Молчание ягнят» и др.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒

Пациент. Омерзительный людоед и удивительно обаятельный герой Ганнибал Лектер (Энтони Хопкинс) представляет собой один из тех примеров сочетания не сочетаемого, которые подарил кинематографу постмодернизм с его противоречивыми персонажами. Раскрытию необычных качеств психиатра-убийцы способствует и необычное взаимное сочетание фильмов, продолживших историю «Молчания ягнят»: сначала сиквел («Ганнибал»), по-том приквел («Красный дракон») и, наконец, приквел приквела («Ганнибал. Восхождение»). И если в первой картине редкий зритель может сочувствовать каннибалу, то в первом же продолжении симпатии уже на его стороне перед лицом более отвратительного злодея. Однако только «Восхождение» проясняет все до конца, раскрывая зловещую тайну мрачной стороны этой личности.
Лектер родился и вырос во Франции, пережив годы фашистской оккупации и режима Виши. После войны он блестяще закончил Медицинский университет и уехал в Соединенные Штаты, где специализировался, главным образом, на судебной психиатрии, рассматривая дела других убийц. Но во Францию все таки возвращался, чтобы осуществить собственный суд над бывшими французскими коллаборационистами, когда-то жестоко убившими его младшую сестру. Отложенное возмездие осуществилось; впрочем, Ганнибалу этого было уже недостаточно. Он стал расправляться с теми, кто нарушает порядок и «гармонию» этого мира. Правда, его мнение на сей счет становилось все более расплывчатым: жертвой мог стать и подлинный преступник-педофил («Ганнибал») и социальный работник («Молчание ягнят») и музыкант, своей игрой портивший мелодию оркестра («Красный дракон»). Последнее преступление не осталось безнаказанным: Лектер был схвачен. Находясь в тюрьме, он «помог» полиции поймать двух других маньяков, а несколько позже, воспользовавшись ситуацией, сбежал.

Традиция / Предыстория. Сложности и определенная двойственность персонажа режиссера Демми Джонатана, так блестяще сыгранного Энтони Хопкинсом, во многом скрываются в прообразах Лектера. В силуэте Ганнибала скрыты два реальных человека, в свое время оказавшиеся главными фигурами страшных событий. Это Эдвард Гейн, людоед из американ-ского штата Висконсин, прозванный «Волк из Висконсина» и доктор Йозеф Менгель (Менгеле), ученый Третьего Рейха, известный бесчеловечными опытами на людях.
История Гейна оказала столь сильное влияние на СМИ, что ее не редко и довольно беспринципно использовали как в рекламных целях, так и в основе сенсаций желтой прессы и художественных сюжетов (к примеру, в романе С. Кинга «Игра Джералда). Это не уменьшает чудовищности самой истории. Тихий фермер из провинциального городка Плэнфилд, никогда и никем не воспринимаемый всерьез, убил как минимум двух женщин, а перед этим собрал коллекцию трупов на местном кладбище. Их кожа и части тел шли на изготовление различных предметов, имевших в деформированном сознании Гейна сложное символическое значение и перекочевавших из протоколов обыска ужасной фермы в эпизоды из «Молчания ягнят». Во всяком случае, абажур из человеческой кожи, найденный полицией в кинокартине, был обнаружен и настоящими охранниками правопорядка в доме Висконского Волка.
С Гейна были срисованы и Лектер первого фильма, и убийца, которого он помогает ловить. Сам Гейн после ареста и до конца жизни, как и Лектер, находился под постоянным вниманием психиатров-криминалистов (пытавшихся на примере его психики реконструировать логику поведения других маньяков) и агентов ФБР, к одному из которых – Джону Фишеру – убийца питал нечто вроде симпатии (Фишер стал прототипом полицейского в «Красном драконе»).
Тем не менее, маленький тщедушный фермер, любивший грубоватые шутки и боявшийся собственной матери, не мог ограничить харизматичную игру Хопкинса. И в последующих частях истории людоед приобретает все больше черт легендарного Менгеля, фашистского медика, генетика и антрополога, который своим примером опроверг утверждение, что гений и злодейство не совместимы. Так и не наказанный за свои опыты на детях (доктор скрылся в Латинской Америке), Менгель стал нарицательным образом непреходящего зла, темного таланта, совершающего злодеяния согласно собственной логике. То есть Дьяволом, но в материалистической мире.
Диагноз. Дальнейшая судьба Лектера после сиквела «Ганнибал» не известна, но его последний акт в этой картине, когда каннибал дает ребенку одно из своих специфических блюд, по сути аллегоричен. Наследие людоеда незабвенно: он или люди с таким же страшным вкусом к человеческому мясу будут появляться вновь и вновь в кино или реальной жизни.
Минувшее столетие оставило множество примеров каннибализма в цивилизованном мире. При этом медицина не имеет единой развернутой концепции людоедства. Зато единую особенность имеют сами каннибалы. Если людоедство не имеет сексуального подтекста (как у Чикатило или Джека Потрошителя), а у Лектера – такого подтекста нет, то связано оно с не-которой примитивностью сознания. Среди людоедов мало интеллектуалов, но много грубых, ограниченных людей, выходцев из низших слоев и деклассированных элементов. Иногда у них отмечаются врожденные аномалии в строении мозга. То есть склонность к поеданию себе подобных по сути является атавизмом – утраченным на ранних этапах эволюции признаком, как хвост или оволосение лица, но настолько древним, что встречается еще реже, чем упомянутые такие же сравнительно редкие явления.
Для людоеда главное не голод сам по себе, а полное подавление, поглощение своей жертвы. Аппетит Ганнибала разжигало желание отомстить или восстановить гармонию, а поедание становилось уже апофеозом возмездия. И хотя развитие преступлений инициировала смерть сестры, съеденной на глазах ребенка солдатами («угостившими» при этом и его самого), произошедшее только легло на благодатную почву врожденного отклонения, которое могли раскрыть и иные обстоятельства.
Представление о неразумности мира и «борьбе за восстановление гармонии» встречалось и у других людоедов (например, у советского маньяка начала 80-ых гг. Николая Джамангулиева), и лишь как одаренный и интеллектуальный тип Ганнибал выделяется из общей линии. Как персонаж он сходен с тем редким вариантом антигероя, который творит добро, совершая зло, как Жюстина у маркиза де Сада («Благодеяния порока») или Волланд у Булкагова («Мастер и Маргарита»). Вместе с тем харизма Лектера делает его непохожим на всех этих вымышленных и настоящих людей. Созданная хорошей постановкой и неподражаемой актерской игрой, она определила успех первой и последующих картин.

«Кошмар на улице Вязов»

Пациент. Фредди Крюгер (Роберт Инглэнд), если такое сравнением применимо к вымышленному лицу, прошел недолгий путь от художественного персонажа до исторического. Без него уже не мыслима история хоррора и на Западе, а тем более в Восточной Европе и России, где «Кошмар на улице Вязов» шел в авангарде кинокартин, знакомивших советского и постсоветского зрителя с этим жанром. Волна внимания и трепета перед убийцей из снов, как это часто бывает, обратилась в смех и несерьезность, когда фильмы ужасов распространились, а образ Фредди стал объектом подражаний и пародий, за которыми сейчас едва ли видны некоторые мелочи первоначального фильма, важные для его психологического портрета. Большинство их дает пятая часть цикла – «Мать тьмы».
Фредди Крюгер был сыном сестры милосердия, работавшей в доме для умалишенных. Изнасилованная содержащимися в этом заведении преступниками, она родила ребенка, имевшего отклонения в поведении с раннего детства. «Сын Тысячи Маньяков» – прозвище, данное ему сверстниками из-за подлинной жестокости и мнимых предрассудков, стало опре-делившем судьбу клеймом. Почти не отраженная в фильмах юность приводит к логическому завершению в зрелости, когда Крюгер становится маньяком-убийцей. Он преследует преимущественно детей, а отличительной особенностью преступлений является изощренная жестокость, воплощенная в памятной перчатке с пятью лезвиями. Жизнь Крюгера-человека заканчивается самосудом толпы разъяренных родителей, но, погибая в пламени пожара, он продает душу демонам снов и… начинается история Крюгера-демона, охватившая множество картин от первого фильма Крейвена в 1984 г. до продолжений последних лет («Фредди против Джейсона» и др).
Традиция / Предыстория. На заре своей карьеры американский король ужасов Стивен Кинг написал небольшую работу «Macabre Dance» (в русском переводе «Пляска смерти»), где дал обзор развитию хоррора на Западе. В этой книге он едко отметил, что все фильмы режиссера Веса Крейвена имеют одну общую для зрителей особенность: посмотрев один вряд ли захочется смотреть остальные. Это был тот редкий случай, когда маэстро страхов ошибся. В конце концов именно Крейвен создал персонаж, без которого немыслима американская киноиндустрия молодежных ужасов.
Шесть первых частей «Кошмара на улице Вязов», а позже – седьмая («Новые кошмары») и незавершенная восьмая, а также различные сиквелы, далеко ушедшие от основной сюжет-ной линии, образуют своего рода эпопею, с которой может сравниться разве что «Пятница 13» и бестселлер последних лет «Пила» (речь о ней пойдет ниже).
Большинство чудовищ Голливуда имеют уже свою общую особенность: все они так или иначе сводимы к нескольким образам, заимствованным (не всегда удачно) из литературы XIX в., готики и мистических легенд Средневековья. Несмотря на историчность представления о угрозе, приносимой через сны, Крюгер отличается определенной самобытностью. Он является не столько порождением, сколько началом линии фильмов, в центре которых герой-маньяк, а действие разворачивается в молодежном мире с его системой ценностей, комплексов и страхов, на которых играет гений режиссеров вроде Крейвена. Разумеется сам Фредди был далеко не первым подобным персонажем, но вместе с еще одним злодеем из другой кар-тины Крейвена «Крик», он поднял эту форму фильма ужасов на такую высоту, что она стала кинотрадицией. Страхи перед будущим, сексуальностью, неизвестностью и пр., нарисованные в абсурдной буквальности, становятся и сущностью Крюгера, и его орудием, которое он охотно преподносит в снах своим жертвам.
Диагноз. Поскольку Крюгер воплощает молодежные кошмары, то любопытно задаться вопросом о том, какие кошмары и комплексы мучили самого Крюгера.
Психиатра, обратись он к биографии Фредди, пока тот был еще человеком, насторожило бы повышенное внимание к детям. Если демонический Крюгер расправлялся с ними, чтобы отомстить их родителям, убившим его, то в своей человеческой ипостаси никаких мотивов убийца не имел. Представление о патологической наследственности, как и прозвище «Сын Тысячи Маньяков», верно только отчасти: механизм оплодотворения передает ребенку наследственный материал не от многих отцов, а от одного, к тому же наследуется предрасположенность к психическому расстройству, а не само расстройство. Так что изменения в психике с детства вызвало скорее отношение к ребенку, чем его врожденные черты.
Окончательный диагноз звучал бы как: сексопатология в форме садизма. Такая патология личности отнюдь не уникальна, да и редкой ее назвать тоже нельзя. Сексуальные садисты были и среди педофилов (очевидно, что и герой Крейвена имел лантетную склонность к педофилии), и среди самых массовых маньяков XX века. Развитию болезни способствовали и сложные отношения с матерью, которая вряд ли могла нормально воспринимать ребенка, зная тайну его рожденья, и глубокое презрение других детей, узнавших эту тайну.
Еще до своей демонизации, Фредди Крюгер проявил все черты, характерные для психопатов указанного типа: вменяемость и осознанность совершаемого, холодный расчет и изощренная жестокость. И это позволяет поставить вымышленного героя по психическим особенностям в один ряд с личностями вроде Зодиака, Кемпера или Чикатило.

«Игра в прятки»

Пациент. Дэвид Коллуэй (Робер де Ниро), любящий отец семейства, переживший страшную трагедию – скоропостижную кончину жены. Оставшись вместе с девятилетней дочерью Эмили Коллуэй, Дэвид вскоре обнаруживает изменения в ее поведении, несомненно вызванные смертью матери. У дочери появляется воображаемый друг. Явление, само по себе странное в ее возрасте, усугубляется тем, что у мнимого друга очень подлый нрав, он обвиняет Коллуэя в гибели супруги и стремится ему отомстить. Череда мистических и пугающих происшествий (позднее – преступлений) внезапно находит логическое объяснение. Личность самого Дэвида болезненно раздвоена, и вторая часть (которой и оказывается пресловутый воображаемый друг) становится личностью маньяка.

Традиция / Предыстория. Повышенный интерес к теории психоанализа, охвативший западный мир в 60-ые гг., отразился в мире кино чередой фильмов, названных «фрейдистскими». Центральной темой становились всевозможные изломы психики, а раскрытие образа героя превращалось не в психологические изыскания душевных качеств, а в психиатрический анализ отклонений. Не удивительно, что фильмы ужасов оказались наиболее восприимчивы к подобному жанру.

Наиболее яркими его представителем, появившимся и на российском телевидении, стал знаменитый черно-белый фильм Романа Полански «Отвращение», снятый в 1965 г., где героиня Катрин Денёв до такой степени боится мужчин, что убивает двух своих поклонников. Загадку ее состояния раскрывает эпизод, показывающий, что она перенесла сексуальное насилие в далеком прошлом. Более поздние примеры – «Ножницы» (ножницы, взятые в руки женщиной, защищавшейся от насильника, пробуждают зловещие тайны и комплексы, дремавшие в ее подсознании) и «Колобос» (художница после неудачной попытки суицида встречается и проникается сочувствием к убийце, уродующем трупы своих жертв, чтобы придать им «истинную» красоту).
«Игра в прятки» режиссера Джона Полсона, пусть и не в самоочевидной форме, продолжает эту линию.
Вообще, сюжет о раздвоение личности имел место еще на заре американского романтизма, излюбленный писателем, который заложил основы практически всех жанров американской литературы (детектива, мистики, сатиры, психологической новеллы) – Эдгаром По. Примером истории о распаде личности является его знаменитый «Вильям Вильсон». Различие персонажей По и Полсона только одно. Если в первом случае, совесть человека, не в силах выносить совершенные им преступления, выделилась в преследующую его отдельную личность, то у Коллуэя наоборот, отдельным лицом становятся самые темные качества души. А цель их – уже не спасение, а уничтожение Дэвида, к чему его подсознательно подводит скрытое чувство вины.
Диагноз. В истории Дэвида Коллуэя мы сталкиваемся с ориентированным сумеречным состоянием – осложнением, которые часто возникает на фоне эпилепсии, шизофрении, алкоголизма или само по себе. Общеизвестные примеры сумеречного состояния – это транс и лунатизм, но встречаются и более экзотические случаи.
Механизм такого расстройства внешне очень прост. Во время приступа, длящегося от нескольких часов до нескольких дней, поведение человека полностью изменяется. Причем реалии этих перемен ближе не романтическим грезам По, а мрачной фантазии Полсона: поведение определяют неконтролируемые влечения, усиливающие чувства страха, злобы, приводящие к потере контакта с реальным миром и не редко заканчивающиеся трагически (убийство, самоубийство, сопротивление стражам порядка, хулиганство). Потом следует амнезия, в результате чего больной обычно и не подозревает, что он делал. Так складывается представление о двух людях, живущих в одной душе…
Близкий случаю Дэвида пример – история, описанная американскими врачами Гоулдом и Пайлом в книге «Курьезы и аномалии медицины». Мужчина 55 лет совершил убийство девушки, а потом забыл об этом и никак не мог поверить, за что его судят. Когда же прокурор представил неопровержимые доказательства, подсудимый сам просил приговорить его к смерти, поскольку осознание совершенного было для него невыносимо.
…Чувство вины из-за смерти супруги стало пусковым механизмом в формировании сумеречного состояния у Дэвида Коллуэя. Так подавленная, но исподволь мучившая его идея стала бомбой замедленного действия и источником неведомой угрозы, которую Дэвид, так до конца и не осознав свою ошибку, искал в фантазиях дочери.

«Глюки»

Пациент. Ветеран вьетнамской войны (Майкл Шеннон), самовольно покинувший психиатрическую лечебницу… Это краткое предложение заключает в себе всю информацию, которая известна о главном герое до того, как он оказывается подхвачен основным потоком сюжета. Война или другие печальные события биографии, скрытые от зрителя, стали гибельными для его психики, и даже встреча с женщиной (Эшли Джадд), которая вроде бы любит его и пытается понять, не способна уже ничего исправить.
Английское название фильма «Bug» («Жуки»), в отличии от русского, двусмысленно. Это и основная идея-фикс персонажа Шеннона (преследование насекомыми), и намек на то, что это иллюзия. На американском сленге «bug» может означать и ошибку, и безумную идею, а выражение «to go bugs» значит «сойти с ума, помешаться». И хотя на протяжении фильма возникают эпизоды, когда хочется поверить безусловно обреченным героям, в основном, сомнений в том, что все происходящее только нарастающий бред почти не возникает.
Герою Шеннона удается заразить своим безумием и героиню Эшли Джадд. Они скрываются в принадлежащем ей мотеле, где надеются обрести спасение от иллюзорного страха – чудовищных насекомых, якобы появившихся на свет после зловещих экспериментов правительства. Пришедший психиатр, последняя надежда на реальное спасение, помочь здесь уже не в состоянии. Затворники вырезают загадочных жуков из собственных тел, нанося себе увечья, а в конце фильма сжигают себя в комнате, пытаясь спасти себя и окружающий мир от опасности, существующей только в больном сознании.
Традиция / Предыстория. В уже упомянутом «Macabre Dance» от Стивена Кинга – эволюционном обзоре американского хоррора прошлого столетия – все фильмы этого жанра разделены на несколько групп. В этом отношении наиболее специфичны «социальные фильмы ужасов». Поскольку финансовое и имущественное положение для американцев не столь злободневно, как в России и Европе, то и социальная трагедия в их представлении связывается скорее с физической и личностной неполноценностью человека. Тема всевозможных уродств: от подростковой дисморфомании (боязни «некрасивости»), вызванной прыщами и прочими кожными проблемами, до последствий травм, аварий и зловещих болезней, раздутая до бесконечного гротеска, легла в основу таких картин.
Двумя стереотипными злодеями, цепочку преступлений которых открыло анатомическое безобразие, стали Харви Дент и Томас Хьюит, более известные как «Двуликий» и «Кожаное Лицо».
Красивое (или приятное) лицо – главная часть тела для стремящегося к успешности американца – становится для западного обывателя отражением его души. Ну, а грубое нарушение такого идеала свидетельствует о определенном извращении внутреннего мира персонажа.
Случай параноидной шизофрении (системного распада качеств личности, порой на прямо противоположные) у Харви Дента («Бэтмен навсегда») открыл ожег кислотой одной половины его лица. Впрочем, осложненная шизофрения редко развивается так быстро и, очевидно, что двойственность личности, поддерживаемая на хрупком балансе монеты Харви, которую он подбрасывает в течении фильма, раскрылась бы и без этого случая. В остальном же, маньяки с таким психическим диагнозом, по словам Дональда Ланди, всегда переполняли психиатрические клиники Штатов. С Хьюитом («Техасская резня бензопилой») все несколько сложнее. Здесь и неизвестное кожное заболевание, и вероятная умственная отсталость, и вспышки ярости, которые часто бывают у агрессивных психопатов. Но упирается все в глубокий комплекс неполноценности, навязанный Томасу окружением («Ты такая же как те дети! Дети, которые смеялись над ним!» – произносит его мать в одной из последних экранизаций). А это дает нам еще один случай социальной трагедии человека на почве физической неполноценности. Которая оборачивается другой, еще большей трагедией для остальных героев фильма, оказавшихся к собственному несчастью на ферме Хьюитов, очень похожей на ферму Гейна.
Однако иногда, а это «иногда» в данном случае открывается сюжетом «Глюков», кошмар физической ущербности может выступать в более утонченной форме, смертельной для человеческого сознания.
Драма режиссера Уильяма Фридкина, прославившегося экранизацией «Изгоняющего Дьявола», почему-то анонсированная при показе в российских кинотеатрах и в прокате как фильм ужасов, в общем-то близка западным «социальным» фильмам ужасов. Героя губит ужас перед внешним миром, но источник его он находит в собственном теле, ставшем гнездом зловещих насекомых, готовых нести гибель и ему, и миру.
Диагноз. Хотя в последних эпизодах фильма в словах психиатра уже звучит диагноз – паранойя – он не совсем точен. К таким выраженным симптомам ведет довольно редкое осложнение, развивающееся у параноиков и наркоманов. Это синдром Эгмала. Мучительное, вновь и вновь повторяющееся ощущение, будто что-то проникает под кожу (обычно насекомое), порезы, наносимые самим больным в попытке избавиться от паразита и чаще всего летальный исход.
О других случаях синдрома Эгмала в кинематографе судить сложно. Отбросив многочисленные картины о нападениях муравьев и пчел, отметим только один пример, когда это расстройство напрямую называется. Это серия из памятных в плеяде сериалов 90-ых гг. «Секретных материалов», в которой агенты ФБР расследуют нападения на людей тараканов. Разбирая случай самоубийства-паренька наркомана, вскрывшего себе вены опасной бритвой, когда в них вроде забрались два таракана, Скалли, в противовес фантастическим гипотезам Молдера, сразу называет вероятной причиной синдрома Эгмала. Параноическое мышление персонажа Шеннона возводит процесс появления насекомых в сложную систему мирового заговора и происков правительства, но обычно все происходит так, как показано в сериале: галлюцинация и состояние аффекта, когда больной уже ни о чем не думает.
Что касается героини Джадд, то ее поведение оценить сложнее. Впрочем, если она оказалась восприимчивой к фантазиям своего гостя, похоже ее психика была к этому готова и давно нарушена потерей единственного ребенка. Непонятные телефонные звонки, вновь и вновь раздающиеся в пустующем мотеле, указывают на болезненные раны ее собственной души.

Пила» и др.

Пациент. Талантливый архитектор Джозеф Кремпер (Тобин Белл), всю жизнь был поглощен работой; в расцвете успеха и на закате молодости он все таки обращается к личной жизни. Но брак прерывает воля судьбы: из-за нападения грабителя-наркомана его жена теряет долгожданного ребенка, а у самого Кремпера обнаруживается смертельная болезнь (неоперабельная опухоль мозга). После неудачной попытки самоубийства, конструктора охватывает навязчивая мысль, что ценность жизни в мире утеряна. Однако, если общество поглотили насилие и жестокость, то и исцелить его можно через жестокость. Бывший архитектор начинает похищать людей и заставляет их проходить испытания при помощи механизмов, созданных ярким и одновременно воспаленным воображением. Несмотря на детально разнообразие, смысл всех игр прост: жертва должна сделать выбор между смертью и жизнью через увечья и самоистязанья. Халатное отношение к жизни будет не возможно, если человек прошел такую игру. К сожаленью, таковых не много. Сам Кремпер, возможно, не обладает личным обаянием Лектера, но ему удается окружить обаянием идею, которой служит. Она становится настолько притягательной для лиц с таким же больным сознанием, что и после физической смерти Кремпера («Пила III») его дело продолжают несколько последователей.
Традиция / предыстория. Как и сюжет о раздвоении личности идея «дьявольской игры» была найдена кинематографом последних лет в произведениях американского и европейского романтизма. Одной из наиболее известных вариаций на эту тему были «Десять негритят» Агаты Кристи, а через них концепция восходит опять же к Эдгару По и его новелле «Колодец и маятник», где персонаж обречен «играть» в кошмарную игру с инквизиторами в загадочном наполненном ловушками подземелье.
Дьявольская игра часто идет рука об руку с идеей порочности, некого греха героя, который он или демонстрирует, или пытается искупить в хитросплетениях этой игры. В этом отношении самым ярким предшественником «Пилы» были «Охотники за разумом» режиссера Ренни Харлина. Здесь страдающий, судя по всему, манией величия, убийца по прозвищу Кукловод (Джонни Ли Миллер) утверждает свое превосходство над людьми, заманивая их в ловушки и подчиняя расправы с ними четкой системе, выверенной с математической точностью часов, которые постоянно появляются в фильме.
В отличии от Кукловода Пила не сам олицетворяет порок, а пытается искупить пороки конкретных людей и общества, что демонстрирует четвертая часть истории, где многие его жертвы вполне заслуживают казни.
Диагноз. Комбинации, которые не снились и Бендеру, тонкий расчет каждого преступления говорят о удивительно обостренной психической реакции и мышлении Кремпера, что присуще либо гению, либо душевнобольному. Правда, иногда эти качества соединяет и одна личность. Оценивая поведение Джозефа, уместнее всего говорить о неком пограничном расстройстве психики, не явном (его не заметили врачи госпиталя, где архитектор проходил об-следование), но достаточным, чтобы он подчинил себя служению необычной идее. Скорее всего, это невроз навязчивых состояний, который обстоятельства жизни героя в конце концов облекли в психопатоподобную форму.
Невротиков, помешавшихся на собственных фантазиях, теориях и действиях, в западной культуре (а в последние десятилетия и в нашей) необычно много, причем как среди героев, так и среди злодеев. Кровавые плачи революций и репрессий, а бок о бок с ними – необыкновенно популярные юмористы, которые все шутят и никак не могут остановиться, дают примеры невротических состояний. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и в кино злодеем современности стал невротик.
* * *
Пока еще трудно судить удастся ли «Пиле» не только по количеству, но и по качеству картин войти в ряд киноэпопей вместе с «Кошмаром на улице Вязов» или «Пятницей 13». В заключении хочется лишь пожелать успеха Тони Беллу, который стал для журналистов уже почти так же не отделим от своего персонажа, как Роберт Инглэнд от своего.
Новые времена дарят новые произведения. Крюгер стал героем конца 80-ых – начала 90-ых гг., Пила же вполне может занять пьедестал первого антигероя третья тысячелетия. Так что удачи тебе, Джозеф, удачи.

Мнение эксперта

Вопрос: В последние годы появилось множество разрекламированных фильмов о убий-цах. Как Вы считаете, с чем связан тот факт, что таким все более популярным героем совре-менного кинематографа становится маньяк, а вовсе не классический положительный герой?
Туркина Ольга Владимировна, социальный педагог-психолог, отвечает: Кино, сего-дня и всегда выполняло социальный заказ. И если есть потребность в фильмах подобного со-держания с героями вроде Лектера и Пилы, то они будут появляться вновь и вновь. Совре-менное общество очень агрессивно, а образ киноубийцы позволяет выплеснуть агрессию, негласно отождествив себя со злодеем. Поэтому маньяки все чаще превращаются в кино из вызывающих отвращение злодеев в героев, бросающих миру страшный вызов. Впрочем, и раньше были примеры обаятельных злодеев из фильмов про мафию и гангстеров. Это явле-ние печальное, но вполне закономерное.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных