Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






London Christmas // PG-13




Чанёль смеётся, хлопает Кёнсу по плечу и говорит, что тот слишком многое ненавидит в этой жизни, советуя вместо вечного ворчания начинать любить и принимать всё происходящее вокруг таким, какое оно есть. Кёнсу сидит, потупив взгляд – внимательно рассматривает узор на салфетках и натянуто улыбается – он думает, что в Пак Чанёле как всегда невовремя проснулся философ и, наверное, следующий бокал нужно убрать от него подальше. Чанёль попадает в точку, когда трезвый, а по пьяни вообще бьёт в самые больные места.

Но что поделать, если в Кёнсу слишком много… ненависти? Пожалуй, именно так можно назвать средоточие всех тех негативных эмоций, что уже переливаются через край его чаши терпения. Просто Кёнсу устал. Конец года не за горами, всего каких-то пара дней до Рождества и неделя до Нового года – самое время просить прощения у всех, кого обидел, и пытаться отпустить боль и злость.

И Кёнсу вот-вот готов был это сделать, но на сегодняшнем корпоративе в честь приближающихся праздников он узнал, что у его начальства нет ничего святого. Совсем. Да и Кёнсу было глупо надеяться, что кто-то будет думать о его личной жизни, душевных ранах и о том, чего он хочет в принципе. После того, как были подняты бокалы и сказаны торжественные тосты, начальник сообщил До Кёнсу, что уже завтра тот будет отправлен в командировку в Лондон, а «Рождество – это праздник капиталистических стран, так что отдохнёшь в Соллаль». Именно в этот момент желание отпустить весь накопившийся за последний год гнев пропало полностью.

Нельзя сказать, что Кёнсу так уж сильно мечтал об этих рождественских каникулах, он просто не любил Рождество. И Лондон.

Столица туманного Альбиона отталкивала Кёнсу совсем не серостью городского пейзажа или частыми дождями, наоборот, в сочельник там безумно красиво: на каждом углу звучат мелодии, которые в Европе принято называть carols song; на дверях магазинов, отелей и жилых домов висят венки из омелы; глаза слепит от яркости рождественских гирлянд, а по вечерам над городом разносится звон колоколов. Казалось бы, идеальное место для романтического путешествия, только для До Кёнсу Лондон словно город несбывшихся надежд.

Два года назад он уже был там в командировке…

…И сейчас вновь заселяется в отель Трафальгар, который буквально в пяти шагах от знаменитой Трафальгарской площади, что вновь усеяна разноцветными огнями. Из окна гостиничного номера открывается невероятно красивый вид на ночной Лондон.

Кёнсу поджимает губы – ему хочется, чтобы завтра наступило как можно скорее, чтобы как можно скорее прошла та благотворительная встреча, ради которой он приехал сюда, и уже утром следующего дня он отправится обратно домой. А пока хмельной вкус сладковатого вина застывает на его губах и Кёнсу подумывает включить в себе романтика (он уверен, что где-то на самом дне его сердца ещё осталась способность чувствовать) и сравнить каждый глоток с поцелуем. Таким же пьянящим и одурманивающим, кружащим голову до такой степени, что закрываются глаза, а сон лёгкими касаниями подталкивает к кровати.

 

Дикая вибрация мобильного телефона, расползающаяся по дереву прикроватной тумбочки, вкупе с такой же дикой мелодией – совсем не рождественский Usher и его DJ Got Us Falling In Love – заставляет Кёнсу оторвать голову от подушки и вспомнить о том, что сегодня важный день.

Он протягивает руку к тумбочке, чтобы нащупать телефон и отключить будильник, на деле оказавшийся входящим звонком. В трубке раздаётся весёлое паковское «хоу-хоу-хоу» на манер Санта-Клауса, после чего Чанёль поздравляет с наступающим Рождеством и напоминает Кёнсу, что тот должен любить и принимать мир вокруг. Кёнсу смеётся в ответ очень натянуто, по-доброму ругает Пака на чём свет стоит и обещает прислушаться к его совету.

Возможно, по этой причине из душа Кёнсу выходит, напевая себе под нос какую-то мелодию, довольно весёлую и сто процентов рождественскую. Он слышал её всего однажды, но совсем не помнит где и при каких обстоятельствах, уверен лишь, что в песне, кажется, поётся о том, что в Рождество никто не должен быть одинок.

Песенка крутится в его голове, когда он накидывает на плечи пальто, когда спускается в вестибюль отеля и даже когда садится в такси, и пропадает лишь в тот момент, только автомобиль останавливается у входа в ресторан «Кристоферс» на перекрёстке Эксетер и Велингтон-стрит.

Хозяин этого почти пятизвёздочного заведения встречает Кёнсу широкой улыбкой и крепким рукопожатием:

– Мистер До, мы очень рады вашему приезду. Надеемся, что мероприятие пройдёт успешно и ваше руководство согласится сотрудничать с нами и дальше.

Кёнсу отвечает взаимными любезностями, вскользь упоминая, что пару лет назад их компания уже имела честь работать с рестораном и руководство осталось очень довольным.

– Именно поэтому мы решили в этом году снова воспользоваться вашими услугами, – широко улыбается Кёнсу и в лучших традициях корейского воспитания делает небольшой, но вежливый поклон.

– Кстати, я должен вас познакомить с координатором сегодняшнего мероприятия, к которому вы можете обратиться с любым вопросом. Между прочим, ваш соотечественник, так что, думаю, у вас не возникнет недопонимания, – хозяин ресторана жестом приглашает Кёнсу пройти в главный зал, где уже вовсю хлопочет персонал.

Кёнсу замечает в центре зала высокую худую фигуру, обращённую к ним спиной, и уже по одному излому линии плеч, скрывающихся под тканью светло-голубой рубашки, понимает всё. События выстраиваются в голове последовательной цепочкой, и Кёнсу вспоминает и песню, что крутилась в его голове с самого утра, и то, почему он не любит Лондон и почему его так тошнило при одном только взгляде на яркие огни Трафальгарской площади.

– Мистер До, хочу вам представить О Сехуна, координатора завтрашнего вечера.

То, как Сехун даже не ведёт бровью, как улыбается, и то, с каким невозмутимым лицом он пожимает руку Кёнсу, выдаёт в нём настоящего профессионала и заставляет самого Кёнсу мысленно надавать себе пощёчин и собраться. А ноги всё равно подкашиваются, поэтому он просит дать ему возможность оглядеться самостоятельно, но вместо этого садится за самый дальний столик и молча наблюдает за процессом приготовления зала к мероприятию, попутно пытаясь упорядочить все мысли в своей голове.

– Очень хочется верить, что я сплю, – говорит Кёнсу подсаживающемуся к нему Сехуну.

– Могу тебя ущипнуть.

– Зомби-апокалипсис казался мне более вероятным, чем встреча с тобой.

– Сам удивлён, – пальцы Сехуна чуть сильнее сжимают планшет с планом мероприятия.

На этом они замолкают. Кёнсу отворачивается в сторону огромных окон, за которыми всё белым-бело – начавшийся снегопад будто отрезал их от внешнего мира и даже снующий по обеденному залу персонал больше похож на призрачные фигуры. А они с Сехуном за этим маленьким столиком, как заточённые на необитаемом острове дикари, когда при всём желании никуда друг от друга не убежать.

– Я надеюсь, ты не собираешься всё бросать, лишь потому, что я оказался координатором и теперь тебе придётся работать со мной? – У Сехуна першит в горле, он касается пальцами своей шеи и легонько покашливает.

– Брось, мы же всё-таки взрослые люди и, сам знаешь, такие глупости совсем не в моём стиле. Да и мы будем рядом всего один день, даже меньше. Как говорится, ничего личного, только…

–…бизнес, – хмыкает Сехун. Он смотрит себе под ноги, разглядывая начищенные носки своих лакированных туфель и идеальные стрелки на чёрных брюках, это помогает ему вернуть себе рабочий настрой. Он поднимает голову и упирается взглядом прямо в Кёнсу. – Что ж, господин До, тогда предлагаю ознакомиться вам с планом и сметой, чтобы вы были в курсе всех расходов.

– Господин До? Сколько официоза, Сехун, – Кёнсу сам не замечает, как случайно обращается к О по имени.

На губах Сехуна появляется мягкая улыбка, очень похожая на ту, которой Кёнсу всегда одаривает своего коллегу и друга Пак Чанёля, когда тот пытается учить его жизни.

– Бизнес, господин До, не забывайте. – Сехун кладёт документы прямо перед Кёнсу и поднимается со своего места. – А сейчас мне нужно идти, если будут какие-то вопросы, меня можно будет найти в кабинете менеджера. С наступающим.

 

После встречи в ресторане, которая выбила До Кёнсу из колеи, он решает немного пройтись пешком. И пусть ворошить прошлое не в его привычке (ха! кого он обманывает), ему всё равно стоит подумать. Обо всём.

Снегопад так и не прекратился. Белоснежные хлопья снега оседали на пальто, волосах, а касаясь щёк, быстро таяли, превращаясь в едва ощутимую влагу. Где-то в подсознании Кёнсу снова включается романтик, и внутренний голос что-то шепчет про слёзы.

На углу каждого крупного магазина стоят люди, разодетые в красно-белые костюмы Санта-Клауса и яростно трясут колокольчиком, предлагая пожертвовать пару фунтов для бедных детей, животных и стариков. Кёнсу не глядя кидает мелочь из кармана в медный котелок. Монеты звенят, ударяясь о металл, а в голове До звенят воспоминания, которые, как не стирай их попойками в барах, всё не могут исчезнуть.

Он чуть ли не на пальцах пытается посчитать, как давно они с Сехуном не вместе. Если память не врёт, то уже шесть лет.

Шесть лет они порознь, живут своими жизнями, лишь два года назад случайно столкнулись в Лондоне, который должен был стать их городом мечты, и снова разошлись. Всё. На этом, по мнению Кёнсу, в их истории должна была быть поставлена жирная точка.

– Но какого-то чёрта нарисовалась запятая, – Кёнсу шевелит губами и чувствует на них привкус растаявшего снега.

Он любит и одновременно ненавидит этот город, принимающий его в объятья ароматного кофе с корицей, звона бубенцов и рождественских песен, и тут же словно отталкивает назад случайными встречами, причиняющими фантомную боль.
Кёнсу готов упасть в снег лицом и больше не подниматься, но вместо этого он ловит такси и возвращается в гостиницу, где пытается разобраться в тех бумагах, что ему отдал Сехун, но голова не хочет работать совсем, особенно после четвёртого бокала вина. Он откладывает бумаги в сторону и заваливается на кровать, тупо глядя в идеально ровный и хорошо выбеленный потолок, навязчивой ассоциацией к которому почему-то так и лезет слово «пустота». Может быть, потому что Кёнсу чувствует себя именно так – пусто.

К чёрту недопитую бутылку вина, к чёрту бумаги, к чёрту О Сехуна, ему нужно всего лишь пережить завтрашний день, а потом он свалит из этого города.

«Не так уж и просто следовать твоему совету, Чанёль», – пишет он Паку в смске, а после выключает телефон.

 

– Ты не поверишь, сколько наша компания угрохала денег на это мероприятие. Нет, я не против благотворительности, – Кёнсу кривит губы, – но при таких расходах, Чанёль, поднять для нас всех зарплату на пятнадцать процентов было бы сущим пустяком.

На столе перед Кёнсу разбросаны бумаги, которые он не успел просмотреть вчера. Он пытается пересчитать все затраты и понять насколько они себя оправдывают. Чанёль на другом конце провода внимательно его слушает и поддакивает, не то, чтобы ему было очень интересно, тем более Кёнсу явно плевать хотел на сказанное Паком в пятый раз «ну что поделать, если начальство так решило, смирись», просто Чанёль был хорошим другом.

– Я не удивлён, что столько денег улетело в трубу, учитывая, кого назначили координатором данной вечеринки, – бурчит Кёнсу в трубку, на самом деле думая, что говорит это совсем не вслух.

– И кого же? – лениво интересуется Чанёль.

Кёнсу закусывает губу и долго смотрит в бланки подписанные знакомым (даже спустя столько лет он может узнать) почерком.

– Одного идиота, – роняет в трубку, наконец, Кёнсу. – Не представляю, как они могли доверить такое важное мероприятие кому-то столь неопытному и молодому, и…

– О Сехуну?

Произнесённое на том конце знакомое имя звенит в ушах и как чёрная дыра поглощает в себя все звуки, чтобы сжаться до максимального предела, а потом лопнуть.

– Как ты узнал?

– Нашёл в рабочих документах, – Пак произносит это очень спокойно, как если бы боялся спугнуть своего друга и тот, не раздумывая, бросил бы трубку. – Ты там как, справляешься?

Этот вопрос звучит после очень длинной паузы. Кёнсу даже не сразу находит, что ответить, он лишь сминает в руках бумаги (не страшно, при необходимости запросит ещё копию), пытается прочистить горло лёгким покашливанием и, как рыба без воды, беззвучно открывает рот, в попытке выдавить пару фраз в трубку.

Как он тут? В Лондоне отличная погода, самое то для Рождества. И люди на улицах улыбчивые, а не как в Корее, уткнувшиеся в свои гаджеты.

Справляется ли он? Оформление ресторана, как ему сообщили, уже закончено. Музыканты настраивают инструменты, исполнители репетируют номера. Через четыре часа гости и сам Кёнсу начнут прибывать на место. Вроде бы всё в порядке.

– Нет, – почему-то устало и как-то отчаянно срывается с губ Кёнсу. – Не справляюсь, Чанёль. Меня с первых минут пребывания здесь этот город будто душит и пытается растоптать. Завалить снегом, завалить воспоминаниями… завалить чёртовым О Сехуном. Представляешь, он вчера таким невозмутимым был, будто нас не было, а между нами всегда лишь пропасть существовала.

– Кён, ну так шесть лет прошло, а это… люди же меняются и за такой срок кто-то успевает отпустить, забыть. Я удивлен, почему ты всё ещё не распрощался со всем этим.

– Наверное, потому что я круглый дурак.

– Ага, круглый как пончик и с дыркой вместо мозгов.

– Йа, Пак Чанёль, совсем стыд потерял? – Кёнсу смеётся и его немного отпускает.

Чанёль (как всегда, чертовски) прав. Сехун должен остаться в воспоминаниях Кёнсу лишь моментом, болезненным, как укол иголкой в палец.

 

Перед выходом Кёнсу ещё несколько раз (а точнее, несколько сотен раз) смотрится в зеркало, проверяя всё ли у него в порядке с причёской, с костюмом, с лицом, с жизнью. Когда ему звонят с ресепшена и сообщают, что такси прибыло, он закрывает глаза и делает очень и очень глубокий вдох.

– Господи, такое чувство, что я на казнь собираюсь, – бормочет он на выдохе и закрывает за собой дверь.

 

Центр Лондона многолюднее, чем вчера. Уличные огни кажутся Кёнсу ещё ярче, словно они набирают силу перед рождественской ночью, чтобы в назначенный час вспыхнуть!

Кёнсу удаётся попасть в пробку, как раз на Стрэнд. Он нервно смотрит на часы, переживая, что опаздывает, параллельно обвиняя Сехуна в том, что время для мероприятия ужас какое неудобное (сочельник! вечер!). Но благодаря опытному водителю, петляя через маленькие переулки, они добираются до ресторана в нужный час.

Мучения Кёнсу начинаются с первой же минуты, как только он видит Сехуна. Тот невозмутим и спокоен, улыбается гостям самой что ни на есть искренней улыбочкой. А ещё безумно красивый в этом чёрном костюме и накрахмаленной белой рубашке. Кёнсу злится и бесится от этого ещё сильнее, потому что его, именно его, О Сехун не удостаивает даже вежливым кивком, лишь мельком пробегается глазами на входе и отдаёт карточку вип-гостя в руки, прося не задерживать остальных.

Благотворительный вечер кажется Кёнсу невероятно долгим и затянутым. Все важные шишки уже выступили со своими пафосными речами, огромный чек на не менее огромную сумму передан в руки главным лицам, запасы еды и алкоголя тоже уже на исходе, а люди так и не расходятся.

Кёнсу сидит за самым дальним столиком с обречённым видом, обмениваясь дурацкими сообщениями с Чанёлем (единственная отдушина на сегодняшнем мероприятии). Пак просит друга сильно не напиваться, чтобы не натворить дел, на что Кёнсу в ответ отправляет ему смайлик с языком, мол, отстань, без тебя знаю.

Музыканты лениво наигрывают что-то из блюза, в один прекрасный момент резко переключаясь на роковую, по мнению Кёнсу, All Alone On Christmas. Знакомые слова в голове звучат издёвкой и поэтому, чтобы заглушить поднимающуюся внутри бурю, Кёнсу заказывает настоящий шотландский виски, целую бутылку. Плевать он хотел на обещания Чанёлю.

Однако Кёнсу не напивается, но сильно хмелеет и совсем не замечает, как в банкетном зале постепенно становится пусто. Он остаётся один на один с алкоголем и самим собой. А потом в дверях появляется О Сехун и направляется прямо к его столику.

– Мне тебя выгнать или сам уйдёшь? – насмешливо спрашивает он и присаживается рядом.

– Я уже как-то уходил сам – не понравилось. Так что, если хочешь, можешь позвать охрану, и они выведут меня, хотя я думаю, хозяин ресторана такому не обрадуется. Наша фирма как-никак вложила кучу денег в сегодняшнее мероприятие.

– Ты прав. В любом случае тут уже никого не осталось… кроме нас. Поэтому можешь спокойно допивать свой виски, а я пойду, наверное, вызову тебе такси. Если хочешь, конечно.

Кёнсу молчит. Со стороны кажется, будто он борется со своими мыслями и готовится что-то сказать, но всё не может решиться. Эта внутренняя борьба длится ещё несколько мгновений. Сехун всё это время молчит и терпеливо ждёт, пока Кёнсу не поднимает на него глаза, в которых читается, пожалуй, больше, чем он планирует сказать.

– А хочешь, я тебе сейчас всё скажу? Как на духу выложу! Чтобы ты знал, чтобы не думал, будто мне всё это время плевать было, – Кёнсу залпом выпивает остатки виски, и с грохотом опускает стакан на стол, кубики льда со звоном ударяются о стекло. – Думаешь, я забыл? Нет. Всегда помнил, на протяжении всех шести лет, что тебя не было рядом, я помнил каждую твою дурацкую привычку и все те глупые рожи, что ты любил строить, когда мы делали совместные фото, каждый взгляд, движение. Чёрт возьми, да мне в подкорку мозга въелся каждый наш поцелуй, начиная с самого первого и до последнего, когда я как последний идиот решил, что нам надо расстаться. Ты не знаешь, наверное, но я потом взял отпуск и целую неделю был в запое, пока ко мне не вломился Чанёль и не привёл в чувство хорошими тумаками…

– Чанёль тебя бил? – губы Сехуна приоткрываются от удивления.

– Бил. Ну как бил… Врезал пару раз, но знаешь, это было заслуженно. За свои ошибки надо платить, а решение расстаться было моей самой большой ошибкой.

– Кто мешал тебе позвонить? Я же… ждал. Думал, точнее, понимал, что это очередной твой заскок и просто ждал, но…

– Сначала мне было стыдно, – подушечками пальцев Кёнсу водит по краю стакана, на котором ещё остались влажные капли от виски, – потом убедил себя в том, что так лучше для нас обоих. И вроде как… смирился в итоге. Привык к жизни без нас. Работа, командировки, редкие встречи с друзьями – всё это в итоге приглушило воспоминания, и я успокоился. Пока два года назад мы не встретились на Трафальгарской площади. Ты был такой красивый, в этом своём тёмно-синем пальто и с букетом цветов, которые были не для меня.

– Не для тебя, – не громко повторяет Сехун. – Кстати, у нас с тем парнем ничего не вышло.

Едва заметная улыбка появляется на лице Кёнсу.

– Спасибо, успокоил.

– Он оказался ещё большим занудой, чем ты, – Сехун несмело смеётся.

– О да, такого, как я, нигде не найдёшь!

Кёнсу тянется к «Балблэру»*, чтобы плеснуть себе в бокал ещё немного, пока лёд не успел растаять до конца, но Сехун отодвигает от него бутылку.

– Вот именно, такого, как ты, я уже никогда не найду.

– Сехун… не надо.

– Какой же ты дурак, До Кёнсу. Ничуть не изменился. Да что уж там, мы оба хороши.

– Сехун. – С нажимом повторяет Кёнсу.

– Что Сехун? Думаешь, после того, что ты сейчас наговорил, я должен сказать «хэй, дорогой, всё нормально! меня ничуть не трогает, что все эти проклятые шесть лет ты скучал по мне! ладно, счастливого Рождества, а я, пожалуй, пойду». Чёрта с два, До Кёнсу! Ты сделал мне больно тогда, ты делаешь больно сейчас, но на этот раз я не собираюсь ждать, когда ты одумаешься и кинешься мне вслед. У меня просто не хватит сил повторить всё по новой.

Сехун в одно мгновение наклоняется вперёд и прижимается губами к Кёнсу. Ему не отвечают и первые несколько секунд, кажется, что он целует стенку, поэтому Сехун делает ещё одно усилие: толкается языком, скользя им по губам Кёнсу, раздвигая их, пока не слышит «да пошло оно всё» сквозь сжатые зубы, а потом с приятным удивлением обнаруживает руки Кёнсу у себя за спиной. Тот прижимает к себе Сехуна и наконец-то отвечает. Отвечает со всей пылкостью и желанием, что сдерживались на протяжении шести лет.

– Возможно, завтра утром я буду об этом жалеть, но скажи мне, где ты остановился? – шепчет Кёнсу прямо в шею, которую покрывает поцелуями, оставляя на ней чуть заметные розовые следы.

– Не поверишь, – Сехун тяжело дышит, – но я снимаю квартиру тут за углом.

– Если ты не против…

Сехун не был против.

 

Уже в квартире они жмутся друг к другу, перекатываясь по стенам, стягивая одежду, стараясь не разрывать поцелуев, таких долгожданных и нетерпеливых.

Рождественские огни за окнами расплываются, превращаясь в яркие пятна, или же это просто всё вокруг плывёт в глазах от желания, которое накрывает огромной волной. Кёнсу касается обнажённого Сехуна так трепетно, словно это их первый раз. Скользя губами по светлой коже, Кёнсу слышит тяжёлое дыхание, чувствует, как вздымается грудь при каждом поцелуе, при каждом прикосновении языка. Очередная волна появляется на горизонте и скрывает их под собой.

Кёнсу заново открывает для себя податливого Сехуна, который скользит ладонями по его спине, то обнимает ногами, то старается раскрыться как можно сильнее, чтобы чувствовать Кёнсу всего. Чувствовать в себе любое его движение: от плавного до резких толчков, заставляющих вскрикивать, а потом шёпотом умолять «ещё, пожалуйста, ещё».

Бьёт полночь и на улице взрываются фейерверки сотням разных искрящихся цветов, а Кёнсу кажется, что фейерверки взрываются вокруг них, прямо в этой комнате, потому что такого света, как в глазах Сехуна, Кёнсу не видел ещё ни у кого.

 

– Ты не представляешь, как я скучал по тебе, – шепчет Кёнсу в острое плечо, крепко прижимая к себе Сехуна, боясь выпустить его из объятий, вдруг больше у него не будет второго шанса.

– Примерно так же, как и я скучал по тебе, – Сехун переворачивается, чтобы оказаться лицом к лицу с Кёнсу и мягко его поцеловать. Ему тоже не верится, что это не сон.

– Помнишь эту попсовую цитату из твоего любимого «Алхимика», что если сильно чего-то захотеть, то Вселенная и бла-бла-бла. В общем, мне кажется, что Коэльо был прав. Мы же так хотели, пусть и когда-то давно…

– Когда-то в другой жизни.

– …оказаться в Лондоне на Рождество.

– Заметь, это уже второй раз! – Сехун дует на чёлку Кёнсу и смотрит в глаза с такой нежностью, с какой не смотрел ни на кого больше.

– Прошлый раз я не считаю, он был неправильным, – ворчит Кёнсу, утыкаясь в чужую шею.

Сехун перебирает его волосы и чему-то улыбается.

– Знаешь, наверное, Санта просто нашёл наше старое письмо.

11.01. – 27.05. 2016

Примечание к части

сиквел к Nobody ought to be alone on Christmas

*Балблэр - классический шотландский виски.

Too much // G

Fei (miss A) – Fantasy

 

Такое однажды уже было.
И именно поэтому Кёнсу боялся.

- То есть, ты не доверяешь мне?
Сехун сидел, забившись в угол дивана, скрестив руки на груди и поджав губы – первый, и самый явный, признак того, что он оскорблён, расстроен и возмущён. Он смотрел в одну точку и демонстративно разговаривал будто не с Кёнсу, а с пустым местом.
– Я этого не говорил, – голос Кёнсу был тихим и спокойным. Он не хотел вызывать шторм, ведь Сехун и так уже начинал метать невидимые молнии, заставляя волноваться, до этого спокойное, море между ними. – Просто… – Кёнсу отвёл взгляд в сторону, но осторожно коснулся руки Сехуна самыми кончиками пальцев (это тоже должно было сгладить надвигающуюся бурю), и резко выдохнул, – такое уже было. И не смей отнекиваться.

Кёнсу наблюдал это дважды. В самый первый раз это был Лухань. Красивый, классный и на четыре года старше. Сехун ходил за Луханем хвостом, первое время называя его любимым хёном, а потом и вовсе сократив до просто любимый, потому что иначе никак.
Потому что они стали ближе, чем просто друзья.
Сехун был в восторге от того, какой Лухань взрослый: он знает, что и как надо делать, он принимает решения за обоих, он водит Сехуна на романтичные прогулки, отлично шутит и покупает ему баблти.
На протяжении целого года от Сехуна только и слышно «Лухань то, Лухань это, Лухань самый лучший, а трахается вообще крышесносно». Кёнсу сжимает кулаки, внимательно слушает и отгоняет от себя разного рода мысли, которые то и дело пытаются внести в его душевное равновесие самый настоящий дестрой.
А ещё Кёнсу завидует, что для Сехуна он всего лишь «милый хён».
Ни больше, ни меньше.

– Ты себе накручиваешь. У тебя есть эта дурная привычка, – Сехун недовольно кривит губы и цокает языком.
Он чувствует прикосновение ладони Кёнсу и немного смягчается, хотя всё равно считает, что тот категорически не прав.
– Конечно накручиваю, как ты ему накручивал лайки в инстаграме, – чуть жёстче, чем следовало, отвечает Кёнсу и отстраняется. Сехун по инерции тянется следом, потому что ладонь Кёнсу тёплая, да и сам он весь – сплошное тепло, к которому быстро привыкаешь.
– Окей, один-ноль в твою пользу.
– Это я тебе ещё десяток ваших совместных фото не припомнил.
– Ну, хён…
Они меняются ролями и теперь уже Сехун тянет руки к Кёнсу, чтобы обнять, прижаться и успокоить волнующееся море в его глазах любым способом. А способов он знает множество…

Когда с Луханем было покончено, потому что они, по словам Сехуна, «стали слишком разным», в его жизни появился Тао.
Тао притащил за собой следом дорогие тачки, брендовые шмотки и подарки класса люкс. Сехуну это нравилось.
Ночи на пролёт проводить в клубах Каннама, выпивая шот за шотом и целуясь под какой-нибудь взрывной транс, на самом деле никогда не было в его стиле, но стало. А по утрам, когда Сехун наконец-то возвращался домой, на Кёнсу обрушивался поток восторгов о том, как «хён, ты представляешь, к нам подсел тот самый крутой продюсер из хип-хоп шоу, которое я смотрю по выходным».
С Тао у них тоже было множество совместных фото на фоне огней радужного моста или белой Мазерати. И то, и другое вызывало у Кёнсу кривую ироничную улыбку, за которой он прятал ревность.
Эти отношения тоже тянулись долго, пока однажды их дороги не разошлись. Удалять совместные снимки с телефона Сехун не стал, как и не стал возвращать дорогие подарки («я же не дурак!»).

Сехун был очень увлекающимся человеком.
И Кёнсу наблюдал это дважды.
Отпускал он так же быстро, потому что «мне просто надоело».

– Признай, у нас с тобой фотографий не меньше и вообще, ты чаще, чем кто-либо, мелькаешь в моём инстаграме. Разве это не…
– Довольно специфическое понятие любви у тебя, – натянуто улыбается Кёнсу и добавляет, – милый.

Да, третий раз выпал на Кёнсу.
И, казалось бы, грех жаловаться, ведь «я так долго ждал тебя, дурак», сорвалось после их первой ночи с губ Кёнсу. Но в какой-то момент он поймал себя на мысли, что Сехуна в его жизни, как говорится, too much.
Все эти регулярные походы в кино, кафе, магазины. Дурацкие записочки на холодильнике по утрам, смски в обед и крепкие объятия вечером после работы (с не менее крепкими и пылкими поцелуями, чтобы губы до красна). Ласковое, требовательное, капризное и щемящее «Дё~ ты самый лучший и любимый хён», а потом щелчок – новое фото в совместной копилке воспоминаний готово.
В общем, всё это… всё это слишком для Кёнсу.
Он боится. Он не верит. Он ждёт, когда они станут разными и когда Сехуну надоест.

– Я… я знаю, что ты чувствуешь, – наконец после долгого молчания отзывается Сехун. – Я знаю, чего ты боишься. Я помню, как поступал с другими.
– Воу, ты признаёшь тот факт, что ты муд… не очень хороший человек?
– Да, – и его серьёзный тон поражает Кёнсу, что он даже не находится, что ответить.
– Пожалуй мне тогда стоит заранее собрать вещи, чтобы наше расставание не было для меня внезапностью.
– Хён, ты дурак. Знаешь… знаешь, ты не первый, кто выставляет мне претензии о том, что я «помотрошу и брошу», но ты первый, кому глядя в глаза, я признаю, что вёл себя так. И ты первый, а ещё единственный, с кем я так не поступлю. Звучит наивно…
– Звучит, как фразочка из мелодрамы.
– Согласен, поэтому приготовься, сейчас будет ещё сопливее.
Кёнсу недоверчиво косится на Сехуна, но ждёт. Он терпеть не может высокопарные слова и телячьи нежности, но всё равно замирает в ожидании.
– Давай, удиви меня. Расскажи, почему это со мной у тебя всё иначе?
Сехун пожимает плечами:
– Наверное, просто потому что я люблю тебя.

Наивно. Заезженно. Приторно. Ожидаемо.
Но Кёнсу ведётся.

Сехун очень увлекающийся.
И Кёнсу наблюдает это в третий раз.
Но оставляет все страхи позади.

Goodbye memories

- Ничего не забыл? - кричит Кёнсу откуда-то из кухни. На сковороде, которую они решили оставить в этой квартире, подрумяниваются блинчики.

Сковорода, тарелка и старый чайник, пожалуй, единственное, что они не забирают с собой. Даже чай пьют из одноразовых пластиковых стаканчиков.

- Да вроде бы нет, - отвечает Сехун, появляясь в дверях. Он выглядит немного рассеянным, ерошит волосы, кусает губы и за стол садится как-то даже не уверенно.

Кёнсу не оставляет такое поведение без внимания.

- Всё в порядке?

Сехун кивает, но смотрит куда-то мимо, подпирая щёку кулаком.
Последний блинчик оказывается на тарелке. Чайник посвистывает на плите...


- Хэй, милый, улыбнись, - негромко говорит Кёнсу и накрывает руку Сехуна своей. - Перемены всегда к лучшему.

- Наверное, - Сехун избегает смотреть Кёнсу в глаза.

В любом случае они давно всё решили, точнее обстоятельства решили за них, а им пришлось просто смириться.

Переезд. Это мелочь на самом деле, ну или просто новый шаг в новую жизнь не хуже, а может даже и в сто раз лучше прежней.

Сехун это понимает, но... но он смотрит на стены их старой квартиры и уже тоскует. Сколько всего они здесь пережили.

Кёнсу что-то говорил, медленно, задумчиво, только Сехун его не слушал, он просто наконец-то поднял на него глаза и чуть улыбнулся.

Никогда не забудет, насколько было волнительным и важным событием, когда Кёнсу впервые попросил Сехуна остаться здесь. Они тогда смотрели дурацкий "День святого Валентина" с Эштоном Кутчером и ловили фэйспалмы от излишней романтики, потом нежно и осторожно целовались, а потом... потом... Сехун понял, что серьёзно влюблён, так, что обратной дороги нет и не будет.

Спустя полгода, в одно ленивое воскресное утро, когда Кёнсу внезапно решил разбудить его щекоткой и они, заигравшись, свалились с кровати, он предложил Сехуну переехать к нему.

В этих стенах они пережили многое.

Первую крупную ссору, когда один из них хлопнул входной дверью, пропав на пару дней без звонков и смс-сообщений. И первое совместное Рождество для двоих, когда друзья в полночь пытались до них дозвониться, но в объятьях друг друга им было плевать на весь мир. Даже первую крупную вечеринку, настолько шумную, что соседи вызвали копов.

И Сехуну не хочется оставлять эти воспоминания здесь. Нет, конечно, всё сохранится в его памяти, но в этой квартире, каждая мелочь, которая случалась с ними, была осязаема, а теперь превратится в сигаретный дым.

- Сехун, ты меня слушаешь? - Кёнсу заглядывает в глаза и переплетает их пальцы. Они оба забыли уже и о чае, и о блинчиках.

- Прости... я задумался.

- О чём? Точно всё в порядке?

- Да, просто этот переезд... нет, я готов, я рад, что теперь мы будем жить не в твоей квартире, а в нашей и в лучшем районе. Но мне немного тяжело, ведь с этим местом связано так много воспоминаний.

- Будут новые, Сехун.

Сехун кивает:

- Но здесь у нас всё было впервые.

Щёки Кёнсу вспыхивает лёгким румянцем, и он в смущении опускает ресницы. Они какое-то время молчат, пропуская через себя тишину, которая теперь кажется совсем иной. Теперь это тишина пустой квартиры, откуда уезжают навсегда, она наполнена тоской и светлой грустью.

- Понимаю, - наконец говорит Кёнсу, - но знаешь, там у нас тоже будут воспоминания, не меньше, чем здесь, а ещё там тоже будет много всего "в первый раз". Обещаю, - шепчет Кёнсу и целует Сехуна.


За их спинами захлапывается дверь.

Уже возле подъезда они отдают ключи новым хозяевам и просят любить эту квартиру, хранить её, как самое драгоценное, что было в жизни Сехуна и Кёнсу.


Они едут в машине, отдаляясь от дома всё дальше и дальше, пока наконец не скрываются за поворотом, направляясь в новую жизнь.

Примечание к части

Пожалуй, этой частью завершается данный сборник и завершаюсь я, как автор данного пейринга. Пусть дальше мои слова буду звучать излишне пафосно, но я должна это сказать.
Я любила их долгих три года и я буду любить их дальше, но всё, что я могла сказать о них, через них, за них, наверное, уже сказала. Мне давно пора было отпустить их, потому что в один момент, они перестали принадлежать мне. Они нашли других авторов, кто скажет (и уже говорит) за них больше, чем я и лучше, чем я.
Я планировала отпустить их другой работой, но на неё у меня нет сил, может быть, когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас я ставлю точку, очень болючую, но всё-таки точку.
Спасибо, если мои сесу нашли отклик в ваших сердца, я это очень ценю. Запомните о них в моём исполнении всё самое лучшее, как Сехун решил запомнить самые лучшие воспоминания и увезти их с собой.
Ещё раз спасибо всем, кто меня читал ♥
Счастья вам!

Не забудьте оставить свой отзыв: https://ficbook.net/readfic/2599094






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных