ГЛАВА 10 АГИТПРОП ОТ ВЫСОЦКОГО 6 страница

2-е в мире (после США), на его долю приходилась пятая часть мирового промышленного

производства. Короче, если перечислять все достижения Советского Союза, достигнутые за

50 лет советской власти, на это уйдет не одна страница текста.

Между тем имелись у системы и серьезные проблемы, которые по сути являлись

бомбой замедленного действия, подложенной под все перечисленные достижения. Этот

«фугас», как мы помним, начал закладываться еще в хрущевские годы, когда было провоз-

глашено общенародное государство (вместо диктатуры пролетариата), мирное существова-

ние с Западом и разрыв с Китаем, взят курс на капитализацию советской экономики. Все

эти процессы запустили механизм, посредством которого новая буржуазия (бюрократия)

начала захват государственной власти, чтобы потом устранить социализм и заменить его

государственно-монополистическим капитализмом нового типа. Последний отличался от

государственного монополизма любой западной империалистической державы и был осно-

ван главным образом не на частном капитализме, а на совокупном капитализме правящей

бюрократии, поскольку в СССР новый буржуазный госаппарат контролировал не просто

некоторые ключевые позиции в экономике, но и почти всю экономическую жизнь. Факти-

чески именно тогда «рыба начала гнить с головы».

Смещение Хрущёва и приход к власти Брежнева давали шанс на радикальное изме-

нение ситуации, но этот шанс использован не был – почти все осталось на своих местах.

Заговор Шелепина, случившийся три года спустя, возник именно потому, что определенная

часть элиты реально почувствовала, что если сейчас не начать разминировать «фугас», то

очень скоро он рванет так, что от страны ничего не останется. Но эта часть элиты оказалась

в меньшинстве и в итоге потерпела поражение.

Именно в эти самые дни кануна 50-летия Великого Октября из-под пера Высоцкого

появляется целый ряд весьма знаменательных песен. Наиболее известная – «Спасите наши

души». Как мы помним, речь там шла о подводниках, хотя на самом деле это была всего

лишь метафора – на самом деле под подводниками Высоцкий имел в виду в большей сте-

пени либеральную советскую интеллигенцию (в меньшей степени рядовых граждан), кото-

рая именно «задыхалась». Как пишут публицисты С. Валянский и Д. Калюжный:

«Не было ничего похожего на массовое недовольство советским строем, отрицания его

сути. Но людей начал грызть червь сомнения. Не рабочие и не колхозники, а интеллигенты

из элиты заговорили „на кухнях“ о необходимости перемен, осуждая все советское… В кру-

гах интеллигенции нарастало отчуждение от государства и ощущение, что жизнь устроена

неправильно. Тем самым государство лишалось своей важнейшей опоры – согласия…»

Спасите наши души!

Мы бредим от удушья…

От чего же задыхались либералы? В первую очередь от того, что была свернута хру-

щевская «оттепель», которая приоткрыла идеологические шлюзы в нужном для них напра-

влении – антисталинском. Тогда практически все время правления Сталина было объявлено

преступным, что позволяло либералам начать фактическую ревизию советской истории того

периода, чтобы, написав свою историю (не менее мифологизированную), прийти к власти и

ускорить ту перестройку, которую Михаил Горбачев осуществит в конце 80-х. Но брежневцы

этот процесс остановили, однако вспять повернуть так и не решились, удовлетворившись

консервацией проблемы.

Приди к власти Шелепин и Ко, думается, все вышло бы совершенно иначе. Поскольку

все они считались сталинистами, вполне вероятно, они пошли бы ва-банк в противостоянии

с либералами – то есть начали бы творить ту историю, которая позволяла оттеснить послед-

них от власти путем удаления их от занимаемых постов, а также идеологической дискреди-

тации. Значит, наверняка был бы поднят на поверхность и «еврейский вопрос», поскольку

а) за спиной шелепинцев стояла «русская партия», и б) международная ситуация была на

их стороне после того, как в июне 67-го Израиль начал войну против союзников СССР на

Ближнем Востоке.

Конечно, этот конфронтационный путь таил в себе массу опасностей, однако он был

единственной возможностью радикально переломить ситуацию и хотя бы попытаться за уши

вытянуть страну из той пропасти, куда она сползала. Конфронтация дала бы той же элите

(а затем и народу) шанс мобилизоваться (а русский человек в таком состоянии способен

творить настоящие чудеса) и начать отсчет страны с новой траектории – антилиберальной.

Случись подобное, и оживились бы все общественные институты, в том числе и идеология.

Но вместо этого она в годы «застоя» была погружена в спячку, что было только на руку

либералам, которые подспудно накапливали силы для решительного штурма.

В этом же протестном ряду стоит и другая тогдашняя песня Высоцкого – «Моя цыган-

ская». Однако к цыганам имела отношение лишь ее музыка («Эх, раз, да еще раз!..»), а текст

был привязан к современной действительности, но закамуфлирован под русскую старину (с

кабаками, церквями, бабами-ягами, штофом и т. д.). Но люди умные (а таковых среди слу-

шателей Высоцкого было немало) все прекрасно поняли:

…Где-то кони пляшут в такт,

Нехотя и плавно.

Вдоль дороги все не так,

А в конце – подавно.

И ни церковь, ни кабак –

Ничего не свято!

Нет, ребята, все не так!

Все не так, ребята…

Не менее известными произведениями Высоцкого того периода (кануна 50-летия Вели-

кого Октября) стали две его песни, которые можно смело отнести к разряду провидческих

– в них он буквально предсказал будущий развал СССР. То есть в тот момент, когда вся

страна отмечала славный юбилей и рапортовала кремлевскому руководству о достигнутых

успехах (а они на самом деле были большими), Высоцкий вдруг усомнился в счастливом

конце этого грандиозного строительства. И написал две песни: «О вещей Кассандре» и «О

вещем Олеге» (заметим, обе – в одну ночь!). В них по сути был вынесен пророческий вер-

дикт стране-юбиляру. Начнем с первой, которая начиналась так:

Долго Троя в положении осадном

Оставалась неприступною твердыней,

Но троянцы не поверили Кассандре, –

Троя, может быть, стояла б и поныне…

Под Троей у Высоцкого угадывается Советский Союз, который на тот момент и в самом

деле находился в осадном положении и большинству людей казался неприступной тверды-

ней. Что случилось дальше, мы хорошо знаем. Другой вопрос: кого именно поэт имел в

виду под Кассандрой? Может быть, своих единомышленников либералов, которые преду-

преждали брежневское руководство о том, что если оно не откажется от «заморозков» и не

вернет «оттепель», то это грозит стране большой бедой? Однако парадокс в том, что бреж-

неские «заморозки» именно оттянули распад СССР как минимум на 20 лет. Спасти

страну, как уже говорилось, мог только радикальный поворот к державному курсу и реши-

тельное размежевание с либералами. То есть пролетарское крыло бюрократического аппа-

рата должно было наконец одолеть мелкобуржуазное. Но сделать это брежневское руко-

водство не захотело, поскольку слишком сильно приросло к либеральному лагерю. То есть

идеология буржуа оказалась сильнее идеологии пролетария.

Как известно, древняя Троя пала в результате собственной доверчивости: ее защитники

затащили в город огромного деревянного коня, оставленного греками, не подозревая, что

в чреве этого «подарка» притаились враги. В СССР таким «троянским конем» оказажется

проект либералов – пресловутая «разрядка». А ведь еще в начале 60-х ряд западноевропей-

ских коммунистов предупреждали советских руководителей (как некогда Кассандра троян-

цев), чем может кончиться их заигрывание с Западом. Но в Кремле не придали значения этим

предупреждениям. И в итоге повторили судьбу Трои, затеяв сначала «разрядку», а потом

и «перестройку». Под либеральным соусом последней М.Горбачёв, к вящей радости

своих ставленников, развалил великую страну, а миллионы ее жителей обрек на неисчисли-

мые страдания. Фактически с этим народом поступили также, как и с троянской Кассандрой

в песне Высоцкого:

Конец простой – хоть не обычный, но досадный:

Какой-то грек нашел Кассандрину обитель, –

И начал пользоваться ей не как Кассандрой,

А как простой и ненасытный победитель.

В «Песне о вещем Олеге» обыгрывается та же история: некий волхв предупреждает

князя Олега, что он примет смерть от коня своего, но тот не верит этим словам, и в резуль-

тате пророчество сбывается. И опять мы видим аналогию с тем, что произошло с СССР в

ту же горбачевскую перестройку. Деятели из державного лагеря били во все колокола, пыта-

ясь обратить внимание общества, что перестройка «идет не в ту степь» (например, писа-

тель-державник Юрий Бондарев заявит об этом с трибуны 19-й партконференции), однако

их никто не послушал. В результате Советский Союз принял смерть от «коня своего» – от КПСС.

…Каждый волхвов покарать норовит, –

А нет бы – послушаться, правда?

Олег бы послушал – еще один щит

Прибил бы к вратам Цареграда.

Волхвы-то сказали с того и с сего,

Что примет он смерть от коня своего!

30 сентября шеф «Таганки» Ю.Любимов справлял юбилей – 50 лет. По этому слу-

чаю в театре был устроен большой сабантуй, где каждый из актеров посчитал за честь ска-

зать какую-нибудь оригинальную здравицу в честь юбиляра. Любимов был растроган до

слез. Больше всего его сердце растопили здравицы Высоцкого и Золотухина, за что они были

удостоены особой чести – юбиляр пригласил их к себе домой на продолжение вечеринки в избранном кругу.

1 октября Высоцкий побывал еще на одном дне рождения – в театре «Современник»,

где отмечалось 40-летие его создателя, режиссера О.Ефремова.

2 дня спустя Высоцкий был уже в Ленинграде, где дал концерт в хорошо ему знако-

мом месте – в ДК пищевиков «Восток». Вернувшись в Москву, он выступил в МФТИ, что в

городе Долгопрудный, а также в столичном НИИДАРе на 1-й улице Бухвостова (почтовый ящик 6748).

5 октября Высоцкий участвует в пересъемке эпизода «казарма» в фильме «Интервенция» на «Ленфильме».

С началом сезона на «Таганке» Высоцкий занят в нескольких спектаклях, а также репе-

тирует Хлопушу в «Пугачеве». И еще успевает съездить в Ленинград, чтобы участвовать в

павильонных съемках «Интервенции».

Кстати, о последнем. Съемки фильма идут со скрипом, поскольку группа катастро-

фически отстает от первоначального плана. Из-за этого грянул первый скандал: 30 октя-

бря режиссеру-постановщику Геннадию Полоке был объявлен выговор за отставание на 395 полезных метров. Но этот скандал еще только цветочки по сравнению с тем, что произойдет дальше, когда Полоку обвинят в идеологических просчетах и спрячут фильм подальше от людских глаз. Но об этом чуть ниже.

В том же октябре фирма грамзаписи «Мелодия» выпускает в свет 1-ю грам-

пластинку В.Высоцкого (гибкую) «Песни из кинофильма „Вертикаль“. На ней

было представлено 4 песни: „Песня о друге“, „Вершина“, „В суету городов“, „Мер-

цал закат“. Вполне благонадежные песни, однако сам факт появления пластинки Высоц-

кого, который к тому времени многими стал восприниматься как исполнитель антисоветских

песен (за их тайный подтекст), вызвал неудовольствие. Например, известный поэт Е.

Долматовский во время художественного совета, который утверждал выход этой пластинки, заявил следующее:

«Любовь к Высоцкому – неприятие советской власти. Нельзя заблуждаться: в его руках

не гитара, а нечто страшное. И его мини-пластинка – бомба, подложенная под нас с вами.

И если мы не станем минёрами, через 20 лет наши песни окажутся на помойке. И не только песни…»

Как в воду глядел именитый поэт. Ровно через двадцать лет в стране будет буше-

вать горбачевская перестройка, приход которой в немалой степени приближал и Владимир

Высоцкий. Не случайно его имя тогда будет поднято на щит либеральными перестройщи-

ками. Что было потом, мы знаем: СССР был благополучно развален. И песни Е.Долма-

товского (как и большинства других советских поэтов и композиторов), а также почти все

советские ценности (как материальные, так и духовные) будут фактически выброшены на помойку. Итак, осень 1967 года.

Сразу после ноябрьских праздников Высоцкий вновь отправился в Ленинград – смо-

треть черновой материал «Интервенции». Вернулся 11-го в мрачном расположении духа.

Как пишет В. Золотухин: «Чем-то расстроен, неразговорчив, даже злой. Грешным делом

подумал: может быть, завидует моему материалу и огорчен своим…»

17 ноября состоялась премьера «Пугачева» по поэме С. Есенина. Несмотря на то

что спектакль был приурочен к 50-летию Великой Октябрьской революции, подарком он

был своеобразным – с подтекстом. В нем Ю.Любимов (и автор инсценировки Николай

Эрдман) как бы предупреждали действующую власть, что народные бунты типа пугачев-

ского являются не только историческим артефактом, но вполне могут произойти и сегодня,

если власть не изменит некоторых своих взглядов на текущий политический процесс (есте-

ственно, взгляды эти должны были меняться в пользу либеральной интеллигенции).

Самое интересное, но есенинская поэма, рожденная на свет в 1921 году, тоже содер-

жала в себе подтекст, созвучный временам ее появления на свет. Некоторые критики даже

называли ее антисоветской, хотя на самом деле это было не так. В ней автор восставал не

столько против советской власти, сколько против «жидовствующих комиссаров», которые

жестоко подавили и мятеж в Кронштадте, и антоновский крестьянский мятеж. Полвека спу-

стя либеральная «Таганка» повернула острие своего спектакля уже в обратную сторону: их

постановка разоблачала не «жидовствующих комиссаров» во власти, а «русскую партию»,

которая стояла на охранительных позициях и билась за то, чтобы прогрессисты-либералы

не расшатывали основы советской идеологии. Как напишет уже в наши дни С. Куняев:

«Когда в 1967 году Ю.Любимов принимался за постановку «Пугачева», неудача

спектакля была как бы запрограммирована изначально. Считающий себя последователем

Мейерхольда (первым постановщиком «Пугачева» должен был стать именно этот режис-

сер, но он в итоге от этой идеи отказался. – Ф. Р.), режиссер подошел к трагедии во всеору-

жии с явным намерением воплотить не осуществившийся более полувека назад замысел.

Но, возможно, его не постигла бы столь серьезная творческая катастрофа, если бы главным

консультантом и автором сценической редакции не был приглашен постаревший Николай

Робертович Эрдман, бывший имажинист и постановщик пьес для Мейерхольда, «расцветив-

ший» трагедию пошлейшими сценами с императрицей Екатериной – в стиле воинствующих

«антимонархистов» литературно-театральной Москвы 1920-х годов…»

Высоцкий играл в «Пугачеве» роль Хлопуши, и это была не самая большая роль – она

уместилась примерно в сорок строк фраз-обрывков (вторым исполнителем роли был Н.Губенко). Хлопуша был беглым каторжником, который рвался к мужицкому царю, чтобы вступить в его войско. Роль эта перекликалась с тем статусом, который тогда уже примеряла на Высоцкого либеральная интеллигенция, – защитника простого народа и глашатая

его чаяний. Вот почему, несмотря на то что роль у нашего героя умещалась всего в 40

стихотворных строк, она получилась одной из самых мощных. Как пишет В. Смехов:

«Главное в этом спектакле (едва ли не самом мощном по всем элементам) – это роль

Хлопуши. Нет ни у кого на эту тему ничего, кроме пересказов и легенд. А у меня право

увидеть все 13 ролей Высоцкого и, поставив высокие оценки за высоцких героев,

наивысшим баллом наградить Хлопушу – идеальное воплощение по всем законам и „пси-

хологического“, и „карнавального“ театров…»

Об этом же слова другого критика – А. Гершковича: «Спектакль шел, конечно, по партитуре режиссера Любимова, но идеальным и зримым дирижером актерского ансамбля оказался некто иной, как Хлопуша – Высоцкий. Казалось,

ему одному подчинялся ритм и специфический звуковой образ постановки… Высоцкий

был не только простым исполнителем, но в известной мере и одним из соавторов есенин-

ского спектакля. Ряд прозаических связок-текстов принадлежал в нем драматургу Н. Р. Эрд-

ману, Высоцкому же Любимов поручает написание нескольких стихотворных интермедий,

которые по замыслу постановщика должны были связать отдельные части поэмы, не пред-

назначавшиеся, собственно, для сцены. Интермедии Высоцкого интересны уже тем, что

погружают нас в „низкую“, скоморошью стихию поэмы, по-своему усиливая в спектакле

народный фон пугачевского бунта, его „бессмысленность“ и „жестокость“…»

21 и 24 ноября Высоцкий играет в «Пугачеве». Сразу после последнего спектакля он

улетает в Измаил на съемки «Служили два товарища». 25 ноября он снимается в эпизоде

«Турецкий вал»: Брусенцов командует орудийным расчетом во время атаки красноармейцев.

После чего вызывает к себе из Москвы Вениамина Смехова. Зачем? В прошлый приезд на

съемки тот жаловался, что совершенно не знает Одессы, и Высоцкий решил стать для друга

гидом. А чтобы тот ни о чем не догадался, сообщил ему, что его приезд необходим для пере-

съемок эпизода, снятого еще в сентябре – «в овраге». Вспоминает В. Смехов:

«Я получаю телеграмму от директора картины – все официально. С трудом выискиваю

два свободных дня, кляну себя за мягкотелость, а кино – за вечные фокусы; лечу, конечно,

без настроения. Среди встречающих в Одессе – ни одного мосфильмовца. Стоит и качается

с пяток на носки Володя. Глаза – плутовские. Сообщает: никаких съемок, никакого Измаила,

два дня гуляем по Одессе. Понятно, меня недолго хватило на возмущение…

Володя показывал город, который всю жизнь любил, и мне казалось, что он его сам

выдумал… и про сетку проспектов, и про пляжи, и про платаны, и про Пушкина на буль-

варе, и про Ришелье. Мы ночевали в «Куряже», общежитии киностудии на Пролетарском

проспекте. Я за два дня, кажется, узнал и полюбил тысяч двадцать друзей Высоцкого. Сижу

зрителем на его концерте в проектном институте. Сижу на прощальном ужине, где Володя –

абсолютно не пьющий тамада и внимательный хозяин. Да и весь двухдневный подарок – без

единой натуги, без ощущения необычности, только помню острые взгляды в мою сторону,

быстрая разведка: ты в восторге? Все в порядке?

Только одна неприятная деталь: посещение в Одессе некоего дома. Утро. Володя еле

согласился на уговоры инженеров: мол, только позавтракаете, отведаете мамалыги, и все.

Избави бог, какие песни, какие магнитофоны! Только мамалыга, кофе и очень старая, ори-

гинальная квартира. И мы вошли в огромную залу старинного барского дома. На столе

дымилась обещанная каша, по углам сидели незнакомцы, стояли гитары и магнитофоны «на

взводе». Мы ели в полной тишине, прерываемой зубовным скрежетом Володи. Я дважды

порывался увести его, не дать ход скандалу, уберечь его от нервов… Он твердо покачал голо-

вой: остаюсь. А незнакомцы нетерпеливо и холодно ждали. Их интересовал человек Высоц-

кий: это состоялся первый в моей жизни сеанс делячества коллекционеров.

Володя глядел широким взором – иногда он так долго застывал глазами – то ли сквозь

стену куда-то, то ли внутрь себя глядел. И, не меняя странного выражения, протянул руку,

туда вошла гитара, он склонился к ней, чтобы сговориться с ее струнами. Спел несколько

песен, встал и вышел, не прощаясь. На улице нас догнал приглашатель, без смущения изви-

нился за то, что «так вышло». Володя уходил от него, не оборачиваясь на извинения. И я

молчал, и он не комментировал. Володя поторопился к своим, раствориться в спокойном

мужском товариществе, где он – человек и все – люди. А когда захочется – сам возьмет гитару

и споет. По своему хотению.Что же было там, в холодном зале чужого дома? И почему он

не ушел от несвободы, ведь так просто было уйти?

Сегодня мне кажется, что он видел гораздо дальше нас и жертвовал минутной горечью

не для этих стяжателей-рвачей, а для тех, кто услышит его песни с магнитофонов потом, когда-нибудь потом…»

Эти воспоминания – типичный пример мифологии, которая сложилась как вокруг

Высоцкого, так и его театра – «Таганки». Да, коллекционеры-рвачи буквально рвали на части

Высоцкого, пытаясь заманить его в свои сети, чтобы а) заполучить из первых рук его записи

и б) чтобы потом ими торговать по бойкой цене. Однако такими же рвачами являлись и мно-

гие представители «спокойного мужского товарищества» – того же «таганского братства»,

к примеру. Они тоже рвали Высоцкого на части, чтобы а) паразитировать на его славе и б)

использовать в разного рода «выбиваниях» – кому квартиру, кому машину, кому еще что-

то. У этих либерал-воспоминателей ведь как принято: там, наверху, у политиков – грызня и

склоки, а у нас внизу – товарищество, мужское братство. Хотя на самом деле – пауки в банке

те еще. И события конца 80-х, когда именно «Таганка» – светоч либерального движения –

явит миру такой раздрай и склоки, что у многих людей волосы дыбом встанут, наглядно под-

твердят, какое «братство» воспевал все эти годы Смехов и ему подобные мифологизаторы.

Осень 67-го продолжается…

27 ноября, после долгого перерыва, вновь возобновились репетиции спектакля

«Живой», где у Высоцкого роль Мотякова.

28 ноября Высоцкий вновь отправился в Куйбышев с концертами. Но в отличие от

майских гастролей на этот раз под его выступления выделена самая просторная площадка –

многотысячный Дворец спорта. Однако Высоцкий, узнав об этом, категорически отказыва-

ется: дескать, перед такой большой аудиторией (а это 6 тысяч человек) он никогда еще не

выступал. Тогда устроители гастролей идут на хитрость: сообщают, что концерты пройдут в

залах поменьше. Высоцкий соглашается, не подозревая о подвохе. Сопровождали певца его

родственник П.Леонидов и куйбышевец В.Ханчин. Последний вспоминает:

«Встретились с Высоцким после спектакля на „Таганке“. Он как был в одних холщовых

штанах, так и поехал. Лишь куртку накинул да сумку с гитарой захватил. По дороге я учил его играть в карты. Резались в разные хулиганские игры: очко, буру. Учеником он оказался сообразительным: часто выигрывал…»

П. Леонидов: «На перроне куйбышевского вокзала, несмотря на гнусную погоду, –

столпотворение. Оказалось, что выйти из вагона нельзя. Нельзя, и все. Толпилась не только

молодежь, толпились люди всех возрастов и, что удивительно, – масса пожилых женщин.

Уж они-то почему? После я понял, что это матери погибших на войне не мужей, а сыно-

вей, молодых мальчиков, помахавших мамам на прощанье, думавших, что едут немножко

пострелять. Извините меня, пожалуйста, за банальные слова, но без них нельзя, я такой

неподдельной, всенародной любви, как тогда в Куйбышеве, больше никогда не видел…»

В. Ханчин: «Когда добрались до Куйбышева, Высоцкий увидел у Дворца спорта огром-

ную толпу. Нахмурился, кинулся смотреть зал. А там все шесть тысяч зрителей размести-

лись. Видим, он нервничает. Слышим, ругается. Но как-то мягко, беззлобно…»

П. Леонидов: «Концерт мы начали с опозданием на 20 минут… Толпа требовала

включения наружной трансляции Володиного концерта. Дежурный по обкому сдуру запре-

тил, и в одну минуту среди мороза были разбиты все окна. Позвонили „первому“ за город,

трансляцию включили, между первым и вторым концертами окна заколотили фанерой…»

В. Ханчин: «После перерыва, в 10-м часу вечера, начали 2-й концерт. Парал-

лельно киевское „Динамо“ играло в Кубке европейских чемпионов с поляками. Зрители из

числа футбольных болельщиков сидели как на иголках. Из-за кулис мне сообщили, что наши

повели 1:0. Подхожу к Высоцкому, говорю об этом. Он тогда объявил счет во всеуслышание.

Зал на новость отреагировал аплодисментами».

29 ноября, после концерта во Дворце спорта, Высоцкий дал домашний концерт у В.

Климова. В нем прозвучали песни, которые в официальных концертах певец обычно не

исполнял: «Про плотника Иосифа», «Мао Цзедун – большой шалун», «От скушных шаба-

шей…», «Сижу ли я, пишу ли я…», «У нас вчера с позавчера…» и др.

В этом списке песен обратим внимание на одну – про Мао Цзедуна. Она стала послед-

ней в «китайском цикле» Высоцкого и была написана в привычной для него манере – с откро-

венной издевкой по адресу «великого кормчего», а также тех людей из ЦК КПК, кто его под-

держивал. В песне их двое: молодая супруга Мао, бывшая актриса Цин Цзянь (которую, как

пел Высоцкий, Мао «не прочь потискать»), и маршал Линь Бяо.

Мао и перечисленные люди входили в левую группировку, а их противники – в правую

(тот же Ля Шаоци, который в песне Высоцкого тоже упоминается). Левые были готовы пойти

на сотрудничество с СССР и включение Китая в международное разделение труда в рам-

ках социалистического лагеря, а правые настаивали на противоположном курсе – на даль-

нейшую конфронтацию с СССР и сотрудничество с капиталистическими странами, чтобы

получить от них кредиты и инвестиции. Однако в итоге внутрипартийного противоборства

ни один из этих путей выбран не будет, после чего Китай пойдет по пути внешнеполитиче-

ской изоляции.

2 декабря Высоцкий вновь в Ленинграде, где на «Ленфильме» участвует в записи

песни к фильму «Интервенция» («Песня Бродского»). Всего же им было написано к фильму

четыре песни: помимо названой это были – «Песня Саньки», «Гром прогремел», «До нашей

эры соблюдалось чувство меры».

13 декабря Высоцкий прилетает в Одессу на съемки фильма «Служили два товарища».

На следующий день он снимается в эпизоде «на палубе» с Романом Ткачуком. В тот же день

улетает в Москву, а спустя сутки снова приезжает в Одессу для продолжения съемок. 16–

17 декабря Высоцкий снимается в эпизоде «в порту»: это там поручик Брусенцов пытается

пройти на борт теплохода со своим конем Абреком, но коня не пускают. Брусенцов в послед-

ний раз целует четвероногого друга и взбегает по трапу на борт судна.

16 декабря Высоцкий подписывает письмо съемочной группы фильма «Интервен-

ция» (23 человека) на имя Л.Брежнева. Это послание появилось после того, как руко-

водство Госкино обвинило фильм в серьезных иделогических просчетах и собралось при-

остановить его съемки. Отметим, что одновременно с этим был положен на «полку» другой

фильм – «Комиссар» А.Аскольдова. По сути это был первый советский фильм на

еврейскую тему за последние 30 лет. Его запустили в производство 2 года назад еще на

волне инерции от хрущевской «оттепели», рассчитывая, что сумеют довести его до широкого

экрана. Его бы и довели, если бы не арабо-израильская война июня 67-го, после которой

державники начали очередное наступление на либералов. В итоге «Комиссара» упрятали

подальше от глаз людских, и туда же должна была отправиться и «Интервенция», которую

также называли «еврейским фильмом» за ее авангардистские решения в духе приснопамят-

ной «мейерхольдовщины». Однако авторы картины, даже несмотря на печальную судьбу

«Комиссара», не теряли надежды спасти свое детище и написали то самое коллективное

письмо Брежневу. Приведу лишь несколько отрывков из него:

«Мы, артисты разных поколений, разных театров, объединенные работой по созданию

фильма „Величие и падение дома Ксидиас“ (киностудия „Ленфильм“), убедительно просим

Вашего личного вмешательства в определение судьбы нашей работы.

Над работой, в которую вложено огромное количество творческой энергии и государ-

ственнх средств, нависла серьезная опасность. По воле людей недальновидных могут све-

стись к нулю напряженные усилия большого количества творческих работников…

Фильму предъявлен ряд обвинений, которые, на наш взгляд, являются тенденциоз-

ными и необоснованными. Главные и основные из них:

а) Революционные идеи дискредитируются гротесковой, буффонадной формой их подачи;

б) Революционные идеи показаны с развлекательных позиций обывателей.

С подобными обвинениями мы категорически согласиться не можем и полагаем таковые для себя оскорбительными.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: