I. Выполните анализ речи В.Д. Спасовича по делу Кронеберга.

Господа присяжные заседатели!

Хотя мы люди обстрелянные и привыкшие к подобным настоящему состязаниям, но когда принимаешь к сердцу дело, которое защищаешь, то невольно боишься и беспокоишься. Я не стану скрывать, что я испытываю теперь подобного рода чувство: я боюсь, господа присяжные за­седатели, не определения судебной палаты, не обвинения господина прокурора, которое весьма серьезно и вместе с тем и сдержанно, я боюсь отвлеченной идеи, призрака, боюсь, что преступление, как оно озаглавлено, имеет своим предметом слабое, беззащитное существо. Само слово «истязание ребенка», во-первых, возбуждает чув­ство большого сострадания к ребенку, а во-вторых, чув­ство такого же сильного негодования в отношении к тому, кто был его мучителем.

Акты освидетельствования надобно разбирать отдельно, потому что они между собой не сходятся. Если их скучить вместе, как это сделано в обвинении, то выходит как будто нечто связное, но если их разо­брать отдельно, то видно, что каждый из исследовав­ших врачей тянул в иную сторону, так что в заключе­ниях они расходились на неизмеримое расстояние.

Г-н Чербишевич, разобрав знаки на лице, разделил их, во-первых, на белые шрамы, рубцы, во-вторых, на пятна желто-бурого и желтого цвета и, в-третьих, на струпья. Дней через десяток девочку свидетельст­вовали вчетвером: он же и еще трое. Заключение вышло совершенно иное. Некоторые из тех знаков, которые г. Чер­бишевич признавал недавними, отнесены к весьма давним: так, например, желтое пятно на виске превратилось в ру­бец с перламутровым отливом, образовавшийся никак не раньше полугода, т. е. когда девочка совсем не была еще в Петербурге. Знаки на переносье также отнесены более чем за полгода назад. Таким об­разом, что касается знаков на лице, то из них нет ни одного, о котором можно было бы сказать, что он произо­шел от удара, нанесенного отцом.

Синяки могли произойти и от слабых ударов. Но я не вижу основания для признания, что синяки существо­вали. Кто о них говорит? Титова; но и она не видела синяков ни в городе, ни на даче, до 25 июля; она их усмотрела будто бы после 25 июля.

Я полагаю, что синяки на лице не доказаны даже и по показанию Жезинг. Перехожу к знакам на ру­ках и на ногах; эти знаки произошли просто оттого, что ребенка держали во время наказания. Следуют затем знаки крови на рубахе и платках. Кровь эта произошла самым естественным образом: от кровотечения из носу.

Что касается вопроса о том, было ли в настоящем случае сильное наказание, то, мне кажется, господин эксперт вполне основательно сказал: это не мое дело разбирать – было ли оно сильное или нет. Сам вопрос оказывается не медицинским, а пе­дагогическим, и для разрешения его посредством экспер­тов надо бы не медиков, а инспекторов и учителей гимна­зий.

В классическом по пред­мету повреждений решении 1872 года, № 1072, по делу Локтева, уголовного кассационного департамента сказано, что характеристическая черта тяжких повреждений заклю­чается в том, что такие повреждения причиняют болезнь, продолжительное расстройство организма, невозможность работать в течение известного времени. Спрашивается: имеется ли этот признак в настоящем случае? Нет, его вовсе не было, его не было до такой степени, что девочка на следующий день играла, отбывала урок и никто не за­мечал в ней каких-нибудь изменений; врачи, наблюдав­шие ее 29 и 31 июля, не находили в ней никаких бо­лезненных симптомов. Сам г. Лансберг совершил, по моему мнению, отступление, потому что, написав в акте «повреждения тяжкие», разъяснил на суде, что тяжким разумел он не повреждение, а только наказание; словом, он вступил в роль педагога, который оценивает относи­тельную тяжесть детских наказаний.

Я, господа присяжные заседатели, до сих пор за­нимался только одной стороной дела, которая для вас представляет гораздо менее важности, чем другая сто­рона, сторона внутренняя, чем мотивы, заставившие К. действовать.

25 июля приезжает отец на дачу и в первый раз узнает, что ребенок шарил в сундуке Же­зинг, сломал крючок и добирался до денег. Я не знаю, господа, можно ли равнодушно относиться к таким поступ­кам дочери? Говорят: «За что же? Разве можно так строго взыскивать за несколько штук чернослива, са­хара?» Я полагаю, что от чернослива до сахара, от сахара до денег, от денег до банковских билетов путь прямой, открытая дорога.

Когда обнаружилась эта дурная привычка, присоеди­нившаяся ко всем другим недостаткам девочки, когда отец узнал, что она ворует, он действительно пришел в большой гнев. Я думаю, что каждый из вас пришел бы в такой же гнев, и я думаю, что преследовать отца за то, что он наказал больно, но поделом свое дитя,– это плохая услуга семье, плохая услуга государству, потому что государство только тогда и крепко, когда оно держится на крепкой семье.

В заключение я позволю себе сказать, что, по моему мнению, все обвинение К. поставлено совершенно непра­вильно, т. е. так, что вопросов, которые нам будут пред­ложены, совсем решать нельзя. Отец судится за что же? За злоупотребление властью; спра­шивается: где же предел этой власти? Кто определил, сколько может ударов и в каких случаях нанести отец, не повреждая при этом наказании организма дитяти? Если бы это было злоупотребление, то вы должны судить за излишек, за эксцесс. Если вы будете судить за обиду силь­нейшую, которую человек нанес другому, обидевшему его, вы вычтете ту последнюю обиду, которую он сам получил из первой; но в настоящем случае от вас требуют, чтобы вы наказывали не по разнице, а по сумме, наказывали бы не за злоупотребление власти, не за то, что это наказание вышло за пределы обыкновенного, а за истяза­ния, совершенные посторонним над взрослым человеком. Если вы вдумаетесь в эту странную постановку вопроса, вы, господа присяжные заседатели, должны будете ска­зать, что в таких пределах вы наказывать не можете. Раз будет поставлен вопрос об излишке, вы разрешите его, но если вас заставят судить о сумме, вопрос стано­вится неразрешимым. Если вы станете разрешать вопрос о сумме, то вы поступите более неосмотрительно, чем по­ступил К., наказывая свою дочь. К., по крайней мере, знал, какие розги он связал в пучок, которым он нака­зывал, и наказал все-таки так, что на здоровье девочки это не подействовало; но вы не знаете размера того большого, может быть, железного прута...

II. Основываясь на фабуле, составьте обвинительную речь [2].

В апреле 2011 г. Комов А.С., работавший на животноводческой стоянке совхоза «Победа» Наримановского района Астраханской области, нашел в степи гранату РГО, являющуюся штатным ручным оборонительным осколочным боеприпасом, присвоил ее и в течение месяца незаконно хранил среди личных вещей. В первых числах мая 2011 г. Комов А.С. незаконно перевез указанную гранату в п. Цаган‑Аман Юстинского района Республики Калмыкия, где временно проживал, и незаконно хранил ее до 12 июня 2011 г. 12 июня 2011 г. примерно с 23 часов Комов А.С. стал носить хранившуюся у него гранату в кармане куртки. Познакомившись с Сомовым К.П. и Ивановым К.Д., Комов А.С. прошел с ними в помещение летней кухни и стал распивать с ними и находившимся там Потаповым К.М. спиртные напитки. Примерно в 4 часа утра 13 июня 2011 г. в процессе распития спиртного между Комовым А.С. и потерпевшим Потаповым К.М. произошла ссора, инициатором которой был Потапов К.М. Не желая конфликтовать, Комов А.С. решил незаметно уйти и вышел за двор дома. Потапов К.М. пошел следом за ним, и между ними произошла драка, в ходе которой они обменялись ударами. После этого Комов А.С. ушел, а Потапов К.М. вернулся во двор и сообщил Сомову К.П., Иванову К.Д. и Нуждиной Р.П. о происшедшей с Комовым А.С. драке. Потпаов К.М. и Иванов К.Д. на велосипедах стали догонять уходившего Комова А.С. Увидев догонявших его лиц, Комов А.С., выдернув чеку имевшейся у него гранаты, бросил ее с расстояния пяти метров в приближавшихся к нему Потапова К.М. и Иванова К.Д. Брошенная Комовым А.С. граната взорвалась в непосредственной близости от указанных лиц. В результате этого взрыва Потапову К.М. были причинены осколочные ранения мягких тканей плеча, бедер, множественные осколочные ранения верхних и нижних конечностей, сопровождавшиеся открытым переломом пятых пястных костей на обеих кистях, открытым внутрисуставным переломом правой локтевой кости со смещением и повреждением крупного сустава, а также развитием геморрагического шока 2‑й степени. Потерпевшему Иванову К.Д. были причинены осколочные ранения в левой надлопаточной области, правой половине грудной клетки и правой ноги пяточной области. По независящим от воли Комова А.С. обстоятельствам часть осколков разорвавшейся гранаты не задела Потапова К.М. и Иванова К.Д., потерпевшим была своевременно оказана медицинская помощь. Фактические обстоятельства установлены на основании осмотра места происшествия, данных судебно-медицинских экспертиз, показаний свидетелей и подсудимого.

Вариант 2

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: