Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Библейский сборник и возможные отклонения от христианства




Клибанов заявляет, что Иван Черный подрывает авторитет Марии, ставя ее на последнем месте в списке ветхозаветных пророчиц. Клибанов приходит к заключению, что, поступая так, Черный отвергает авторитет Марии, как Божьей Матери. Этот аргумент, однако, опять‑таки построен на предположении, что Черный не верит в божественную природу Христа. Но если это так, почему же тогда Черный не придерживался ни одной из древних еретических традиций, называющих Марию Антропотокос – матерью человека, или Христотокос – матерью Христа? Вместо этого, Черный всегда обращался к Марии как к Богородице, или Теотокос.

В четвертом столетии, как только установилась Никейская формула, оппоненты православия правильно понимали смысл термина Теотокос. Несторий протестовал, говоря, что этот термин, не будучи использован Отцами Церкви, является незаконным. Сам же он, исходя из личных христологических убеждений, защищал термин Христотокос.

Самый ранний неоспоримый факт использования термина Теотокос мы находим в энциклике Александра Александрийского, направленной в 324 году против арианства. Несколько позже император Юлиан в полемике с Галилеянами спрашивает христиан: «Почему вы всегда называете Марию Теотокос?»[658]. Ярослав Пеликан замечает: «В конфликте с гностицизмом Мария служила своего рода доказательством человечности Христа: он на самом деле был рожден от земной матери и поэтому был человеком. Но поскольку христианское благочестие и размышление ищет более глубокого смысла спасения, то параллель между Христом и Адамом находит свое дополнение в изображении Марии в качестве второй Евы, которая своим послушанием возмещает урон, нанесенный непослушанием матери человечества. Она была матерью человека Иисуса Христа, матерью Спасителя. Но чтобы быть Спасителем, он также должен быть и Богом, а его мать должна быть «Матерью Божьей»[659].

Таким образом, текст книги Черного обращается к Марии как к матери Бога и пророчице. Пеликан говорит, что преемники идей Афанасия «находят в этом титуле удачную формулу для выражения их учения о том, что при воплощении божественная и человеческая природы так тесно соединились, что теперь, говоря о так называемой «передаче свойств» и о рождении, распятии, спасении, мы не можем приписать их только одной природе, не учитывая другую. Так говорили о Христе, так же говорили и о Марии. Поскольку позволительно было называть Христа «страдающим Богом», как это делало благочестие и провозвестие церкви, александрийская христология могла воспользоваться преимуществом литургического термина Теотокос, чтобы поставить акцент на единстве личности Христа»[660].

Верно то, что Черный никогда не почитал Марию в духе православной традиции как посредника между Богом и людьми. Несмотря на это, он представляет ее как пророчицу и как ту, кто дала жизнь Иисусу Христу – Богу в плоти.

Что касается расположения Марии в конце списка, очевидно, что Черный пытается сохранить хронологический порядок, упоминая пророчиц. Было бы довольно странно увидеть имя Марии в середине или начале списка. Поставив имя Марии после имен Елизаветы и Анны, автор естественно дарит ей самое высокое место в этом списке. Следует отметить, что в тексте Максима Грека, который цитируется Клибановым в качестве апологии Марии, она тоже стоит в конце списка: «Хотя были некоторые дочери человеческие, которые проявили великую силу, и добродетель, и праведность, такие как Сара, Ревекка, Лия, Рахиль, Мариамь, Есфирь, Юдифь, Анна, Сюзанна, Иаиль, все же есть только одна среди них, которая является самой непорочной и святой девой – Мать Эммануила»[661].

Клибанов использует этот текст как апологию, направленную против учения жидовствующих. Но смысл этой апологии только в том, чтобы защитить традиционный заступнический статус Марии в восточном христианстве. Это не апология божественной природы Иисуса Христа. Максим Грек даже не называет Марию Теотокос — факт, который свидетельствует, что он либо не имел в виду взгляды жидовствующих вообще, либо не считал взгляды еретиков достойным вызовом учению о божественной природе Христа.

Кормчая Ивана Курицына

Кормчая Иван Курицына является по сути первой попыткой систематически представить богословие Русской церкви. Некоторые полагают, что поскольку Кормчая Курицына в конечном счете всего лишь систематичная компиляция других источников, то она не может адекватно отражать его собственное богословие. Однако в средневековых русских источниках вряд ли можно найти независимые богословские труды, хотя в то же самое время имеется и немало оригинальных трудов секулярного характера — хроник, рассказов, биографий и т. д. Возможно, единственно приемлемым жанром богословских трудов были личные письма. Несмотря на это, авторы и переписчики умели отражать свои собственные взгляды на богословие излагая труды других людей.

Эта ситуация постепенно изменилась в первой половине шестнадцатого столетия с приездом с Афона Максима Грека (1480–1556), вызванного в Москву Великим Князем Василием Ивановичем, чтобы перевести и исправить книги в его библиотеке. Однако вскоре Максим Грек был вовлечен в церковно–политические диспуты и выпустил большое количество трудов догматического, полемического и моралистического характера[662].

Он примкнул к Вассиану Патрикееву, боровшемуся против стяжателей, и стал настоящим новатором[663]. Вассиан Патрикеев, который трудился спустя почти поколение после разгрома субботников, не смог полностью расстаться с русской традицией передачи идеологии посредством копирования определенных книг. Как и Иван Курицын, он был изобретателен в представлении патристической литературы систематически, нежели хронологически. Нельзя недооценивать подобный смелый шаг. Вассиана жестоко преследовал митрополит Даниил за новаторское издание Кормчей. Он был обвинен в основном за попытку представить постановления в их систематическом порядке – что было сделано им в подражание Кормчей Курицына.

Когда настоятель Иосифо–Волоколамского монастыря отец Нифонт использовал Кормчую Вассиана для написания своей Кормчей, митрополит Макарий сделал ему выговор за представление «святых правил не подлинно» — то есть систематически, а не хронологически. Такой способ представления, согласно Макарию, был «выдуман еретиками» с целью «избавиться» от правил, которые их не удовлетворяли[664].

Кормчая, составленная Иваном Курицыным, была менее традиционна, нежели книги его преемников. Бегунов отмечает, что, хотя содержание Книги Правил Курицына, за исключением некоторых положений, в большинстве своем идентично содержанию официальных Кормчих, все же порядок, в котором Курицын представляет статьи, отличен и не имеет параллели в русской литературе[665]. Труды Курицына должны были выразить его «реформационное» богословие тактичным и в то же самое время авторитетным образом.

Предположить, что Иван Курицын задумал Кормчую с акцентом на тринитаризме и отречении от любых форм христологических и тринитарных ересей, чтобы прикрыть свой антитринитаризм, означает отвергнуть фундаментальные законы исторического исследования, особенно в свете явно вызывающих сомнения предпосылок Волоцкого.

Удивительно, что, полностью отвергая достоверность свидетельств архиепископа Геннадия и Иосифа Волоцкого практически во всех областях, ученые советского периода поддерживали их сомнительные обвинения в антитринитаризме. Наилучшим объяснением этому являются их идеологические предпосылки — желание представить новгородско–московское движение как можно более атеистичнее несмотря на то, что такой портрет будет противоречить историческим фактам и здравому смыслу.

Заключение

Как можно было убедиться из представленной исторической части исследования движения субботствующих, равео как и из первой книги исследования, имеющей дело с истоками славянского христианства, множество признаков являют, что новгородско–московское движение не было нового или еврейского происхождения, но, скорее всего, уходит корнями в древне–русский религиозный уклад. Движение имело домашние корни, уходящие в столетия церковного и гражданского диссидентства. Зарубежное влияние на движение. Борьба, развернувшаяся вокруг движения субботников, демонстрирует, что движение это обрело немалые масштабы и было напрямую связано с политической, социальной и религиозной ситуациями в средневековой Руси. Фактически, начало шестнадцатого века было временем, когда на уровне государственной власти стоял вопрос выбора между традиционной формой славянского христианства, представленной новгородско–московским движением, и набирающей силу греческой традицией.

Фактические и вымышленные обвинения в антитринитаризме, порожденные архиепископом Геннадием и Иосифом Волоцким, а также другие обвинения, содержащиеся в Соборном Приговоре 1490 года, в Воскресенской летописи 1492 года, в Письме инока Саввы и в П окаянии еретика Дениса и в других документах были проанализированы. Мы увидели, что труды архиепископа Геннадия вряд ли могут рассматриваться как содержащие обвинения в антитринитаризме. Иосиф Волоцкий, однако, толкует информацию, полученную от Геннадия, в соответствии с тем, на что она как будто по внешней форме указывает – на иудаизм. Это и объясняет первоначальную реакцию Волоцкого, которая приобрела форму дискуссии об иудейском учении о Боге. Письмо инока Саввы также отчасти объясняет, почему Волоцкий занимает себя решением воображаемой проблемы и искажает действительность в угоду своей повестке дня. Мы можем согласиться с Клибановым в том, что «обвинения клерикалов в том, что еретики следовали пропаганде Схарии являются ложными»[666].

Ограниченная информация, которую Иосиф получил от архиепископа Геннадия, была отредактирована так, чтобы соответствовать стереотипу средневекового церковного менталитета. Под влиянием традиционного средневекового образования в русском обществе сложилось определенное мышление, яркой чертой которого является развитие религиозно–церковного формализма. Пыпин отмечает: «Поверхностное чтение не смогло сделать его (Волоцкого) образованным богословом; он остался в плену всех традиционных ограничений книжных людей прошлого»[667]. Вплоть до конца девятнадцатого столетия подобное мышление продолжало существовать. Когда Люис Конради и Герхард Перк, миссионеры церкви адвентистов седьмого дня, в 1886 году посетили Россию, они были «заключены в тюрьму за учение жидовской ереси»[668].

Даже если бы Иосиф Волоцкий и архиепископ Геннадий имели возможность вырваться из этого «ограничивающего круга… старого книжного взгляда»[669], остается законный вопрос: пожелали бы они сделать это? Как было показано, смертная казнь для еретиков применялась исключительно к жидовствующим или к тем, кто отказывался от тринитарного учения. Для того, чтобы узаконить такое жестокое наказание, Иосиф был готов применить «богопремудрое коварство». Приблизительно в 1500 году он осознал, что для выживания Церковь должна использовать подлог и обман; целую главу в Просветителе он посвящает оправданию «божественного коварства» — метода, широко применяемого впоследствии иезуитами для борьбы с Реформацией в Западной и Восточной Европе. В других главах Просветителя Волоцкий применяет метод, который сам же и формулирует.

Казакова и Лурье подтверждают, что «в первом издании книги Иосифа… адаптация предыдущего материала была сделана таким образом, чтобы избежать всех формальных барьеров и привести врагов Иосифа на костер»[670].

Нельзя отрицать, однако, что Просветитель все же содержит некоторую фактическую информацию о субботниках. Эта информация отражается в динамической полемике Просветителя. Сервицкий делает выводы, ссылаясь на последние главы Просветителя: «Отчетливое, ясное отвержение основных догматов христианства никогда не было характеристикой всех жидовствующих, а только части из них, как это явствует из Просветителя. Другая часть не отвергала учение о Троице прямо, а только не была уверена в нем, и с подозрением и критикой относилась к некоторым отрывкам Священного Писания, относящимся к Троице, говоря, что нельзя и неправильно изображать Святую и Животворящую Троицу на иконах»[671].

Соборный приговор 1490 года применяет обвинения в антитринитаризме и другие подобные обвинения только по отношению к «некоторым» диссидентам. Согласно официальным документам, соблюдение субботы было единственным догматом, разделяемым всеми еретиками. Приговор отражает больше, чем позицию архиепископа Геннадия и партии Иосифа Волоцкого — он представляет собой попытку выразить позицию, смягчающую категорические обвинения Иосифа. Хотя эти документы появились в период интенсивной вражды против новгородско–московского движения и поэтому сильно приукрашены полемикой, они не обвиняют субботников в антитринитаризме.

Тот факт, что ни Иосиф Волоцкий, ни архиепископ Геннадий не могли и не хотели изменить своего отношения, не означает, что другие их современники должны были следовать их примеру. Были и те, кто смогли подняться над стереотипами архиепископа Геннадия и Иосифа Волоцкого. Хорошим примером этому служит оппозиция церковной и особенности монастырской политике Иосифа, пришедшая от знаменитых монахов, современников Иосифа Волоцкого – Нила Сорского и Вассиана Патрикеева. Более радикальная и сильная оппозиция была представлена самим движением русских субботников.

Большинство трудов субботников, как мы могли убедиться, построены на той же консервативной платформе, что и труды их оппонентов. Легко почувствовать главную задачу авторов быть в гармонии с самыми выдающимися и уважаемыми фигурами церкви — пророками и апостолами, а также с выдающимися отцами Церкви. Труды субботников в основном составлены из библейских текстов и отрывков из трудов отцов Церкви.

Нет доказательств, что книги, найденные у еретиков, или книги, написанные самими субботниками, ставят под вопрос учение о Троице. Многие из этих книг отражают подчеркнуто православный, традиционный взгляд на Троицу. Напротив, в тот период, когда русской христианство распространялось на Запад и Юг, в области, где иудейское влияние было заметным, труды русских субботников подчеркивают учение о Троице. Двумя примерами этому служат Псалмы и Письмо Федора Еврея, адресованные русскоговорящим евреям с увещеванием принять христианство с его тринитарным учением.

Акцент Ивана Черного на социальных вопросах и последовательный протест против «человеческих традиций», таких как почитание икон и соблюдение первого дня недели – воскресенья, имеет сходство с учением и практикой континентальных анабаптистов[672]. Иван Черный не подвергает сомнениям тринитарную доктрину и, кажется, не интересуется этим вопросом, почитая его решенным.

Отношение Федора Курицына, другого сторонника субботников, к православию выражено в его Повести о Дракуле, где он строго критикует Дракулу за отказ от Восточного православия. Другие труды Федора Курицына говорят о его взглядах на антропологию, но ничего не касаются никак тринитарных диспутов.

Труды его брата, Ивана Курицына, который был, возможно, самым ярким богословом своего времени, являются недвусмысленно тринитарными. Значительная часть его книги посвящена этому вопросу, и сам автор выражает полную поддержку православной позиции.

Исследования литературы субботников ясно показывают, что их учения параллельны тенденциям, присущим европейским реформаторским движениям конца пятнадцатого и начала шестнадцатого столетия: высшим авторитетом является Священное Писание. Традиция эта характеризуется отказом от небиблейских, человеческих традиций (монашество, иконы, святые мощи), подразумевает священство всех верующих и свободу вероисповедания. Во всех дошедших до нас сочинениях субботствующих никогда не ставится под вопрос тринитарная доктрина – ее незыблемость последовательно отстаивается. Это приводит к заключению, что движение субботников по тринитарному вопросу было традиционным, ортодоксальным.

Выводы

По причине ограниченности информации, субъективности, религиозного формализма и сильного желания любой ценой искоренить «ересь», церковные руководители не могли или, возможно, не хотели признать истинную суть учения субботников. В легенде о греческом разбойнике Прокрусте хозяин знаменитого ложа заставлял путешественников прилечь на него, и если путешественник был слишком высок, он отрезал ему ноги. Если его гость был слишком низок, то Прокруст его вытягивал. Архиепископ Геннадий и Иосиф Волоцкий использовали ту же самую процедуру по отношению к движению субботников. Поскольку прогрессивное реформаторское движение не вмещалось в старое прокрустово ложе патристической традиции, оно безжалостно и мучительно преследовалось, так, что вместе с ногами отрезалась и сама голова.

Данное исследование не нашло в движении субботников никаких намеков на антитринитаризм – вопреки популярному и научному мнению, доминирующему на протяжении пятисот лет. На основе систематической, аналитической и исторической оценки вопроса о тринитарном статусе новгородско–московского движения, так называемой «ереси жидовствующих» можно сказать, что движение это по своей сути является «полностью неиудейским»[673], и сомнения в его тринитарном учении необоснованны.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных