МИФЫ КЕЛЬТСКИХ НАРОДОВ 4 страница

О том, как могло происходить празднование Самайна при ирландском королевском дворе, рассказывает одна из саг оссиановского цикла. Однажды ирландские аристократы собрались праздновать Самайн в доме героя и мудреца Финна. Финн сидел на месте героя в центре пиршественной залы, его противник Голл Мак Морна — на другом месте героя. Рядом с каждым из них находилась свита. Каждый сидел согласно степени своей знатности и размерам своих владений на определенном и подобающем ему месте. Хмельное текло рекой. И все более отважными и мужественными становились воины, все более радостными — юноши, все более нежными и скромными становились женщины, все более мудрыми — поэты. Затем внезапно поднялся герольд. Он потряс тяжелой железной цепью, чтобы обуздать слуг и простой народ, и длинной цепью из старого серебра, чтобы обуздать знатных и поэтов. Все замолчали. Тогда поднялся Фергус с Белым Ртом, филид Финна. Обращаясь к Финну, он пел песни и читал поэмы о его предках. Финн и его сын Оссиан щедро вознаградили его. Потом филид обратился к Голлу Мак Морну, и ему рассказывал легенды о Крепостях, Разрушениях, Похищениях и о Сватовствах его предков.

В этом рассказе подчеркивается важная роль филида на торжественном празднике, щедрость суверена и его знатных гостей, радость и изобилие, царившие на пиру. Если вдруг начинались ссоры, то друиды и филиды успокаивали противников.

В праздник Самайна друиды и филиды вершили суд, а до принятия христианства совершали жертвоприношения и проводили религиозные церемонии; простой народ собирался на ярмарки. Но все‑таки центральной частью праздника являлся роскошный королевский пир, право участия в котором принадлежало воинам. Однако героев саг в этот день подстерегала опасность.

В саге «Смерть Муйрхертаха» рассказывается, что король Муйрхертах полюбил прекрасную девушку Син, волшебницу из сида. Король попросил ее сотворить чудо. Сначала она показала королю и его свите великолепное сражение отважных воинов. Затем, когда король со своими людьми вернулся в замок, ему принесли воды из реки Войны. Девушка наполнила водой три бочонка и произнесла над ними заклинания, превратив воду в самое вкусное и крепкое вино, какое только есть на свете. Она также сотворила из папоротника волшебную свинью. Свинину и вино волшебница отдала воинам, которые разделили полученное между собой и, казалось им, насытились. Она же обещала им давать всегда то же самое. Однако контакт с существами и вещами Другого Мира не может быть ни безобидным, ни безвозмездным. Поэтому, когда утром король проснулся после волшебного пира, он чувствовал себя обессиленным, и так же чувствовали себя все, кто отведал вина и волшебного мяса.

Таким образом, в праздник Самайна происходит встреча двух миров. Дело в том, что в мифологических традициях многих народов праздник рассматривается как воспроизведение в настоящем какого‑либо священного события, происходившего в мифическом прошлом, «в начале». Новый год, восстанавливая космогонию в настоящем, предполагает возобновление Времени с самого начала, реставрацию первичного, «чистого» Времени, существовавшего в момент Сотворения. Поэтому кельты, для которых Самайн был Новым годом, считали время проведения праздника и особенно ночь в канун праздничного дня сакральным временем, наделенным особенной энергией, и относили именно к этому периоду многие великие события своей мифологии. В это время обитатели Другого Мира, божественные существа и духи умерших приходят в человеческий мир, свободно перемещаясь среди людей и иногда вмешиваясь в их дела. С другой стороны, и сид в праздник Самайна особенно уязвим и доступен для смертных, осмеливающихся проникнуть в его пределы.

Одним из таких людей был Нера, главный персонаж саги «Приключения Неры». Однажды, в канун Самайна, Айлиль и Медб, король и королева Коннахта, находились со своим двором в Рат Круахане. Айлиль обещал большую награду тому, кто выйдет из дому, подойдет к захваченным накануне пленникам, подвешенным к столбу, и обвяжет одному из них ноги ивовыми прутьями[33]. Но, как это часто бывает в канун Самайна, ночь была темна и ужасна, и всюду мелькали демоны. Поэтому из всех воинов Айлиля только Нера принял вызов. Он подошел к виселице и попытался затянуть повязку на ногах пленника, но сумел это сделать только тогда, когда пленник посоветовал ему закрепить прутья с помощью пряжки самого Неры. Затем пленник пожаловался на жажду. Нера отнес его на своей спине в дом и напоил водой.

Вернувшись и снова повесив пленника, Нера пришел назад в Круахан. Он увидел крепость, сожженную дотла, и кучу отрубленных голов ее защитников. Нера направился в пещеру Круахан, которая служила входом в Другой Мир. Оказавшись в сиде, Нера предстал перед его королем, который разрешил ему остаться. Нера взял в жены одну из женщин сида и от нее узнал, что его видение разрушенного Круахана было только предупреждением: это случится на следующий год в Самайн, если до этого сид не будет разрушен.

Нера вернулся к своим друзьям и принес с собой летние плоды (дикий чеснок, примулу и папоротник), чтобы доказать, что он был в сиде[34]. Айлиль и Медб спросили Неру, где он был. Он ответил, что был он в чудесной богатой стране, жители которой нападут на них в следующий Самайн. Через год воины Коннахта пришли в этот сид, разрушили его и взяли с собой все, что в нем было. Однако Нера со своей семьей навсегда остался в сиде.

Встреча между мирами отнюдь не всегда опасна для людей. В саге «Болезнь Кухулина» посещение Другого Мира в день Самайна исцеляет героя от болезни, длившейся целый год. Кухулин садится в лодку, приплывает на остров, где расположен Другой Мир, и оказывается в чудесной стране. Вот как описывается дворец властителей Другого Мира в этой саге:

... Каждое ложе — на ножках бронзовых,

Столбы белые позолочены.

Каждое ложе, словно свечой,

Озаряется ярким самоцветным камнем.

Снаружи, перед дверью, со стороны запада,

Там, где заходит солнце вечером,

Пасутся кони с пестрой гривой,

Серой или темно‑пурпурной масти.

Перед другой дверью, со стороны востока,

Стоят три дерева, пурпурно‑стеклянные,

Птицы на ветвях их сладким пением

Нежат слух детей дома королевского.

Посреди двора стоит дерево,

С ветвей его льется сладкая музыка.

Все из серебра оно, в солнечных лучах

Сияет, словно золото.

Трижды двадцать дерев там, ветви которых

То сплетаются вместе, то расходятся.

Каждое питает триста мужей

Плодами обильными, без твердой кожицы.

Есть тайник чудесный в благородном сиде,

Трижды пятьдесят в нем цветных плащей,

К каждому из них с краю прилажена

Ярко сверкающая золотая пряжка.

Есть там бочонок с веселящим пивом

Для обитателей дома этого.

Сколько бы не пили, не иссякает,

Не убывает, — вечно полон он.

Попав в этот сказочный край, Кухулин исцелился от своей болезни. Кроме того, его полюбила фея из сида — Фанд, жена бога Мананнана Мак Лира. Когда Кухулин покидал Другой Мир, она сказала ему: «Куда, бы ты ни призвал меня, я приду». И действительно, вскоре после возвращения Кухулина в Ирландию они встретились в Ибур‑Кинд‑Трахта[35].

Из этой же саги мы узнаем, как оба мира закрываются друг от друга. Жена Кухулина, прекрасная Эмер, очень ревновала его к возлюбленной из Другого Мира. Она сказала Кухулину, что Фанд, наверное, ничем не лучше ее, но «поистине все красное — красиво, все новое — бело, все высоко лежащее — желанно, а все привычное — горько, все недостающее — превосходно, а все изведанное — презренно, — в этом вся человеческая мудрость». Раздираемый любовью к обеим женщинам, Кухулин решил остаться с земной супругой. Безутешную Фанд увел в Другой Мир ее муж Мананнан. После ухода Фанд Кухулин очень горевал, долгое время он жил в горах, не принимая пищи и питья. Наконец пришли к нему друиды и запели свои волшебные песни. После этого он попросил пить. Друиды дали ему напиток забвения. И, выпив его, он забыл о Фанд и обо всем, что с ним случилось. Затем они дали такой же напиток Эмер, чтобы она забыла о своей ревности. Мананнан же потряс своим плащом между Фанд и Кухулином, чтобы они никогда больше не встречались. Так кончается Самайн, ночь Хаоса, воссоздающая мифические времена, и мир людей опять прочно закрывается от Другого Мира.

Итак, познакомившись со всеми группами сохранившихся источников, мы выяснили, что кельтская вера в бессмертие души не была пифагорейской верой в метемпсихоз. По кельтским верованиям, после смерти человек, сохраняя прежними внешность и внутреннюю сущность, продолжал безмятежно и радостно жить в Другом Мире, расположенном где‑то на северных или западных островах, находящихся за пределами Мирового океана. По кельтской концепции, смерть, будучи только серединой долгой жизни, освобождая от принуждения времени и пространства, даровала всем человеческим существам состояние совершенного счастья.

Не так уж много мы узнали об учении друидов. Однако кельтские легенды, посвященные Другому Миру и празднованию Самайна, доказывают, что это учение не было ни банальным, ни примитивным.

Оно содержало достаточно сложные философские понятия и идеи, например понятие о множественных состояниях бытия. В кельтской мифологической традиции интересно разработана проблема соотношения времени человеческого и времени мифического. Человеческое время конечно и измеримо, тогда как время Другого Мира представляет собой неизменное настоящее вечности. Эта оппозиция конечного и бесконечного существует во всех мифологиях и во всех метафизических традициях. Однако в понимании кельтов существовала возможность приближения к вечности посредством бесконечного растяжения конечного времени. Герои отправляются в Другой Мир, где они проводят год или несколько месяцев, а в мире людей успевают пройти века. А сколько еще великих идей и сокровенных истин могло содержать учение друидов! И, может быть, не так уж не правы были античные авторы, считая их великими мудрецами и философами. Во всяком случае, друидизм, несомненно, был высшей частью кельтской мифологии. И мы вправе ожидать, что у кельтов существовала и низшая мифология, и космогонические, и героические мифы, и боги — как в мифологиях других народов.

НИЗШАЯ МИФОЛОГИЯ

Уже давно было замечено, что в верованиях и фольклоре многих народов Европы лучше всего сохранилась так называемая низшая мифология: поклонение естественным силам природы, культ камней, деревьев, представления о богах‑животных, о духах, связанных с земледелием и плодородием. Это наблюдение относится и к древним кельтам. Ж. Вандри, отметив, как трудно выявить фигуры великих кельтских богов и определить их функции, писал: «Находишься на почве более солидной, рассматривая природные божества, воплощенные в земле или в водах, в животных или в деревьях. Они были в большом почете у кельтов».

Начиная знакомиться с этой частью кельтской мифологии, как и в случае с друидизмом, мы не будем разделять наши источники по их принадлежности тем или иным кельтским народам или даже историческим эпохам. Конечно, происходивший из племени эдуев друид Дивитиак времени Цезаря и ирландский монах, десятью или двенадцатью веками позже переписывавший гэльский[36]псевдоисторический или мифологический текст, как будто не имели между собой ничего общего. Существуют значительные различия даже между ирландским филидом, уэльским бардом и рассказчиком бретонского[37]фольклора. Но все эти люди, жившие в разные века и в разных областях кельтского мира, говорили на родственных языках, передававших слова, идеи и концепции достаточно близкие, чтобы составлять единую мифологическую традицию. Поэтому мы будем использовать все доступные источники: археологические материалы, обнаруженные на территории Франции и Британских островов, надписи и памятники изобразительного искусства, происходящие из римской Галлии, ирландские саги, валлийские легенды, бретонские сказки.

Культ камней

На вересковых пустошах Южной Англии, на торфяниках и поросших колючим дроком равнинах французской Бретани до сих пор стоят величественные древние памятники, сооруженные из одного или нескольких блоков дикого камня. Их называют мегалитами. Они появились в конце неолита, но большая часть мегалитов Западной Европы относились к бронзовому веку. Мегалиты бывают трех разновидностей: менгиры, дольмены и кромлехи.

Менгиры — большие продолговатые неотесанные камни, поставленные вертикально. Иногда их основание вкопано в землю. Менгиры достигают высоты 4‑5 м. В Бретани они составляют целые аллеи. Особенно знамениты «ряды камней» у Карнака (Морбиган, Бретань), где насчитывается около 3 тыс. менгиров. О назначении менгиров высказывались различные предположения: одни считают их памятниками‑стелами, изображениями умерших предков, другие — примитивными идолами. Во всяком случае, менгиры определенно имели культовое значение.

Наиболее распространенный вид мегалитических сооружений — дольмены. Это гробницы, сложенные из больших каменных глыб или плит, поставленных на ребро вертикально или слегка наклонно и покрытых одной или несколькими плитами сверху, наподобие крышки стола, отчего и происходит название «каменный стол». В некоторых дольменах плита, закрывающая вход, имеет большое круглое или овальное отверстие.

Группы менгиров, образующие один или несколько концентрических кругов (опоясывающих площадку посредине), называются кромлехами («круг камней»). Часто к кромлехам примыкают ряды менгиров. Кромлехи достигают 100 м в диаметре, а примыкающие к ним аллеи менгиров насчитывают до 2 тыс. камней. При раскопках внутри кромлехов находят погребения, шлифованные каменные топоры, лепную керамику.

Самым знаменитым из кромлехов и самым грандиозным из мегалитических памятников вообще является Стоунхендж у города Солсбери в Англии. Стоунхендж состоит из трех различных построек, возведенных в разное время на том же месте. Первое сооружение, относящееся к эпохе неолита, датируется 1900‑1700 гг. до н. э. и состоит из круглого земляного вала и рва диаметром около 97, 5 м. Второе сооружение датируется 1700‑1550 гг. до н. э., оно состоит из двух концентрических кругов камней (38 пар), вертикально поставленных внутри древнего вала. К нему ведет земляная дорога длиной около 400 м. Третье сооружение, относящееся к бронзовому веку, датируется 1500‑1400 гг. до н. э. и состоит из врытых вертикально в землю тесаных камней высотой до 8, 5 м и весом до 26 т и лежащих на них каменных плит, образующих замкнутый круг диаметром в 30 м. Внутри этого круга находятся пять трилитов[38], окружающих горизонтально положенный «алтарный камень».

Назначение Стоунхенджа до сих пор не выяснено. По одной из версий, в те далекие времена (в период неолита и бронзового века) Стоунхендж был комплексом обсерваторий. В какие‑то периоды здесь наблюдали за движением Луны, в какие‑то — за Солнцем, а может быть, здесь создавали календарь. Невольно вспоминается свидетельство Цезаря о больших познаниях кельтских друидов в области астрономии и астрологии и возникает соблазн отнести Стоунхендж к друидическим памятникам. Однако Стоунхендж и друиды Цезаря отстоят друг от друга по времени слишком далеко. В то же время вопрос о том, можно ли считать Стоунхендж кельтским памятником и предполагать, что кельты участвовали хотя бы в последних этапах его строительства, зависит от того, когда кельты впервые появились на Британских островах. Ученые до сих пор не пришли к единому мнению по этому вопросу. Например, А. Юбер считал, что Стоунхендж был построен первыми кельтскими обитателями Британии.

Даже если Стоунхендж использовался для астрономических и астрологических целей, самое древнее и главное его предназначение было сакральным. Это древний храм, возможно связанный с культом Солнца и символизирующий небесный круг. Античные авторы сообщали о сферическом храме Солнца у кельтов Океана (которых античные авторы отождествляли с гиперборейцами). Эту традицию передавал Диодор Сицилийский, ссылаясь на более раннего автора Гекатея Фракийского (IV в. до н. э.): «Среди тех, кто занимался мифами древних, Гекатей и некоторые другие рассказывают, что против земли кельтов лежит в океане остров. Размерами он не меньше Сицилии, расположен под созвездием Медведицы, и обитают на нем гиперборейцы, которых называют таким именем потому, что они живут за теми краями, откуда дует северный ветер... Гиперборейцы чтят Аполлона больше, чем других богов... И есть на этом острове великолепное святилище Аполлона, а также богато украшенный храм сферической формы».

Вообще все эти многочисленные камни (менгиры, дольмены, кромлехи и др.), усеивающие кельтские земли, связаны с религиозными традициями, которые уходят в седую древность, тянутся непрерывно через неолит и бронзовый век, через кельтский и римский периоды вплоть до эпохи средневековья и сохраняются в народных обычаях Европы нового времени. Культ камней является одной из самых древних религий человечества. Для первобытного человека не было ничего более вечного, более благородного или внушающего больший ужас, чем величественная скала или имеющая какие‑нибудь странные очертания гранитная глыба. В величии камня, в его твердости, в его форме и цвете человеку чудились реальность и сила какого‑то иного мира. Люди поклонялись камням, потому что видели в них средоточие сверхъестественной энергии, которая может помочь, защитить их самих или их мертвых. По одной из версий, кельты считали, что на менгирах отдыхают души покойных.

Даже в народных верованиях современной Европы сохранились следы почитания мегалитов, скал, менгиров, кромлехов. В округе Мутье в Савойе (Франция) деревенские жители испытывают «религиозный страх и благочестивое уважение» к «Совиному камню», о котором они знают лишь то, что он защищает деревню от пожаров и наводнений. В округе Сюмен (департамент Ле Гар, Франция) крестьяне боятся кромлехов и держатся от них подальше. Женщины округа Южный Аннеси (Франция) читают «Отче наш» и молитву в честь Богородицы каждый раз, когда проходят мимо кучи камней, известной как «Мертвый человек». В том же округе женщины преклоняют колени и крестятся перед грудой камней, якобы покрывающих тело то ли убитого, то ли погибшего под обвалом паломника, и всегда бросают камешек на эту груду.

Очень живучи первобытные представления о плодородии сакральных камней, кромлехов и менгиров. Плодовитость от камней получали с помощью двух ритуалов. Один, известный как «скольжение», был очень распространен в древности. Молодые женщины, хотевшие иметь детей, скользили по освященному камню. Другой, пользовавшийся еще большей популярностью ритуальный обычай — «трение». Трение практиковалось и для здоровья, но главным образом применялось бесплодными женщинами. Еще в XIX в. в Десине (Рона, Франция) бесплодные женщины садились на каменный монолит в поле близ моста Пьерфрит. В Сен‑Ренаке (Финистер, Франция) каждая женщина, желавшая иметь ребенка, три ночи подряд спала на огромной скале «Каменная кобыла». А новобрачные приходили сюда в первые несколько ночей после венчания и терлись животами об этот камень. Этот обычай отмечен во многих местах. Например, в деревне Медан (в округе Понт‑Аван, Франция) женщины терлись животами о камень, чтобы родить мальчиков. Даже в 1923 г. приезжавшие в Лондон деревенские женщины, желавшие иметь детей, обнимали колонны собора Св. Павла.

Один французский этнограф описал обычай, вероятно принадлежащий той же ритуальной системе. В 1880 г. неподалеку от Карнака (Бретань) бездетные семейные пары приходили в полнолуние к местному менгиру. Они раздевались, и женщина начинала бегать вокруг камня, а муж преследовал ее; родственники же сторожили вокруг, чтобы посторонние не нарушили таинство обряда.

Священные камни находятся не только на территории Франции и Британских островов, но и в других областях кельтского мира. Например, в Богемском лесу (на границе Германии, Чехии и Австрии) встречаются группы больших (до 30 м высотой) гранитных глыб. Это фрагменты так называемой Чешской плиты — части древнейшей земной коры Европы, которая в незапамятные времена образовывала могучие горы. Многие из глыб имеют на вершине своеобразные, напоминающие чаши углубления различной ширины и глубины, иногда наполненные водой. Поэтому одни называются «чашные камни». Они похожи на две ладони, сложенные в форме чаши и обращенные вверх, как у человека, зачерпывающего воду руками, или у молящегося.

По поводу происхождения этих чаш существуют две точки зрения: согласно первой, это результат выветривания гранита, вторая утверждает, что чаши были высечены человеком. Каково бы ни было их происхождение, несомненно, что чашные камни были объектами поклонения в языческие времена. В Верхней Австрии возле одного из чашных камней были раскопаны напоминающий алтарь каменный стол, человеческий скелет и скелет жертвенного быка. Принесение быков в жертву практиковалось главным образом у галлов и называлось тавроболией. В первые века христианства кельты могли принести с собой обряд тавроболии.

Окрестные жители до сих пор называют эти гранитные чаши жертвенными камнями и иногда совершают здесь тайные жертвоприношения, насыпая в углубления чаш зерно. Христианские миссионеры воздвигали на чашных камнях или рядом с ними христианские символы (кресты, часовни, статуи), чтобы устранить воспоминание о связанном с ними языческом культе. С другой стороны, миссионеры называли их дьявольскими камнями, чтобы отпугнуть от них местное население. Однако народная память по‑прежнему хранит древнюю традицию поклонения удивительным гранитным чашам.

Среди священных камней, почитавшихся в кельтском мире, особую категорию составляют так называемые «камни молнии» или «камни грома», игравшие важную символическую роль не только в кельтской, но и в других древних традициях. Происхождение этих камней объясняет устная традиция, воспоминание о которой сохраняли в начале XX в. французские крестьяне. Согласно этой традиции, камни — один из видов молнии. Крестьяне считали, что молния падает двумя способами: «огнем» или «камнем». В первом случае она сжигает, а во втором только разбивает. Крестьяне хорошо знали «камни молнии». Они только ошибались, приписывая им небесное происхождение, которого «камни молнии» никогда не имели.

Истина состоит в том, что «камни молнии» — это камни, символизирующие молнию. Они являются доисторическими топорами из силекса. Каменный топор разбивал и раскалывал предметы, уподобляясь молнии. Этот символизм восходит к чрезвычайно отдаленной эпохе и объясняет существование некоторых топоров, называемых археологами «вотивными топорами» — ритуальных предметов, которые никогда не использовались как оружие или инструменты.

Древние священные камни могут быть наделены и гораздо более сложной символикой, в частности обозначать «Центр Мира». Самым примечательным из этих символов является Омфал («пуп»), который в широком смысле служит для обозначения любой центральной точки. Символ Омфала мог располагаться в том месте, которое служило всего‑навсего центром определенной области, однако для жителей этой области он был зримым образом «Центра Мира».

Более всего известен Омфал Дельфийского храма Аполлона в Греции, о котором Павсаний говорил: «То, что жители Дельф называют Омфал, — белый камень. Он считается центром земли». В античности существовало и другое предание, согласно которому Омфал был могилой священного дельфийского змея Пифона. Эти толкования не противоречат друг другу. Могила, будучи местом, где могут сообщаться мир мертвых, мир живых и мир богов, была освящена как связующее звено между разными уровнями Вселенной, и такое место могло быть расположено только в Центре.

Кельтские традиции также содержат много сведений об омфалах и о разнообразном символизме «центрального камня». Камень Лиа Файл (слово «Файл» могло обозначать Ирландию) являлся Ом‑фалом — камнем, к которому сходились все важнейшие дороги Ирландии. Лиа Файл начинал петь, когда на него садился человек, достойный стать королем. Если при ордалиях[39]на Лиа Файл садился ложно обвиненный человек, камень белел; когда женщина, обреченная на бесплодие, приближалась к нему, камень кровоточил; если же прикоснувшаяся к камню женщина должна была стать матерью, он источал молоко. Лиа Файл был символом верховной власти короля Ирландии, обеспечивавшего плодородие и гарантировавшего ордалии.

В Ирландии имелся еще один Омфал. В Уснехе, располагавшемся почти точно в центре страны, был воздвигнут огромный камень, именовавшийся «пупом Земли», а также «камнем уделов», поскольку он находился в том месте, где сходились границы четырех ирландских королевств. Вокруг него ежегодно в первый день мая собирался всеобщий совет, схожий с ежегодным собранием друидов в «срединном священном месте Галлии». Воспоминания о чрезвычайно важном символическом значении Центра сохранились и в современной Франции. Например, в деревне Аманси (округ Ла Гош) есть камень, который называется «Камень в середине мира». Упоминавшийся выше «Совиный камень» в округе Мутье, по местным поверьям, никогда не покрывается наводнениями, подобно Центру Мира, который никогда не поглощает потоп.

Священный камень, который служил обычно материальным выражением Омфала, часто назывался бетилом. Это слово родственно еврейскому имени «Вефиль» (Бейт‑эль, «Дом Бога»), которым, согласно библейскому преданию, Иаков нарек то место, где во сне ему явился Господь: «Иаков пробудился от сна своего и сказал: истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал! И убоялся, и сказал: как страшно сие место! Это не иное что, как дом Божий, это врата небесные. И встал Иаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его памятником, и возлил елей на верх его. И нарек имя месту тому: Вефиль...» (Бытие, 28: 16‑19)

То, что камень мог служить жилищем божества, засвидетельствовано в религиозно‑мифологической традиции кельтских стран. Дело в том, что мегалитические памятники бывают украшены орнаментом — резным, гравированным или рисованным, составленным по большей части из спиралей, лент, прямоугольников. Но иногда мегалиты украшены изображениями Великой Богини — самой Матери‑Земли. Таков, например, неолитический менгир из Сент‑Серпен в Авейроне, имеющий вид женской фигуры. Очень часто среди орнаментов, покрывающих дольмены, встречается упрощенное до крайности изображение богини: прорисован нос, помещенный между двумя глазами, и под ними возвышаются два рельефных кружка — схематизированные изображения грудей. К этому изображению иногда добавляется ожерелье, иногда две руки, прижатые под грудью.

Материнскую функцию Великой Богини очень своеобразно воплощает фигура, вырезанная на опорном столбе дольмена Люффанг в Краке (Морбиган). Столб украшен рельефом, изображающим обнаженный женский торс с широкими плечами, без головы и рук. Все детали женского тела выполнены в рельефе, только груди обозначены двумя маленькими гравированными кружками с точкой посередине. В то же время эти два кружка являются глазами странной головы, рисунок которой занимает почти всю поверхность женского торса. Это женское лицо, обрамленное волосами, которые спускаются до самых глаз. В середине выступает огромный нос, рот отсутствует. Но и это еще не все: этот огромный нос является реалистическим изображением вульвы. Очевидно, что художник хотел выразить двойственный характер Великой Богини, духовная сущность которой передана ее человеческим лицом с острым взглядом, а ее функция богини плодородия, порождающей материальный мир, — изображением женских гениталий.

Существовала тесная связь между поклонением Богине‑Матери и строительством дольменов. Дольмены являются погребальными памятниками, но их нельзя считать простыми надгробиями. Под ними находят не целые скелеты, а разрозненные кости, лежащие в беспорядке. Многие из них сожжены или сломаны, притом что следы костра не характерны для обряда кремации. Иногда маленькие коллекции костей помещены в каменные ящики. Судя по всему, похороны здесь проводились в два приема. Сначала тела умерших выставляли в погребальной камере на время, необходимое для того, чтобы разложиться. Затем кости подвергали действию очистительного огня и разбивали их, чтобы душа могла наконец выскользнуть на свободу. Искусственный грот, дольмен, символизировал лоно Великой Богини, куда возвращается человеческое существо в конце своей земной жизни и где оно пребывает, пока снова не родится на свет.

Народные традиции кельтских стран сохранили воспоминания о Великой Богине, живущей в дольменах. В Бретани ее называют Гварк, Старуха, она — могущественная королева фей и корриганов[40]. Она появляется в бретонской сказке «Грот корриганов». Однажды жил‑был на свете сапожник, которого звали Саиг. У него было пятеро детей, а дела его шли не слишком хорошо. Однажды кто‑то постучался в его дверь. Открыв, Саиг увидел старую Кателль; все считали ее колдуньей и потому старались ее избегать. Превозмогая отвращение, Саиг попросил старуху войти, так как следует с особой готовностью помогать самым обездоленным и презираемым.

— Зайдите погреться у огонька, бабушка, — сказал Саиг. — Вы совсем промокли. Не следовало бы вам бродить по дорогам в этот час. Может случиться недоброе: вдруг встретятся Ночные Прачки, которые заставят вас выкручивать вместе с ними простыни, а потом выкрутят ваши руки и раздробят вам кости.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: