Попытка реконструкции

«У Хемингуэя трагедия оставалась

в подтексте. Война, кровь, несчастная

любовь – все оттеняет фиесту,

дает ей глубину, объем, масштаб».

П.Вайль, А.Генис.

Эрнест Хемингуэй (Ernst Hemingway, 1899-1961) – не только признанный классик американской литературы, замечательный прозаик-новатор, Нобелевский лауреат (1954). Он ещё и талантливый жизнетворец, разомкнувший своё творчество в жизнь, построивший свою биографию по законам художественного мастерства. Спортсмен, рыболов, охотник, ветеран нескольких войн, он сделал из своей жизни легенду и образец для подражания.

По окончании школы будущий писатель некоторое время работал репортёром в г.Канзас-Сити, и журналистика стала для него, как и для многих американских писателей, школой мастерства. Как он сам впоследствии вспоминал, именно газета научила его «о простых вещах писать просто». Примечательны советы для начинающих журналистов, изложенные опытным репортёром Л.Моисом в «Ста заповедях газетчика»:

- Пиши короткими предложениями. Первый абзац должен быть краток. Язык должен быть сильным. Утверждай, а не отрицай.

- Бойся обветшалых жаргонных словечек, особенно когда они становятся общеупотребительными. Воспринимай только свежий сленг.

- Избегай прилагательных, особенно таких пышных, как «потрясающий», «великолепный», «грандиозный», «величественный»

Если учесть ещё вменявшуюся в обязанность репортёрам объективность, то нетрудно увидеть в почерке Хемингуэя-писателя влияние хорошо усвоенных советов.

Ещё одной школой стала для Хемингуэя Первая мировая война, на которой он оказался добровольцем в 1918 году. Впечатления от пребывания на итальянском фронте станут основой и ранних рассказов, и романов, сделавших ему имя писателя «потерянного поколения». Обосновавшись в 1920 году в Париже среди американских литераторов-экспатриантов, Хемингуэй оказывается в эпицентре европейской литературной жизни и после нескольких лет работы корреспондентом в газете дебютирует как писатель сборником новелл «В наше время» (In Our Time, 1925).

Именно в этой книге впервые появляется знаменитый хемингуэевский герой, который позднее некоторые исследователи назовут «модифицированным». С таким же успехом можно назвать его и «автобиографическим», и «лирическим», и «сквозным» – он переходит из произведения в произведение, слегка меняя внешний облик и биографию, но «сохраняя комплекс верности себе». В первой книге Хемингуэя героя зовут Ник Адамс, но с ним читатель встречается не в каждой новелле: в предложенной для занятия «Кошке под дождём» действующие лица – безымянные американцы, однако и они наделены сознанием, потрясённым недавно пережитой катастрофой, сознанием, отражающим пошатнувшийся послевоенный мир. Впрочем, есть мнение, что во всех новеллах речь постоянно идет о Нике Адамсе в разные эпохи его жизни (А.М.Зверев).

Сборник включает в себя 15 новелл, каждая из которых - фрагмент опрокинутого войной мира. Каждый рассказ предваряется коротким текстом, который на первый взгляд составляет контраст с повседневностью следующего за ним повествования. Это журналистские репортажи, фронтовые сводки или, как в приведённом ниже рассказе, описания корриды. Сюжетно новеллы никак не связаны с этими мини-увертюрами, но их сопоставление порождает многозначные смыслы. «Расшифровать» эти смыслы – значит постигнуть, реконструировать авторский замысел.

Уже в сборнике «В наше время» зарождается знаменитый хемингуэевский стиль, в основе которого лежит изобретённый им принцип «айсберга». Вот как сам писатель разъясняет смысл этой метафоры: «Если писатель хорошо знает то, о чём пишет, он может многое опустить из того, что знает, и если он пишет правдиво, читатель почувствует всё опущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом. Величавость движения айсберга в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды».

Как следует из приведённой цитаты, Хемингуэй резко увеличил значение и объём подтекста, новаторски продолжив и развив традиции реалистической прозы. Д.Голсуорси сравнивал рассказы А.П.Чехова – кстати, тоже пришедшего к лаконичному стилю через суровую школу журналистики - с черепахой: голова и хвост спрятаны под панцирем. Хемингуэй идёт в своём художественном эксперименте ещё дальше: смело строит свою поэтику на абсолютизации приёма и заставляет каждую фразу, каждое слово «работать» на подтекст. Нарочито «обедняя» текст, убирая из него все традиционные приметы художественности (красоту слога, метафоризм, сочные эпитеты, цветистую риторику), он парадоксальным образом добивается большего художественного эффекта, потому что расширяет поле читательских ассоциаций, делает читателя своим соавтором.

«Обеднение» текста у Хемингуэя становится целой системой средств. Описание до предела сжимается. Исчезает непосредственное изображение внутреннего мира героев - ни внутренних монологов, ни «потоков сознания». Зачастую бо´льшая часть рассказа – обыденный, почти примитивный по содержанию диалог, разговор «ни о чём». Сюжет сводится к незначительному эпизоду. Время и место действия едва обозначаются. Даже грамматически текст «беден»: в нём почти совсем не используются прилагательные, мало наречий, синтаксис совсем прост и едва ли не примитивен. Но за этой бедностью текста внимательный читатель обнаружит предельную смысловую насыщенность, если «реконструирует» «семь восьмых» хемингуэевского айсберга. Особенность творческой манеры Хемингуэя можно определить как лаконичное закрепление внешнего мира и внешних проявлений сложных психологических состояний через подтекст, намёк.

В этом смысле примечательно признание Хемингуэя, сделанное им в одном из писем в период работы над романом «По ком звонит колокол» (For Whom the Bell Tolls, 1940): «Я бы мог последовать за Толстым, и книга бы вместила все, напитавшись глубокомыслием и пр. Но такие места я всегда пропускал и у Толстого». В отличие от великого русского романиста, классика предыдущего столетия, Хемингуэй не позволяет себе ясно выраженных оценок происходящего, заранее исключив какие-то нескрываемо свои, авторские наблюдения и умозаключения. Он не мог бы написать, что все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, а уж тем более – открыть повествование такой сентенцией. В понимании Хемингуэя читатель должен приходить к подобным выводам только самостоятельно, любые подсказки запрещены. Дело рассказчика – так представить происходящее, чтобы была достигнута наивозможная объективность и полнота картины, и сделать это путем самого тщательного отбора, самой густой концентрации наблюдения и изображения.

Первый этап работы по реконструкции хемингуэевского «айсберга» – внимательное чтение рассказа.

ХЕМИНГУЭЙ Э.

В НАШЕ ВРЕМЯ

<…>

Глава десятая

Белого коня хлестали по ногам, пока он не поднялся на колени. Пикадор расправил стремена, подтянул подпругу и вскочил в седло. Внутренности коня висели голубым клубком и болтались взад и вперед, когда он пустился галопом, подгоняемый моно, которые хлестали его сзади прутьями по ногам. Судорожным галопом он проскакал вдоль барьера. Потом сразу остановился, и один из моно взял его под узды и повел вперед. Пикадор вонзил шпоры, пригнулся и погрозил быку пикой. Кровь била струей из раны между передними ногами коня. Он дрожал и шатался. Бык никак не мог решить, стоит ли ему нападать.

КОШКА ПОД ДОЖДЕМ

В отеле было только двое американцев. Они не знали никого из тех, с кем встречались на лестнице, поднимаясь в свою комнату. Их комната была на втором этаже, из окон было видно море. Из окон были видны также собственный сад и памятник жертвам войны. В саду были высокие пальмы и зеленые скамейки. В хорошую погоду там всегда сидел какой-нибудь художник с мольбертом. Художникам нравились пальмы и яркие фасады гостиниц с окнами на море и сад. Итальянцы приезжали издалека, чтобы посмотреть на памятник жертвам войны. Он был бронзовый и блестел под дождем. Шел дождь. Капли дождя падали с пальмовых листьев. На посыпанных гравием дорожках стояли лужи. Волны под дождем длинной полосой разбивались о берег, откатывались назад и снова набегали и разбивались под дождем длинной полосой. На площади у памятника не осталось ни одного автомобиля. Напротив, в дверях кафе, стоял официант и глядел на опустевшую площадь.

Американка стояла у окна и смотрела в сад. Под самыми окнами их комнаты, под зеленым столом, с которого капала вода, спряталась кошка. Она старалась сжаться в комок, чтобы на нее не попали капли.

- Я пойду вниз и принесу киску, - сказала американка.

- Давай я пойду, - отозвался с кровати ее муж.

- Нет, я сама. Бедная киска! Прячется от дождя под столом.

Муж продолжал читать, полулежа на кровати, подложив под голову обе подушки.

- Смотри не промокни, - сказал он.

Американка спустилась по лестнице, и когда она проходила через вестибюль, хозяин отеля встал и поклонился ей. Его конторка стояла в дальнем углу вестибюля. Хозяин отеля был высокий старик.

- Ill piove, - сказала американка. Ей нравился хозяин отеля.

- Si, si, signora, brutto tempo. Сегодня очень плохая погода.

Он стоял у конторки в дальнем углу полутемной комнаты. Он нравился американке. Ей нравилась необычайная серьезность, с которой он выслушивал все жалобы. Ей нравился его почтенный вид. Ей нравилось, как он старался услужить ей. Ей нравилось, как он относился к своему положению хозяина отеля. Ей нравилось его старое массивное лицо и большие руки.

Думая о том, что он ей нравится, она открыла дверь и выглянула наружу. Дождь лил еще сильнее. По пустой площади, направляясь в кафе, шел мужчина в резиновом пальто. Кошка должна быть где-то тут, направо. Может быть, удастся пройти под карнизом. Когда она стояла на пороге, над ней вдруг раскрылся зонтик. За спиной стояла служанка, которая всегда убирала их комнату.

- Чтобы вы не промокли, - улыбаясь, сказала она по-итальянски. Конечно, это хозяин послал ее.

Вместе со служанкой, которая держала над ней зонтик, она пошла по дорожке под окно своей комнаты. Стол был тут, ярко-зеленый, вымытый дождем, но кошки не было. Американка вдруг почувствовала разочарование. Служанка взглянула на нее.

- Ha perduta qualque cosa, signora?

- Здесь была кошка, - сказала молодая американка.

- Кошка?

- Si, il gatto.

- Кошка? – Служанка засмеялась. – Кошка под дождем?

- Да, - сказала она, - здесь, под столиком. – И потом: - А мне так хотелось ее, так хотелось киску…

Когда она говорила по-английски, лицо служанки становилось напряженным.

- Пойдемте, синьора, - сказала она, - лучше вернемся. Вы промокните.

- Ну что же, пойдем, - сказала американка.

Они пошли обратно по усыпанной гравием дорожке и вошли в дом. Служанка остановилась у входа, чтобы закрыть зонтик. Когда американка проходила через вестибюль, padrone поклонился ей из-за свой конторки. Что-то в ней судорожно сжалось в комок. В присутствии padrone она чувствовала себя очень маленькой и в то же время значительной. На минуту она почувствовала себя необычайно значительной. Она поднялась по лестнице. Открыла дверь в комнату. Джордж лежал на кровати и читал.

- Ну, принесла кошку? - спросил он, опуская книгу.

- Ее уже нет.

- Куда же она девалась? - сказал он, на секунду отрываясь от книги.

Она села слегка на край кровати.

- Мне так хотелось ее, - сказала она. – Не знаю почему, но мне так хотелось эту бедную киску. Плохо такой бедной киске под дождем.

Джордж уже снова читал.

Она подошла к туалетному столу, села перед зеркалом и, взяв ручное зеркальце, стала себя разглядывать. Она внимательно рассматривала свой профиль сначала с одной стороны, потом с другой. Потом стала рассматривать затылок и шею.

- Как ты думаешь, не отпустить ли мне волосы? – спросила она, снова глядя на свой профиль.

Джордж поднял глаза и увидел ее затылок с коротко остриженными, как у мальчика, волосами.

- Мне нравится так, как сейчас.

- Мне надоело, - сказала она. – Мне так надоело быть похожей на мальчика.

Джордж переменил позу. С тех пор как она заговорила, он не сводил с нее глаз.

- Ты сегодня очень хорошенькая, - сказал он.

Она положила зеркало на стол, подошла к окну и стала смотреть в сад. Становилось темно.

- Хочу крепко стянуть волосы, и чтобы они были гладкие, и чтобы был большой узел на затылке, и чтобы можно было его потрогать, - сказала она. – Хочу кошку, чтобы она сидела у меня на коленях и мурлыкала, когда я ее глажу.

- Мм, - сказал Джордж с кровати.

- И хочу есть за своим столом, и чтобы были свои ножи и вилки, и хочу, чтоб горели свечи. И хочу, чтоб была весна, и хочу расчесывать волосы перед зеркалом, и хочу кошку, и хочу новое платье…

- Замолчи. Возьми почитай книжку, - сказал Джордж.

Он уже снова читал.

Американка смотрела в окно. Уже совсем стемнело, и в пальмах шумел дождь.

- А все – таки я хочу кошку, - сказала она. – Хочу кошку сейчас же. Если уж нельзя длинные волосы и чтобы было весело, так хоть кошку-то можно?

Джордж не слушал. Он читал книгу. Она смотрела в окно, на площадь, где зажигались огни.

В дверь постучали.

- Avanti, - сказал Джордж. Он поднял глаза от книги.

В дверях стояла служанка. Она крепко прижимала к себе пятнистую кошку, которая тяжело свешивалась у нее на руках.

- Простите, - сказала она. – Padrone посылает это синьоре.

(Пер. с англ. Л.Кисловой; печатается по кн.: Хемингуэй Э. В наше время. – М.: АСТ, 2009).

План анализа рассказа

I. Время создания сборника «В наше время» и его место в творчестве автора.

II. Структура и композиция сборника.

III. Анализ рассказа «Кошка под дождём».

1. Структура и композиция рассказа.

2. Сюжет и фабула.

3. Принципы изображения героев и своеобразие психологизма Хемингуэя.

4. Художественная значимость повторов в рассказе.

5. Система лейтмотивов и их идейно-композиционная роль.

6. Ключевая фраза в рассказе.

7. Смысловая нагрузка миниатюры, предваряющей рассказ.

8. Смысл названия рассказа.

9. Реализация принципа «айсберга» в рассказе.

IV. Рассказ «Кошка под дождём» и сборник «В наше время» в контексте литературы «потерянного поколения».

V. Своеобразие художественного мастерства Хемингуэя-новеллиста.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: