Роль подчиненной функции в психическом развитии

Подчиненную функцию можно представить себе как дверь, сквозь которую все составляющие бессознательного проникают в сознание. Наша сфера сознания подобна комнате с четырьмя дверьми, и именно через четвертую сюда входят тень, анима или анимус и персонификация нашей Самости. Они не столь часто входят через другие двери, что, некоторым образом, можно считать очевид­ным: подчиненная функция настолько близка к бессознательному и остается столь варварской, униженной и неразвитой, что она, есте­ственно, является тем слабым местом, через которое в сознание могут прорваться составляющие бессознательного. В сознании под­чиненная функция воспринимается как слабое место, как некая неприятная вещь, не оставляющая человека в покое и вечно достав­ляющая ему неприятности. Всякий раз, когда человек чувствует, что достиг определенного внутреннего равновесия, твердой точки зре­ния, появляется нечто, изнутри или снаружи, чтобы снова все пере­вернуть или разбросать. Эта сила всегда входит сквозь четвертую дверь, которую невозможно закрыть. Три остальных двери внутрен­ней комнаты могут быть закрыты, но на четвертой замок не работает, и через нее, когда человек меньше всего ожидает прихода гостей, вновь появляется нечто непредсказуемое. Можно добавить: «Слава Богу!», иначе весь жизненный процесс окаменел бы, застоялся в своем отнюдь не идеальном сознании. Подчиненная функция — это вечно кровоточащая рана сознательной личности, но через нее всегда может войти бессознательное, расширив таким способом сознание и продвинув вперед новые установки.

До тех пор, пока личность не воспитает свои другие функции, то есть, две вспомогательные, они тоже будут оставаться открытыми дверьми. В человеке, развившем в себе только ведущую функцию, две вспомогательные будут действовать так же, как и подчиненная, и появляться в сознании в виде воплощений тени, анимуса и анимы. Когда человеку удается развить три функции, закрыв три двери во внутреннюю комнату, проблема четвертой все же остается, так как, видимо, ей и предназначено оставаться незапертой. С этим прихо­дится смириться: чтобы продолжать развиваться, необходимо испы­тать поражение.

В сновидениях подчиненная функция оказывается связанной с тенью, анимусом или анимой и Самостью, и это придает им опре­деленные характерные качества. Например, тень у интуитива будет часто персонифицироваться в виде некой фигуры ощущающего типа. Подчиненная функция каждого типа заражается тенью: у мыслящего типа она возникает как относительно подчиненная или примитивно чувствующая личность и т. д. Поэтому если для интерпретации сно­видения попросить описать эту теневую фигуру, люди начнут рас­сказывать о своих подчиненных функциях. Затем, когда человек начи­нает подозревать о существовании своей тени, подчиненная функ­ция придает анимусу или аниме особое качество. Например, фигура анимы, персонифицированная в виде определенного человеческого существа, часто появляется в образе личности с противоположной функцией. То же самое происходит и при персонификации Самости.

Когда подчиненная функция заражается влиянием низших уров­ней социальных слоев общества или населения получивших изве­стность слабо развитых стран, происходит другой вид персонифи­кации, но уже имеющей естественное отношение к тени. Порази­тельно то, с каким высокомерным превосходством мы смотрим на так называемые «слаборазвитые» страны и проецируем на них свои подчиненные функции! Но эти «слаборазвитые» страны оказываются внутри нас самих! Подчиненная функция нередко принимает вид дикого африканца или индейца. Она часто представляется и какими-нибудь экзотическими народами: китайцами, русскими, или другой нацией, которая может обладать чем-то не известным нашему созна­нию. Она как бы хочет сказать: «я столь же непостижима для вас, как китайская психология».

Такое социальное представление подчиненной функции стано­вится весьма удобным, поскольку эта функция в своем отрицатель­ном аспекте стремится обладать чертами варварского характера. Подобное желание может вызвать состояние одержимости: если, например интроверты впадают в состояние экстраверсии, они ведут себя по-варварски и выглядят одержимыми. Говоря о варварах, я под­разумеваю людей, не способных контролировать собственное созна­ние, несущихся в пропасть, не способных нажать на тормоза и оста­новиться. Такой вид преувеличенной, безотчетной экстраверсии редко встречается у настоящих экстравертов, но у интровертов она подобна машине без тормозов, совершенно бесконтрольно увеличи­вающей скорость. Интроверт может превратиться в чрезвычайно капризного, дерзкого, самоуверенного человека, разговаривающего так громко, что все в комнате вынуждены его слушать. Такая под­чиненная экстраверсия может внезапно выпрыгнуть из интроверта, когда он напьется.

Интроверсия экстраверта является столь же варварской и одер­жимой, но это не столь очевидно для окружающих. Экстраверт, одер­жимый варварской интроверсией, совершенно исчезает из нормаль­ной жизни. Он сходит с ума, не выходя из своей комнаты. Экстра­верты, впадающие в свою примитивную интроверсию, расхаживают с важным видом, уверяя каждого, что они испытывают глубокие мистические переживания, о которых не могут рассказать. Сознавая собственную важность, эти люди дают понять собеседникам, насколько глубоко они погружены в активное воображение и про­цесс индивидуации. У слушателя создается странное впечатление, что такой человек одержим какими-то дикими силами. Если подобное случится в форме увлечения йогой или антропософией, то будет про­исходить такая же демонстрация существования чего-то мистиче­ского, неизмеримых глубин, в которые погрузился тот или иной одер­жимый. В действительности эти люди постоянно испытывают иску­шение вернуться к собственной экстраверсии, отчего и твердят неустанно всем и каждому о нехватке времени для возобновления контактов. Им хотелось бы переключиться снова на собственную экстраверсию и посещать все обеды и вечеринки, происходящие в городе. Но они, обороняясь, заявляют: «Нет, мне это абсолютно непозволительно; теперь я пребываю в глубинах своей души». Весьма часто, находясь в указанной фазе, они уверены в том, что действи­тельно имеют другой, демонстрируемый ими тип. Экстраверты, пре­бывающие в фазе, когда им необходимо ассимилировать интровер­сию, всегда будут клясться, что и сейчас являются, и до этого всегда были интровертами, а экстравертами их считали ошибочно. Таким образом, они пытаются помочь себе «перейти на другую сторону».

Если они стараются выразить свои внутренние переживания, то обычно приходят в чрезвычайно взволнованное состояние, переполня-5отся эмоциями, готовы занять трибуну и заставить всех слушать себя. Переживаемое кажется им необычайно значительным и важным.

Это варварское свойство подчиненной функции приводит к серь­езному расщеплению личности. Человек может лишь благодарить Бога, если его противоположная функция персонифицируется в сно­видениях только так называемыми первобытными персонажами; ведь нередко она приобретает вид фигур каменного века или даже живот­ных. В таком случае человек может сказать, что его подчиненная функция не смогла развиться даже до первобытного человеческого уровня. На этой стадии подчиненная функция поселяется, если так можно выразиться, в теле человека и может проявляться только в его физических симптомах или активной деятельности. Когда, напри­мер, я вижу раскинувшегося на солнцепеке интроверта-интуитива, наслаждающегося своей подчиненной функцией, он напоминает мне нежащегося на солнце кота; его ощущения все еще находятся на уровне животного.

У мыслительного типа чувствующая функция очень часто не под­нимается выше уровня собаки. Наверное, труднее представить себе чувствующий тип, мыслящий на уровне животного, но и это слу­чается. Такие люди имеют привычку изрекать банальные истины, которые, кажется, смогла бы выразить и корова, если бы умела гово­рить. Временами собаки делают беспомощные попытки мыслить. Мой собственный пес тоже пытался думать и приходил к ужасающе неправильным выводам. Он всегда ложился на мой диван, а я при­выкла сгонять его оттуда. Из этого пес сделал вывод, что я терпеть не могу, когда он сидит на чем-то, возвышающемся над уровнем земли. Поэтому, когда я сажала его на какой-нибудь предмет, он приходил в дикое волнение и думал, что сейчас его будут наказывать. Бедняга никак не мог понять, что только диван, а не каждый возвышающийся над полом предмет мебели, запрещен для его обитания. Он просто сделал неправильные выводы из моих действий! Развитие мыслитель­ной функции остановилось у собаки на половине пути, и поэтому тот или иной мыслительный процесс у нее приводит к ложным заключе­ниям. Меня часто ошеломляет факт, что чувствующие типы думают точно таким же образом; ведь когда вы пытаетесь что-то объяснить им, они делают из этого общий вывод, некое широкое обобщение, никоим образом не подходящее к данной ситуации. В их головах

поселяется первобытное мышление, и они поражают совершенно не соответствующими выводами, приводящими к абсолютно непра­вильным результатам. Именно поэтому часто возникают ситуа­ции, когда можно сказать, что мышление чувствующих типов нахо­дится примерно на уровне собачьего: оно столь же беспомощное и закостенелое.

В большинстве нормальных сообществ люди маскируют подчи­ненную функцию своей персоной. Одна из главных причин, побуж­дающих человека развивать свою персону, как раз и заключается в том, чтобы не выставлять напоказ свою неполноценность, особенно неполноценность своей четвертой функции. Эта функция заражена животной природой человека, его неадаптированными эмоциями и аффектами.

Когда Юнг основал Психологический клуб в Цюрихе, он хотел выяснить, как будет работать группа, в которой подчиненная функция оставалась бы незамаскированной, и люди контактировали между собой посредством этой функции. Результат получился совершенно удивительный. Посторонние люди, впервые пришедшие в клуб, были шокированы грубым поведением и нескончаемыми ссорами, проис­ходившими в этой группе. Много лет назад я однажды посетила клуб. До этого я не сделала ни одной попытки стать членом клуба, так как чувствовала себя слишком застенчивой. И вот Юнг обратился ко мне с вопросом: «Вы не хотите стать членом Психологического клуба, или не осмеливаетесь присоединиться к нему?» Я ответила, что не осмеливаюсь присоединиться, хотя мне бы очень этого хотелось. Тогда он сказал: «Ну и прекрасно. Я буду вашим крестным отцом — чтобы стать членом клуба, необходимо было иметь крестного отца,— но сначала подожду, пока вам не приснится сон, указываю­щий на то, что наступил подходящий момент». И что же мне при­снилось? Мне снилось, что ученый, специалист в области естествен­ных наук, старик, очень похожий на Юнга, создал эксперименталь­ную группу для выяснения, как животные различных видов общаются друг с другом. Я увидела помещение, в котором находились аквари­умы с рыбами, террариумы с черепахами, тритонами и другими подобными созданиями, клетки с птицами, собаками и кошками; посредине сидел старик, наблюдавший за социальным поведением животных и делавший записи. Затем мне открылось, что я — летучая рыбка в аквариуме и могу выпрыгнуть из него. Я рассказала о своем сновидении Юнгу, после чего он, усмехнувшись, заметил: «Думаю,

теперь вы стали достаточно взрослой, чтобы присоединиться к Пси­хологическому клубу: вы ухватили его основную идею и цель».

В таком несколько юмористическом виде бессознательное впи­тало эту идею, а именно: взаимоотношения человеческих существ представляют собой великую проблему: ведь подчиненная функция одного из них — это кошка, другого — черепаха, а третьего — заяц; стало быть, здесь представлены все животные! В такой ситуации каждый может, например, столкнуться с проблемой содержания в порядке своей собственной территории. Многие виды животных имеют тенденцию «владеть» несколькими метрами родной земли и защищать их от любого посягательства. Эти сложные ритуалы защиты территории снова возникают, как только люди объединяются между собой, снимают с себя свою персону и пытаются по-настоя­щему наладить контакты друг с другом. После чего кто-то из них чув­ствует, словно он пробирается сквозь джунгли: нельзя наступить на эту змею или испугать своим быстрым движением эту птицу — в результате все очень усложняется. Появилось даже убеждение в том, что психология вызывает ухудшение социального поведения людей — в определенной степени, это соответствует истине.

В Институте К. Г. Юнга мы, в известном смысле, относимся друг к другу гораздо хуже, а наши контакты гораздо сложнее, чем, скажем, в обществе по разведению собак или кроликов, или в клубе рыбаков. Там общественные взаимоотношения, в целом, находятся на более традиционном уровне и представляются более цивилизованными. Но истина заключается в том, что и в Институте, и в Психологическом клубе мы стремимся не скрывать того, что происходит на глубинных уровнях нашей психики. В большинстве других сообществ и групп подчиненная функция маскируется, и вся грязная игра происходит «под ковром»; именно там скрытно существуют все эти трудности, но они никогда не выносятся на поверхность и не подвергаются откры­тому обсуждению. Ассимиляция тени и подчиненной функции затруд­няет социальное общение людей, делает его менее удобным, вызы­вает трения. С другой стороны, она создает более оживленную атмо­сферу, которая никогда не надоедает; то и дело разражается «буря в стакане воды», и группа ведет себя очень живо, вместо того, чтобы соблюдать скучный, хотя и более спокойный порядок. Например, в Психологическом клубе «животное» стремление каждого владеть своей территорией приобрело такую силу, что люди начинают резер­вировать за собой места. «Этот стул принадлежит такому-то, и вы не имеете права занимать его». Я заметила, что на некоторых сиденьях постоянно лежат бумаги. Именно на них сидят определенные «кошки и собаки»! Данный знак весьма показателен. Это — возрождение пер­воначальной, естественной ситуации.

Вызывает изумление и то, насколько глубоко подчиненная функ­ция способна соединить человека с животными инстинктами внутри самого себя. Оставив юмористический тон, в котором я только что описала эти явления, можно утверждать, что подчиненная функция действительно осуществляет связь с глубочайшими инстинктами личности, с ее внутренними корнями, можно даже сказать, что она связывает нас со всем прошлым человечества. В первобытных обще­ствах существовали обрядовые пляски, исполнявшиеся танцорами в масках животных. Эти маски предназначались для демонст­рации связи племени с духами его предков, со всем его прошлым. Мы, в основном, утратили способность получать удовольствие от подобных плясок, хотя в память о них все еще иногда устраиваем маскарады.

Если личность испытывает затруднения с функциями, следую­щим шагом в процессе ее психического развития становится асси­миляция двух вспомогательных функций. Не следует забывать, что ассимиляция этих функций является столь трудной задачей, что обычно людям приходится затрачивать на ее решение весьма значи­тельное время. Иногда человек на восемь-десять лет на самом деле становится другим типом, отличным от первоначального.

Ассимилировать функцию — означает жить, выдвинув ее на авансцену, на передний жизненный план. Если человек понемногу и готовит, и шьет, это вовсе не доказывает, что ему удалось ассимили­ровать свою функцию ощущения. Ассимиляция означает, что пол­ная адаптация сознательной жизни на некоторое время возлагается на эту единственную функцию. Переключение на вспомогательную функцию происходит, когда человек чувствует, что теперешний образ его существования стал безжизненным, когда он более или менее постоянно испытывает скуку и в собственном обществе, и в своей деятельности. Обычно ему не приходится решать теоретический вопрос, на какую функцию ему следовало бы переключиться. Луч­ший способ узнать, куда нужно переключиться,— просто сказать самому себе: «Ладно, теперь вся эта жизнь мне полностью надоела; она уже ровным счетом ничего для меня не значит. Что испытанное мною в жизни еще может доставить мне радость? Какие мои действия, какое занятие могут дать мне нужный толчок?» Если человек искренне ответит на эти вопросы и выберет соответствующее заня­тие, то увидит, что переключился на другую функцию.

Теперь мне хотелось бы рассмотреть проблему формирования того, что в первой лекции я назвала «средним уровнем». Этот уро­вень становится критическим, когда личность начинает серьезно работать со своей подчиненной функцией. Подчиненная функция не может быть ассимилирована внутри структуры сознания; слишком глубоко она погружена в бессознательное и заражена им. Ее можно было бы как-нибудь «вытащить» оттуда, но в процессе «подъема» сознание опускается вниз. В результате таких динамических взаимо­отношений и устанавливается «средний уровень».

Прикосновение к подчиненной функции имеет сходство с внут­ренним надломом, происходящим в человеке в критические моменты его жизни. Однако с ней связано и получение преимущества — победа над тиранией ведущей функции в эго-комплексе. Человек, действительно прошедший через эту трансформацию, может пользо­ваться своей мыслительной функцией, когда этого требует сложив­шаяся ситуация, или может позволить вступить в действие интуи­ции или ощущению, но сам он больше не окажется в рабской зави­симости от своей ведущей функции. Эго может захватить одну определенную функцию и затащить ее вниз в качестве инструмента, используемого в целях, выходящих за пределы системы четырех функций. Этот акт разделения достигается в результате столкно­вения с подчиненной функцией, которая служит важным мостом к более глубоким пластам бессознательного. Вхождение в него и пре­бывание в нем, если оно не сводится к быстрому окунанию в его воды, вызывает глубочайшие изменения во всей структуре личности.. Юнг снова и снова цитирует старинную поговорку легендарного алхимика и автора Марии-Пророчицы: «Один становится двумя, двое становятся тремя, а из третьего выходит один в обличье четвертого». Один становится двумя: то есть, сначала происходит развитие веду­щей функции, затем наступает время ассимиляции первой вспомо­гательной функции. После этого сознание ассимилирует третью; теперь их уже стало три. Но следующий шаг состоит не в простом добавлении четвертой, следующей единицы: одна, две, три, четыре. Из третьей выходит не четвертая, а Одна. Однажды в частной беседе Юнг сказал мне, что в верхнем слое бессознательного нет четвертой функции; структура ее такова:

Эти фазы взаимоотношений можно проиллюстрировать и другим способом: живут мышь, кот, собака и лев. Первых трех го перечислен­ных животных можно приучить к домашней жизни, если хорошо к ним относиться, но затем появляется лев. Он отказывается прим­кнуть к группе четвертым и поедает остальных, так что в результате остается только одно животное. Подобным образом ведет себя и под­чиненная функция: возникая, она поглощает все остальные составля­ющие личности. Четвертая становится Одной, так как она уже не четвертая; остается лишь одна — и это уже не функция, а целостное воплощение психической жизни! Естественно, это всего лишь мета­фора, иллюстрирующая происходящее.

В своей книге Mysterium Coniunctionis (русский перевод, 1997, пар. 260) Юнг цитирует некий алхимический текст, отражающий проблему четвертой функции и установления среднего уровня. Текст имеет название «Трактат алхимика Аристотеля о философском камне, адресованный Александру Великому». Возможно, он имеет арабское происхождение и появился в переводе на латынь в одной из ранних публикаций об алхимии. Далее приводится рецепт:

Возьми змею и положи ее на четырехколесную колесницу. Пусть колесница огибает землю, пока не погрузится в пучины моря, и взору не представится ничего, кроме чернейшего мертвого моря. Оставь там свою колесницу с четырьмя колесами до тех пор, пока столь много испарений от дыхания змеи не поднимется наверх, что вся поверхность (planities) не станет сухой и от испарений не превратится в черную песчаную пустыню. Все это — земля, являющаяся не землей, а камнем, не имеющим веса... [А когда испарения опустятся в виде дождя], ты должен вынести колесницу из вод на сухую землю и положить на нее все колеса. Получишь результат, если двинешься дальше, к Красному морю, поспешая не спеша, двигаясь без движенья [currens sine cursu, movens sine motuj.

Это — очень странный образ. Возьмите колеса с колесницы и погрузите их на нее! (Весьма интересный факт: можно найти такой же образ в «Книге перемен» (I Ching). Там иногда говорится, что кто-то должен снять колеса с колесницы. Насколько мне известно, этот китайский образ не может иметь прямой связи с Западной алхи­мией). Затем Юнг комментирует это послание. Змея в алхимии — символ Меркурия, первичной материи (prima materia), с которой начинается весь процесс. Далее, по мере развития процесса, Мерку­рий представляется неким естественным духом, наполненным про­тивоположностями. Эту змею помещают на колесницу. Колеса интерпретируются в тексте как четыре основные стихии, а колесница называется сферической гробницей, круглой гробницей или усыпаль­ницей. Подобная колесница в нашем тексте представляет собой алхи­мический сосуд, в котором заключен дух бессознательного. Юнг говорит, что символика в этом отрывке описывает существенные фазы всего произведения: змея Гермеса — холодную сторону при­роды; бессознательное, пойманное и заключенное в круглый сосуд из стекла, представляет как Космос, так и душу. С психологической точки зрения, этот образ воплощает в себе сознание и внутреннего, и внешнего миров. Возложение всех колес на колесницу означает прекращение действий всех четырех функций: можно сказать, что человек вбирает их в себя. Более поздняя трансформация этих четы­рех колес соответствует процессу их интеграции посредством транс­цендентной функции. Трансцендентная функция объединяет проти­воположности и, как показывает алхимия, они выстраиваются в ква­тернион (или четверицу).

Этот алхимический символ не минимизирует проблему четвер­той функции, но указывает на способ ее решения. Эго ассимилирует свою первую функцию и затем временно успокаивается. Через неко­торое время оно присоединяет вторую функцию и опять живет мирно. Оно вызволило эти две функции из бессознательного. Затем эго вытаскивает и третью функцию в плоскость сознания. Теперь три функции ассимилированы на верхнем, цивилизованном уровне, на котором мы пытаемся нормально жить. Но человек не может пере­нести четвертую функцию на тот же уровень. Наоборот, вопреки его слишком усердным стараниям, четвертая функция будет тащить эго-сознание вниз, на абсолютно примитивный уровень. Личность может совершенно слиться с этой функцией и ее импульсами. Именно после такого слияния иногда и случаются те внезапные переключения, в результате которых люди мгновенно падают вниз, опускаясь до уровня животного.

Я уже ссылалась на фильм «Голубой Ангел», в котором пред­ставлена эта проблема: преподаватель колледжа внезапно переклю­чается на свою подчиненную функцию и, запутавшись в любовных силках жешцины-вамп из кабаре, становится цирковым клоуном. Но этот пример, конечно, не отражает ассимиляцию четвертой функ­ции. Человек, если захочет, может опуститься до уровня животного и пережить подчиненную функцию в конкретной форме, никак не ассимилируясь в ней. В таком случае он просто полностью утрачи­вает верхнюю часть структуры своей прежней личности. Люди, обла­дающие природной отвагой или первобытным жизненным мужест­вом, способны на это. Когда они прикасаются к четвертой функции, то внезапно всем сердцем переключаются на нее. Юнг рассказывает о человеке, прожившем до шестидесяти лет респектабельным бизнес­меном. Человек этот имел семью, хорошее собственное дело, все, чего душа пожелает. Но затем появились бессонница, постоянное беспокойство и чувство жалости к себе как к несчастному человеку. Так прошло несколько месяцев. Однажды ночью он вскочил с постели с криком: «Я все понял!» Проснулась жена и спросила: «Что имен­но?» — «Я понял, я — бездельник! Вот кто я!» Он немедленно бросил жену, семью, свой бизнес, истратил все деньги и допился до смерти. Это был, конечно, мужественный поступок, но решение проблемы он выбрал чересчур радикальное! Он внезапно сорвался в пропасть своей подчиненной функции и забыл обо всем остальном.

Четвертая функция всегда является великой жизненной пробле­мой: если я не признаю ее, то буду разочарован, полумертв, все мне наскучит; если же я ее признаю, то из-за ее полуживотного уровня не смогу ею пользоваться, если только не обладаю природным мужест­вом того человека. Большинство людей не обладают таким мужест­вом, другие обладают, но понимают, что это тоже не решение проблемы. Так что же делать человеку? Именно в такой момент на помощь приходит вышеописанный алхимический рецепт: следует приложить все усилия, чтобы заключить четвертую функцию в круглый сосуд, ограничив тем самым ее фантазии определенными рамками. Человек может продолжать жить, не проявляя четвертую функцию в конкрет­ной — внешней или внутренней — форме, а дав ей возможность выражать свои фантазии в литературе, изобразительных искусствах, танцах или любой другой форме активного воображения. Юнг уста­новил, что активное воображение является единственным возмож­ным способом обращения с четвертой функцией.

При выборе формы активного воображения следует представлять, как подчиненная функция будет проявлять себя в действии. Интуитив­ный тип, например, обычно испытывает сильное желание закрепить плод своего активного воображения в глине или камне, таким спосо­бом делая его зримым. Иначе он не будет казаться интуитиву реаль­ным, а подчиненная функция не войдет в этот предмет. Юнг, будучи по своему складу интуитивом, сначала открыл это явление в своем жела­нии строить маленькие глиняные или каменные замки, после чего и обнаружил проблему, которую он обозначил четвертой функцией. Когда четвертой оказывалась чувствующая функция, я часто наблю­дала своеобразную манеру танцевать. Когда люди мыслительного типа сталкиваются с необходимостью ассимилировать свою чувствующую функцию, у них иногда возникает искреннее желание участвовать в примитивных ритмических танцах. Подчиненное чувство может так­же выразить себя через картины с особенно насыщенным колоритом, причем яркие краски выражают сильные чувства. Ощущающий тип будет сочинять жуткие выдуманные рассказы, подобные упоминавше­муся мною ранее, или безумные фантастические романы, в которых можно найти проблески интуитивных озарений. Когда встает проб­лема выбора средств для ассимиляции бессознательной психологиче­ской проблемы, она обычно связана с подчиненной функцией.

Если личность достигает той стадии, когда необходимо реши­тельно взяться за четвертую функцию, дальнейшее пребывание на верхнем уровне оказывается невозможным, но при этом человек может не захотеть опуститься на нижний. Тогда средний уровень ста­новится единственным возможным решением его проблемы. Этот средний уровень, не являющийся ни верхним, ни нижним, устанавли­вается посредством фантазирования в особой форме активного вооб­ражения. В такой момент личность искренне передает свое чувство жизни во внутренний центр, а четыре функции остаются только инст­рументами, которыми при желании можно пользоваться, поднимая их наверх или снова опуская вниз. Эго и его сознательная активность теперь не идентифицируются ни с одной из функций. Именно это состояние описывает рецепт алхимика, когда он рекомендует поло­жить все колеса на колесницу. В своеобразном внутреннем центре происходит полная остановка, и функции перестают действовать авто­матически. Вы можете по своей воле выводить их наверх, подобно пилоту, выпускающему шасси перед посадкой самолета, а затем снова убирающему их, когда самолет поднимается в воздух. На этой стадии проблема функций больше не имеет значения; они становятся инструментами сознания, которое теперь не врастает в них корнями и не управляется ими. Сознание производит свои основные дейст­вия в другом измерении, измерении, которое может быть создано только миром воображения. Вот почему Юнг называет воображение трансцендентной функцией. Соответствующий вид воображения создает объединяющие символы.

Это согласуется с алхимическим символизмом, в котором рас­сматривается проблема четырех элементов — воды, огня, воздуха и земли. В нашем алхимическом тексте они представлены колесами, которые должны быть объединены. Затем идет речь о пятом, основ­ном элементе, не являющемся дополнительным, но, можно сказать, представляющем собой сущность всех четырех, и притом ни одного из них в отдельности; это — четыре в одном. К четырем добавляется пятый элемент, не относящийся к ним, но стоящий за ними и состоя­щий из всех четырех. Именно его алхимики называют пятой сущ­ностью, квинтэссенцией (quintessentia), или философским камнем. Он означает объединенное ядро личности, которая теперь не иденти­фицируется ни с одной из функций. Можно сказать, что это — выход наружу идентификации человека с его собственным сознанием и бессознательным и остановка или попытка остановки на среднем уровне. С этого момента, как говорится в документе, человек дви­жется без движения, бежит без бега (currens sine cursu, movens sine motu). После того, как достигнута эта стадия, начинается следую­щая фаза развития. В алхимии, также как и в развитии личности, решение проблемы функций является всего лишь первым шагом, но и этот шаг сделать чудовищно трудно.

(Далее следует запись вопросов и ответов.)

Вопрос: Что происходит с человеком, когда достигается этот средний уровень?

Д-р фон Франц: На кого похож человек, отделивший свое эго-сознание (эго-осознание) от отождествления с определенными функ­циями? Думаю, что ближайшим и наиболее убедительным приме­ром может служить описание поведения Учителей дзен-буддизма. В нем говорится, что дверь во внутренний дом закрыта, но Учитель встречает каждого человека, каждую ситуацию, каждое событие в своей обычной манере. Он продолжает вести повседневную жизнь, участвуя в ней как любой нормальный человек. Если к нему приходят люди, желающие у него учиться, он с чувством передает им знания. Если перед ним ставят трудную проблему, он может обдумать ее. Если наступает время еды, он принимает пищу, если приходит время сна, он засыпает, он всегда правильно пользуется своей функцией ощущения. Когда нужно осветить человека или событие вспышкой интуиции, он сможет это сделать. Однако он не будет внутренне при­вязан к эго-функциям, которые использует в каждой частной ситуа­ции. Он утратил детскую жажду нового. Если вы поставите интеллек­туальную задачу человеку, который все еще отождествляет себя со своим мышлением, уверенно возьмется за ее решение. Это необхо­димо, ибо, если человек не обретет подобную уверенность, он не научится думать правильно в соответствии с обстоятельствами. Но если вы поставите такую же задачу перед человеком, прошедшим трансформацию, он останется внутренне не привязанным к самой задаче, хотя и сможет применить свои знания для ее решения: он сможет в любую минуту перестать думать, не будучи обязан продол­жать этот процесс. Привести примеры такого поведения очень трудно, так как людей, достигших этой стадии, очень немного, но прекрасные описания поведения людей, отдалившихся от функций собственного сознания, имеются в книгах по дзен-буддизму.

Вопрос: Не могли бы вы описать различия между дисциплиной, практикуемой в юнгианском анализе, и дисциплиной, которой подчи­няется монах, исповедующий дзен-буддизм?

Д-р фон Франц: Существуют некоторые аналогии, но я бы ска­зала, что это не совсем одно и то же. Я думаю, что наш способ попы­ток приближения к проблеме подчиненной функции предписывает

соблюдение определенной дисциплины и имеет аналогию в монаше­ском образе жизни, не только на Востоке, но и на Западе. Например, испытывая в течение длительного времени трудности, оставив все другие занятия для полной отдачи ума и энергии во имя решения главной проблемы, мы становимся в некотором смысле аскетами. Но монашеская жизнь и на Западе, и на Востоке, организуется кол­лективно. Вы должны в определенное время вставать и приниматься за определенную работу, подчиняться аббату и т. п. В противополож­ность такому образу жизни, дисциплина, налагаемая на личность в процессе индивидуации, рождается непосредственно внутри самой личности. Не существует внешних правил, и поэтому процесс отли­чается гораздо большей индивидуальностью. Если вы позволите индивидуации произойти спонтанно, вместо того чтобы заставить ее придти к вам извне путем соблюдения организованных правил дисци­плины, то убедитесь в том, что внутренняя дисциплина совершенно по-разному реализуется у разных людей.

В течение некоторого времени я анализировала двух мужчин, которые находились в дружеских отношениях; один из них представ­лял собой интровертный мыслительный тип, а другой — экстравертный чувствующий. Дисциплина экстраверта была весьма суровой: если он выпивал стакан вина или задерживался на званом обеде на лишние полчаса, то видел самые кошмарные сны. Иногда они оба получали приглашения, и интроверт мог отказаться, сославшись на занятость, но затем ему обязательно снилось, что он должен был туда пойти. С другой стороны, его другу, получившему такое же приглашение (конечно, он уже решил, какой костюм наденет и какую даму пригласит), снился сон, в котором ему говорилось, что он не должен идти на этот обед: «Никаких званых обедов, оставайся дома!» Я испытывала настоящее изумление, наблюдая как за жут­кими страданиями интроверта, все же пошедшего на вечер, так и за печалью бедного экстраверта, оставшегося коротать вечер дома. Иногда они обменивались впечатлениями: «Это черт знает что! Я хочу пойти, но не позволяю себе, а ты, ненавидя это приглашение, слышишь во сне приказание: "Иди!"». Так что скорей всего, какая-то дисциплина существует, но она остается невидимой и очень тонко регулируется. В этом состоит преимущество нашего способа обращения с такими проблемами; вы руководствуетесь своей, удоб­ной вам личной дисциплиной, очень неприятной, но невидимой для окружающих.

Вопрос: Вы предложили несколько альтернатив, одна из кото­рых — выход на средний уровень, который, по-видимому, чрезвы­чайно редко достигается. Неудивительно, что фактически это пока мало кому удалось. В другой альтернативе мы встречаемся с рыча­щим львом, в результате чего, как мне кажется, людей начинают пре­следовать болезни. Имеется ли, помимо этих двух, какой-нибудь третий, промежуточный выход из положения?

Д-р фон Франц: Да. Вы встречаетесь с громадным количеством людей, время от времени испытывающих проблемы со своей подчи­ненной функцией. Я описываю такое состояние с помощью анало­гии: человек, попавший в горячую ванну, тут же выпрыгивает из нее. Со временем он более или менее успешно справляется со своими тремя функциями, постоянно переживая определенное неудобство из-за не присоединенной к ним четвертой. Когда состояние дел ухуд­шается, он ненадолго снова ныряет в эту ванну, но, как только почув­ствует себя лучше, опять выпрыгивает из нее. В принципе, он оста­ется в своей трехмерной структуре, в которой четвертая функция представляется дьяволом, прячущимся в укромном уголке его жизни. Люди, придерживающиеся такого стиля, никогда глубоко не поймут того, что подразумевает Юнг под проблемой четвертой функции, и не поймут, что на самом деле значит индивидуация. Они остаются жить в удобном, старом мире отождествления со своим сознанием. Множество людей, даже подвергшихся юнгианскому анализу, огра­ничиваются тем, что иногда отваживаются на краткие обращения к четвертой функции, а затем рассказывают о ней другим людям. Но они никогда не пытаются оставаться в ней — ведь достичь такого состояния чертовски трудно.

Вопрос: Каким образом подчиненная функция связана с коллек­тивным дьяволом?

Д-р фон Франц: Пока вы не оказались в этой стадии, дьявол «остается в укромном уголке». Это — только персональный дьявол, проявление подчиненной функции индивида, но вместе с ним появля­ется и коллективный дьявол. Маленькая открытая дверца подчинен­ной функции каждого индивида — это она вносит свой вклад в созда­ние коллективного дьявола, существующего в мире. Вы могли наблюдать это явление в Германии: как только дьявол медленно взял верх над создавшейся там ситуацией, появилось нацистское движе­ние. Каждый немец, из тех, кого я знала в те времена, поддавшись фашизму, сделал это под влиянием своей подчиненной функции. Чув­ствующий тип поймался на тупые аргументы партийной доктрины; интуитив — на свою денежную зависимость. Он не мог бросить свою работу, не видел способа, который помог бы ему справиться с мате­риальными проблемами, и потому вынужден был оставаться на службе, несмотря на то, что не был согласен с проводившейся поли­тикой, и т. д. Подчиненная функция служила в каждом индивиде той дверью, за которой мог накапливать силы коллективный дьявол. Можно сказать, что каждый человек, не работавший над своей подчи­ненной функцией, вносил, хотя и в скромных размерах, личный вклад в это общее бедствие, но сумма миллионов подчиненных функций составляет огромного дьявола! В этом смысле пропаганда против евреев была организована весьма умно. Например, их обвиняли в том, что они составляли подрывную интеллектуальную силу, и это звучало абсолютно убедительно для всех людей чувствующего типа, благодаря проекции их подчиненного мышления. Или евреев упре­кали в том, что они делают деньги, не останавливаясь ни перед чем, и это полностью убеждало интуитива, так как для него евреи отожде­ствлялись с его подчиненным ощущением, и отныне каждый интуи­тив доподлинно знал, где именно скрывается дьявол. Пропаганда использовала обыкновенную подозрительность, которую люди испы­тывают друг к другу из-за своей подчиненной функции. Итак, можно сказать, что четвертая функция каждого индивида является не просто своего рода его личным маленьким недостатком; в действительности их сумма ответственна за огромное количество бед.

Вопрос: Вовлекается ли мораль в процесс индивидуации? Явля­ется ли она вопросом совершенствования в строго моральном смысле?

Доктор фон Франц: Процесс индивидуации — это этическая проблема, и аморальный человек застрянет в самом начале этого про­цесса. Но слово «совершенствование» к ней не подходит. Оно отра­жает идеал христианства, не совсем совпадающий с результатами наших опытов, полученными при исследованиях процесса индивиду­ации. Юнг говорит, что, по-видимому, процесс ведет не к совершенст­вованию, а к достижению целостности личности. Я думаю, его слова означают, что вы не сможете подняться до верхнего уровня (см. диаграмму), напротив,— вы должны опуститься ниже, а это приведет к относительному понижению уровня личности. Если вы находитесь в середине, одна сторона вам не покажется слишком темной, а дру­гая — слишком яркой, и при этом еще остается тенденция к постро­ению своего рода полноты (completeness), не слишком светлой, но и не слишком темной. Но в таком случае личность должна пожерт­вовать определенным усилием, предназначавшимся на моральное совершенствование, чтобы избежать построения слишком мрачного противоположного состояния. Индивидуация — процесс этический, а не идеалистический. Следует расстаться с иллюзией, что из реаль­ного человека можно создать нечто совершенное.

Вопрос: Могли бы вы сказать, что пропаганда является основ­ным полем действия подчиненной функции?

Д-р фон Франц: Да, существует тип пропаганды, который стро­ится на возбуждении эмоций в объекте пропаганды. Каждый, кто использует столь низменный тип пропаганды, обязан сознавать, что волнение масс вызывают не убедительные разговоры, а возбужда­ющие эмоции. Эмоции можно пробудить одновременно в каждом члене группы, если удастся поднять подчиненную функцию, потому что, как я уже говорила раньше, эта функция — эмоциональная. Итак, даже если вы хотите убедить интеллектуалов, вы должны воз­будить их примитивные чувства! Если вы выступаете перед универси­тетскими профессорами, не следует пользоваться научным языком, так как в этой области их восприятие обладает особой ясностью, а потому они заметят каждую ловушку, расставленную вами в своей речи. Если вам необходимо насытить выступление ложью, следует подкрепить ее большим зарядом чувств и эмоций. В связи с тем, что университетские профессора в среднем обладают подчиненной чув­ствующей функцией, они мгновенно окажутся вашими жертвами. Гитлер владел этим искусством. Анализ его речей показал, что он разговаривал совершенно по-разному с различными группами людей и прекрасно знал, как разбудить в человеке его подчиненную функ­цию. Один мой знакомый, неоднократно слышавший его речи, рас­сказывал мне, что Гитлер искусно пользовался интуицией, чувствуя каждый раз, каким способом использовать сложившуюся ситуа­цию. Временами в начале речи Гитлер казался слегка неуверенным. Подобно пианисту, наигрывающему перед концертом мелодии то из одной, то из другой пьесы, он пытался найти нужную тему. Иногда он казался бледным и нервным, и его люди из СС изо всех сил старались сгладить ситуацию, считая, что фюрер, похоже, не в форме. Но он в это время просто прощупывал почву под ногами. Затем замечал, что, поднимая определенный вопрос, он порождает возбуждение слу­шателей, а уж после этого уделял этому вопросу все свое красноре­чие! Это была настоящая демагогия. Когда он чувствовал этот подчи­ненный уровень, то знал, где искать комплексы, а они и были целью его речей. Человек должен поднимать вопросы, лежащие в примитив­ной, эмоциональной области, так, как это сделала бы сама подчинен­ная функция. Гитлер не открыл никаких новых законов. Фактически он сам был жертвой собственного комплекса неполноценности, кото­рый и наградил его таким талантом.

Д-р фон Франц: Меня спрашивали, связаны ли между собой эмо­ции и чувства. Отвечаю: только когда это подчиненное чувство. Эмо­ция и чувство связаны у мыслительных типов. Я иногда думаю о наци­ональных различиях между французами и немцами. В немецком языке существует много слов для обозначения чувства, которое часто путают с эмоцией, в то время как французское слово для чувства, sen­timent, не выражает ничего, связанного с эмоцией, даже ее оттенка. Вообще говоря, французы как нация обладают более дифферен­цированным чувством, поэтому для них оно никак не связывается с понятием эмоции. Вот почему французы всегда любят посме­яться над чувствами немцев. Они говорят: «Ох, уж эти немцы, с их пламенными чувствами — пиво, пение и вечное «Oh Heimatland» (О, Родина) — экая сентиментальная чушь!» У француза есть senti­ment— рельефно обозначенное, определенное чувство, безо всякой воды в нем. Вот вам пример чувствующего типа, проклинающего подчиненное чувство нации, чье превосходство заключается не в чув­стве. Немцы мыслят много лучше, но их чувства довольно прими­тивны, теплы и заполнены атмосферой конюшни, но при этом в них столько взрывчатки!

Вопрос: Поставили бы вы знак тождества между трансцендент­ной функцией и гештальтом?

Д-р фон Франц: Она отличается от того, что обычно используют при гештальт-анализе или от того, что применяется, когда вы позволяете людям просто свободно фантазировать. Здесь — это фантазиро­вание с участием эго-сознания, определившего свою точку зрения. Эта активность возбуждается стремлением к индивидуации. Когда оно все еще исходит из бессознательного, то просто служит элемен­том постоянной неудовлетворенности, которая «пилит» людей до тех пор, пока они не достигнут более высокого уровня, и этому нет конца. Principium individuationis, естественно, является такой трансцендент­ной функцией, но в юнгианской психологии считается, что личность позволяет кусать себя до тех пор, пока не сделает следующий шаг в жизни — не повернется лицом к своему обидчику и не попытается придать ему конкретную форму, выражая ее посредством активного воображения. И это некоторым образом приведет затем к эволюции, которая выйдет за пределы проблемы четырех функций; тогда посто­янная борьба между ними наконец прекратится.

Вопрос: Можно ли в таком случае определить эту стадию как постоянное состояние активного воображения?

Д-р фон Франц: Да, этот уровень контролируется активным вооб­ражением. Используя внутренние островки сознания, вы удерживае­тесь на среднем уровне: вас больше не интересует, что происходит на верхнем или нижнем уровнях. Можно сказать, что вы остаетесь внутри своего активного воображения и чувствуете, что именно здесь продолжается ваш жизненный процесс. Например, на одном уровне вы очень часто замечаете явления синхронии, а на другом — снови­дения, но удерживаете свое сознание в направлении событий, происходящих на среднем уровне, на происшествиях, включенных в ваше активное воображение. Это состояние превращается в функцию, с которой вы продвигаетесь по жизненному пути. Другие уровни по-прежнему для вас существуют, но вы не занимаете в них центральное положение. Центр тяжести сдвигается от эго и его функ­ций в промежуточное положение, сообразуясь с намеками Самости. Например, в китайском тексте, описывающем этот процесс, гово­рится, что сознание при этом напоминает кота, слепящего за мышиной норкой — он не слишком скучает и не слишком напрягается. Если кот слишком напряжен, по спине у него бегут мурашки, и он может упустить мышь; если ему слишком скучно, мышь вылезет из норки, и рассеянный кот упустит ее. Этот вид как бы затуманенного внима­ния направлен в сторону внутренних процессов.

Вопрос: Применял ли доктор Юнг теорию функций к своим идеям о Троице и кватерности (четверице) в исследованиях религии?

Д-р фон Франц: Если быть краткой, я бы ответила на этот вопрос утвердительно. То есть, проблема третьего и четвертого в религи­озной символике связана с проблемой четырех функций. Их связь подобна той, которой соединены между собой архетипическая модель с отдельным случаем. Если обратиться к рисунку, который приводился мной на первой лекции, архетипическая констелляция должна была бы находиться в основании души; это — тенденция структуры, стремящейся к развитию четырех функций. Вы можете обнаружить данный архетип в мифологии четырех личностей, в четы­рех направлениях компаса, в четырех основных ветрах, в четырех ангелах на четырех углах мира. То же самое присутствует и в христи­анской символике. Например, из четырех евангелистов трое пред­ставлены в символических образах и только один как человеческое существо. Кроме того, существуют четыре сына Гора, трое из кото­рых имеют головы животных, а четвертый — человеческую. Все это — проявления основной структуры архетипа в человеческой пси­хике, характера человеческого существа, которое, как только пытает­ся создать модель всего сущего — модель всего космического мира или обобщенного человеческого существования,— стремится использовать четырехмерную модель. Выбор, естественно, чаще останавливается на четырехмерной модели, нежели на любой дру­гой. Эта тенденция обнаружена в Китае, а следовательно, ее можно найти везде. Четырехчастные мандалы всегда возникают из импуль­сивного желания создать модель общего существования, когда людям не импонирует встреча только с одним фактом, а хочется составить общую картину явлений. Стало быть, это наследуемое, врожденное, структурное свойство характера человеческой психики — использо­вать такие четырехмерные модели для обобщенных явлений.

Проблема четырех функций в индивидуальном сознании могла бы стать вторичным продуктом в этой более фундаментальной модели. Не следует проецировать факторы структуры бессознатель­ного на поле сознания или использовать свойства функций сознания для объяснения структуры архетипического начала. Проблема четы­рех функций в сознании индивида является лишь одним из проявлений этих более обобщенных архетипических представлений. Например, если вы пытаетесь объяснить расположение четырех гор в четырех направлениях мира в Китае или четырех ветров в четырех углах мира, говоря, что один из этих элементов представляет собой мысли­тельную функцию, а следующий — какую-нибудь другую функцию, вы абсолютно ничего не добьетесь. Это просто не сработает! Архетип кватерности как модели общей ситуации является еще более обоб­щенным, чем представление о четырех функциях. Следовательно, было бы заблуждением сузить догму о Троице и проблему четвер­того лица в Троице (будь то дева Мария или дьявол) до проблемы функций. Попытаемся пойти совсем другим путем: будем считать, что это — общая архетипическая проблема, но в отдельной личности она принимает форму четырех функций. Например, в христианской религии дьявол является символом абсолютного зла в божествен­ном, но было бы крайне самонадеянным оказать столь высокую честь вашему подчиненному мышлению или подчиненному чувству, пред­ставив его самим дьяволом. Это было бы слишком преувеличенным объяснением вашей подчиненной функции. Такое же впечатление произвело бы и заявление о том, что ваши три относительно разви­тые функции соответствуют Троице. Как только вы решитесь произ­нести столь необдуманные, неразумные мысли, так сразу поймете, насколько смешными оказались ваши идеи. Тем не менее, вы можете сказать, что связь между этими категориями существует, так как зло, негативизм и тяга к разрушению несомненно связаны с подчиненной функцией личности.

Я могу привести вам пример того, как такая связь работает. Одна женщина-интуитив должна была переслать мне письмо с приятными новостями, но, будучи очень ревнивой, куда-то его засунула. Теперь ответьте на вопрос: то ли это подчиненная функция заставила ее потерять письмо с хорошими новостями для меня, то ли это сделала ее интригующая ревнивая тень? Обе! Интригующая ревнивая тень подчинила ее волю через подчиненную функцию. Вам никогда не уда­стся загнать такого человека в угол; остается только сказать: «Ох, это ваше подчиненное ощущение, давайте забудем об этом». Но приве­денный пример — довольно типичное явление, когда тень, негатив­ный импульс, проникает в подчиненную функцию. Я припоминаю случай с одним мужчиной чувствующего типа, испытывавшим ужас­ные муки ревности из-за того, что дама, к которой он проявлял инте­рес, чрезвычайно увлекалась Юнгом. Поэтому этот джентльмен счи­тал, что его чувствами пренебрегают. Стоило ей не взглянуть на него, как ревность сразу пронзала его сердце. Долгое время он не

мог перебороть себя. В конце концов, он написал книгу, направлен­ную против психологии Юнга, полную ошибок и искаженных цитат. В ней он предложил «новую, лучшую философию». Как вы видите, на уровне чувства — его ведущей функции — этот человек не мог совершить столь неблаговидный поступок, не мог атаковать Юнга непосредственно как личность, ведь его чувство было слишком диф­ференцированным. Он ясно понимал, что Юнг, который никак не мог помочь женщине справиться с ее увлечением, вообще не имел с этой историей ничего общего. В связи с этим несчастный не испытывал к самому Юнгу никаких недостойных чувств. Но его подчиненное мышление нашло мотивацию для не совсем достойного поведения, в которой не было ничего, кроме жуткой ревности, и по этой при­чине он сочинил эту удивительную чушь. Он даже оказался не в состоянии правильно воспроизвести цитаты — настолько был ослеплен своим теневым импульсом. Теневые импульсы, деструк­тивные импульсы, ревность, ненависть и т. п. обычно проникают в психику человека через подчиненную функцию, потому что это наше слабое место, здесь мы не можем управлять собой, оказыва­емся не в состоянии осознавать значение своих поступков. Следова­тельно, именно из этого угла нас атакуют разные деструктивные или негативные устремления. Вы можете сказать, что дьявол взаимодей­ствует с четвертой функцией и через нее проникает в человека. Если выражаться на языке средневековья, можно сказать, что дьявол хочет уничтожить людей и будет всегда пытаться добраться до вас с помо­щью вашей подчиненной функции. Четвертая дверь в вашу ком­нату — это дверь, в которую входят и ангелы, и дьяволы!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: