Величайшее в мире шоу мускулов 6 страница

В Канны съезжалось столько звезд – таких как Мик Джаггер со своей женой Бьянкой, – и я был частью этого. Я попинал мяч с великим бразильским футболистом Пеле, поплавал с аквалангом вместе с французскими военными подводниками. Я впервые встретил Чарльза Бронсона. Женщина, которая занималась распространением его фильмов в Европе, устроила в его честь ужин в гостинице на набережной. Она сидела рядом с ним за главным столиком, а я находился неподалеку и мог слышать их разговор. Как оказалось, в общении Бронсон был человеком тяжелым. «Вы вносите такой большой вклад в успех нашей деятельности, – сказала ему женщина. – Мы очень рады, что вы здесь. Сегодня чудесная погода, не правда ли? Нам повезло, что весь день светит солнце». Бронсон выждал немного, затем ответил: «Терпеть не могу болтовню ни о чем!» Женщина была так потрясена, что отвернулась к другому соседу. Я был поражен. Однако именно таким был Бронсон в жизни – грубым и резким. Это никак не влияло на его фильмы, но я решил, что нужно будет вести себя более дружелюбно.

Теперь, когда у меня появился интерес к одежде, мой агент Ларри Кубик по возвращении в Лос‑Анджелес с радостью взялся водить меня по магазинам. «Те же самые брюки ты сможешь найти в другом магазине, не на Родео‑драйв, в полтора раза дешевле», – объяснял он. Или: «Твои коричневые носки не идут к этой рубашке. Думаю, ты должен взять синие носки». У него был хороший вкус, и для нас обоих хождение по магазинам было приятным отдыхом от нескончаемой череды жутких ролей, которые мне предлагали. В числе самых ужасных были предложения сыграть роль силача в фильме «Секстет» с участием восьмидесятипятилетней звезды немого кино Мей Уэст и съемки в рекламе автомобильных шин, за 200 000 долларов.

На протяжении нескольких месяцев мне казалось, что в деловой жизни Лос‑Анджелеса осталась только торговля недвижимостью. Отчасти вследствие инфляции, отчасти из‑за расширения цены на недвижимость в Санта‑Монике взлетели до потолка. Мое жилое здание даже не было выставлено на продажу, но приблизительно в то же время, когда «Качая железо» вышел на экраны, один покупатель предложил мне почти вдвое больше того, что я заплатить за него в 1974 году. Прибыль на вложенные 37 000 долларов составила свыше 150 000 долларов – за три года я учетверил свой капитал. Всю эту сумму я вложил во вдвое большее здание, в котором вместо шести квартир было уже двенадцать. В этом мне помогла Ольга, которая, как всегда, подыскала как раз то, что нужно.

Моя секретарша Ронда Колумб, которая вот уже несколько лет вела службу заказов по почте и как могла упорядочивала мой безумный график, с большим воодушевлением следила за тем, как я потихоньку превращаюсь в мини‑магната недвижимости. Она была уроженкой Нью‑Йорка, четырежды разведенная, лет на десять – двенадцать старше меня. Первый ее муж в начале пятидесятых был чемпионом по культуризму. Мы с ней познакомились через клуб Голда. Ронда была мне вроде старшей сестры. Последним ее ухажером был агент по недвижимости по имени Эл Эрингер.

Как‑то раз Ронда ни с того ни с сего заявила мне:

– Знаешь, Эл от тебя без ума.

– Он водится с моей секретаршей – естественно, он от меня без ума! – усмехнулся я.

Это вызвало смех.

– Нет, честное слово, Эл от тебя без ума и хочет вести с тобой бизнес. Как ты к этому относишься?

– Ну, выясни, что у него на уме, потому что на Мейн‑стрит выставлено на продажу одно здание, и если он хочет принять участие…

У Эла была репутация проницательного игрока на рынке недвижимости. Он обладал чутьем на то, какой район будет переживать строительный бум. Эл сыграл ключевую роль в возрождении исторического района Пасадены, который был застроен дорогими магазинами и элитным жильем. Мне казалось, что Санта‑Моника также дозрела до этого. Главная улица, проходившая параллельно океану в нескольких кварталах от берега, пришла в упадок. Здесь остались в основном пьяницы и безработные, и много недвижимости было выставлено на продажу. Я присматривал, куда бы вложить 70 000 долларов, отложенных из гонорара за «Качая железо» и других заработков.

Эл уже был знаком с тем зданием, которое привлекло мое внимание.

– Сейчас оно выставлено на продажу, вместе еще с тремя, – сказал он. – Выбирайте, какое вам по душе, и я войду с вами в долю.

В итоге мы с Элом купили это здание и начали подготовку к преображению Мейн‑стрит.

Купленный нами дом практически сразу же стал приносить доход. Он продавался вместе еще с тремя небольшими зданиями, выходящими на соседнюю улицу, и мы продали их за сумму, которая практически полностью покрыла наш первоначальный взнос. Это упростило нам задачу получения большой ссуды, и на эти деньги мы полностью обновили наше здание. А поскольку ему было больше пятидесяти лет, оно имело статус исторического объекта, что давало существенные налоговые льготы. В этом была еще одна причина любить Америку: в Австрии над просьбой признать какое‑либо здание историческим объектом просто рассмеялись бы, если бы ему было меньше четырехсот лет.

Эта сделка удвоила мою уверенность в том, что я избрал правильный путь. Я чуть подкорректировал свои жизненные планы. Я по‑прежнему хотел со временем создать сеть спортивных залов, но вместо того, чтобы зарабатывать деньги в кино, как Редж Парк и Стив Ривз, я решил зарабатывать их на недвижимости.

Ронда всегда откладывала отдельно предложения принять участие в каких‑либо общественных мероприятиях. В ту весну мое внимание привлекло предложение Специального олимпийского комитета[13], подписанное «Джекки Кеннеди». В нем меня приглашали в Университет штата Висконсин, помочь изучению вопроса, полезны ли силовые упражнения для развития умственно отсталых детей.

Если бы я задумался хоть на мгновение, я бы сообразил, что это не та Джеки Кеннеди, с которой я встречался, – ее фамилия теперь была Онассис, свое имя она писала по‑другому и жила в Нью‑Йорке. Но я предположил, что она занимает пост почетного председателя или что‑нибудь в таком духе. Поэтому я не задумываясь сказал Ронде: «Я согласен». Я уже проводил семинары, посвященные силовым упражнениям, и я решил, что работа в университете послужит хорошей рекомендацией, укрепляющей представление о культуризме как о спорте, даже несмотря на то, что никакой оплаты мне не предлагали. Я не представлял себе, помогут ли силовые упражнения умственно отсталым детям, но мне было отрадно, что кому‑то пришло в голову это проверить; к тому же, передо мной открывался целый новый мир.

Когда я приехал в северное отделение университета в городке Супериор, неподалеку от Дулута, на земле еще лежал снег, несмотря на то, что был уже апрель. Меня встретили две женщины, обе из исследовательского центра, доктора́ наук. Они представили меня Джекки Кеннеди, хрупкой живой женщине из Специального олимпийского комитета, и показали спортивный зал, куда на следующее утро должны были прийти дети.

– Какие упражнения им можно будет выполнять? – спросила Джекки.

– Я не знаю, насколько у них ограниченные возможности, – сказал я, – но начать можно будет с жима штанги лежа, это совершенно безопасно. Другое безопасное упражнение – тяга штанги, еще можно попробовать вращения, еще…

– Хорошо, – остановила меня Джекки. – Думаю, для первого раза этого будет достаточно.

Мы установили оборудование и камеры, позаботились о том, чтобы освещение было достаточным для съемки, и составили план на следующий день. Вечером я долго лежал в кровати, ломая голову: как мне работать с этими детьми? Но в конце концов я решил не мучить себя напрасно и решать проблемы по мере поступления.

Это были десять мальчиков лет двенадцати, и как только я вошел в зал, мне сразу же стало ясно, что делать. Они столпились вокруг меня, жаждая потрогать мои мышцы, а когда я напряг бицепсы, они восторженно закричали: «Ого! Ого!» Я понял, что в моих руках эти мальчишки – податливая глина. Для них авторитет заключался в первую очередь во внешности, а не в интеллекте; они были готовы слушать меня не потому, что я специалист по физиотерапии или чему там еще, а потому, что у меня большие бицепсы.

Я начал с жима штанги лежа на скамье, только гриф и по одному десятифунтовому блину с каждой стороны, и мальчишки по очереди выполнили по десять упражнений, а я стоял рядом, помогая им правильно держать гриф и опускать штангу на грудь. У первых двух получилось отлично, но третий испугался, почувствовав вес штанги, и закричал, решив, что она его раздавит. Я снял штангу у него с груди, и он тотчас же вскочил со скамьи.

– Все в порядке, – успокоил его я. – Не бойся. Просто дыши глубоко, расслабься, стой здесь и смотри на твоих товарищей.

Мальчишка стоял и смотрел, как остальные ребята ложились на скамью и поднимали штангу по десять раз. Через какое‑то время я увидел, что у него снова проснулся интерес. Я предложил: «А почему бы тебе не попробовать самому?» Мальчишка согласился. Он почувствовал себя более уверенно, когда я положил на него один гриф, без блинов, и выполнил десять жимов. «Держи гриф, – сказал ему я. – Вот видишь, на самом деле ты сильный. Думаю, что сейчас ты справишься и с блинами». Я добавил блины, всего двадцать фунтов, и мальчишка не просто без труда выжал штангу десять раз, но и спросил у меня, можно ли увеличить вес. Я понял, что являюсь свидетелем чего‑то необычного. Всего каких‑нибудь двадцать минут назад мальчишка робел перед штангой, и вот теперь он уже был полностью уверен в себе. В следующие два дня я занимался с другими группами детей, пробуя разные упражнения, пока ученые не собрали всю необходимую информацию. В частности, было замечено, что силовые упражнения укрепляют уверенность в себе лучше, чем, скажем, футбол. В футболе хороший удар иногда получается, а иногда нет, но в силовых упражнениях, поднимая штангу с четырьмя блинами, ты можешь быть уверен в том, что и в следующий раз обязательно сможешь ее поднять. Эта предсказуемость помогала детям быстро обрести уверенность в себе.

Одним из последствий этой работы стало включение состязаний по силовому троеборью в программу Специальных олимпийских игр, которые в настоящее время привлекают больше участников, чем какой‑либо другой вид спорта. Мы искали безопасные упражнения; иногда вследствие заболевания ребенок, например, плохо сохраняет равновесие, поэтому мы отказались от приседаний со штангой. В конце концов мы ограничились лишь тягой штанги, где ничего не может случиться, поскольку спортсмен просто тянет штангу за гриф вверх до тех пор, пока полностью не распрямляется, и жимом лежа на скамье, где всегда можно пригласить помощников, которые при необходимости подхватят штангу.

Одна из ученых пригласила меня на ужин к себе домой, и в ходе беседы Джекки спросила, какое у меня образование.

– Ну, я прослушал пять тысяч курсов, но диплома так и не получил, – ответил я, – поскольку все курсы разбросаны по трем разным колледжам.

– Знаете, у нас лучшая программа заочного обучения в стране, – сказала Джекки, – поэтому вы можете получить диплом у нас. Почему бы вам не прислать нам все свидетельства об окончании курсов?

Вернувшись домой, я последовал ее совету. В университете ознакомились с моими бумагами и прислали ответ, что до диплома мне недостает всего двух курсов: естественных наук и физкультуры. Я долго смеялся по поводу второго курса. Но мы решили заполнить эти пробелы.

Когда Бобби Зарем позвонил в начале августа и передал приглашение от настоящих Кеннеди, я едва не ответил отказом. Это было приглашение принять участие в теннисном турнире, посвященном памяти Роберта Кеннеди, в городке Форест‑Хиллс, штат Нью‑Йорк.

– Я не умею играть в теннис, – ответил я. Какой смысл заявляться на турнир, если не сможешь принять в нем участие? По той же причине я уже отказался от турнира по гольфу с участием знаменитостей.

– Ты непременно должен ехать, – настаивал Бобби. – Я с огромным трудом достал это приглашение. – Он объяснил, что мне страшно повезло, поскольку актер Джеймс Каан отказался в самую последнюю минуту. – Ты хотя бы подумай, договорились?

Это была дилемма из тех, которые обожал Ларри, поэтому я позвонил ему.

– Соглашайся, – решительно сказал он еще до того, как я успел договорить до конца. – Тебе просто нужен тренер. Почему бы тебе не обратиться к тому парню, который натаскал Брюса Дженнера? Брюса тоже туда приглашали, он прозанимался у этого парня всего год и победил.

Бобби перезвонил снова. На этот раз он передал трубку Этель Кеннеди, вдове Роберта Кеннеди. Это меня убедило.

Я сказал себе: «Не будь глупым. Нельзя отказывать Этель Кеннеди! И потом, разве ты не любишь новые ощущения?» К тому же все это делалось во имя великой цели. Поэтому я ответил, что принимаю приглашение, и стал ездить по три раза в неделю в Малибу, чтобы заниматься с той звездой тенниса, у которого учился Брюс Дженнер.

Турнир был назначен на 27 августа, поэтому у нас было всего три недели. Вначале мячи летали по всему корту, но в конце концов я научился отбивать их через сетку. К тому же я хорошо бегал, что очень пригодилось для быстрого перемещения по площадке. Когда я не занимался с тренером, Ларри и Крэг отрывались от работы и перекидывали мяч со мной. Они хотели, чтобы я выглядел достойно среди всех знаменитостей, которые соберутся на турнире.

Для меня это было новым ощущением – заниматься тем, в чем у меня не было никакой надежды победить. Я даже не обижался, когда надо мной смеялись – я ждал этого. Но я хотел не ударить в грязь лицом. Кроме того, это было нужно для пользы дела.

Глава 12

Девушка мечты

В пятницу, 26 августа 1977 года я прилетел в Нью‑Йорк для участия в теннисном турнире, посвященном памяти Роберта Кеннеди. Прием проходил в Радужном зале наверху здания телекомпании Эн‑би‑си в Рокфеллеровском центре. Войдя в зал, я первым делом встретил Тома Брокоу с бокалом в руке. Я знал его по Лос‑Анджелесу, где он был ведущим вечернего выпуска новостей на канале Эн‑би‑си, до того как его отправили освещать происходящее в Белом доме. Том был другом семьи Кеннеди. В последнее время он стал крупной фигурой в службе новостей.

– Привет, Арнольд, – сказал Том. – Как поживаешь? Вот, познакомься с Этель, она сегодня хозяйка.

Этель Кеннеди наградила меня широкой улыбкой.

– Как замечательно, что вы здесь! Рада с вами познакомиться. Я столько о вас читала. Спасибо за то, что пришли к нам на помощь. Мы собираем средства на… – Она рассказала про благотворительные цели, на которые пойдут средства, вырученные на турнире. Затем Этель добавила: – О, познакомьтесь с Тедди.

Эдвард Кеннеди, сенатор от штата Массачусетс, стоял рядом с бокалом в руке. Он подошел, пожал мне руку и спросил:

– Вы здесь один?

– Точно.

– Ну, тогда у меня есть для вас подходящая девушка. Вы должны познакомиться с Марией. Где Мария? Ребята, разыщите мне Марию!

К нам подошла Мария Шрайвер. На ней было красивое платье, вечернее и в то же время достаточно простое. Судя по всему, она наслаждалась происходящим. Мария была очень веселой и любила смеяться. Чуть позже меня представили Юнис Кеннеди Шрайвер, матери Марии. Первым делом я брякнул: «У вашей дочери потрясающая попка». Мне всегда нравилось шокировать людей своими заявлениями, однако Юнис даже глазом не моргнула. «Это очень мило», – только и сказала она.

Мария пригласила меня сесть за ужином рядом с ней. Потом мы танцевали. «Ого! – подумал я. – Эта девчонка как раз в моем стиле». Не то чтобы я влюбился, поскольку совсем ее не знал. Но я видел, что Мария полна радости, что у нее хороший характер, у нее длинные черные волосы, и из нее бьет ключом позитивная энергия, и поэтому мне захотелось быть рядом с ней.

Инструкции на следующее утро гласили: «Оставьте вещи и все ценное в номере. Переоденьтесь в одежду для тенниса и к девяти часам спуститесь вниз». Автобус отвез нас в Вестсайдский теннисный клуб в Форест‑Хиллс. Там мы устроились на лужайке, выполнявшей роль гостиной на природе, где мы болтали, шутили, смеялись. Я встретил всех, включая вице‑президента Уолтера Мондейла, комика Билла Косби, певца Энди Уильямса и певицу Дайану Росс, звезд тенниса Илие Настасе и Рене Ришар, бывшего ведущего «Вечернего шоу» Джека Паара и Пеле. Тем временем на двух центральных кортах клуба проходили теннисные матчи. Это не был спортивный турнир в прямом смысле слова; когда кого‑нибудь вызывали, этот человек выходил на корт, однако главным была благотворительность, а не стремление победить. Все это время Кэролайн Кеннеди и Мария расхаживали по лужайке, обе с фотоаппаратами, фотографируя всех присутствующих. Много раз они сняли и меня.

Тот, кто составлял пары, определенно обладал чувством юмора. Моим партнером стал Рози Гриэр, бывшая звезда американского футбола шести футов пяти дюймов роста и трехсот фунтов веса. К счастью, в теннис он играл лишь немногим лучше меня. Нашими соперниками были двое десятилетних ребятишек. Какое‑то время мы перебрасывали мяч через сетку, а затем, когда проиграли очко, сорвали с себя тенниски и пригрозили ребятишкам расправой. Это вызвало всеобщий смех, на что и рассчитывала Этель. Люди жертвовали большие деньги, платили только за то, чтобы целый день наблюдать за матчами, поэтому они заслужили хорошее представление. В какой‑то момент я представил Пеле, получавшего награду, затем он представил меня. На сцену поднялся Бобби Кеннеди‑младший, который поздравил всех участников и продолжил раздавать призы. Вечером, когда турнир уже близился к завершению, Кэролайн и Мария подошли ко мне и спросили:

– Чем вы собираетесь заниматься потом?

– Даже не знаю. Наверное, вернусь домой в Лос‑Анджелес.

– Как насчет того, чтобы отправиться в Хайянис‑Порт?

Я знал, что это какое‑то местечко к северу от Нью‑Йорка, но не знал, где именно.

– И как туда добраться?

– Самолетом.

– Перелет долгий?

– Где‑то часа полтора. Но у нас есть собственный самолет, так что ни о чем не беспокойтесь.

Затем мы отправились в ресторан ужинать, и там Кэролайн и Мария продолжили на меня давить.

– Вы обязательно должны отправиться в Хайянис‑Порт.

Оглядываясь назад, я догадываюсь, что, скорее всего, произошло. Мария и Кэролайн подумали: «Вот было бы смешно затащить Арнольда в Хайянис‑Порт!» Такое у них было чувство юмора. «Геркулес в Хайянис‑Порте! Вот это будет зрелище!» Кэролайн знала меня по визиту в Гарвардский университет в начале года. Не могу сказать, она ли подбивала Марию. Но, несомненно, девушки поделились своими планами с братьями. И теперь у них была четкая цель.

Я никак не мог решить, сто́ит ли мне ехать. Все казалось слишком уж сложным. К тому же, у меня не было с собой денег, и вообще ничего, кроме формы для тенниса и ракетки, которую мне дали.

– Не беспокойтесь о том, что ваша одежда осталась в гостинице, – сказала Мария, словно прочитав мои мысли. – Фонд все равно оплатил номер до завтрашнего вечера. К этому времени вы вернетесь, и тогда сможете собраться и лететь домой. Ну а сейчас отправляйтесь с нами. Чем мы занимаемся, чтобы вы знали… вы катаетесь на водных лыжах?

– Да, я кое‑как умею кататься на водных лыжах. На одной лыже у меня не получается подняться из воды, но на двух я поднимаюсь.

– Вы плаваете?

– Да, да. Плаваю я с огромным удовольствием.

– Очень хорошо, поскольку мы ходим под парусом и по очереди катаемся на лыжах за яхтой, а затем отправляемся на остров Эгг‑Айленд. Мы замечательно проводим время! Мы все время будем на воде, так что вам ничего не понадобится. Теннисные шорты у вас уже есть, а мой брат Бобби в случае чего одолжит вам еще одни шорты, или рубашку, или что вам понадобится.

– У меня при себе нет денег, ни цента.

– Вы остано́витесь у нас! Никакие деньги вам не понадобятся.

Сначала самолет улетел со «взрослыми»: Этель, Тедди и остальные из их поколения. Затем в девять часов полетели я и сестры. Помню, приземлились мы что‑то около половины одиннадцатого и сразу же отправились в большой особняк в Хайянис‑Порт. Мария начала рисоваться передо мною.

– Идемте купаться! – предложила она.

– Что вы хотите сказать – купаться?

– Ночь чудесная! Пошли купаться.

И мы пошли купаться. Мы поплыли к яхте, стоявшей довольно далеко от берега. Мария плавала как рыба. Мы забрались на борт, немного отдышались и поплыли обратно.

Все это было частью испытания. Сестры постоянно затаскивали в поместье Кеннеди разных людей и испытывали их. Прикалывались над ними. Разумеется, я этого не знал.

Наконец мы легли спать. Бобби отдал мне свою спальню, прямо по соседству со спальней Марии. На следующее утро меня разбудил громкий шум. «Всем одеваться! Всем одеваться! Встречаемся в церкви. Бабушка приходит в церковь. Мессу будут служить для нее!» Все бегали по дому, отбирая друг у друга одежду.

Внезапно до меня дошло, что, кроме теннисной формы, у меня ничего нет.

– Мне нечего надеть, – сказал я.

– Ну, вот, возьмите рубашку Бобби, – сказали сестры.

Выглядела рубашка не слишком многообещающей: Бобби весил сто семьдесят фунтов, а во мне было двести тридцать. Рубашка затрещала по швам; пуговицы были готовы вот‑вот оторваться. У меня не было подходящей одежды, а мы отправлялись в церковь, где нас ждала Роза Кеннеди. Бобби попробовал одолжить мне брюки, но они оказались слишком малы, я не смог натянуть их выше бедер. Поэтому я отправился в церковь в шортах, словно маленький мальчик. Мне было бесконечно стыдно – на что, конечно, все и было рассчитано. Сестры покатывались со смеху. «Это же просто умора! Вы только посмотрите на его штаны! Посмотрите на его рубашку!»

Потом мы вернулись домой завтракать. У меня появилась возможность хоть чуточку прийти в себя. Поместье Кеннеди было заполнено россыпью белых двухэтажных домиков, стоящих на просторной лужайке вдоль воды, очень живописных. У Розы Кеннеди был отдельный домик, как и у каждого из ее детей. Меня поселили в домике Шрайверов, поскольку Мария и Кэролайн договорились, что в первую очередь я буду гостем Марии.

В течение дня взрослые собирались в том или другом домике на завтрак, обед, коктейли и так далее. Представление о том, что выходная одежда мне не понадобится, оказалось насквозь ложным, поскольку все мужчины приходили на коктейль в белых брюках и спортивных пиджаках – и только я один был в шортах. Мария и Кэролайн всем меня представляли, а я держался как мог.

Роза Кеннеди пришла специально, чтобы познакомиться со мной. Ей было очень любопытно посмотреть на этого парня из мира мышц, и она засыпала меня вопросами о тренировках. «Наши ребята почти не занимаются спортом, и меня это беспокоит. Вы не могли бы прямо сейчас показать нам несколько упражнений? И мне самой тоже кое‑что нужно, для живота». В то время ей было уже под девяносто. Вскоре под моим руководством внуки и кое‑кто из родителей уже выполняли наклоны и поднимали ноги. Все покатывались со смеху.

Однако мне еще предстояло во многом разобраться. Для чего нужно это поместье? Зачем здесь столько домиков, тесно составленных? Было очень любопытно смотреть, как Кеннеди ходят друг к другу в гости. «Сегодня коктейль‑вечеринка у Тедди, затем мы ужинаем у Пэт, а завтра завтракать будем с Юнис и Сарджем», и так далее.

Сестры постоянно спорили между собой, желая испытать, насколько я компанейский парень: например, они таскали меня на тросе за яхтой. Однако в присутствии Джо Кеннеди‑второго, старейшины, они вели себя очень любезно. Когда все собрались играть в упрощенный вариант американского футбола на лужайке перед домом бабушки, Джо спросил у меня:

– А вы играете?

– Понятия не имею, что это за игра.

– Вчера я обратил внимание на то, что вы представляли Пеле так, как будто хорошо его знаете, так что, наверное, в европейском футболе вы разбираетесь.

– Да.

И вот в тот день Джо заставил всех играть в европейский футбол. Подобные маленькие любезности никогда не забываются. За Джо, первенцем Роберта Кеннеди, сложилась репутация человека крутого и резкого, у которого нередко случались приступы ярости, сопровождающиеся громким криком. Однако в тот день я увидел также обаяние и понимание. Джо хотел знать, чем я занимаюсь, как тренируюсь, какая это страна Австрия, откуда я приехал. Нашему сближению способствовало то, что мы с ним оказались почти ровесники – он был всего на пять лет моложе меня. Когда человек проявляет по отношению ко мне такое внимание, я до конца своих дней готов сделать для него все, что угодно.

Когда уже начинало смеркаться, мы с Марией отправились на прогулку вместе с ее бабушкой. Роза задавала внучке вопросы по грамматике, проверяя, какой уровень образования дает колледж. «Как правильно сказать, так‑то и так‑то мне, или так‑то и так‑то меня?» Затем она перешла на немецкий и заговорила со мной, объяснив, что в юности обучалась в Голландии в монастырской школе. Продемонстрировав свободное знание языка, Роза поговорила о Бетховене, Бахе и Моцарте, поведала, что очень любит оперы и симфоническую музыку, добавив, что всю свою жизнь играет на фортепиано. Мне было очень интересно так близко познакомиться с главою семейства Кеннеди, о которой я столько слышал и читал, – близко прикоснуться к самой истории.

Вечером мне нужно было отправляться в обратный путь. Мария отвезла меня в аэропорт, и мы уже стояли, болтая, у билетных касс, как вдруг я вспомнил, что у меня совсем нет денег. Марии пришлось выписать чек, чтобы я смог оплатить билет. Я был вынужден одалживать деньги у двадцатиоднолетней девушки, и от стыда моя температура взлетела градусов на сто. Я всегда стремился зарабатывать достаточно сам, чтобы не брать в долг и не просить подаяния. Вернувшись в Лос‑Анджелес, я первым делом сказал Ронде: «Немедленно выпиши чек на шестьдесят долларов и отошли его Марии, потому что мне пришлось брать у нее взаймы. Я должен как можно быстрее вернуть ей деньги». Я выслал чек, добавив записку со словами благодарности.

Мы с Марией не общались до самого Дня всех святых. В это время у меня как раз началось турне по продвижению моей новой книги «Арнольд: становление культуриста», объединившей мои мемуары и введение в силовые упражнения. В работе над этой книгой, которой я занялся после ухода из большого спорта, мне помог писатель и фотограф Дуглас Кент Холл. Общее руководство осуществлял редактор Дэн Грин из издательства «Саймон и Шустер», сам страстный поклонник культуризма. Когда я встретился с ним, чтобы обсудить план рекламной кампании, он был полон энтузиазма.

– Эта книга будет пользоваться успехом, – сказал он. – Она станет бестселлером, как и «Качая железо».

– Не станет, если наша рекламная кампания будет такой жидкой, – возразил я. В плане, предложенном Грином, значилось только посещение полудюжины крупнейших городов.

– Никто не будет покупать книгу, если мы не расскажем всем о ее существовании, – продолжал я. – В противном случае, как люди о ней узнают? Если вы хотите, чтобы объем продаж взлетел до небес, нельзя ограничиваться шестью городами. Я должен объехать тридцать городов, и за тридцать дней.

– Тридцать городов за тридцать дней! Это же безумие!

– Успокойтесь, – настаивал я. – Мы проедемся по городам, куда знаменитости никогда не заглядывают, и так нам удастся сэкономить время, поскольку мы сможем устраивать презентации утром.

– Да, вы правы, – согласился Грин.

Я напомнил ему, что «Качая железо» была обязана успехом широкой рекламной кампании, а также тому, что мы продавали книгу в необычных местах, таких как магазины спортивных товаров.

Как правило, в Вашингтоне презентации книг о спорте не устраиваются. Однако книгу «Качая железо» я там представлял, поэтому имело смысл вернуться туда и пригласить тех же самых журналистов. А поскольку Мария жила в округе Колумбия, было совершенно естественно связаться с нею. Я позвонил заранее, и она с воодушевлением предложила мне показать город. Я приехал в Вашингтон поздно, в восемь или девять часов вечера в День всех святых. Мария встретила меня, одетая в костюм цыганки, и повезла показывать мне бары и рестораны, в которых работала, пока училась в колледже, – она только что окончила Джорджтаунский университет. В своем наряде она выглядела настоящей цыганкой – пестрое платье, браслеты, большие серьги, густая копна роскошных черных волос. Мы замечательно провели время до часу ночи, когда Мария наконец отправилась домой. На следующее утро я встретился с журналистами, после чего продолжил свое турне.

Неделю спустя, 6 ноября, я прислал Марии цветы по случаю ее дня рождения, чего до тех пор еще никогда не делал. Я влюбился в Марию, и как раз незадолго до этого узнал, что можно заказывать цветы по телефону, – для меня это был новый способ выражать свои чувства, вроде американского обычая присылать благодарственные открытки. Так или иначе, Мария очень обрадовалась.

Возвратившись из Европы, я тотчас же продолжил рекламное турне по продвижению книги. Оно привело меня в Детройт, где мне предстояло появиться в торговом центре. Я позвонил Марии и сказал: «Слушай, если хочешь, приезжай ко мне, у меня здесь есть замечательные друзья, и мы куда‑нибудь выберемся». Мои друзья, супруги Зурковски, были совладельцами крупнейшей в стране сети спортивных центров «Здоровье и теннис», в которую входило свыше ста тренажерных залов по всей Америке. Мария согласилась приехать. Для меня это стало красноречивым свидетельством того, что она не прочь завязать со мной более прочные отношения. До того Мария встречалась с одним однокурсником из колледжа, но пламя этой свечи, судя по всему, угасало, и я решил, что она готова двинуться дальше.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: