ГЛАВА 10 АГИТПРОП ОТ ВЫСОЦКОГО 11 страница

24 августа Высоцкий снова предстал перед объективом кинокамеры: в Усть-Мане сни-

мались эпизоды из начала фильма, когда плавщики гонят лес по реке. На следующий день

снимали то же самое плюс эпизод из конца фильма – где Сережкин гонится по тайге за Рябым.

Не забывал наш герой и про песенную деятельность: дал несколько концертов в дивногорском ДК «Энергетик», средней школе №4, кафе «Романтика», а также в доме у Н. Николенко, Н. Грицюка, Т. Ряннеля и др.

26 августа Высоцкий, Пырьева и Золотухин участвовали в съемках эпизода, в котором

Сережкин поймал-таки Рябого и сопровождает его на лодке в Переваловское. Работали с

7 утра до 5 вечера. На этом красноярская эпопея Высоцкого и Золотухина закончи-

лась: 27-го Высоцкий дал два концерта в Дивногорске, а на следующий день они с Золоту-

хиным улетели в Москву (Золотухин спустя несколько дней опять вернется в Дивногорск).

Высоцкий специально подгадал свой приезд к 28 августа, чтобы попасть на премьеру

спектакля «Последний парад» Александра Штейна в Театре сатиры, в котором звучали его

песни («Утренняя гимнастика», «Жираф»). В последней многие слушатели находили поли-

тические аллюзии: дескать, под Жирафом имелся в виду… Брежнев («он большой, ему вид-

ней»). Хотя главная идея песни, судя по всему, была связана с личными переживаниями

Высоцкого – его намечавшимся романом с Мариной Влади. Некоторые его друзья отговари-

вали Высоцкого от этого адюльтера (напомним, что наш герой тогда был еще официально

женат) – дескать, куда ты суешься, а он им отвечал:

– Если вся моя родня

Будет ей не рада –

Не пеняйте на меня, –

Я уйду из стада!..

После спектакля Высоцкий был приглашен на банкет, который состоялся в фойе Театра

сатиры. Там произошел неприятный инцидент, когда Андрей Миронов внезапно приревно-

вал свою тогдашнюю возлюбленную Татьяну Егорову к Высоцкому. Все произошло спон-

танно. Егорова, которая была уязвлена тем, что Миронов минувшие выходные провел на

своей даче на Пахре с какой-то незнакомой девицей, решила ему отомстить – стала флирто-

вать с Высоцким. А тот, взяв гитару, принялся петь одну песню за другой, всем своим видом

показывая, что все они предназначаются ей, Егоровой. Миронов, естественно, это заметил.

И когда после очередной песни Высоцкий взял тайм-аут, Миронов попросил Егорову выйти

с ним в коридор. Девушка согласилась, поскольку даже в мыслях не могла предположить,

что ее там ожидает. А ожидало ее весьма нелицеприятное выяснение отношений, а фактически – мордобой.

Едва они оказались в коридоре, как Миронов развернулся и со всей силы ударил ее

кулаком в лицо. Из носа Егоровой хлынула кровь, заливая ее белоснежную кофточку. Уви-

дев это, Миронов мгновенно опомнился. Он схватил Татьяну за руку и поволок ее в муж-

ской туалет. Там смочил платок в холодной воде и приложил к больному месту. Кровь оста-

новилась. Поскольку возвращаться в зал было уже нельзя, они незаметно покинули театр.

Высоцкий про этот инцидент, естественно, ничего не знал.

К слову, именно на том банкете состоялась столичная премьера песни «Охота на

волков». Когда отзвучала последняя строчка и смолкла гитарная струна, в зале в течение

нескольких секунд стояла мертвая тишина. Затем – гром аплодисментов. Если по правде,

то мало кто из присутствующих ожидал от автора «Утренней гимнастики» такого прорыва

совсем в иные измерения. После этого выступления слава об этой песне разнесется по всей

Москве, а оттуда – и по всей стране. Наиболее восторженными ее поклонниками станут

представители либеральной интеллигенции, которые под «охотой на волков» станут подра-

зумевать охоту на себя любимых: дескать, обложила нас треклятая власть флажками и тра-

вит почем зря. Слава Высоцкого после этого в их среде взлетит еще выше.

Рассказывает драматург М. Львовский: «На банкете по поводу премьеры „Последнего

парада“ в Театре сатиры я не был, но Валентин Николаевич Плучек, режиссер театра, рас-

сказывал мне свое впечатление по поводу исполнения Высоцким песни „Охота на волков“.

„Ты знаешь, я всегда относился к Высоцкому так себе, но когда он спел „Охоту…“!..“ И

Валентин Николаевич спел один куплет вот с этим: „Охота-а-а!“, подражая Высоцкому. Он

пропел мне и сказал: „Это потрясло всех!“…»

Между тем в воскресенье 1 сентября Театр на Таганке открыл новый сезон: в тот день

на его сцене шел спектакль «Десять дней, которые потрясли мир». Высоцкий играл Керен-

ского. На следующий день он был занят в «Добром человеке из Сезуана», 3-го – в «Павших и живых», 5-го – в «Пугачеве», 6-го – в «Послушайте!», 7-го – в «Антимирах», 9-го – в «Жизни Галилея», 10-го – в «Пугачеве».

8 сентября Высоцкий дал вроде бы очередной домашний концерт и в то же время

необычный: он прошел дома у влиятельного функционера – уже знакомого нам Льва Делю-

сина. Как мы помним, он с 1960 года работал консультантом в Международном отделе ЦК

КПСС и являлся одним из «крышевателей» Театра на Таганке. Однако в 1966 г., когда

несколько пошатнулись позиции его шефа Ю.Андропова (он на какое-то время впал

в немилость у Брежнева), Делюсину пришлось уйти из отдела (говорят, из-за конфликта

с востоковедом Олегом Рахманиным). Но без работы он не остался: сначала был замом у

директоров Института экономики мировой социалистической системы АН СССР и Инсти-

тута международного рабочего движения, пока наконец не стал заведующим отделом Китая

Института востоковедения АН СССР (с 67-го). В этом учреждении он слыл не меньшим

либералом, чем во всех остальных, беря к себе на работу многих из тех, кого выгоняли

из других мест за диссидентские мысли (например, известную правозащитницу Людмилу

Алексееву). Как пишет литературовед Ю. Карякин: «Лев Петрович Делюсин – очень интересный человек… Один из самых близких друзей Ю.Любимова, и с Высоцким у него были хорошие отношения. Когда речь шла о Делю-

сине, Володя буквально теплел. Пожалуй, более надёжного, более преданного „Таганке“

человека просто не было…»

11–12 сентября Высоцкий был в Ленинграде, где Геннадий Полока с болью в сердце

продолжает кромсать «Интервенцию» в тайной надежде, что эти купюры позволят про-

биться фильму на экран. В те дни были сняты новые сцены с участием Высоцкого. Однако

сам он в хорошие перспективы фильма уже не верит. И Полока потом жаловался Золотухину:

«Володя был не в форме, скучный и безынициативный».

13 сентября Высоцкий играет в «Пугачеве», 15-го – в «Антимирах» и «Добром чело-

веке из Сезуана», 17-го – в «Послушайте».

20 сентября из Ленинграда пришла новость, которая большинством ожидалась давно:

высоким повелением Полоку отстранили от съемок фильма «Интервенция». Стало оконча-

тельно ясно, что картина на экраны не выйдет. Даже апелляция к Брежневу не помогла (как

уже говорилось выше, еще в декабре прошлого года съемочная группа написала ему коллек-

тивное письмо). Говорят, он посмотрел «Интервенцию», но она ему не понравилась. Буффо-

нада, да еще решенная в театральном ключе, его не вдохновила. Он любил кино прямоли-

нейное, лихо закрученное – недаром его любимым жанром был вестерн. А «Интервенция»

была далека от всего этого как небо от земли. И если год спустя Брежнев спасёт от «полки»

«Белое солнце пустыни», то по поводу «Интервенции» даже пальцем не пошевелит.

Судя по всему, была в этом деле замешана и политика, в частности – события в Чехо-

словакии. Как мы помним, в тамошних реформах ясно читалась либеральная (еврейская)

рука, которая вынудила и советские власти надавить на своих элитных евреев (дабы они не

мутили воду, как их чехословацкие соплеменники). Под это дело и угодила «Интервенция»,

которую в Госкино, как мы помним, называли «еврейским кино», или «мейерхольдовщиной».

Что касается Высоцкого, то для него в этом деле единственным утешением будет гоно-

рар – первый столь внушительный в его карьере. Итак, за роль Бродского ему заплатили

1500 рублей (остальные гонорары распределились следующим образом: О. Аросева – 1800

руб., Е. Копелян – 1388 руб., В. Золотухин – 1140 руб., Ю. Бурыгина – 840 руб., С. Юрский

– 840 руб.).

21 сентября Высоцкий играл в «Антимирах», 23-го – в «Десяти днях…», 24-го и 27-го – в «Жизни Галилея».

Между тем дела Высоцкого в родном театре складываются не лучшим образом. Роль

Оргона в «Тартюфе» ему не нравилась изначально, но он репетировал, пока хватало тер-

пения. В сентябре оно иссякло, и он из проекта вышел. Любимов за это на него так осер-

чал, что перестал с ним здороваться. А чуть позже стал жаловаться на него другим актерам.

Например, в разговоре со Смеховым Любимов признался, что Высоцкий ему разонравился.

«Он потерпел банкротство как актер, – говорил Любимов. – Нет, я люблю его по-человече-

ски, за его песни, за отношение к театру, но как актер Театра на Таганке он для меня уже

не существует. Галилея он стал играть хуже, и тот же Губенко его бы прекрасно заменил.

А от Оргона он отказался, потому что отвратительно репетировал. Он разменивает себя по

пустякам, истаскался и потерял форму. Кроме этого, своими периодическими пьянками он

разлагает коллектив. Надо либо закрывать театр, либо освобождать Высоцкого, потому что

из-за него я не могу прижать других, и разваливается все по частям».

Чуть ли не единственная радость Высоцкого в те дни – приглашение режиссера с

Одесской киностудии Георгия Юнгвальд-Хилькевича на главную роль в фильме «Опасные

гастроли». Роль замечательная – артист варьете Бенгальский, который помогает большеви-

кам и водит за нос царскую охранку. Поскольку фильм музыкальный, под это дело можно

сочинить несколько классных песен. Лишь бы «наверху» не артачились. В те октябрь-

ские дни шли подготовительные работы по фильму (начались 30 августа), и Хилькевич,

дабы обмануть чиновников из Госкино, у которых все еще стоял перед глазами большевик

Бродский из «Интервенции», пошел на хитрость. Он пригласил на роль Бенгальского еще

нескольких актеров (Евгения Жарикова, Юрия Каморного, Романа Громадского, Вячеслава

Шалевича), но честно признался им, что видит в этой роли только Высоцкого, и попросил их

на пробах играть вполсилы. Те отнеслись к его просьбе с пониманием и в итоге свои пробы запороли.

30 сентября Высоцкий снова вернулся в «Хозяина тайги». В тот день с 8 утра на «Мос-

фильме» он участвовал в репетициях новых сцен фильма, которые должны были сниматься

в павильонах студии. Эти съемки начались еще 16 сентября, но наш герой включился в них только теперь.

Утром 1 октября Высоцкий снова был на «Мосфильме», где прошли очередные репе-

тиции, а вечером играл Хлопушу в «Пугачеве».

3 октября Высоцкий возобновил съемки: в 1-м павильоне студии снимали начало раз-

говора Сережкина и Рябого в палатке. Вечером актер выходит на сцену «Таганки» в образе Галилея.

На следующий день в «Хозяине тайги» сняли концовку разговора в палатке: Рябой

поет под гитару песню «На реке ль, на озере…», а Сережкин замечает на штопоре пробку

от бутылки с характерным проколом и догадывается, кто именно ограбил магазин. Вечером

того же дня Высоцкий играет в «Добром человеке из Сезуана».

С 7 октября начали снимать объект «магазин», но Высоцкий в первые дни не снима-

ется. Он включается в съемочный процесс 10-го и играет в эпизоде, где Рябой приходит в

магазин и шантажирует Носкова (Дмитрий Масанов). В этот же день по ТВ показали «Стря-

пуху», причем опять утром – в 11.30, когда Высоцкий снимался на «Мосфильме».

Закончив съемки около 3 часов дня, Высоцкий в компании своих коллег по теа-

тру – Золотухина и Смехова – отправился давать концерт в поселок Трёхгорка Московской

области, в ДК Трёхгорной мануфактуры. Заработали они по 30 рублей на брата. Вечером на

Таганке состоялось сотое представление «Жизни Галилея». После спектакля был устроен

импровизированный банкет с речами и шампанским. Однако Любимов с Высоцким по-

прежнему не разговаривает. Вечером этого же дня Высоцкий вновь играл Хлопушу в «Пуга-

чеве». В этой же роли он вышел на сцену «Таганки» и 3 дня спустя, 14 октября.

В те же дни Марина Влади завершила съёмки в «Сюжете для небольшого рассказа».

Дальше группе предстоял выезд во Францию, но он состоится только в конце ноября. А пока

Влади упаковала вещи и была готова к отъезду. Но, прежде чем покинуть гостеприимную

Москву, она встречается с Высоцким, для которого эта связь становится третьим поворотным моментом в его жизни.

Решающее «сражение» за Высоцкого состоялось вечером 14 октября в квартире все

того же Макса Леона – журналиста газеты Французской компартии «Юманите». Помимо

хозяина там также присутствуют Валерий Золотухин со своей супругой Ниной Шацкой и…

Т.Иваненко, которая специально напросилась туда, чтобы сделать попытку… отбить

Высоцкого у Влади. Вот как об этом рассказывает Д. Карапетян:

«Увидев Шацкую с Иваненко, не чуявшая никакого подвоха Марина искренне обрадовалась:

– Как хорошо, что вы пришли, девочки.

И хотя само присутствие гипотетической соперницы в этом доме еще ни о чем не гово-

рило, женский инстинкт и некоторые нюансы быстро убедили Татьяну, что никаким огово-

ром здесь и не пахнет. И она не придумала ничего лучшего, как объясниться с коварной разлучницей с глазу на глаз и немедленно. Настал черед удивляться Марине, которая резонно посоветовала Тане выяснить отношения непосредственно с самим виновником возникшей смуты. На та уже закусила удила:

– Марина, вы потом пожалеете, что с ним связались. Вы его совсем не знаете. Так с ним намучаетесь, что еще вспомните мои слова. Справиться с ним могу только я…

Пообещав конкурентке, что он вернется к ней, стоит ей пошевелить пальцем, разгоря-

ченная воительница, развернувшись, вышла. В гостиной увидела подавленного, но не потерявшего головы Володю.

– Таня, я тебя больше не люблю, – спокойно вымолвил он и, схватив со стола бутылку, стал пить прямо из горлышка…»

Чтобы избежать скандала, испанский театральный режиссер Анхель Гуттьеррес увел

Иваненко из дома. Хотела уйти и Влади, но Высоцкий удержал ее, причем при этом случайно

разорвал на ее шее бусы. Они их потом долго вместе собирали, ползая по полу. Около 5

утра они наконец покинули квартиру. Высоцкий остановил на улице какой-то молоковоз и

отвез Влади в гостиницу, где с ней и остался. Днем пришел домой, а там никого. Тогда он

взял денег и отправился в ресторан «Артистик» – опохмеляться. Причем делал это так рьяно,

что вскоре его опять развезло. Он позвонил своему другу Игорю Кохановскому, и тот забрал

его к себе. Пока Высоцкий спал, Кохановский вызвал к себе и Влади, чтобы та отвезла его

в театр, где вечером наш герой должен был играть в «Пугачеве». Кстати, там он встретился

с Иваненко, которая, будучи на взводе после вчерашнего, объявила ему, что «она уйдет из

театра и начнет отдаваться направо и налево». Но оба обещанья не сдержала: и в театре

осталась, и с Высоцким не порвала, хотя тот не обещал ей, что расстанется с Влади.

С последней Высоцкий продолжает встречаться до тех пор, пока та находится в

Москве. Об одной из таких встреч сама М. Влади вспоминает следующее:

«В один из осенних вечеров я прошу друзей оставить нас одних в доме. Это может

показаться бесцеремонным, но в Москве, где люди не могут пойти в гостиницу – туда пус-

кают только иностранцев и жителей других городов, – никого не удивит подобная просьба.

Хозяйка дома исчезает к соседке. Друзья молча обнимают нас и уходят.

Закрыв за ними дверь, я оборачиваюсь и смотрю на тебя. В луче света, идущем из

кухни, мне хорошо видно твое лицо. Ты дрожишь, ты шепчешь слова, которых я не могу

разобрать, я протягиваю к тебе руки и слышу обрывки фраз: «На всю жизнь… уже так давно… моя жена!»

Всей ночи нам не хватило, чтобы до конца понять глубину нашего чувства. Долгие

месяцы заигрываний, лукавых взглядов и нежностей были как бы прелюдией к чему-то неиз-

меримо большому. Каждый нашел в другом недостающую половину. Мы тонем в беско-

нечном пространстве, где нет ничего, кроме любви. Наши дыхания стихают на мгновение,

чтобы слиться затем воедино в долгой жалобе вырвавшейся на волю любви…»

Об этом же воспоминания другого свидетеля тех событий – Всеволода Абдулова:

«Мы с Володей были в Одессе, потом он уехал. Я дал ему ключ от своей квартиры. А

Марина как раз снималась в фильме „Сюжет для небольшого рассказа“. Я говорю: „Володь,

вот тебе ключи, давай, действуй. Только я тебя очень прошу, послезавтра последним рейсом

я прилетаю. Будь добр, чтобы мне не к закрытой двери вернуться“.

Я, усталый, умотанный после дикой съемки, прилетаю в Москву. Закрыто. Мне так

стало обидно, хоть плачь. Хорошо, что была пожарная лестница, и я, рискуя жизнью, выби-

ваю, значит, с этой лестницы форточку, выдавливаю верхнее окошко, прыгаю вперед, делаю

кульбит, проклиная на чем свет стоит Володю…

Выпить дома нечего, принял снотворное. Ложусь, засыпаю. Слышу какие-то голоса

через сон: «Ой, Севка, извини. У нас гости. Знакомься, это Марина». Я бормочу: «Сей-

час». Выхожу в соседнюю комнату, а там – Она. Еще пришли Вася Аксенов, Толя Гладилин,

Андрей Кончаловский, Ира Купченко…

Володя взял гитару. Я смотрел на эту компанию и понимал, что люблю этих людей.

Люблю Васю за то, как он слушал Володю. Люблю Марину. И в этом составе мы просидели

до утра. Сон я быстро вымыл алкоголем. Деталей беседы я не помню. В основном, конечно, я

наблюдал за Мариной и Володей. И видел двух абсолютно счастливых людей, и очень радо-

вался их счастью. Потом мы наконец проводили всех гостей, и я пошел досыпать в мамину

комнату, а утром меня разбудил телефонным звонком Аксенов, который, оказывается, уходя,

надел мой финский плащ цвета маренго…».

Как уже отмечалось, эта связь наверняка контролировалась КГБ, и даже более того –

направлялась им. Несмотря на то что советская идеология осуждала близкие связи совет-

ских граждан с представителями капиталистических государств, были такие ситуации, кото-

рые власть негласно поощряла, поскольку они помогали ей во многих тайных операциях.

Именно такой была связь Высоцкого с Влади. Во-первых, она лучше всего доказывала миру,

что советский социализм вполне демократичен и жизнеспособен (раз уж французская кино-

звезда обратила внимание на советского артиста), во-вторых, позволяла советским спец-

службам вовлечь в свои негласные сети влиятельную французскую особу, близкую к кругам

русской эмиграции, чтобы посредством этого не только знать, что происходит в этих кругах,

но в какой-то мере и влиять на них. Короче, все происходило в соответствии с теми реко-

мендациями, которые когда-то «выписал» всем политикам мира знаменитый итальянский

мыслитель XV века Никколо Макиавелли. В наши дни эти принципы обобщил Роберт Грин,

который в своих «48 законах власти» написал на этот счет следующее:

«Лучшие обманы те, при которых вы как бы предоставляете другому человеку выбор:

у ваших жертв возникает иллюзия свободы выбора, на самом деле они лишь марионетки.

Давайте людям выбор, при котором вы выиграете, что бы они ни предпочли…»

Примерно в эти же дни Высоцкий побывал на официальном банкете в Доме литерато-

ров, где исполнил свою «Охоту на волков» (до этого, как мы помним, он пел ее перед труп-

пой Театра сатиры). Именно после этого выступления песня, о которой в столице уже вовсю

ходили всевозможные слухи, стала своеобразном гимном либералов. Им понравилась сама

метафора, придуманная Высоцким: «охота с кровью на снегу». Хотя, повторюсь, никакой

крови в тех гонениях, которые власти устроили либералам после чехословацких событий, не было и в помине.

Вообще в Москве никогда не заблуждались на тот счет, что в когорте социалистиче-

ских стран Чехословакия являлась самой ненадежной. Однако и отпустить эту страну на все

4 стороны было нельзя: слишком дорогой ценой она досталась Советскому Союзу –

за нее сложили свои головы около 600 000 советских солдат. Эта причина, часто озвучи-

ваемая в те годы, станет поводом для того же Высоцкого ответить на нее следующей строч-

кой в песне «Мы вращаем Землю» (1972): «как прикрытие используем павших». Дескать,

нечего прикрываться погибшими на войне ради оправдания своих преступных замыслов.

Хотя прикрываться погибшими стремилась тогда не одна советская власть. Например, то же

мировой еврейство использовало в тех же целях проблему Холокоста.

Однако можно ли было считать преступными действия Кремля, если у того были

весьма веские причины опасаться того, что происходило в Чехословакии? Ведь тамошний

реформизм грозил проникновением на советскую территорию. По сути оно уже началось,

чему свидетельством была ситуация в экономике, где в яростном споре схлестнулись два

течения: «плановое» и «софистское». Первое возглавлял один из лидеров «русской партии»,

председатель Совета Министров СССР А.Косыгин, второе – академик Николай Федо-

ренко, среди ближайших советников которого было много евреев (Бирман, Кацеленбоген

и др.) из Центрального экономико-математического института, разработавшие так называ-

емую СОФЭ – систему оптимального функционирования экономики. Первое течение рато-

вало за развитие советской экономики в плановом направлении, второе – за рыночное, почти

идентичное тому, что внедрялось тогда в ЧССР (там упор делался на прибыль и ценовое регулирование).

Поскольку внедрение рыночных механизмов в советскую экономику началось, как мы

помним, еще при Хрущеве (оно же послужило примером и для чехословаков), у «софистов»

были хорошие шансы победить. Однако страх советских руководителей перед радикализмом

чехословацких реформаторов, которые вслед за экономикой грозились начать изменения и в

политике (что неминуемо должно было явить на свет вопрос выхода ЧССР из Варшавского

Договора, а это означало неминуемой дезинтеграцией всему Восточному блоку), вынудил

Кремль задушить «пражскую весну», а также придушить у себя «софистов» (именно при-

душить, а не задушить, поскольку их идеи тихой сапой все равно проникали в советскую

экономику и в 1970 годуакадемик Н. Федоренко будет даже удостоен Ленинской премии,

а полтора десятилетия спустя именно идеи «софистов» лягут в основу горбачевской перестройки).

Что бы ни утверждали господа либералы, но факт есть факт: Брежнев подавил «праж-

скую весну» практически бескровно. Если американцы во время вторжения в 65-мв Доми-

никанскую Республику уничтожили несколько сот человек, то вторжение в ЧССР уне-

сло жизни меньше десятка чехословаков. Эти цифры меркли перед жертвами вьетнамской

войны, которая в те же самые дни полыхала во всю свою мощь: там поборники демократии,

американские «зеленые береты», в иной день уничтожали несколько тысяч людей. Доста-

точно сказать, что только за первые 10 месяцев 68-гоавиация США совершила 37 580 нале-

тов на различные населенные пункты Вьетнама и уничтожила около 100 000 человек,

подавляющую часть которых составляли мирные жители (всего американцы за 10 лет отпра-

вят на тот свет более миллиона вьетнамцев).

Итак, никаких жутких репрессий своим согражданам, идейно поддерживавшим чехо-

словацких реформаторов, Брежнев не устраивал. Хотя державники предлагали «потуже

закрутить гайки», генсек вновь испугался прослыть сталинистом и обошелся с либералами

по-божески: провел некоторые кадровые чистки в отдельных учреждениях, где их засилье

было очевидным (вроде Агентства печати Новости). Но большинство либералов отделались

лишь легким испугом. Как тот же Ю.Любимов, которого так и не решились уволить

из «Таганки», обойдясь чисто декоративным наказанием: влепили выговор по партийной

линии, хотя направление, которое избрал его театр, все сильнее кренилось в сторону явной

антисоветчины. Как уже отмечалось, «Таганка» была настоящим пиратским судном в без-

брежном море советского искусства. О чем, кстати, пел сам Высоцкий в своих «морских»

песнях (их у него было несколько десятков). Например, в «Пиратской» (1969) есть такие строчки:

…Удача – миф, но эту веру сами

Мы создали, поднявши черный флаг!

Высокие покровители «пирата» Любимова позволили ему создать на своем «корсаре»

расширенный художественный совет, который объединил в себе с десяток видных либера-

лов и отныне должен был стать надежным щитом «Таганки» для отражения будущих атак со

стороны державников. Этот «щит» составляли: Николай Эрдман, А.Бовин (он в ту

пору был консультантом ЦК КПСС), А.Вознесенский, Е.Евтушенко, Д.

Шостакович, Альфред Шнитке, Эдисон Денисов, Б.Ахмадулина, Э.Неизвестный,

Фазиль Искандер, Родион Щедрин, Федор Абрамов, Борис Можаев, Ю.Карякин, А.Аникст, Федор Абрамов и др.

Отметим, что подобных советов не было больше ни в одном советском театре. Почему

же «Таганке» разрешили создать такой совет? Исключительно в целях того, чтобы этот театр

нельзя было разрушить в будущем, поскольку в таком случае пришлось бы пойти против

воли столь большого числа авторитетных людей, за спиной многих из которых стояли не

менее авторитетные представители западной элиты. Короче, тронешь этих – поднимут вой западные.

Есть еще одна версия создания этого совета – кагэбэшная. По ней выходило, что суще-

ствование его позволяло КГБ (а среди перечисленных выше деятелей некоторые были на

крючке у Комитета) не только контролировать либеральную элиту, но и самым активным

образом влиять на нее. Это влияние наиболее ярко проявится спустя два десятка лет, когда

именно большинство из перечисленных выше людей станут духовными лидерами горбачев-

ской «перестройки», а вернее «катастройки» (от слова катастрофа).

Придерживаясь политики сдержек и противовесов, Брежнев после Праги-68 не дал

державникам «сожрать» западников. Например, в конце 60-х первые требовали со страниц

своих изданий провести кадровые чистки не только в АПН, но и в большинстве творче-

ских союзов, вроде Союза кинематографистов, Союза театральных деятелей и Союза писа-

телей СССР, где большинство руководства составляли западники. По мнению державников,

последние своими действиями играли на руку противникам СССР в холодной войне, про-

водя ту же политику, что и пражские реформаторы: проповедуя приоритет западных ценно-

стей над социалистическими. Однако Брежнев и его единомышленники решили не перегибать палку.

О тогдашней позиции советских властей в идеологическом противостоянии двух тече-

ний вернее всего высказался писатель Сергей Наровчатов, который в приватном разговоре со

своим коллегой поэтом Станиславом Куняевым заметил следующее: «К национально-патри-

отическому или к национально-государственному направлению советская власть относится

словно к верной жене: на нее и наорать можно, и не разговаривать с ней, и побить, коль

под горячую руку подвернется, – ей деваться некуда, куда она уйдет? Все равно в доме оста-

нется… Тут власть ничем не рискует! А вот с интеллигенцией западной ориентации, да кото-

рая еще со связями за кордоном, надо вести себя деликатно. Она как молодая любовница: за

ней ухаживать надо! А обидишь или наорешь – так не уследишь, как к другому в постель ляжет! Вот где собака зарыта!..»

И вновь вернемся к Высоцкому.

20 октябрявновь игралась «Жизнь Галилея». Перед вторым актом в театр позвонил

Геннадий Полока, который, даже будучи снятым с должности режиссера, все еще не утра-

тил последней надежды найти справедливость. Он сообщил, что приехал в Москву в наде-

жде все-таки «пробить» «Интервенцию» в Госкино и пригласил друзей встретиться после

спектакля в ресторане ВТО. Высоцкий и Золотухин пришли. Высоцкому жуть как хотелось

хлебнуть вина, но его сотрапезники зорко за ним следили – чуть ли не за руки держали.

Высоцкий обижался: «Почему я не могу выпить с друзьями сухого вина? Я же не больной,

я себя контролирую. Мне и Люся сказала, что после спектакля я могу немножко выпить…»

«Знаем мы твое немножко», – отвечали друзья. Короче, самым трезвым на той встрече оказался Высоцкий.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: