Она теряла терпение. Он стоял прямо перед ней, и, возбудив ее, сразу отступал, тем самым заставив ее забраться на стол. Она подумала, что он может возразить, из-за того, что она позволила себе командовать, но он улыбнулся и подошел к ней.

Она схватила его за пояс и рывком притянула его к себе. Его руки опустились поверх ее бедер, и он опустился у нее между ног. Она расстегнула его ремень так быстро, насколько могла справиться, пока его пальцы пробирались под ее стринги. Она открыла пуговицу и расстегнула молнию, после чего засунула пальцы в его дорогие брюки и, скользя по его узким бедрам, опустила их вниз.

Лиз несколько раз погладила его через боксеры, но он уже был готов к ней. Она засунула руку под резинку, и обхватила пальцами его член. Он заворчал и наклонился вперед.

― Да. Ты нужна мне. Прямо сейчас, ― застонал он, пока она ввех-вниз водила рукой.

Он наклонился вперед и изо всех сил поцеловал ее. Потеряв ход мыслей, ее рука замерла, и он, воспользовавшись моментом, подтянул ее за задницу так, что она оказалась на краю стола.

Он прервал поцелуй, спуская боксеры, и срывая вниз ее трусики. Лиз охотно сняла платье через голову и расстегнула бюстгальтер. Она знала, что была также готова для него, как и он. Она чувствовала, как у нее участился пульс и дыхание. Казалось, ее ощущения усиливались от каждого его прикосновения. Та химия, которая была между ними, могла перегреть ближайшие кварталы, и щеки Лиз покрылись румянцем.

Она никогда не чувствовала себя так комфортно раздетой перед мужчиной. Это был Брейди. Он никогда не судил ее, никогда не был снисходительным, и ни разу не унизил ее или не заставил чувствовать себя плохо из-за сделанного выбора. Вряд ли она когда-нибудь откажет ему по этой причине. Она давала волю ощущениям. Потому что, будучи с Брейди, она не позволяла себе делать, что-нибудь кроме этого.

Брейди схватил ее за бедра и грубо толкнулся в нее. Лиз задохнулась от удара, когда их тела воссоединились. Он был прав: три дня – это слишком долго.

Он начал выходить из нее, пока не издался стягивающий звук от движения головки, а затем также медленно вошел в нее обратно. Он продолжал двигаться вперед-назад, пока она не почувствовала, что скоро умрет, если не ускорить темп. Словно читая ее мысли, он начал двигаться быстрее, постепенно все сильнее и сильнее вбиваясь в нее. И чем сильнее он вколачивался в нее, тем громче она стонала, вплоть до тех пор, пока он не мог больше сдерживаться и кончил.

Каким-то образом он сдержал себя и ждал, пока она достигнет своего пика.

Через пару секунд он начал по новой. Лиз пыталась не ныть и подняла голову к потолку. Она не могла поверить, что они трахаются прямо здесь, на долбанном столе Хайдена. Но она не собиралась останавливаться, особенно когда Брейди был на ее территории.

― Черт, Брейди, ― застонала она. ― Я буду отшивать тебя чаще, если это так на тебя действует. Мне нравиться иметь власть.

― Детка, не знаю с чего ты это взяла, потому что, это я – тот, кто тебя имеет, ― сказал он, подчеркивая каждое слово, толкаясь в нее с каждым ударом все жестче и жестче.

― Ах, так? ― спросила она, с силой отталкивая его назад и прыгая со стола. Она вытащила кресло к столу и указала на него:

― Садись!

Брейди поднял брови, но сделал, как ему велели. Это было самое любимое кресло Лиз во всем здании, и когда она закончит с Брейди, она никогда не вернет его обратно Хайдену.

Оно сбыло большим и прочным, с закругленными подушками и большими деревянными подлокотниками.

Лиз взобралась наверх и оседлала его. Он наблюдал за ней с большой, самодовольной улыбкой на лице, так, будто это все была его идея. Она опустилась на него и начала по- своему двигаться в его ритме. Она наклонилась вперед и прошептала ему на ухо:

― Сейчас тебя имею я. Как только эти слова сорвались с губ, Брейди ударил ее по заднице, и она вскрикнула от удивления. Он сжимал ее задницу в руках, пока на ее коже не остались следы, а затем заставил снова и снова опускаться на него. С ним, направляющим ее движения, они двигались быстрее, чем она смогла бы самостоятельно, и вскоре они оба задыхались от напряжения. Он снова и снова поднимал ее вверх и опускал вниз, до тех пор, пока все, что она могла услышать сквозь их дыхание, это шлепки их тел от столкновений.

― Детка, ― пробормотал он, еще раз опуская ее сильнее, ― я все еще тот, кто тебя трахает.

Лиз с улыбкой откинула голову назад. Конечно, он. И она не хотела, чтобы он останавливался.

― И я буду единственным, кто трахает тебя. ― Он подчеркнул слова с постоянно растущим темпом.

― Господи, да, ― простонала Лиз.

Она никогда не могла с ним не согласиться. Ее грудь качалась вверх вниз напротив его лица, пока она скакала на нем сверху. Она почувствовала, что очередной оргазм готов разорвать ее тело, и она стиснула зубы, наклонившись к его плечу.

― Детка, ― прорычал он.

Она уже знала, что он собирался сказать.

― Я тоже, ― выдохнула она.

А затем они оба отпустили свои тела. Закрыв глаза и войдя в состояние эйфории, Лиз почувствовала, как ее тело уплывает.

Брейди обнял ее за талию и притянул к себе. Она уронила голову ему на плечо и довольно вздохнула. Как же было хорошо в его объятиях, забывшись в их собственном мире.

Так они сидели вместе, пока Лиз не почувствовала, что засыпает. Она выпрямилась, поцеловала его в губы, а потом слезла с него. Она ненавидела, это чувство пустоты без его тела, но сегодня у них для этого было еще много времени, и еще много других ночей впереди.

После того, как они оделись и сходили в душ, Лиз пошла разбираться с разбросанными бумагами, которые ей были нужны для работы. Она хотела, чтобы все было на месте, когда у нее появиться возможность снова вернуться к делу. Но, судя по тому, как смотрел на нее Брейди, скорее всего, это случится не сегодня.

Брейди наклонился к ее плечу и начал целовать дорожку к ее шее. Лиз засмеялась и откинулась на него. Его руки двинулись по ее телу и обернулись вокруг нее.

― Это та статься, над которой ты так отчаянно работала?

― Кое-что из того, что я готовила на следующую неделю, ― пробормотала она, снова затерявшись в его поцелуях.

― Сравнение агитационных площадок и студенческого самоуправления? ― спросил он, читая поверх ее плеча.

Его голос слегка изменился. Она не знала, что именно это было, но было похоже на голос для предвыборной кампании. Она очень надеялась, что его не обидело то, что она написала. Ему обычно нравилось, когда она писала материал, на тему которого можно было поспорить, так как, по крайней мере, он знал, что это было честно.

― Да. Я подумала, что это отличный способ привлечь университетский городок, ― ответила она ему.

Она опустила, что это была идея Хайдена. Она никогда раньше не упоминала Хайдена во время их разговоров. Прежде она никогда об этом не задумывалась.

― Хм…Не возражаешь, если я взгляну? ― спросил он, собирая бумаги со стола и отпуская ее.

Она напечатала то, что написала ранее, чтобы потом просмотреть, что было упущено. Таким образом, она находила много ошибок.

― Она еще не закончена. Здесь все перемешано, еще требует доработки. Не суди меня за эту бессвязную неразбериху, которая и есть началом моего первого проекта, ― поспешно сказала она.

Он улыбнулся и начал листать бумаги, некоторые части просматривая вскользь, и внимательно читая другие колонки. Ей не хотелось показаться невоспитанной и читать поверх его плеча, но ее очень беспокоило, что он об этом думает. Ей хотелось знать, какие части он читает более внимательно, чем остальные.

О нем, там упоминалось не так уж и часто. Обычно она писала статьи про каждого отдельно политика, но в этот раз было по-другому. Она уже переживала по этому поводу. Она надеялась, что статья ему понравилась.

― Хм…― проворчал он, когда перевернул последнюю страницу.

― Хм…? ― переспросила она, сгорая от любопытства, узнать, что он об этом думал.

― Хорошо, ― сказал он, наконец-то закончив читать. ― Я вижу, что ты имела ввиду, говоря «бессвязную», но все же, написано хорошо.

Лиз покраснела.

― Спасибо.

― У меня…У меня есть совет, если тебе интересно, ― дипломатично сказал он.

― О? ― спросила она.

Это что-то новенькое. Не то, чтобы Брейди не была интересна ее работа. Он читал все ее статьи, а иногда они их обсуждали. Ничего серьезного. Они избегали открыто обсуждать политику.

― Ну, мне понравилась идея сравнить агитационные площадки с чем-нибудь, что относиться к студентам. Достучаться до молодежи сложнее всего. Их сложно мотивировать или заинтересовать политикой, потому что они слишком заняты тусовками. Для их возраста – это не плохо, но есть еще что-то помимо колледжа, с чем они столкнуться спустя четыре года. Некоторые люди называют это «реальным миром» ― сказал он, пожав плечами.

Лиз усмехнулась.

― Многие из студентов в курсе, что реальный мир – отстой, и что внутри четырех стен этого заведения они в безопасности, но также в реальном мире существуют вещи, которые непосредственно касаются их. И если они не принимают участие ни в голосовании, ни в кампании, ни в обращении к их конгрессмену, ― сказал Брейди, указывая на себя, ― то как мы можем знать, чем им помочь в будущем? Их будущее определяют люди, которые старше на тридцать-сорок лет этого поколения, потому что они голосуют. Если бы все студенты принимали в этом участие, то они могли бы это изменить.

Лиз улыбнулась. Эта тема ей очень нравилась. Она всегда чувствовала себя очень решительной, когда дело касалось участия в выборах молодого поколения. Это была одна из причин, почему она с самого начала стала так активно проявлять себя в работе над газетой.

― Ты читаешь нотации, ― сказала она.

― Конечно, ― ответил Брейди. ― Я хочу сказать, что на самом деле студенты не заинтересованы в студенческом самоуправлении.

Лиз сузила глаза.

― Выборы в студенческое самоуправление огромные. В прошлом семестре студгородок был переполнен агитационными кампаниями. Все призывали людей голосовать. Я думаю, это идеальная аналогия. ― К тому же у Хайдена был нюх на то, что люди находят для себя интересным. У него был прирожденный талант. Она доверяла его суждению.

― Верю, ― произнес он, поднимая свои руки вверх, показывая, что не хочет начинать спор. ― Однако, я думаю, людей бы это больше волновало, если бы ты связала это с баскетболом.

― О, Господи, ― произнесла она, закатывая глаза. ― Один из моих тренеров по теннису постоянно упоминает, что ты играл в баскетбол.

― Ты играешь в теннис? ― спросил он с улыбкой.

― Ага, хотя не так уж и часто.

― Я обожаю теннис, ― признался он ей.

― Можем когда-нибудь сыграть вместе! ― А потом она вспомнила - они не могут видеться на публике. На ее лице появилось разочарование. Было бы весело.

Брейди одарил ее взглядом, который говорил то, о чем она только что подумала, и продолжил.

― Я просто говорю, что это баскетбольный колледж. Подумай об этом с такой стороны, ― сказал он, подводя к сути. ― Здесь все любят баскетбол, но не каждый умеет играть. Мы хотим выиграть. Мы хотим сделать так, чтобы наш колледж выглядел хорошо. Поэтому мы набираем превосходных игроков для того, чтобы они представили наш колледж, это как в голосовании за представителей в политике. У нас есть общая цель, и мы различными способами помогаем достичь этой цели – принимаем участие в игре, собираем деньги, предоставляем репетиторство игрокам, чтобы они могли сохранить свое право на обучение. Здесь мы все работаем на общее благо, и если студент заинтересуется в игре, в нашем случае – в политике, и поможет достичь наши взаимные цели, тогда мы бы все достигли успеха.

Это была очень хорошая мысль. Она никогда не думала об этом с такой точки зрения. Она знала, что если она будет писать такую статью, то ей придется начинать все заново. Это не будет конец света, но это займет время.

― Я понимаю твою точку зрения. Это будет отличная статья, ― сказала она.

Она была уверена в этом. Ей просто нужно решить была ли это ее статья. Возможно, студентам она понравится…

― Ну, хорошо, ― сказал он, кидая бумаги обратно на стол. ― Это мой совет. Если бы я был в колледже, меня бы это заинтересовало.

Он схватил ее за талию и притянул обратно к себе.

― Ты закончил читать мне нотации? ― подразнила она.

― Даже не близко, детка, ― сказал он, целуя ее медленно и требовательно до тех пор, пока не спало все напряжение от их разговора.― Думаю, нам пора уходить.

― Да. Прямо сейчас. ― Она быстро схватила сумку и последовала за ним, выходя из здания.

Глава 18

Черное и белое

Ее статья вышла на неделе, когда праздновали День Независимости США, всего за пару недель до конца летнего семестра. Студенты паковали чемоданы для длительных каникул, но статья все равно собрала большое количество читателей, особенно как для лета. Сайт просто взорвался. Хайден позвонил, чтобы поздравить ее. Несмотря на то, насколько он был занят в округе Колумбия, он все чаще звонил ей, иногда, чтобы обсудить газету, но в последнее время, чтобы просто пообщаться. Она не знала, было ли это, из-за того, что она пишет статью, или из-за того, что приближался запланированный день ее приезда.

Тем не менее, было приятно получить положительные отзывы о своей работе. Она не могла дождаться, когда ее профессор отдаст ей проверенную статью. Она думала, что эта работа была переломным моментом для ее степени.

В период Дня Независимости Брейди уехал со своей семьей на праздники, и она не сможет с ним встретиться на протяжении всех его выходных. Каждый год после четвертого июля Максвеллы уезжали на остров Хилтон-Хэд на побережье Южной Каролины, чтобы посетить митинги и мероприятия, на которых им нужно было присутствовать.

Однажды Брейди попросил ее встретиться сразу после полудня в центре Роли, недалеко от парада. Он был впервые так загружен с момента их встречи в редакции. День Независимости был расцветом деятельности для Брейди и его отца, который был в Северной Каролине в течение длительных выходных. Он не избирался в этом цикле, но он приехал, чтобы поддержать Брейди. Это создавало хорошее впечатление о них, как о прочной семье, тем более, учитывая то, что Брейди был не женат. Лиз съежилась при мысли об этом.

Искать место для парковки посредине дня четвертого июля было худшим опытом в ее жизни. Было очень жарко, самый жаркий день за весь год. Кондиционер в машине не справлялся с такой температурой и периодически барахлил. К счастью, она решила одеть белые шорты с манжетами и широкую красно-белую майку вместо обтягивающей. Она была просто благодарной за то, что была в сандалиях, а не на каблуках, потому, что к тому времени, пока нашла, где припарковаться, она была в больше мили ходьбы от площади, где проходил митинг. Ей было жарко, и она вспотела, когда, наконец-то прибыла на место.

Больше всего радовало то, что, если ей вообще удастся встретиться с Брейди, то это произойдет не раньше того, как закончится мероприятие. Ее волосы уже были убраны с шеи в высокий хвост, но ей не хотелось даже думать на что сейчас похож ее макияж. Может быть, у нее еще найдется время, чтобы привести себя в порядок.

Лиз вошла в парк с южного входа и уже увидела надвигающуюся толпу. На тротуарах выстроились фургончики с едой и всякими развлечениями для детей. Пони брели по кругу с возбужденными детишками на спинах. Местные средние школы и отряды скаутов продавали американские флаги и красно-бело-синие повязки на голову. Она слышала на расстоянии марширующий оркестр, смех и шум праздника. Она не могла перестать улыбаться, пока шла мимо группы людей, которые делили арбуз. Здесь заразительная атмосфера.

Она дошла до середины парка, где была установлена сцена. Играла музыкальная группа и люди сидели напротив сцены на раскладывающихся стульях и расстеленных на траве покрывалах. Местная группа Дельта Рей играла как на вечернем концерте перед началом салюта.

Лиз решилась осмотреться вокруг сцены, где она полагала, могла находиться семья Максвеллов. Она уже видела знаменитую Саванну и младшего брата Брейди ― Клэя, который тоже сегодня должен быть в городе. Их отец не афишировал их семью. Она до сих пор не могла нарыть что-то больше, чем просто школьные фотографии его брата и сестры. И оглянувшись вокруг в последний раз, она почувствовала себя ужасно, как будто она и правда преследовала его.

Лиз прошлась по периметру, и сделала кучу праздничных снимков. Она могла сделать на сайте каталог с отчетом своей деятельности. Студенты вроде бы любят такое. Она сунула телефон в задний карман, пока подходила к сцене. Ворота были установлены таким образом, что никто, кроме персонала и гостей, не мог попасть за кулисы. Лиз пожалела, что не выбила себе пропуск для прессы, тогда бы она могла свободно здесь бродить.

Она обошла охранника, нашла выемку в широкой ограде и наклонилась через перила, чтобы посмотреть, что там видно. Это было не очень осторожно, но ей было просто любопытно. Она стиснула зубы от того, что там увидела.

Густые рыжие волосы роскошно свисали с плеча Каллей, когда она смеялась над чем-то, что сказал ей стоящий напротив нее парень. Она расслаблено держала в руке микрофон, но не было похоже, что она сейчас работала. Лиз не очень следила за ее деятельностью, но ей было известно, что Каллей работала в политическом отделе газеты. У нее еще не было своей колонки, что, вероятно, объясняет, почему она была в Роли четвертого июля, вместо того, чтобы остаться в Шарлотт. Кто бы ни стоял над ней, скорее всего он отправил ее сюда, потому что они не хотели ехать сами. По крайней мере, Лиз так казалось.

После того инцидента с Хайденом в конце весеннего семестра, у нее была негативная реакция на Каллей. Это было странно, учитывая, что Лиз всегда равнялась на ее работу в газете. Тем не менее, не могла отделаться от ощущения, что Каллей нарочно оскорбила ее. Это задело ее.

Каллей оглянулась в ее сторону, и Лиз отпрянула от забора. Она надеялась, что Каллей ее не заметила, но она была уверена в обратном. Еще этого не хватало.

― Лиз! ― позвала ее Каллей.

Лиз вздохнула и повернулась назад, чтобы посмотреть через ограду. Каллей шла к ней с улыбкой на лице. Она была в деловой одежде: в белой блузке с оборками, заправленной в красную юбку-карандаш и на каблуках, которые утопали в мягкой почве.

― Привет, Каллей! ― сказала Лиз.

― Не ожидала тебя здесь увидеть! Я думала ты останешься в Чапел-Хилл или уедешь домой на лето, ― сказала она, стоя напротив ограды.

― Я осталась в Чапел-Хилл. Я хожу на дополнительные занятия и веду собственную колонку в газете, но я приехала в город на митинг, ― сообщила ей Лиз.

― Как мило! Я на днях разговаривала с Хайденом и он сказал, что кто-то следит за информацией, но он никогда не упоминал, что это ты, ― сказала она, с широкой светлой улыбкой, кладя свою наменикюренную руку на перила.

Лиз только вчера с ним разговаривала, и он не сказал, что общался с Каллей. Хотя зачем ему это делать? Это Лиз не касалось, но ей было ужасно интересно, почему он до сих пор общается с Каллей, ведь он говорил, что между ними все кончено.

― Хорошо. Я уверена, что он так занят на своей стажировке, что это просто выскочило у него с головы. Я спрошу его об этом, когда поеду к нему в гости, ― сказала Лиз, стараясь не моргнуть и не расплыться в улыбке.

― О, ты собираешься в округ Колумбия? ― спросила Каллей, водя пальцами по ограждению.

― Да, через пару недель.

― Интересно.

― Мадам, ― крикнул охранник, подходя к ним, ― Вы должны отойти от ограждения.

― О, она со мной, ― сказала Каллей, показывая свой бейджик.

― А у нее есть такой? ― спросил он.

― Ее в моей сумке, ответила Каллей.

Она указала на оператора, стоявшего рядом с ней. Каллей подошла к сумке и вытащила, качающийся на шнурке, второй пропуск для прессы.

― В следующий раз, убедись, что она его надела, ― проворчал он.

― Теперь быстро уходите. Мы должны очистить территорию

― Да, сер, ― сладко произнесла Каллей.

Она вручила Лиз дополнительный пропуск.

― Спасибо.

Лиз повесила значок на шею.

― Мне повезло, ― сказала она, когда прошла к другой стороне ограды.

― Да. Мы всегда получаем только один запасной пропуск, на случай, если мы отправим кого-то другого или нам понадобиться еще один фотограф, ― сказала она, пожав плечами. ― Можешь оставить его себе.

Лиз не знала, почему она следовала за Каллей. Она не хотела находиться рядом с этой женщиной, но она дала ей пропуск. Было бы грубо сейчас уйти. Кроме того, в глубине души она понимала, что это на шаг приблизило ее к Брейди.

― Если они освобождают территорию, это значит, что прибыла семья Максвеллов, сказала Каллей, подходя к оператору.

Лиз улыбнулась. Брейди.

― Не могу дождаться выступления Брейди. Каждый раз, когда он начинает говорить… ― сказала Каллей. ― Ну, он горячий.

Лиз чуть не рассмеялась. Долгое время она бы никогда не подумала, что кто-нибудь в здравом уме отшил бы Каллей Холлингворт, предпочел бы Лиз вместо Каллей. Но теперь, когда она так говорила о Брейди, Лиз знала, что по сравнению с ней, у Каллей не было никаких шансов. Это было ужасно приятно.

― Согласна? ― спросила Каллей.

― Пока он не начинает говорить, ― ответила ей Лиз, снисходительно улыбаясь.

― Да, ну, ты не обязана с ним соглашаться, чтобы оценить его внешность. Он самый завидный холостяк по рейтингу Северной Каролины, ― сказала она Лиз.

Лиз была не в курсе об этом, но она не была удивлена. Он был шикарным, амбициозным, инициативным. Лиз старалось много не думать об этом. Это был только вопрос времени прежде, чем женщины начали бы активнее добиваться его внимания. А ей не хотелось, чтобы его внимание было направлено куда-либо еще.

― Уверена, скоро кто-нибудь его заарканит, ― задумчиво произнесла Лиз.

― Не могу дождаться, чтобы узнать кто именно. ― Каллей подняла брови, глядя на Лиз.

Все это время Каллей казалась такой уверенной в себе, как будто ожидала, что Брейди найдет ее в толпе и начнет с ней зажиматься прямо здесь.

Прежде чем Лиз успела ответить, она услышала шум позади нее. Она повернулась к воротам, через которые вошла, увидела, как они открылись и, как через них прошла пара охранников, одетых в искусные черные костюмы. Журналисты устремились вперед, проталкиваясь ближе, пока семья Брейди занимала частное огражденное пространство.

Лиз последовала за Каллей через толпу, когда отец Брейди прошел мимо нее. Он выглядел достойно в черном костюме, с сединой на волосах. Брейди будет хорошо выглядеть в его возрасте. От этой мысли на ее лице появилась улыбка. Она не должна об этом думать. Жена сенатора Максвелла шла рядом с ним, но Лиз не удалось рассмотреть ничего, кроме коротко остриженного каре светлых волос, прежде чем они исчезли из виду.

Кто-то оттолкнул Лиз с пути, и она пропустила того, кто шел за ними, но через секунду она нашла место, откуда могла посмотреть. Это была Саванна Максвелл – та самая девушка, с которой Брейди был на собрании в Каррборской ратуше. Она была одета с профессиональным шиком: в прямых черных брюках, в красной облегающей блузе и в синем с белыми пуговицами жакете. Ее темные волосы спадали прямо на плечи. Она была похожа на женскую версию Брейди.

Затем появился он, и у Лиз перехватило дыхание. Брейди никак не смог бы увидеть ее в толпе репортеров, и он не ожидал, что она могла быть за кулисами. Это напоминало подглядывание.

Сегодня он был полностью деловым человеком. У него было строгое выражение лица, его маска предвыборной кампании была на месте. На нем был строгий, подогнанный под него, черный костюм. Даже на расстоянии она могла сказать, что он о чем-то волновался. Она не знала как. Неужели она проводила с ним так много времени, что могла замечать что-то наподобие этого? Или она просто выдумывает?

Брейди продолжил свой путь к комнате за сценой, сквозь толпу репортеров, даже ни разу не подняв головы. Лиз была разочарована тем, что ей не удалось рассмотреть его красивое личико, но сегодня он должен был работать. Она могла это понять.

Несколько минут спустя, объявили старшего Максвелла, и он вышел на сцену. Его речь была привычной для него. Лиз не просматривала большую часть его работ, но ей была известна суть его агитационной кампании. Он пробежал по семейным ценностям. Как обычно. Это легко покоряло сердца. Добавил свою харизму на сцене и каждый раз без проблем избавлялся от конкурентов на выборах.

Он закончил свою речь, которая была легкой и в общем подчеркивала усилия предвыборной кампании его сына. В такой день, когда все так хорошо проводили время, им бы не хотелось обсуждать политику. Они поблагодарили всех за приход и призвали выполнить гражданский долг, зарегистрировавшись на голосование и придя в августе на первичные выборы, и на всеобщие в ноябре. Толпа зааплодировала, когда он поблагодарил их, а затем ушел со сцены.

Лиз вздохнула, когда услышала, как Хизер объявила Брейди, и со своей выгодной позиции она наблюдала, как он поднялся на сцену. Ее глаза были прикованы к нему, и она даже забыла, что находилась рядом с Каллей, и что они были в общественном месте. Все, что она могла видеть, это был ее мужчина, очаровывающий толпу.

Он начал говорить с заряжающей энергией, которая казалось, излучалась им каждый раз, когда он начинал обсуждать то, что его волновало. Он легко выдал историю о том, как еще ребенком праздновал четвертое июля в домике у озера, рассмешив всю свою семью. Щеки Лиз покраснели при воспоминании о домике у озера, и ей было интересно, сделал ли он это нарочно, зная, что она будет среди зрителей.

Она слушала, как он перешел с истории о своем детстве к аналогично содержательной речи, как у его отца. Он говорил о желании воспитывать детей в мире, в котором они бы смогли осуществить Американскую мечту, и о борьбе за права человека. Он связал свою речь с битвой, с которой столкнулась его страна в борьбе за независимость, и с тем как выросла нация в процессе роста и перестройки людей от прежних режимов. Он ссылался на мысли Отцов-основателей, и призывал толпу прислушаться к их заветам.

Где-то на середине его выступления Лиз словила себя на том, что кивала его словам, и чем дольше он говорил, тем сложнее ей было остановиться. Что он с ней делал? Она ведь была не согласна с ним. Не то, чтобы она всегда не соглашалась с тем, за что он выступал. Были моменты, которые она одобряла в его политике, но идея давать налоговые льготы спонсорам, вместо того, чтобы финансировать образование, раздражала ее. Тем не менее, находясь там, на историческом празднике и слушая, как он изливает свое сердце публике, расшевелило ее.

Брейди хотел, чтобы страна работала, и ей было известно не так много людей, которые бы достаточно заботились о том, чтобы добиться этой цели. Не многие решились бы бросить все ради того, чтобы помочь поставить страну на ноги. А его это крайне заботило. Он хотел быть там, чтобы бороться за людей, которые не могли постоять за себя сами и помочь тем, кто больше всего нуждался в помощи. В тот день, она прочувствовала его слова так, как никогда раньше. Он не делал это ради денег или ради того, чтобы привлечь больше финансирующих организаций и даже не ради того, чтобы оказаться в центре внимания. Он занимался этим ради Лиз, ради тех людей, которые собрались сегодня здесь, и ради любого, кому он мог помочь. Он говорил искренне, и она услышала его. Казалось, будто весь мир остановился. Она не могла дышать. Она не могла думать. Казалось, что все изменилось. В какой момент она перестала делить мир на черное и белое? Откуда вдруг появился серый? Она – журналист! Репортер! В ее мире не было места для серого. Были только факты, и это все, что имело значение. Почему она вдруг начинает видеть вещи, которые никогда не видела прежде, в лице того человека, от которого она никогда не думала, что смогла бы принять серость?

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных