Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






ГЛАВА 10 АГИТПРОП ОТ ВЫСОЦКОГО 3 страница




Сначала Щедрина пригласил к себе один из заместителей Шелепина, генерал Питовранов, крупный лубянский чин с давних времён, а затем и сам Шелепин. Вопрос оказался не слишком простым – к наложенным на супругов санкциям был причастен лично Хрущев. Преодолели и это: загадочное влияние Лили на лубянских шишек было столь велико,

что Питовранов при очередном посещении Хрущева сам передал ему письмо Плисецкой

и Щедрина и добился положительного ответа. Таким образом Лиля помогла «невыездной»

Плисецкой выехать с труппой Большого театра на гастроли в Америку: не используй она

свои рычаги, ничего бы, наверно, не получилось…»

Отметим, что у самой Лили Брик (как и у ее супруга В. Катаняна) препятствий для выезда из страны вообще не было – езжай, когда душе заблагорассудится. Более того, они через самого М. Суслова получили разрешение регулярно получать из-за границы разного рода товары, которых в советской продаже не было. Все это явно указывало на то, что удостоверение сотрудника ГПУ, которое Лили вручил один из тогдашних его руководителей Яков Агранов (расстрелянный в 1937 г. в подвалах Лубянки), оставалось по-прежнему в силе.

Именно с этим закулисным влиянием Брик (когда она вертела как хотела лубянскими

«шишками») и пытались бороться представители державного лагеря. Причем одним из

активных помощников последних был референт самого М. Суслова (главный идеолог пар-

тии находился в перманентном конфликте с КГБ) Владимир Воронцов. Была привлечена к

этому делу и родная сестра Маяковского Людмила, поскольку победить Брик можно было

при одном условии: отобрав у нее «козырь» – имя В. Маяковского, которым она все эти годы

успешно прикрывалась. А сестра поэта давно мечтала о создании нового музея своего брата

– в Лубянском проезде, взамен бриковского в Гендриковом переулке. Как напишет в одном

из своих писем в ЦК КПСС Л. Маяковская: «Брики – антисоциальное явление в общественной жизни и быту и могут служить только разлагающим примером, способствовать антисоветской пропаганде в широком плане

за рубежом. Здесь за широкой спиной Маяковского свободно протекала свободная „любовь“

Л. Брик. Вот то основное, чем характеризуется этот „мемориал“ (речь идет о бриковском

музее. – Ф. Р)… Брики боялись потерять Маяковского. С ним ушла бы слава, возмож-

ность жить на широкую ногу, прикрываться политическим авторитетом Маяковского. Вот

почему они буквально заставляли Маяковского потратиться на меблированные бриковские

номера… Сохранение этих номеров – вредный шаг в деле воспитания молодёжи. Здесь будет

паломничество охотников до пикантных деталей… Я категорически, принципиально воз-

ражаю против оставления каких-либо следов о поэте и моем брате в старом бриковском доме…»

Жаркая полемика вокруг двух музеев (действующего и будущего) разгорелась на стра-

ницах советской печати в середине 60-х. Естественно, вся либеральная общественность

была на строне Брик, вся державная – на стороне сестры поэта. «Таганка» вплела свой голос

в пользу первой, что вполне закономерно, учитывая то, кем и для чего был создан этот театр.

Итак, Ю.Любимов (при активном содействии своего актёра В.Смехова, кото-

рый вскоре после премьеры войдет в ближайшее бриковское окружение) взялся за поста-

новку спектакля «Послушайте!», где ставил целью объяснить зрителю, какие внешние силы

погубили поэта. Как напишет чуть позже театровед А. Смелянский: «С блестящим остроумием артисты творили летучие сценки столкновений поэта с главным персонажем российской истории – чинушей и дураком (часто эти качества замеча-

тельно совмещались в одном лице). Любимов впервые прикоснулся здесь к теме, которая

будет занимать его больше всего на протяжении двух десятилетий, вплоть до эмиграции:

как существовать художнику, мастеру, артисту в условиях наглого, болотного полицейского режима…

В спектакле «Послушайте!» убивали не только поэта. Вместе с ним убивали Великую Революцию…»

В последних словах, собственно, и крылась главная суть постановки. Поскольку в

авангарде октябрьской революции 17-го года стояли 2 силы – русская (пролетарская) и

еврейская (мелкобуржуазная), – то все последующие годы между ними шла борьба за место

у штурвала государственного управления. В любимовском спектакле Маяковский был лишь

удобным поводом, чтобы лишний раз уличить первых в том, что именно они погубили Вели-

кую Революцию (и довели поэта до самоубийства), а вторых (в лице Бриков) объявить защит-

никами Великой Революции и главными наследниками Маяковского.

Вот почему сама Лиля Брик была горячей сторонницей таганковской постановки, как и

все остальные «друзья театра», причем большинство из них были евреями: Н.Эрдман,

В.Шкловский, Лев Кассиль и т. д. В порыве охватившего ее энтузиазма Брик на одном из прогонов ничтоже сумняшеся заявила: «Этот спектакль мог поставить только большевик и сыграть только комсомольцы».

В спектакле действовало сразу пять Маяковских: лирик, трагик, трибун и т. д. Одного

из них и играл Высоцкий, причем играл с подтекстом. Именно ему выпала честь откры-

вать спектакль и представлять помпезного Маяковского, одетого в чугунный фартук кузнеца,

белую парадную рубаху с расстегнутым воротом и засученными рукавами, стоявшего на

пьедестале. Однако едва поэт открывал рот и начинал декламировать свои стихи во славу

рабочего класса и его власти, как тут же толпа начинала громко свистеть и улюлюкать, после

чего Высоцкий-Маяковский сбегал с пьедестала за кулисы. Таким образом Любимов под-

вергал остракизму именно «пролетарское» нутро поэта.

Вот как оценил игру Высоцкого в этом спектакле уже известный нам

таганковед-«гарвардец» А.Гершкович: «Особое внимание привлекает перекличка

и спор Высоцкого с Маяковским по поводу понятия „советский патриотизм“. Зародившись

у Маяковского в 20-е годы как выражение заносчивого классово-пролетарского сознания,

оно выродилось во времена Высоцкого в сгусток качеств самого отвратительного свойства.

В нем смешивалось все косное, лживое, демагогическое и гнусное, что накопилось в жизни

общества за сорок лет. Оно лишило людей ощущения реальности происходящего и в соб-

ственной стране и вовне. Высоцкий не приемлет патриотизма Маяковского в том виде, в

каком его поднимала на щит официальная критика…»

Видимо, именно это расхождение во взглядах на «советский патриотизм» и послужило

поводом к тому, что во время сдачи спектакля в Ленинграде 16 апреля 67-го Высоцкий

позволил себе отойти от канонического текста Маяковского. У поэта текст звучал следую-

щим образом: «Хорошо у нас в Стране Советов. Можно жить, работать можно дружно…»

В спектакле это выглядело следующим образом. Смехов-Маяковский говорил: «Хорошо у

нас в Стране Советов!» На что Высоцкий-Маяковский отвечал не утвердительно, а спра-

шивал: «Можно жить?» Чиновниками, принимавшими спектакль, это было расценено как

издевка. Однако никаких оргвыводов по отношению к Высоцкому в итоге не последовало. И

спектакль был успешно принят к вящей радости всей либеральной общественности. Принят

даже после того, как один из членов высокой комиссии из Управления культуры Москвы

составил о нем следующее резюме: «Театр сделал все, чтобы создать впечатление, что гонение на Маяковского созна-

тельно организовано и направлено органами, представителями и деятелями советской вла-

сти, официальными работниками государственного аппарата, партийной прессы… Выбор

отрывков и цитат чрезвычайно тенденциозен… Ленинский текст издевательски произно-

сится из окошка, на котором, как в уборной, написано „М“. В спектакле Маяковского играют

одновременно 5 актеров. Но это не спасает положения: поэт предстает перед зрителями

обозленным и затравленным бойцом-одиночкой. Он одинок в советском обществе. У него

нет ни друзей, ни защитников. У него нет выхода. И в конце концов как логический выход –

самоубийство. В целом спектакль оставляет какое-то подавленное, гнетущее впечатление. И

по выходе из зала театра невольно проносится мысль: „Какого прекрасного человека затра-

вили!“. Но кто?.. Создается впечатление, что советская власть повинна в трагедии Маяковского».

Скажем прямо, многое из вышеперечисленного имело место быть в судьбе Маяков-

ского: например, травля его определенными официальными лицами, трагическое одиноче-

ство, разочарование в отдельных коллегах и т.д. Однако правдой было и то, что свою лепту

в это трагическое мироощущение поэта (причем лепту весьма существенную) внесли Брики

и их окружение. То есть, следуй Любимов исторической правде, он должен был отразить

в своем спектакле и этот аспект. Но он этого не сделал, поскольку целью его была отнюдь

не правда, а исключительно конъюнктура, в том числе и политическая: надо было защитить

Брик и ее теперешнее окружение от нападок державников. Вот Любимов и защищал, подря-

див на это дело всю труппу своего театра вместе с Высоцким.

Вернемся к хронике событий весны 67-го.

22 апреля Высоцкий дал 2 концерта в Ленинграде: в СКБ АП и школе №156. На следующий день он дал домашний концерт у Г. Рахлина, а 24-го – пленял своим песенным талантом публику в Технологическом институте.

Тем временем на Одесской киностудии Кира Муратова завершила работу над филь-

мом «Короткие встречи», однако настроение у съемочной группы отнюдь не праздничное –

фильм мытарят многочисленными поправками. 22 апреля Госкино в лице В. Баскакова, Е.

Суркова и И. Кокоревой выносит свой жесткий вердикт фильму, из которого я приведу лишь

небольшой отрывок, касающийся героя нашего рассказа. Цитирую: «В фильме не получился

образ героя. В исполнении актера В. Высоцкого фигура Максима приобретает пошлый отте-

нок. Фильм перенасыщен деталями, порождающими настроение уныния и бесперспектив-

ности. В связи с этим необходимо заменить одну из песен В. Высоцкого – „Гололед, гололед“…»

Почему именно эта песня вызвала негативную реакцию принимающей стороны? Дело

в том, что цензоры были не дураки и, приобретя за последние годы хороший опыт по части

расшифровки всевозможных «фиг», которые мастерили в своих произведениях либералы,

сразу раскусили скрытый подтекст песни Высоцкого. Им стало понятно, что «гололед» – это

антоним другого слова – хрущевской «оттепели» (об этом же, как мы помним, была и другая

недавняя песня Высоцкого на ту же тему – «В холода, в холода…»). Да и другие строчки из

песни указывали на ее второе содержание:

…На поверхность, а там – гололед! –

И затопчут его сапогами…

Гололед! – и двуногий встает

На четыре конечности тоже.

То есть в понимании Высоцкого брежневский «гололед» грозил затоптать людей сапо-

гами (в другой его песни пелось: «сапогами не вытоптать душу» – опять же применительно

к существующей власти), а также вел общество ни много ни мало к… озверению людей. Как

мы теперь знаем, к последнему приведет совсем другое – горбачевская перестройка, которая

будет проводиться в жизнь по лекалам именно либералов-западников.

В начале мая Высоцкий вновь был в Ленинграде, где дал несколько концертов: 4-го

он выступил на заводе ЛОМО, 6-го – в ВАМИ, 9-го – дома у Г. Рахлина (у него же он был и

в конце апреля), 10-го – в конструкторском бюро топливно-измерительных систем и в ДК

пищевиков «Восток». После чего отправился в Бреслав, где шли съемки фильма «Война под

крышами» (сам он там не снимался, но в картине должны были звучать две его песни). Акку-

рат после праздника Победы съемки в Бреславе закончились и группа решила переехать для

продолжения работы в литовский город Даугавпилс. Оттуда Высоцкому предстояло выехать

в Москву. Но по дороге в Литву произошло событие, о котором вспоминает жена Виктора

Турова Ольга Лысенко: «Выехали мы рано и почти весь путь ехали молча. Володя был с гитарой. Вдруг он

просит остановить наш студийный „уазик“, выходит из машины и говорит: „Послушайте, я сейчас сочинил песню“.

Это была «Песня о земле». После строк «Кто-то сказал, что земля умерла…» у меня

просто сердце упало, не знаю, что на меня нашло…»

В эти же дни середины мая Высоцкий познакомился с Давидом Карапетяном, которому

на какое-то время суждено будет стать одним из его близких друзей. Отметим, что о Высоц-

ком Карапетян услышал еще несколько месяцев назад от своей знакомой Татьяны Иваненко

(ее мама была соседкой Карапетяна по дому). Это она принесла ему магнитофонную бобину

с записями песен Высоцкого и коротко сказала: «Послушай». Эти песни произвели на слу-

шателя неизгладимое впечатление. Как напишет он сам чуть позже:

«Я столкнулся с явлением, которому не в состоянии был дать определения. Только

хамелеон кричал внутри голосом детства: „Я восхищаюсь, я восхищаюсь…“ Поражала сила

драматического накала, счастливого совпадения формы, смысла и звукописи. Речь уже не

шла о силе таланта, здесь было нечто пограндиознее. Я был шокирован и раздавлен. При

столкновении с незнакомой ситуацией каждый из нас мыслит трафаретами, то есть пытается

укрыться за формальную логику. Ни в русской, ни в советской поэзии не находил я аналога

тексту, озвученному голосом, рвущимся из динамиков. Как переводчик даже подумал авто-

матически – а можно ли это перевести на итальянский? Но где найти такой голос к таким

словам? Здесь все слитно и неделимо…»

Спустя несколько месяцев после этого прослушивания судьба подбросила Карапетяну

возможность познакомиться с Высоцким лично. Но сначала он пришел в Театр на Таганке,

чтобы увидеть предмет своего восхищения на сцене. 15 и 16 мая Высоцкий играл в «Послу-

шайте!» одного из пяти Владимиров Маяковских. В спектакле главным антиподом поэта

выступал его коллега – Игорь Северянин, которого Карапетян боготворил. Однако то, как

был показан таганковцами его кумир, Карапетяну не понравилось, и он покинул театр в дур-

ном расположении духа. А спустя 2-3 дня к нему домой заявились гости: Т.Ива-

ненко и невысокого роста молодой человек. В нем хозяин квартиры узнал Высоцкого. Далее

послушаем рассказ самого Д. Карапетяна: «От Татьяны Высоцкий знал, что я был на спектакле, и спросил о моем впечатлении. Он располагал к откровенности, и я решил, не таясь, высказать свои претензии: „Я не понял,

зачем надо было бить по голове одного поэта, чтобы возвысить другого?“ Человек корпора-

тивного духа, Высоцкий вступился, хотя и весьма неубедительно, за своих коллег: „Но ведь

спектакль не об этом, а о том, как не надо плохо читать хорошие стихи“. Он разом выгора-

живал и Любимова, и Золотухина, и Северянина.

Я только обреченно махнул рукой:

– Да нет же, об этом. Я, конечно, понимаю трудности режиссера, но почему именно

Северянин, разве мало было тогда бездарей?

– А вы любите Северянина?

Да, очень!

– И я тоже! Я вижу, вы вообще любите поэзию?

И он бегло оглядел наш книжный шкаф, забитый словарями и синими томами «Библио-

теки поэта», чуть задержавшись на предмете моей гордости – контрабандной полке с Ман-

дельштамом и Ахматовой, Клюевым и Гумилевым. Рядом с ними дружно теснились Бердяев

с Шестовым, и алым сигналом тревоги пылал уголовно наказуемый «Фантастический мир» Абрама Терца-Синявского.

Пробыл у нас в тот вечер Высоцкий недолго. На другой день я узнал от Татьяны,

что понравился ему за «нестандартность мышления». Мне оставалось лишь возблагодарить

судьбу в лице Т.Иваненко и И.Северянина…»

23 мая Высоцкий вновь сыграл в «Послушайте!», а на следующий день отправился в

Куйбышев, где у него в ближайшие 2 дня было запланировано сразу несколько концертов

(в Клубе имени Дзержинского и в филармонии). Свидетель тех выступлений И.Фишгойт

вспоминал: «До нас доходили слухи, что Высоцкий – любитель выпить, но во время его

приездов в Куйбышев мы убедились в обратном. Отказался он даже от пива. Пил только минеральную воду…»

А вот что вспоминал об этой же поездке другой очевидец – Г. Внуков:

«Первый концерт в филармонии в 17 часов. Билеты нам принесли заранее. Подходим к

кассе, билетов полно. А вокруг стоит много людей, предлагают билеты с рук. Я сразу вспо-

мнил Москву, рассказываю, как попадал на спектакли Высоцкого. Ребята не верят: „Врёшь!

Да и вообще, кто такой Высоцкий?“…

Клуб Дзержинского встретил уже по-другому. Билетов в кассе нет. С рук – нет. Все

просят «лишнего билетика»… За те часы, что Высоцкий находился в Куйбышеве, муждуго-

родный телефон работал беспрерывно: Ульяновск, Казань, Пенза, Оренбург, Саратов, Куй-

бышевская область – уже все знали, что Высоцкий у нас в гостях. До Куйбышева от каждого

из названных городов лететь 30–50 минут. Я лично встретил знакомых ребят из Пензы, Сара-

това – успели прилететь на его вечерний концерт…

После концерта члены правления клуба предложили Высоцкому совершить поездку на

катере по Волге. Плыли вверх до Красной Глинки и дальше. Где-то в районе Подгор-Гаври-

ловой поляны мы развернулись и с выключенным двигателем сплавлялись обратно по тече-

нию: попросили капитана, чтобы было больше времени поговорить с Высоцким… Высоц-

кий, отдыхая, рассматривал ночной Куйбышев. Потом поднялся в рубку, долго разговаривал

с капитаном, попросил «немного порулить»…»

27 мая исправленный вариант фильма «Короткие встречи» был вновь отправлен в Гос-

кино. Из него убрали следующие сцены: поцелуй Максима и Нади у костра, их лежание на

пиджаке, указывающее на их физическую близость, слова Лидии Сергеевны, где она говорит

о своей ненависти к колхозникам (как мы помним, именно подобным образом относились

к ним многие советские либералы), и др. Спустя 2 дня фильм будет принят и разрешен к выпуску.

Тем временем вернувшись из Куйбышева в Москву, Высоцкий попал на собственный

творческий вечер в ВТО, который состоялся 31 мая. Отметим, что ВТО (Всесоюзное теа-

тральное общество) было средоточием либерал-интеллигенции (не случайно знаменитая

речь М. Ромма в ноябре 62-го была произнесена именно здесь). Учитывая, что у «Таганки»

это был ПЕРВЫЙ творческий вечер в ВТО, можно смело сказать, что это было не случайно

– как говорится, время пришло. А пришло потому, что наверх поднялся куратор «Таганки»

Ю.Андропов, который в середине мая сел в кресло шефа одного из самых влиятельных

советских учреждений – КГБ. Как же это произошло? Начать следует издалека.

Как известно, приход Брежнева к власти многие в верхах расценивали как случайный и были уверены в том, что очень скоро его сменят более молодые и жесткие политики – вроде бывшего шефа КГБ (1958–1961) Александра Шелепина (за жёсткий и принципиальный характер в верхах его называли «железный Шурик»). Его поддерживали представители «русской партии» в Политбюро – Алексей Косыгин (председатель Совета Министров СССР), Дмитрий Полянский (его 1-й заместитель), Кирилл Мазуров (еще один 1-й зам. Косыгина), а также так называемые «комсомольцы» – как и Шелепин, бывшие выходцы из ЦК ВЛКСМ: Владимир Семичастный (доандроповский хозяин Лубянки), Николай Месяцев (председатель телерадиокомитета), Николай Егорычев (1-й секретарь МГК), Сергей Павлов (1-й секретарь ЦК ВЛКСМ) и ряд других деятелей. Эти люди готовились сместить Брежнева уже в первой половине 67-го, а пока зачищали «либеральное поле».

Тот же КГБ под руководством Семичастного нанес удары по диссидентам с двух флангов: с русского (ВСХСОН), и еврейского (Гинзбург, Галансков). Тогда же в УК РСФСР была внесена новая статья – 190 (1), в которой предусматривалась уголовная ответственность «за распространение ложных и клеветнических сведений, порочащих советский государственный и общественный строй», согласно которой можно было привлекать к ответственности более широкий круг лиц. Отталкиваясь от этой статьи, Семичастный вышел в Политбюро с предложением провести аресты 5000 (!) антисоветчиков, на которых уже были заведены дела в КГБ.

В то же время Шелепин предложил высшему руководству возвратиться к некоторым сталинским методам руководства (аскетизм элиты, усиление борьбы с коррупцией, жесткость в идеологии и т.д.). Судя по всему, всё это было отголоском китайской «культурной революции», которая, как мы помним, тоже своим острием была направлена на чистку внутри верхних эшелонов власти, а также в среднем и низшем звеньях госпартхозаппарата.

Можно даже предположить, что, приди шелепинцы к власти, они рано или поздно могли пойти на мировую с Китаем (кстати, в высших кругах их часто называли «хунвейбинами»).

Все эти события сильно напугали брежневцев и либералов. По этому поводу приведу воспоминания одного из них – поэта Е.Евтушенко: «На встрече в „Известиях“ шеф КГБ Семичастный, отвечая на вопрос о его мнении по поводу книги Е.Гинзбург „Крутой маршрут“, вдруг „раскрылся“: „Я этой даме за такую книгу вкатил бы ещё один срок“. Затем он обронил фразу, что кое-кого надо снова сажать. На вопрос „сколько?“ ответил: „Сколько нужно, столько и посадим“. Перед моим

отъездом в США в ноябре 66-го Семичастный на одном из совещаний напал на меня, сказав,

что наша политика слишком двойственна – одной рукой мы сажаем Синявского и Даниэля,

а другой подписываем документы на заграничную поездку Евтушенко. Это был опасный симптом…»

К вящей радости таких, как Евтушенко, «закрутить гайки» шелепинцам так и не дали.

Брежневцы, объединив свои силы с либералами, нанесли первый упреждающий удар: 18 мая сместили с поста шефа КГБ Владимира Семичастного под надуманным предлогом бегства из страны дочери Сталина С.Аллилуевой. И поставили на это место Ю.Андропова (то есть сменили ненадежного еврея на надёжного). Почему этим человеком стал именно Андропов?

Во-первых, он был в отличие от Семичастного до мозга костей либералом-западником, хорошо проявившим себя на международном направлении (в Международном отделе ЦК).

Во-вторых, он всегда сочувствовал еврейским диссидентам и инакомыслящим из интеллигентской среды. Не случайно один из них – Рой Медведев, в своей книге об Андропове отозвался о нем следующим образом: «Хорошо помню, что смещение Семичастного и назначение Андропова вызвало тогда в кругах интеллигенции и особенно среди диссидентов положительные отклики и предсказания. Об Андропове говорили как об умном, интеллигентном и трезво мыслящем человеке. Его не считали сталинистом. Некоторые из известных тогда диссидентов предполагали, что назначение Андропова ослабит репрессии среди инакомыслящих, заметно возросшие в 1966г. и начале 1967 г. …»

Все эти ожидания полностью оправдаются. Андропов не станет идти по пути Семичастного (то есть «закручивать гайки»), а введёт в систему профилактику диссидентов: их будут вызывать в КГБ и вежливо просить не перегибать палку. Этот гуманизм ни к чему хорошему не приведет – диссидентство в СССР с каждым годом будет только расти.

Вернёмся к хронике событий за май 67-го, а именно – к творческому вечеру «Таганки» в ВТО. Он в итоге превратился в бенефис Владимира Высоцкого. Свидетель тех событий О.Ширяева отметила это событие в своем дневнике следующим образом:

«Первоначально вечер планировался на 17-е, как чисто песенный. Представлять

Высоцкого должен был Табаков, он в ВТО заведует молодыми. Но Ю.П.Любимов предло-

жил перенести на 31-е, на среду, когда в театре выходной, и показывать сцены из спектаклей.

Однако сам он внезапно заболел, и поэтому вышел директор, сказал несколько слов и предо-

ставил слово Александру Аниксту как члену худсовета „Таганки“ (был такой шекспировед,

входивший в близкий круг друзей этого театра. – Ф. Р.)…

Аникст начал с того, что он – в трудном положении. Обычно все знают того, кто пред-

ставляет, и хуже – того, кого представляют. А тут, наверное, мало кто знает его, но зато все

знают Высоцкого. Аникст подчеркнул, что это первый вечер «Таганки» в ВТО. И сам Высоц-

кий, и его товарищи рассматривают этот вечер как отчет всего театра. А как это хорошо, что

у входа такие же толпы жаждущих попасть сюда, как и перед театром…

Еще Аникст сказал, что вот пройдет несколько лет и в очередном издании театральной энциклопедии мы прочитаем: «Высоцкий, Владимир Семенович, 1938 года рождения, народный артист». Аникст сказал, что Высоцкому очень повезло, потому что он попал в коллектив единомышленников. Восхищался разнообразием его талантов, говорил, что публика знает, что

Высоцкий многое умеет, даже стоять на голове. Аникст говорил не только о Высоцком, но и о

коллективе театра, о Любимове и о судьбах театра вообще. Он сказал, что Театр на Таганке –

это не следующий традициям, а создающий их (здесь следовало бы уточнить, какие именно

это традиции – антисоветские. – Ф. Р.). Этот театр находится в первых рядах нового искус-

ства. Его упрекают в отсутствии ярких творческих индивидуальностей, называют театром

режиссера, но это не так. Высоцкий тому пример…

Высоцкий пел свои песни. С особым удовольствием, как он сказал, спел «Скалолазку»,

которая не вошла в картину «Вертикаль». Еще из новых: «Сказку о нечисти» и «Вещего Олега». Затем о хоккеистах («Профессионалы». – Ф. Р.), предварив песню рассказом о том, что его вдохновило на ее написание.

В конце вечера какие-то деятели поздравили Высоцкого от имени ВТО, поднесли офи-

циальный букет. Мне было не дотянуться до сцены, и я попросила сидевшую передо мной

девушку положить мои гвоздики к микрофону…

Говорили еще, что артисты хотели прочесть Володе приветствие в стихах (читать его

должна была Полицеймако), но им не разрешили из перестраховки».

В июне Высоцкий разрывается между «Ленфильмом» и «Мосфильмом». На первом он

проходит пробы на роль большевика Воронова-Бродского в «Интервенции», на втором – на

роль белогвардейского поручика Брусенцова в «Служили два товарища». Пробы в Ленин-

граде проходят в середине месяца и для Высоцкого складываются вполне благополучно: во

всяком случае, Полока им доволен. Нравится ему и В.Золотухин, а вот Всеволода

Абдулова в роли Женьки режиссёр безжалостно бракует.

Отметим, что оба фильма снимали режиссёры-евреи, да ещё по сценариям своих

соплеменников. Ленты рассказывали о событиях Гражданской войны и должны были стать

для советского кинематографа своего рода прорывом в новое. Так, в «Интервенции» это был

жанр «условного театра» (этакая «киношная „Таганка“), когда почти все действие фильма

происходило в условно обозначенных студийных декорациях; в „Служили…“ это была тема

определенной романтизации белогвардейского движения, когда „беляки“ показывались не

сплошь злодеями, как это чаще всего бывало раньше, а с вкраплениями из честных и благо-

родных людей. Одним из таких вкраплений как раз и являлся герой в исполнении Высоцкого

– поручик Брусенцов, что, видимо, было неслучайно. Т.о., авторы фильма (свое-

образное еврейское трио в лице режиссера Евгения Карелова и сценаристов Юлия Дунского

и Валерия Фрида) хотели перекинуть мостик в настоящее: связать „антисоветчика“ Высоц-

кого (а именно такая молва все шире начинает гулять о нем по стране) с честным белым

офицером, дабы придать его „антисоветизму“ благородные черты.

Отметим, что утверждение Высоцкого на роль большевика Бродского проходило

гораздо сложнее, чем на белогвардейца Брусенцова. И это понятно: в верхах не хотели, чтобы

антисоветчик Высоцкий играл коммуниста (кстати, впервые в своей творческой карьере).

Однако здесь свое веское слово сказал кинорежиссер Г.Козинцев, который считался

«ленинградским Роммом» – то есть духовным лидером тамошней еврейской интеллигенции.

Именно Козинцев настоял на том, чтобы Бродского играл именно Высоцкий. Перечить ему никто не стал.

Парадоксально, но именно фильм, где Высоцкий играл большевика, будет положен на полку, а фильм, где его героем был белогвардеец, на экраны выйдет. Впрочем, не будем забегать вперед и вернемся к событиям лета 67-го. А лето тогда выдалось горячее, особенно на все том же «еврейском направлении».

ГЛАВА 12 «СО ЗВЕЗДОЮ В ЛАПАХ»

5 июня на Ближнем Востоке разгорелась война, которая самым непосредственным образом затронула и Советский Союз. Речь идет о войне Израиля против арабов (Египет, Сирия), которая была прямым следствием активного сотрудничества Израиля с международным сионизмом (это сотрудничество началось, как мы помним, в начале 65-го). Из этой

6-дневной войны (5–11 июня) Израиль вышел победителем, присоединив к себе восточ-






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных