т О религии аналогично у Достоевского - «Бесы». 1 страница

Gt; Каждая вещь имеет свою противоположность, кроме Бога (персидский мыслитель).

Lt;я Св. Августин: «Все вещи - в Боге». Св. Дионисий: «Все вещи - ничто» М. Экхарт.

Lt;б> Все существа - чистое ничто. Я не говорю, что они малоценны или что-то значат. Они - чистое ничто. Бытие - ничто. Ни одно существо не имеет своего бытия, ибо их бытие зависит от существования Бога. (Пер. со ста­ронемецкого Джозефа Квинта) - Eckhart, Predigten, № 40, р. 136, 23.

³ Lehrb. d. RPh. 2.Aufl. 1923, Paragraph 29, Anm. 1.

⁴ См. Max Brod, Heidentum, Christentum, Judentum, Bd. 1 (1921), S. 64 ff.

Философия права

тивоположности): положительная и отрицательная ценности (т.е. цен-; ность и ее отсутствие) (Wert und Unwert) становятся равнодействую-[ щими и тем самым уравновешивающими друг друга: «Тот, для кого \ все начинает приобретать одинаковую ценность, достигает того желан­ного состояния, когда становится возможным постижение вечности» (Ангелий Силезий). Но противопоставлением положительной и от­рицательной ценностей снимается также противоречие между поло-житель ной ценностью и действительностью, итрицание ценности в этом последнем смысле все же может быть ценностно или несущност-но, так как мы называем ценность сущностью какой-либо вещи, если ценность п онимается как принцип ее бытия^{5 (7)}.

Религия, являясь преодолением противоположности положительной и отрицательной ценностей (между ценностью и ее отсутствием), обусловливает тем самым эту противоположность. Она - вопреки все­му - утверждение всего сущего ^т. Иначе ее прекрасное Всепрощение ничем не отличалось бы от тупого равнодушия[Гин^тТшктивного оо^ [ раз¥^йствйяГлишенного осмысленности^.

В сферу действия религии подпадает лишь то, что конструировалось в царстве как положительной, так и отрицательной ценности: религия находится «по ту сторону», природа - «по эту сторону» царства цен­ности. Она порождена неустранимостью контраста между ценностью и действительностью"⁰'. И в каждом мгновении она должна вновь и вновь брать свое начало. Длительность исключается, ибо надцен-ностное не может опускаться до инстинктивного, неосмысленного поведения. Религия - не монастырь, в который приходят, чтобы уже никогда его не покинуть, а часовня, в которой странник прислонил свой посох к стене на время краткой молитвы.

^т Некто спросил Всевышнего, когда придет Царство Божие, тот ответил: «Когда два (мира) станут Одним миром и когда внешнее и внутреннее сольются» - Clemens-Brief. - Die Apostolische Vaeter in: Bibliothek der Kirchenvaeter, hgv. U. Bardenhever и. а. 1918, S. 301.

^<8> Не иметь совести - признак самого Высшего и самого Низменного, так как она прекращается в Боге и молчит у животного - Hebbel. 2. Kor. l. 19.

^т В вере мы должны исходить из дуализма. В мышлении мы не можем этого делать. И это действительно так: Мы - дуалисты. Единственный монист -Бог... Мы все имеем из рук Божьих. Это означает - победить Дьявола. Цар­ство зла и Дьявол не имеют ко мне никакого отношения. Существует лишь Бог. И в конечном счете - метаморфоза, полная радости. - Ch. Blumhardt (См. Julie Schlosser. Das innere Licht, 1926, S. 102). ^,,0> «Все сущее - добро», August Brunner S. ]., Grundfragen der Philosophie, 1933, S. 75 ff.

⁵ Lask. Logik der Philosophie, 1911, S. 7. «Uebersein».

§ 1. Действительность и ценность

Четырем формам образа мышления соответствуют 4 формы действи- {/ тельности: бытие, ценность, смысл и суть. Соотношение этих 4 царств можно также выразить следующим образом: природа и идеал, а над пропастью, что разверзлась между ними, переброшены два соеди­нительных мостика: вечно обновляющаяся и развивающаяся культу­ра и всегда достигающая цели религия, парящая на крыльях творения и веры.

И вот теперь настало время «поместить» право в эту «четырехэлемен т-ну ю» теоретическ у ю конструкцию"".

Право - творение человеческого разума и как любое творение челове­ка может быть п онято только из Тобстве нной идеи. Попробуем дать AI определение столу, абстрагируясь от его целевого назначения. Итак, стол - это лоска на четырех ножках. Но такое определение тотчас вы­зывает возражение. Ведь существуют же столы на трех или одной нож­ке. И даже откидные столики вообще без ножек. Последний пример показывает, что существенно важным для определения сути стола яв­ляется лишь столешница. Но она также является не чем иным, как любая другая обработанная доска и отличается от себе подобных изде­лий лишь целью своего применения. И в результате стол можно было \у бы определить как приспособление, сделанное для того, чтобы си­дящий за ним что-то на него ставил. Рассматривать все сделанное человеком с точки зрения «целеполагания», обусловленного слепыми природными силами (Zweckblind), то есть без оценочного суждения, не- / возможно. Точно так же невозможно инстинктивное, лишенное оцен­ки суждение о праве или о каком-либо правовом явлении.

Естественно-научный анализ преступления, который стремились ис­пользовать в уголовной антропологии, возможен лишь в том случае, если понятию преступления, относящемуся к категории правовой

"" Разговор у Козимо Медичи. Он спрашивает у Мессера Джованни Аргиропу-лоса, «относятся ли законы ученых-юристов к моральной философии или какой-либо другой философской дисциплине». Мессер отвечает, что они подчиняются моральной философии, но сами не являются элементом фи­лософии. Участвующий в беседе Оттоне Никколини энергично возражает, утверждая, что они часть моральной философии. Мессер Джованни в свою очередь приводит доказательства того, что они лишь подчиняются ей. Козимо эти доказательства убеждают, и он просит мессера Оттоне обо­сновать свою точку зрения, что тому удается с большим трудом. Спор ос­тается на этот раз нерешенным. - По рассказу В. ди Вистиччи (К. Markgraf v. Montoriola, Briefe des Mediceerkreises, 1926, S. 9, 10. (Аргиропулос был фило­софом, Никколини - юристом).

Философия права

ценности, предшествовало бы понятие преступления в царстве при­роды. Произошло бы самое настоящее чудо, неожиданное частотное сочетание двух в принципе несовместимых подходов, если бы такие понятия, как право или преступление, относящиеся к категории цен­ностных, совпадали бы с естественно-научным понятием, выводимым из слепых «законов природы» (wert bli nd) и лишенным цен ностных критериев.

Право может быть понято только в рамках категорий, относящихс я к ценности. Право - это элемент культуры, т.е. факт, относящийся к кате­гории ценност и. Понятие права нельзя определить иначе, чем «дан­ность», смысл которой заключается в реализации идеи права.

Право может быть несправедливым (высшее право - высшая неспра­ведливость: summum ius - summa iniuria), но оно является правом постольку, поскольку смысл его заключается в том, чтобы быть спра­ведливым''^.

Сама же идея права являе тся одновременно конститутивн ым принци- пом и критерием ценности правовой действительности, служит эле­ментом оценивающего образа мышления.

Но даже этот оценивающий образ мышления не является последней инстанцией в области права. Остается еще возможност ь признать цен- ностную природу права и в то же время в высшем смысле, перед Ьо-гом, согласно Нагорной проповеди лишенным своего собственного бытия, самостоятельно существующего сущего. И наоборот, есть воз­можность, jcajcjjjmjrH^H^cnjjjrpjrra

ценностей, но и видеть в нем абсолютное субстанциональное ядро вещей материального мира. Однако эти точки зрения относятся к сфе-ре метафизических размышлений.

Из сказанного следует, что для нас интерес представляют три возмож­ных аспекта рассмотрения права: 1) понятия, относящегося к ценности (wertbeziehende Betrachtung), то есть как факта культуры, что состав­ляет суть правовой науки; 2) оценивающее рассмотрение (bewertende Betrachtung), то ест ь подход к праву как к культурной ценности. Он ха­рактерен для философии права; 3) наконец, метафизический подход к рассмотрению права с точки зрения его сущности или отсутствия таковой. Это уже задача религиозной философии права.

"²⁾ То есть речь идет о позитивном праве (Gutkind, Cosimo di Mediä, 1940, S. 248).

Человек рожден не решать мировые проблемы, а разве что понять, как подступиться к ним, и впредь держаться в границах пости­жимого.

И.П. Эккерман. Разговоры с Гёте

§ 2. Философия права как наука о ценности права

Если при рассмотрени и философии права пользоваться критерием ценностной оценки, то ее можно было бы назвать «учение об истин-, ном праве» (Штаммлер). Метод такого рассмотрения правовой цен- * ности характеризуется двумя существенными чертами: дуализмом и релятивизмом.

1. Кантианская философия учит нас: невозможно из сущего познать, что есть ценное, что есть истинное, что есть должное. Никогда что-

либо не является истинным только потому, что оно есть, было или даже будет. Отсюда следует отрицание позитивизма, который зиждет- ■) ся на сущем, историзма, который зиждется на прошлом и даже эволю ционизма, который все рассматривает с точки зрения развития¹. Даже знание определенного направления развития не позволяет судить об истинности развития в этом направлении и, соответственно, ошибоч­ности движения «против течения». Поэтому неизбежное не является тем, чего следует добиваться, а невозможное - неправильным. Дон Кихот, хотя и безумец, но благородный безумец: «Я люблю того, кто жаждет невозможного». Принципы должного, ценностные суждения, оценки могут выводиться, исходя не из индуктивности размышлений,. о сущем, а лишь дедуктивно, на основе других принципов подобного * рода. Ценность и бытие сосуществуют каждая в своем собственном замкнутом круге совершенно независимо друг от друга. В этом суть методологического дуализма².

Разумеется, уже в области правовой науки возникает потребность вы­водить правильное регулирование непосредственно из «природы ве­щей». Эта потребность может повлечь за собой необходимость

Об эволюционистской точке зрения на правовую политику см. статью Franz v. LisztB (Z. f. D. ges Str. RW.Bd. 26,1906, S. 553 ff.), которая в то время бурно обсуж­далась. Обзор высказываний на эту тему см. Radbruch, Z. f. d. ges. Str. RW. Bd. 27, 1914, S. 246, 742; Kantorowicz. Aschaffenburgs Monatsschr. f. Kr. Ps. Bd. 4,1923, S. 78 ff. Здесь методический дуализм понимается лишь как противоположность мето­дического монизма, но с включением методического триализма.

Философия права

определенных обоснований. Идеал права является таковым как для
права вообще, так и для права определенной эпохи, какого-либо
народа, для совершенно конкретных социальных и исторических от­
ношений. Идея материально обусловлена. Она формируется на мате­
риальной основе и взаимодействует с ней, стремясь ею овладеть.
Художественная идея тесно взаимодействует с материалом: в бронзе
и в мраморе она получает различное воплощение. Так что в каждо й
идее изначально заложено соответствовать определенному матер иал
лу^пз). Мы называем эту взаимосвязь материально-предметной пр ед­
назначенностью идеи. Тем самым мы сознательно придаем двойной
смысл этому определению: идея определяется материалом, поскольку
она предназначена для этого материала ^. '

Предметная обусловленность идеи в том, что касается идеи права, на­глядно продемонстрирована Евгением Хубером в его учении ^Реалии законотворчества», а также Франсуа Жени в его теории (посвященной анализу, природе и методам позитивного права), об объективно существующей данности⁴. Делаются попытки отождествить матери­ально-предметное предназначение идеи с ее формообразующим про­образом в материале. И действительно, существует психологическая возможность мысленно прозреть идею в самом материале и то, как она в нем материализуется°⁴⁾.

Так в глыбе мрамора Микеланджело мог мысленно прозреть образ Давида, которого он из этой глыбы изваял"⁵'. То же самое можно ска-

"■" Другое удачное сравнение дает Кордозо: Growth ofthe Law, 1924, S. 89: «Поиск (поэтом) одного точного слова, удачной фразы, которая выразит мысль. Но иногда удачно найденная фраза сама изменяет мысль».

^(И> Шиллер восхваляет «солидную манеру» Гёте всегда «извлекать» закон из объекта и выводить правила из «природы вещей» - Gundolf und Deibel, Goethe im Geschpräch. S. 34.

^(,5> Чуанг-Цзы рассказывает о дровосеке Чинге, который должен был смасте­рить подставку для курантов. Он проявляет завидное рвение в изучении предмета и полностью себя ему посвящает. Затем он идет в лес и тща­тельно осматривает каждое дерево с точки зрения его формы, пока наконец в одном из деревьев ему не явилась подставка для курантов, которую он ис­кал. «Моя идея и идея деревьев соединились в этом дереве» (Alfons Paquet. Frkft., Ztg. 15. 12. 40).

³ См. Lask. Lehre von der Bedeutungsdifferenzierung, Logik der Philosophie, 1911,
S. 57 ff.; Radbruch, Rechtsidee und Rechtsstoff. Archiv f. Rechts-u. Wirtschaftsph.
Bd. 17. 1923/24, S. 343 ff.

⁴ E. Huber. Zeitschr. F. RPH. Bd. 1, 1914, S. 39ff; Fr. C'eny. Science et technique en
droit prive positif I. (2 Aufl., 1922, p. 96 ff, II. 1915, S. 370 f.

I а

§ 2. Философия права как наука о ценности права

зать и о юристе, когда он принимает решения, исходя из «природы вещей»⁵. Но подобное предугадывание идеи в материале, которой она призвана придать форму, являет собой лишь пример редкого интуи­тивного прозрения, но отнюдь не метод познания. С методической точки зрения остается неприложным, что принципы Должного мож­но вывести дедуктивным путем только из других принципов должно -го, ибо их нельзя обосновать с помощью индуктивного знания, "полученного из фактов реального бытия.

Невыводимость ценности из реа льности (как в конечном счете и пред-метной предопределенности идеи) характеризует, однако, логиче­скую, но отнюдь не причинно-следственную (казуальную) связь. Дуализм ме тод а не означает, что оценки и суждения не подвержены влиянию фактов реального бытия.

Нет сомнения, что оценочные действия являются казуальным результа­том (следствием), идеологической надстройкой над действительностью фактов реального бытия, что-то вроде социальной среды, в которой эти факты бытия реализуются. Социология знания учит, что любая идео­логия социально обусловлена⁶. И в данном случа е речь идет не о казу­ аль ной связи между действительностью и оценочными суждениями, а скорее о логической связи между бытием и ценностью. Утверждается не то, что оценки не обусловлены действительностью, а скорее то, что они не могут обосновываться, исходя из нее. Здание этической мысли может быть воздвигнуто, исходя из чувства классовой ненависти его со­здателя. Но в системе его этики данное чувство не находит отражения. А потому ее обоснование не может быть опровергнуто посредством ра­зоблачительного действия самих причин возникновения этой системы, которые не соотносятся с обоснованием. В теоретических дискуссиях психологические причины не могут привлекаться в качестве аргумен­тов за исключением случаев, когда хотят их прекратить с целью пока­зать их дальнейшую бесцельность, так как упорство зашоренной в своих бесплодных исканиях усталой мысли исключает взаимопонимание.

Такие дискуссии, ограниченные в своем ценностном подходе лишь идейным содержанием и оторванные от реальности, их породившей, можно было бы упрекнуть в абстрактности, явной идеологизации, в том, что они по этой причине лишены силы воздействия.

⁵ О происхождении понятия «природа вещей» см. Isay. Rechtsnorm und
Entscheidung. 1929, S. 78 ff.

⁶ См. Mannheim. Ideologie und Utopie, 1929, und Wissenssoziologie, im
Handwoerterbuch der Soziologie, 1931.

Философия права

В этом случае философия права - лишь результат борьбы политиче­ских партий, а в конечном счете - борьбы экономических интересов на более высоком интеллектуальном уровне, и как следствие - она не :j0 более, чем «фата моргана» (Luftspiegelung) действительности.

Однако ниже, при анализе марксистских исторических воззрений, бу­дет показано, что если философия права - это утонченная политика интеллектуальной борьбы классов, то такая утонченность утверждает собственную истинность разума и делает возможным его обратное воздействие на силы, которые он одухотворяет. Идеи не парят в заоб­лачных высотах над схваткой классовых интересов подобно вальки-

i/P риям. Скорее они, как гомеровские Боги, являясь самовоплощением силы, опускаются на поле брани и сражаются бок о бок с другими си­лами. Если философия права, с одной стороны, - отражение борьбы I политических партий в духовной сфере, то межпартийная борьба,, с другой стороны, представляет собой, в свою очередь, гражданскую

v дискуссию философско-правового характера. Философия права сыгра­ла не последнюю роль в подготовке всех значительных политических преобразований. Все начиналось с философии права, а заканчивалось v револю цией.

2. Принципы должного могут обосновываться и доказываться лишь
посредством других принципов должного. Именно поэтому высшие
Р\ принципы должного недоказуемы. Они аксиоматичны. Их нельзя по-
-' знать, их можно лишь принимать на веру. В тех случаях, когда выска­
зываются противоречащие друг другу суждения о высших принципах
должного, когда в споре противопоставляются диаметрально проти­
воположные ценностные и мировоззренческие суждения, в научном
•) плане нельзя принять однозначного решения. Наука, как ценность
(и такова господствующая точка зрения), способна научить возмож-
ному и желаемому, но не должному. В сфере должного функция на- I
уки, строго говоря, может осуществляться трояким образом. I

Л Во-первых, она может представить необходимые средства для осуще­ствления целей в этой сфере. Правда, при выборе должного средства для осуществления правильных целей принято руководствоваться не философией права, а тем, что принято называть правовой политикой. Выбор средства для достижения правовой цели в зависимости от про­водимой правовой политики может не только определяться данной целью, но и, наоборот, влиять на нее. Другими словами, важность цели изначально должна быть полностью сформулирована в созна­нии, и должны быть определены средства, необходимые для ее реали­зации и неизбежно связанные с этим последствия. Вот такая оценка

§ 2. Философия права как наука о ценности права

средств, выбирае мых для осуществления правовой цели, как раз и я в­ ляется сферой философии права.

Во-вторых, в задачу философии права входит не только правоведче­ская оценка ценностей, включая и максимально широкий круг средств их реализации, но и выяснение диаметрально противоположных то­чек зрения вплоть до их мировоззренческих предпосылок. Философия права ставит сформулированный Кантом вопрос: возможна ли такая единичная правоведческая оценка, каковы истоки этой единичной правоведческой оценки, т.е. какие предпосылки следует признать не­обходимыми, чтобы, исходя из них, быть в состоянии принять данное оценочное решение? Подобно палеонтологу, берущемуся реконстру­ировать по отдельной кости скелет доисторического живого существа, правовед должен воссоздать всю систему ценностей в целом, исходя из единичной правовой оценки, эту систему обусловившую. Как в первом, так и во втором случае не средства или предпосылки служат предметом высказанных соображений, а правоведческая оценка, кото­рую они обусловливают. Человек, дающий ценностную оценку, всегда обязан помнить, что он, принимая решение о какой-либо правовой⁴ цели в сфере должного, не может отвергать не только средства ее до­стижения, продиктованные каузальной необходимостью, но и оценок общего порядка, в контексте которых ее следует рассматривать на ос­нове логических взаимосвязей. Это позволит ему в полной мере про­никнуться осознанием важности данной цели.

Именно благодаря такому подходу появляется в конечном счете воз­можность систематически развивать предпосылки и исходные начала правовых оценок во всей их исчерпывающей полноте с присущими им противоречиями и взаимосвязями, разработать в рамках _об_щего мировоззренческого подхода общу ю мето д ологию разл ичн ых прав о­вых воззрений и тем самым сформировать не саму систему философии п рава, а исчерпывающую систематикувс ёх её возможных ст стёмТ

Данному методу нельзя бросить упрек в чистом эмпиризме, исключаю­щем его применение в сфере философского мышления. Его применение не ограничивается действительностью фактических философско-пра-вовых оценок. В гораздо большей степени он служит инструментом исследования их внутренней сути, не только в субъективном, спекуля­тивном, но и в объективном, общезначимом смысле. Замысел челове­ка, дающего оценку, является лишь его исходным пунктом. Конечной же его целью должно стать подтверждение истинности этого замысла на основе анализа причинно-следственных и логических связей. Зада­ча не в том, чтобы эту цель констатировать, а в том, чтобы ее сделать

Философия права

ясной и тем самым по возможности скорректировать. Как следствие применения этого метода, индивид осознает объективный смысл сво­ей воли, что в свою очередь может или укрепить его убежденность в правильности сделанной им оценки благодаря всестороннему обо-^ снованию или, наоборот, заставит усомниться в ней, поскольку он вы-Z явит несоответствие его замысла реальности. Но в любом случае это у будет служить приобретению жизненного опыта.

Разумеется, у индивида в рамках релятивистской философии права всегда есть выбор между различными воззрениями, даже теми, си-

,■'/', стематическое развитие которых зиждется на диаметрально про­тивоположных предпосылках. Выбор этот ограничен, однако, лишь возможностью высказать собственное суждение, кото рое зависит от решения, пршшм«^ого^^сещцею>, а потому не по усмотрений) ин-^. дивида, а по его совести. Релятивистская философия права использует это самоограничение, так как, по мнению его адептов, в отношении окончательных ценностных суждений должно заключить Ignorabimus («будущее нам неведомо»). Но даже если бы было предписано «Ignoramus» (нам не ведомо), то релятивистская философия права со­гласно своему методу все равно продолжала бы придерживаться того мнения, что даже гений, способный сделать единственный с научной

I точки зрения выбор среди всех возможных мировоззренческих суж-

j дений, тем не менее вынужден был бы провести по крайней мере са-

; мую необходимую подготовительную работу.

Изложенный выше метод называется «релятивизмом»⁷, поскольку его целью является установление правильности любого ценностного суждения только относительно определенного окончательного цен­ностного суждения и только в рамках определенной ценности и опре­деленного мировоззрения, и никогда правильности самого этого ценностного суждения, этой ценности и этого мировоззрения^. Ре-

Lt;"» Об отношении релятивизма к экзистенциализму см. прекрасную критичес­кую рецензию Vincenzo Palazzolo на эту книгу. Блестяще о релятивизме на­писал Fr. Meinecke, Vom geschichtlichen Sinn и. v. Sinn der Geschichte, 1939, S. 11 ff. Как и в моей книге, релятивизм служит последней инстанцией для науки, источником «сверхрелятивистского решения» может быть только совесть индивида. Ах, если бы вера была той вещью, которую можно было бы сперва оценить, а затем выбрать! - К. Fischer о «Nathan der Weise» Lessings, 4. Aufl., 1896, S. 157. - Против релятивизма в этой книге см. также Selchow. Die Not unseres Rechts 1932. S. 378 ff.; V. Strasser (Besprechg.: Aschaffbgs. MoSchr. Bd. 26, S. 640). О М. Вебере и моем релятивизме см.

или «проблематизмом» - Windelband. Einleitung i. d. Ph., 1914, S. 219.

§ 2. Философия права как наука о ценности права

лятивизм - категория теоретического, но отнюдь не практического (t\h разума ^{8 (]Г}>.

Он означает отрицание научного обоснования окончательных сужде-^ ний, а не суждений самих по себе⁹. Релятивизм сродни не столько еван-

Schelting. M. Ws Wissenschaftslehre 1934, S. 323 Апт. - Против релятивизма -
Н. Heller. Staatslehre, I934, S. 57. С точки зрения католического естественно­
го права против релятивизма см. К. Tanaka, Roemischer Rechtskongreß Nov.
1934, Vol. V. S. 424/5. За релятивизм - Lennhoff/Posner. Internat. Freimaurerer-
Lexikon, 1932, Sp. 1300. За релятивизм см. также Englisch. Arch. f. Rs. u. WiPh, V
Bd. 30 S. 137 ff. О релятивизме с эмпирическим обоснованием см. А. Brecht.
Relative and Absolute Justice (Social Research, Febr. 1939 u. Septembtr 1939). ^v

"^7> F.A. Lange. Gesch. d. Mat. II3 А 1877, S. 455: Все абсолютные истины ложны. Отношения, наоборот, могут быть вполне достаточными...Относитель­ная истина, принцип, истинность которого зиждется на произвольной предпосылке,...именно такой принцип способен в большей степени быть инструментом нашего понимания предмета, чем принцип, который стре­мится «одним ударом» проникнуть в суть вещей.

⁸ Наиболее значительные представители релятивизма - G. Ellinek (Allgemeine Staatslehre, 3 Aufl. 5 Neudruck, 1929), Max Weber (Ges. Aufsätze zur Wissenschaftslehre 1922; Marianne Weber, M. Weber, 1926, S. 328 ff.); H. Kelsen (Allgemeine Staatslehre, 1925, S. 38 f., 369 ff.). На релятивистские взгляды автора большое влияние оказа­ли дискуссии с человеком, которому посвящена эта книга. Помимо прочих мно­гочисленных высказываний см. Kantorowicz, Zur Lehre vom richtigen Recht, 1909. Критику большинства представленных здесь учений см. Emge, Üeber die Grundlagen des rechtsph. Relativismus, 1916; L. Nelson, Die Rechtswissenschaft ohne Recht, 1917, S. 123 ff.; M. Sabmon, Grundlegung derRPh., 2 Aufl. 1925, S. 53.; Leonh. Cohn, Das objektiv Richtige, 1919 S. 96 ff.; Muench in - Beiträgen z. Ph. des dt. Idealismus, Bd. 1,

1919, S. 135 ff.; M.E. Mayer, RPh., 1922, S. 21 f., 67 ff.; Binder, Ph. d. Rechts, 1925,
S. 112 f.; Larenz. Rechts - u. Staatsph. der Gegenwart, 1931, S. 66. f; E von Hippel Arch.
d. off. Rs. N. F. Bd. 12, S. 408 ff.; Herrfahrdt, Revolution u. Rechtswissenschaft, 1930,
S. 24 ff.; Mezger, Sein u. Sollen im Recht, 1920, S. 4 ff.; Silberschmidt, Int. Zeitschr. f.
Theorie, d. Rs. 1930/31, S. 142 ff.; Manigk, Jur. Woch. Sehr., 1930, S. 236 f. («подходит
лишь, как временное состояние»); GrafDohna, Kantstudien, Bd. 31, S. 8 f. («...пути
этого релятивизма нигде не пересекаются с критической теорией права. О ни мо­
гут лишь идти параллельно, как две различные теории»); Riezler, Das Rechtsgefühl,
1921, S. 79 (взгляды, касающиеся относительности ценностных гужпрний м огут I
быть опровергнуты только путем соотнесения их с абсолютным критерием ценно-1
ста и установления тем самым абсолютного идеала права. Такие попытки неодно-1
кратно предпринимались, хотя без особого успеха); Ruemelin, Die Gerechtigkeit, |

1920. S. 56, Anm. 2. («Это начало релятивизма едва ли может быть опровергнуто»);
Stammler, RPh. In: Das gesamte deutsche Recht, 1931, S. 19 ff («в сущности, это ела- I
бая и ничтожная теория»). - Наиболее ясное исследование проблемы см. Е. Spran- I
ger, Der Sinn der Voraussetzungslosigkeit in den Geisteswissenschaften, 1929"4

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: