилении антисоветских настроений", "о массовых выступлениях" против вывоза первообмолоченного хлеба из колхозов в порядке госзагото­вок летом 1931 г. и "о продзатруднениях, выходах из колхозов и разборе лошадей" зимой 1931—1932 гг. в разных районах страны, показывая истоки "отлива из колхозов", констатированного советской историографией 60-х годов¹⁸.

В 1932 г. документы ОГПУ фиксируют массовое искажение руко­водством колхозов, совхозов и районных сельхозучреждений отчет­ных данных о засеянных площадях и урожаях, о "сокрытии" собран­ного хлеба и его "разбазаривании" на оплату труда колхозников. Результатом принудительного изъятия собранного урожая, как пока­зывают спецсводки, было повсеместное "воровство" зерна с полей и из-под молотилок, массовые выходы из колхозов с попытками увода своего скота и даже раздела колхозных посевов. Хлебозаготовки подчистую и жесточайшая расправа с "расхищением социалистичес­кой собственности" по закону от 8 августа 1932 г., написанного собст­венноручно Сталиным, породили голод миллионов крестьян на Украи­не, Дону и Северном Кавказе, Нижней и Средней Волге, Южном Урале и в Казахстане — голод, явившийся одним из самых тяжких сталинских преступлений. Среди документов, отразивших голод 1932—1933 гг., обнаружена "Информация ОГПУ АССР Немцев Повол-

жья о результате проверки фактов, изложенных в письме Сталину, группой писателей во главе с Борисом Пильняком". Этот документ — ценнейшее дополнение к известному письму Михаила Шолохова по такому же поводу и в тот же адрес.

Проблемы производства и государственных заготовок сельскохо­зяйственной продукции останутся в центре внимания политического контроля, осуществлявшегося в деревне НКВД (слившегося с ОГПУ в 1934 г.)- Однако в интерпретации негативных с точки зрения власти явлений и в производстве, и в общественной жизни на передний план выдвигаются действия "вредителей" (отнюдь не "полевых") и "врагов народа", которыми, по сталинскому определению, оказывались "кула­ки, пробравшиеся в колхозы на должности кладовщиков и счетово­дов... ° Эта установка, как и августовский закон 1932 г., предопреде­лили направление и масштабы сталинских репрессий в деревне, принявшего форму "дораскулачивания".

Конечно, наиболее массовые и жестокие репрессии обрушились на крестьянство в связи с коллективизацией и раскулачиванием 1930—

1931 гг. Волна репрессий 1932—1933 гг. на основе "Закона о пяти
колосках" — так в деревне назвали сталинский закон от 7 августа

1932 г. — и чистка колхозов от "кулаков" не шли ни в какое сравнение
с жертвами предыдущего этапа. (Впрочем, если вспомнить, что голод
1932—1933 гг. Сталин считал наказанием крестьянства "за саботаж"²¹,
то ж^ертв окажется не меньше и в этот период.)

Предполагается, что четвертый том будет охватывать время с лета—осени 1933 г. до осени 1939 г. и включит документы о крестьян­ской реакции и на "колхозный неонэп" (признание необходимости лич­ного подсобного хозяйства у колхозников), и на оформление колхозного строя в том виде, в каком он просуществовал до нынешних реформ, и на сталинские репрессии 1937—1938 гг. Принято считать, что в 1937— 1938 гг. репрессии шли в основном в городе и касались партии, интелли­генции и аппарата управления, армии и промышленности, откуда вычи­щались остатки большевизма. Однако и на этом этапе репрессий деревня не оказалась в стороне. В 1992 г. были опубликованы постановления сталинского Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 и 9 июля 1937 г. "Об антисовет­ских элементах", касавшиеся именно деревни. В первом из них говори­лось: "Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных в одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисовет­ских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности.

ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским предста­вителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немед­ленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы, были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. Секретарь ЦК И.Сталин".

В постановлении от 9 июля утверждались "тройки" по районам. Опубликованный там же "Оперативный приказ" по НКВД № 00447 от

30 июля 1937 г. устанавливал разнарядку на число репрессируемых для всех республик, краев и областей по первой категории (рас­стрел) — 72 950 человек, по второй категории (заключение на восемь-десять лет в лагере) — 186 500, а всего — 259 450 человек²². Начатые исследования отчетно-информационных материалов за 1937—1938 гг. сразу же показали, что задания руководства были перевыполнены в 3 раза, в том числе по расстрелам в 5 раз. Материалы названной операции и ее воздействия на политические настроения деревни займут большое место в заключительном томе нашего издания.

Заметим все же, что выявительская работа над третьим и четвер­тым томами далеко не завершена и мы не сомневаемся, что будут еще находки неизвестных и важных материалов.

Материалы сводок и подобные им документы ВЧК—ОГПУ— НКВД по своему происхождению и содержанию являются массовым историческим источником, предъявляющим особые требования к их публикации. Эти требования связаны прежде всего с неизбежностью выборки документов из общего массива, объем которого не доступен ни для издания в целом, ни даже в той или другой тематической части. Из единой "Госинформсводки" 1921—1922 гг. мы должны были отби­рать тексты наиболее насыщенные конкретной информацией по раз­ным районам и связанным с главными проявлениями времени: движе­ние крестьянского протеста, голод, продналог, изъятие церковных ценностей... В принципе выборочной является любая публикация до­кументов (кроме фондовой, которая возможна в редчайших случаях). Конечно, публикация материалов массового порядка дает наибольшие возможности для односторонней выборки, подчиненной той или дру­гой идеологической и политической концепции. И есть лишь одно средство против подобного искажения исторической действительнос­ти: осознанный и последовательно проведенный в работе научный объективизм, сознательный отказ от любой партийности. Насколько составители и редакторы сборников документов "Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939 гг." смогли осуществить на­званные принципы и обеспечить действительно научный характер издания покажут дальнейшие исследования.

А.Берелович, В.Данилов

¹ Проект был обсужден и одобрен в Доме наук о человеке и в Институте российской
истории РАН. Его обоснованию была посвящена статья, опубликованная во Франции в
1994 г. См.: Danilav V., Berelowitch A. Les documents de la VCK—OGPU—NKVD sur la
campagne sovietique. 1918—1937 // Cahiers du Monde russe. 1994. Vol. XXXV. N 3. Juil.—sept.
P. 633—682.

В том же 1994 г. в другом французском журнале появилась статья Н.Верта "Новый неисследованный источник — сводки Ч К—ОГПУ" (Werth N. Une Source inedite: les Svodki de la TCHEKA—OGPU // Revue des Etudes slaves. P., 1994. Vol. LXVI. N 1. P. 17—27).

² Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930г. — весна 1931 г. Сб. документов/Отв. ред.
В.П.Данилов, С.А.Красильников. Новосибирск, 1992; Спецпереселенцы в Западной Сибири.
Весна 1931 г. — начало 1933 г. Сб. документов / Отв. ред. В.П.Данилов, С.А.Красильников.
Новосибирск, 1993; Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933—1938 гг. Сб. документов /
Отв. ред. В.П.Данилов, С.А.Красильников. Новосибирск, 1994; Спецпереселенцы в Западной
Сибири. 1939—1945гг. Сб. документов/Отв. ред. В.П.Данилов, С.А.Красильников. Новоси­
бирск, 1996.

³ Rapports secrets sovietiques. La societe russe dans les documents confidentiels. 1921—1991.
Textes reunis, traduits et presented par N.Werth et G.Moullec. P., 1995.

⁴ ВЧК—ОГПУ о политических настроениях северного крестьянства. 1921—1927 годы.
По материалам информационных сводок ВЧК—ОГПУ / Сост. Г.Ф.Доброноженко. Сыктыв­
кар, 1995.

⁵ Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919—1921 гг. "Антоновщина".
Документы и материалы / Под ред. В.Данилова, Т.Шанина. Тамбов, 1994.

⁶ Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917—1921 гг. Документы и материалы / Под ред.
В.Данилова, Т.Шанина. М., 1997.

⁷ Сибирская Вандея. Вооруженное сопротивление коммунистическому режиму в 1920 г. /
Сост. и ред. В.И.Шишкин. Новосибирск, 1997.

⁸ Неизвестная Карелия. Документы спецорганов о жизни республики. 1921—1940 гг.
Петрозаводск, 1997.

⁹ См.: Рассказов Л.П. Карательные органы в процессе формирования и функционирова­
ния административно-командной системы в Советском государстве (1917—1941 гг.) Уфа,
1994; Измозик В. С. Глаза и уши режима. Государственный контроль за населением Советской
России в 1918—1928 гг. СПб., 1995; ВЧК—ОГПУ. Документы и материалы / Редактор-соста­
витель Ю.Г.Фельштинский. М., 1995; Шаповал Ю., Пристайко В., Золотарев В. ВЧК—ГПУ—
НКВД в Украш!: особи, факта, документа. Кш'в, 1997; Левые эсеры и ВЧК. Сб. документов /
Под ред. А.Л.Литвина. Казань, 1996; Лубянка. ВЧК—ОГПУ—НКВД—МГБ—МВД—КГБ.
1917—1960. Справочник / Сост. А.И.Кокурин, Н.В.Петров; под ред. Р.Г.Пихоя. М., 1997.

¹⁰ Российский государственный военный архив (далее РГВА). Ф.33987. Оп. 1. Д.216. Л.55.

¹¹ Центральный архив Федеральной Службы Безопасности РФ. (Далее: ЦА ФСБ). Н-217. Т.9. Л.230.

¹² См.: Данилов В.П. Аграрные реформы и аграрная революция в России // Великий
незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире. Хрестоматия. М., 1992. С. 310—319;
Danilov У. Violence centre violence. La Revolution paysanne en Russie 1902—1922 // Violences et
Pouvoirs Politiques. Toulouse, 1996. P. 137—157.

¹³ ЦАФСБ. Ф.1. Оп.6. Д.498. Л.ЗО, 38, 181 и др.; Ф.2. Оп.2. Д.755. Л. 10, 315, 330 и др.

¹⁴ Там же.

¹⁵ См.: Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективи­
зации. 1927—1932гг. Сб. документов. М., 1989. С. 27—29.

¹⁶ Danilov V., Berelowitch A. Op. cit. P. 633—682.

¹⁷ Viola L. Peasant Rebels under Stalin. Collectivization and the Culture of Peasant Resistanse.
N.Y.; Oxford, 1996. P. 103—141.

¹⁸ Зеленин И.Е. Колхозное строительство в СССР в 1931—1932 гг. (к итогам сплошной
коллективизации сельского хозяйства) // История СССР. 1960. № 6. С. 19—39.

¹⁹ Документы свидетельствуют... С. 471—473.

²⁰ СталинИ.В. Собр. соч. Т.13. М., 1953. С. 229—230.

²¹ Документы свидетельствуют... С. 471—473.

²² Труд. 1992. № 88. 4 июня.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: