Иван Калита и Царство последних времен

Так уж получилось, что Юрий III Московский частенько отлучался из своей столицы, подолгу жил в Орде, воевал, путешествовал, а в Москве от имени брата распоряжался Иван Калита. Последние четыре года своей жизни Юрий вообще провел вдали от дома, водил в походы новгородцев, строил Орешек, окольными дорогами пробирался в Сарай. Княжеством снова правил Иван, теперь уже официально, получив от Узбека ярлык на Москву. Братья сохранили тесную дружбу. Младший тайком, чтобы не дать врагам повода для доносов, сообщал старшему о настроениях в Орде, в Твери. Во время пребывания в Новгороде и последней поездки в Орду Юрий был спокоен за свой тыл. Твердо знал, Иван его не подведет.

А учить, как управлять княжеством, Калиту не требовалось, он уже привык руководить самостоятельно и умел это делать лучше Юрия. Да и получше остальных тогдашних князей. Летописи рассказывают как о великом достижении — он извел в своих владениях разбойников. Только он, и никто другой. Впрочем, очистить землю от разбойников было и впрямь сложно. Брались за топор и кистень крестьяне или горожане, оставшиеся без кола и двора после татарских погромов. Отправлялись шалить на дорогах слуги и дружинники разорившихся князей. Если даже тверские властители считали допустимым подкараулить в лесу и ограбить соперника, то с чего было стесняться рядовым воинам, которым князь и боярин не платят? А то и наоборот, поощряют погулять, разжиться добычей?

Калита искоренял преступность разными методами. Важную роль играло рачительное хозяйство, в его княжестве любой человек имел возможность не разбойничать. Хочешь честно служить — иди к князю, он зачислит тебя по способностям, обеспечит. Хочешь честно трудиться — опять же, князь поможет, выделит землю, ссуду. А уж если не хочешь, если тебя по натуре тянет к воровству и душегубству, не обессудь, разговор будет иной. Среди дружинников Калита навел образцовую дисциплину, они своими обязанностями не пренебрегали. Едва долетали известия о злодеянии, с ближайшего погоста мчались всадники, поднимали крестьян, вылавливали лиходеев и отправляли по назначению, в темницу или на ближайший сук. Прекращение разбоя и надежная защита подданных оказывались очень важными. На спокойную московскую землю ехали купцы, ремесленники. А где они — там и казне прибыль.

Князь Иван давно уже не был увлеченным юношей. Он стал опытным властителем, отцом большого семейства. Юрий, лишившись второй жены, остался без сыновей, а у Ивана они рождались один за другим — Семен, Даниил, Иван, Андрей. Но даже в семейной жизни Калита отличался от других князей. Обычно они давали детям имена знаменитых властителей, святых воинов. Духовный склад Калиты был совсем иным. Все четверо его сыновей были крещены в честь святых монахов: Симеона Столпника, Даниила Столпника, Иоанна Лествичника, Андрея Критского. Калита искренне чтил подвижников, призывал их быть покровителями детей, старался черпать мудрость в их трудах и примерах их жизни. И Господь благословил его не только потомством…

Митрополит Петр состарился, давали о себе знать болезни. Он уже не мог, как прежде, разъезжать по всей Руси и проводить в дороге целые годы. А Переяславль-Залесский, выбранный сперва Петром, плохо подходил для постоянного жительства. Сейчас он принадлежал к великому княжению. Переходил, как и стольный Владимир, из рук в руки вместе с ханским ярлыком, без постоянного хозяина стал приходить в запустение, переяславцы уходили в Москву. Очередной великий князь Дмитрий Грозные Очи относился к святителю так же неприязненно, как его отец. А митрополит в своем служении нуждался в поддержке сильной светской власти. Около 1322 г. он окончательно поселился в Москве.

В продолжавшемся противостоянии московских и тверских князей он все равно не принял сторону Даниловичей, св. Петр был выше этого. Но он платил за добро добром, а Калита стал его настоящим другом. Построил в Кремле двор для митрополита, заботливо опекал и оберегал его. В ответ святитель помогал ему духовно, своими наставлениями. Какими? Об этом нам известно из приписки к Сийскому Евангелию с похвалой Ивану Калите:

«О сем бо князи великом Иване пророк Езекия глаголет: „В последнее время в опустевшии земли на запад встанет Царь, правду любя и суд не по мзде судяй ни в поношение поганым странам. При сем будет тишина велья по Русской земли и воссияет во дни его правда“… О сем бо песнословец глаголет: „Постави, Господи, законодавца над нами, да разумеют языци, яко человецы суть“… Сирым в бедах помощник, вдовицы от насильник изымая, яко от уст львов…»

Царь последних времен. Царь Правды. К такому служению призывал Калиту св. Петр. Конечно, Царь Правды — это был идеал. Но именно к такому идеалу должен был стремиться Иван Данилович — и за это Господь помилует Русскую землю, возвысит самого правителя. Мало того! На том же самом идеале Царя Правды будут строить свое правление все последующие государи, превратившие Русь в великую мировую державу! Дмитрий Донской, Василий I, Василий II, Иван III, Василий III, Иван Грозный, Михаил Федорович, Алексей Михайлович… Одна цепочка, «удерживающих» князей, оборвалась. Иван Калита стал первым в новой цепочке. Хотя это было чрезвычайно трудно, стать первым. Сам идеал Царя Правды был для XIV в. абсолютно непривычным, новым, неожиданным. Князья руководствовались совсем иными стереотипами поведения. А их стереотипы оборачивались потоками крови…

Дмитрий Грозные Очи был уверен, что хан до сих пор ценит его и покровительствует. Иначе разве решился бы он убить противника без суда, прямо в ханской ставке? Он очень ошибся. Узбек увидел — его вассал занесся, слишком много возомнил о себе. Хан уже успел разобраться в той клевете, которую тверичи навешали на Юрия. Но сказывалось и то, на что надеялся покойный московский князь, политические перемены. Гедимин согласился, чтобы Поднепровье и Волынь платили дань в Орду, однако Узбек насчет него не обольщался — литовский государь останется врагом и при первом удобном случае отбросит навязанные ему условия. Было уже ясно, притянуть Литву в союз через родство с Дмитрием — дело пустое. Вторую свою дочь Гедимин выдал за наследника польского престола. Как бы он, наоборот, через жену-литовку не утащил у Орды Тверь, а то и всю Русь.

А при таком раскладе зачем нужен был Дмитрий? Хан велел арестовать его и забить в колодки, тело Юрия отправить на родину и похоронить как законного князя. «И плакася по нем брат его князь Иван и весь народ от мала до велика плачем великим зело» — москвичи любили покойного, он защищал свое княжество, расширил его, спас от тверских и литовских нападений. Свое отношение к убитому однозначно выразил и святой митрополит Петр. Юрия он хоронил очень торжественно, отпевал лично, вызвал архиепископа Новгородского, епископов Ростовского, Рязанского — и Тверского тоже. Отпевали они князя как «невинно убиенного»[165].

Но трагедия стала и наглядным примером для дальнейших бесед св. Петра и Калиты. А они теперь встречались каждый день. Жили-то рядышком, в узком пространстве Кремля. Считай, в одном дворе. То князь вечерком заглянет к митрополиту, то св. Петр зайдет к князю. Он объяснял: идти теми же путями, как Юрий и Дмитрий Грозные Очи, нельзя. Они ведут в тупик. Зло порождает зло, и выхода из заколдованного клубка не будет…

Похоронив брата, Калита очередной раз повел себя не так, как это сделало бы большинство его современников. Князь не поехал в Орду и не посылал бояр участвовать в суде над Дмитрием, выдвигать обвинения против него. Простил убийцу. По крайней мере, не стал предпринимать никаких шагов. Предоставил наказание Богу, строго по Писанию:

«Мое мщение и Аз воздам».

А поскольку Господь отдал Русь хану, пусть Узбек сам вынесет приговор. Калита не сделал ничего, чтобы повлиять на его решение.

Митрополит поучал князя — для торжества Москвы, для собирания вокруг себя русских земель не нужно мелочно грызться за первенство. Путь к возвышению принципиально иной. Москва должна стать духовным центром страны. Для начала надо построить каменный собор. Тогда и другие митрополиты последуют примеру Петра, поселятся здесь. У них будет достойный храм для богослужений, этот храм станет и их усыпальницей, «и сам прославишься, и сыновья и внуки твои в роды, и град сей славен будет во всех градах русских, и святители поживут в нем, и взыдут руки его на плеща враг его, и прославится Бог с ним».

В данное время произошло еще одно событие. Вроде бы, не слишком значительное, князь Иван всего лишь увидел сон. Но современники обратили на него внимание, сочли знаменательным, отразили в летописях. Во сне Калита с боярином Протасием ехал по широкому полю возле Москвы, и перед ним вдруг предстала высокая гора, вершина была покрыта снегом. Он стал быстро таять, затем растворилась в воздухе гора. Митрополит Петр истолковал сон:

«Гора великая — ты, государь, а снег на горе — это я многогрешный».

Начал снег таять — вскоре митрополиту умереть, а потом и князю придет черед. Петр предсказал, что князь заранее узнает о приближении смерти, к нему явится некий старец и будет толкаться у дверей. Но останется «поле великое — твое государство Московское»…

На месте видения Калита основал Высоко-Петровский монастырь с храмом в честь Боголюбской иконы Божьей Матери. Не какой-то другой, а Боголюбской! О ней уже почти забыли, но ведь и она отображала видение — явление Пресвятой Богородицы св. князю Андрею. Иван Данилович вспомнил великого устроителя Владимирской Руси, признавал себя его преемником, просил Божью Мать взять его под покровительство.

А 4 августа 1326 г. в Москве был заложен каменный собор Успения Пресвятой Богородицы. И здесь-то уж князь Иван и св. митрополит Петр обозначили еще более четкую, однозначную линию. Праздник Успения особо почитался русскими людьми, в его честь освящались главные храмы когда-то блестящих столиц. Успенским собором была Десятинная церковь Киева. Великолепный храм Успения украшал Киево-Печерский монастырь. От них перенял преемственность Успенский собор Владимира. Калита смело проводил от них преемственность дальше — к Москве.

Археологи выявили на территории Кремля остатки двух более древних каменных фундаментов. Может быть, эти храмы были заложены, а потом поразмыслили и возвели на каменных фундаментах деревянные стены. Во всяком случае, летописи называют Успенский собор «первой каменной церковью на Москве», и раскопками установлено, что она была совсем не маленькой. Это был весьма внушительный храм, по размерам он почти не уступал современному Архангельскому собору Кремля.

Откуда же Калита взял средства на столь монументальное строительство? Ведь ему приходилось отсылать изрядную дань в Орду, отстегивать «подарки» ханским послам, чиновникам, баскаку, содержать собственную дружину и двор. А Москва не имела таких источников богатств, как Новгород… Впрочем, она не вела заморской торговли, не собирала оброк с северных племен, зато она имела умного и трудолюбивого князя, и кто-кто, а Иван Данилович сумел найти источники. Он всего-навсего навел в княжестве порядок.

В остальных русских землях таким же образом, как и в Москве, собирались подати для князя и для ордынского «выхода», но изрядную долю разворовывали сами же сборщики. Вслед за ними грели руки бояре, отвечавшие за сбор дани. Князья оказывались перед фактом, для выплаты хану денег не хватало, восполняли недостачу из собственного кармана. Латали одни дыры за счет других, а до контроля над подчиненными ни у кого руки не доходили. У Калиты дошли. Потому он и мог строить храмы, носить сумку с монетками для нищих.

Москва радовалась — в Кремле стали подниматься стены большого собора. Это было общее событие для всех горожан. Радость для каждого. Ходили смотреть, передавали друг другу что нового на стройке, насколько храм подрос за день, за неделю, месяц. Тем временем в Орде царило затишье. Но оно было настороженным, обманчивым, оттуда тоже ждали новостей. Дмитрия Грозные Очи Узбек возил за своей ставкой аж 10 месяцев. Прикидывал «за» и «против», вдруг еще пригодится? Оценивал поведение Литвы. Наконец, вынес вердикт: не пригодится. 15 сентября 1326 г. Дмитрий был отдан под нож палача. Вместе с ним казнили князя Александра Новосильского — то ли он был другом и сообщником Дмитрия, то ли за какую-то иную вину.

Только после этого хан вызвал к себе претендентов на великое княжение: младшего брата Дмитрия Александра и Ивана Калиту. Александр повел себя так же, как его отец и брат. Рвался к владимирскому престолу в прямом смысле «любой ценой». Сыпал без счета взятки, давал любые обещания. А Калита, видя такое дело, вообще не стал участвовать в торге. Раздал лишь обязательные подарки хану, женам, главным вельможам, а от спора отступил. Узбек, поразмыслив, остановил выбор на Александре.

Не только из-за мнений подкупленных придворных. Хан знал их повадки и умел вырабатывать независимое мнение. Он полагал, что Александр после казней отца и брата станет особенно рьяно выслуживаться, из кожи вон лезть. А Литва по-прежнему тревожила Узбека, и в его голове вызрел план: держать Гедимина под постоянной угрозой. До сих пор ордынские контингенты были сосредоточены в южных степях. А если разместить сильный татарский отряд на севере, вблизи литовских границ? При первом же враждебном выпаде Гедимина этот кулак вместе с русскими ударит по его тылам. Александр, распалившись мечтами о великом княжении, соглашался на все. Безоглядно наобещал принять в Твери татар и содержать их.

Как только хан отпустил князей, Калита первым покинул Сарай. Он очень спешил, надеялся застать в живых митрополита. Петр чувствовал, что дни его сочтены, и напоследок сослужил Москве еще одну великую службу. В строящемся Успенском соборе он собственноручно соорудил себе гробницу. О Петре уже при жизни шла молва как о святом, и он намеревался освятить Москву собственным погребением. Собираясь в последний путь, св. Петр расстался со всем имуществом. Созвал московское духовенство, митрополичих слуг, каждого наделил каким-нибудь подарком. Остальное раздали в милостыню. В ночь на 21 декабря 1326 г. святитель ушел в мир иной. Ушел нищим, не имея ничего.

Калита гнал коней во весь опор, но опоздал на день. Сам нес гроб митрополита вместе с московскими боярами. Один иноверец клялся, будто видел, как св. Петр приподнялся в гробу, благословил князя и собравшийся народ. Иноверец после этого крестился, а возле места захоронения начали совершаться чудеса. Иван Данилович велел записывать их, составить краткое житие. Уже в первой половине 1327 г. во Владимире был созван церковный собор, утвердивший местное почитание св. Петра. На соборе присутствовал и великий князь Александр Тверской. Вряд ли ему понравилось, что у Москвы появился свой святой. Но в данный момент ему никак нельзя было ссориться ни с Церковью, ни с Калитой.

Положение Александра и без того было плачевным. В Орде он по уши влез в долги, а на нем повисли еще и отцовские. В Тверь он вернулся с толпой ростовщиков-кредиторов. Летописец сообщал:

«Тогда же приде из Орды князь Александр Михайлович Тверской и татарове с ним, должницы его».

Князь силился рассчитаться с алчной бандой, отдавал ей на откуп рынки, промыслы, сбор пошлин и податей. Ростовщики с лихвой возвращали свои денежки, подчистую обирали тверичей, по княжеским деревням забирали в счет долга детей и девок на продажу.

Но ордынских дельцов оказалось еще недостаточно. Настало лето 1327 г., и в Тверь явился татарский отряд во главе с племянником Узбека Чол-ханом, в русских источниках — Щелканом Дюденевичем. Александр обязательства выполнил, расквартировал воинов прямо в городе, Чол-хана поселил в собственном дворце. Татары с горожанами не считались, требовали обслуживать себя, бесцеремонно лезли к женам, без платы присваивали любые понравившиеся вещи. Атмосфера в Твери быстро накалялась…

Пророчество св. Петра о возвышении Москвы сбылось очень скоро. Два княжества пошли разными путями, и два события произошли почти одновременно. 14 августа, на праздник Успения Пресвятой Богородицы Москва ликовала — в этот день освящался замечательный собор, построенный стараниями Калиты и митрополита Петра. В Твери тоже отмечали Успение. Разговлялись после поста, подвыпили. На следующий день, 15-го, стал собираться большой базар. А дьякон Дудко повел к реке поить кобылу. Ему встретились татары и без долгих разговоров отняли лошадь — она была упитанной, можно вкусно пообедать. Ошеломленный их наглостью Дудко воззвал к окружающим:

«Люди тверские, не выдайте!»

Это стало искрой в массе горючего материала. Накопившееся возмущение прорвалось. Люди взялись за колья и дубины, кинулись бить татар. Те кликнули на помощь товарищей, выхватили сабли. Полилась кровь, упали тверичи с раскроенными черепами. Но их смерть только подхлестнула общий гнев. Загудел набатный колокол. Горожане вооружались кто чем, стекались на площадь. Их возглавили бояре Борисовичи, тысяцкий и его брат. По улицам закипела сеча. Князь Александр пробовал сдержать народ, «видя озлобление людии своих и не могы их оборонити, терпети им веляще». Да уж какое там «терпети веляще»! Терпение кончилось. Стихия больше не повиновалась князю, крушила ордынцев.

Чол-хан с остатками отряда отступил к дворцу. Александр, видимо, сделал последнюю попытку спасти ханского племянника, впустил в свои палаты. Но за татарами хлынула разъяренная толпа, она и самого князя готова была растерзать. Ему ничего не оставалось делать, кроме как принять сторону восставших. Дворец подожгли, Чол-хан и его воины сгорели. По всему городу народ убивал ненавистных ростовщиков. Их рубили, топили, кидали в костры. Вместе с ними уничтожили ни в чем не повинных купцов, ордынских и даже «хопыльских» (кабульских — из Афганистана)[166]. Спаслись лишь татарские пастухи, сторожившие табуны за городом. Они бежали в Москву.

Калита принял их, обласкал, «с честью» и охраной отпустил в Орду. Осуждать ли его за это? У москвичей тоже накопились немалые счеты к татарам. Но князь отдавал себе отчет, что за всплеск буйной волюшки последует расплата. Очень и очень жестокая. И обрушится она не на одну лишь Тверь. Над всей Русью повис ужас… Да и было от чего ужаснуться. Узбек, узнав о гибели племянника с отрядом, пришел в ярость, «рыкаша аки лев». В Орде покатилась резня, перебили множество русских купцов, ремесленников, невольников. Рязанский князь Василий не имел никакого отношения к мятежу, просто приехал к хану в неподходящий момент — Узбек приказал казнить его.

Лишь позже разобрались, что восстала не вся Русь, а только Тверь, и царь несколько поостыл. По дорогам помчались его гонцы. Хан срочно вызывал к себя Калиту, Александра Суздальского, других князей. В Орде они застали масштабные военные приготовления. Собиралось пять туменов. Пятьдесят тысяч всадников! Этого вполне хватило бы, чтобы опустошить все северные земли. Командовать карателями хан назначил темника Федорчюка. Князьям было предложено присоединиться к нему. Кто посмел бы отказаться? Как только замерзли реки, полчища по льду Волги двинулись на Тверь.

На ее стороне не выступил никто, княжество осталось в одиночестве. Александр Тверской мог бы возглавить подданных и погибнуть в бою. Мог, подобно отцу, отправиться к хану с повинной, купить прощение тверичей собственной жизнью. Но тверские князья предпочли скрыться. Мать Александра и его братьев Константина и Василия приняли новгородцы, устроили пожить в пограничной Ладоге. Хотя самого Александра они принять отказались, это выглядело бы открытым вызовом Орде. Тогда князь обратился в Псков. Его граждане по-прежнему враждовали с Новгородом, и из противоречия поступили наоборот. Новогродцы не пустили к себе гонимого героя, врага татар? Пускай все знают, какие они! Зато мы пустим, даем ему убежище!

А страшная Федорчюкова рать налетела на обезглавленное мятежное княжество. Кто-то пытался спрятаться, кто-то вступал в последний бой без малейшего шанса уцелеть, без командования, разрозненно. Оба города княжества, Тверь и Кашин, слободы, села, были стерты с лица земли. Жителей «мечи иссекоша, а иные стрелами исстреляше и всяким оружием погубиша», массу народу захватили в полон. Тверичи ненавидели Калиту, их летописец обвинял, что Иван Данилович был у татар «вожем» (проводником). Это, разумеется, ложь. Тверь все равно была обречена, с Калитой или без него. А русские дороги татары прекрасно изучили, проводники им не требовались.

На самом-то деле московский, суздальский и прочие князья, сопровождавшие с дружинами Федорчюкову рать, спасли тысячи людей — тех, кого сами набрали в плен и увели к себе во владения. Неужто лучше было шагать среди зимы в Сарай, замерзать по дорогам, а уцелевшим попасть на ордынские или генуэзские невольничьи рынки? Калита и Александр Суздальский, участвуя в походе, старались избавить от катастрофы и собственные княжества. Ведь Тверскими землями погромы не ограничились. 50 тыс. карателей бесчинствовали всюду на своем пути. Крепко досталось нижегородским, костромским, ростовским, ярославским селениям. «И бысть тогда всей Русской земле велия тягость, и томление, и кровопролитие от татар».

Современники писали, что ордынцы отбирали имущество, скот, коней, хватали женщин и девушек «по своей воле» и держали у себя в наложницах, а тех, кто противился насильникам, «мучаху и убиваху». От Твери рать повернула в новгородские пределы, истребила Торжок и его окрестности. Хотела идти на Новгород, но оттуда прибыли послы, заверили, что князя Александра у них нет, заплатили 5 тыс. рублей татарским предводителям. Ордынцы уже устали от резни, были перегружены добычей и полоном, и повернули назад. Но татарский гнев до конца не утих, убийства продолжались. По неизвестной причине был казнен еще один рязанский князь, Иван Ярославич. Может, ослушался хана, не пошел с татарами? А может, просто по доносу, неосторожно выразил сочувствие тверичам.

Остальных русских князей Узбек вызвал к себе летом 1328 г. Ярлык на сожженную Тверь он отдал младшему брату скрывшегося Александра, Константину. Ярлык на сожженный Кашин третьему из братьев, Василию. Но восстание очень серьезно напугало хана. Он начал задумываться, а если настанет день, и против Орды поднимется вся Русь? Узбек обжегся с Александром, посчитав, что он будет самым верным, и сейчас не верил ни одному из князей. Передавать власть любому из них казалось опасным, и хан решил разделить ее. Вместо одного великого князя назначил двоих, чтобы при необходимости использовать их друг против друга. Старшим из великих князей объявил Калиту, вторым Александра Суздальского, а великокняжеские владения распределялись на две части.

Александру, кроме его Суздаля, отходили Владимир, Нижний Новгород и Городец. Калите достались Переяславль, Кострома и Новгород. Но хан добавил ему и «довесок», половину Ростова. Здешние князья совсем обнищали, были не в состоянии платить ордынский «выход», и Узбек перевел часть княжества в подчинение Ивану Даниловичу, пусть исправляет положение. Что ж, Калита отказываться не стал. Мало того, в царском предложении он углядел реальный способ начать собирание Руси. Тут же, «не отходя от кассы», Калита «купил» еще три княжества — Углицкое, Белозерское и заволжский Галич! Впрочем, термин «купля», употребляемый в документах того времени, не совсем точный. Иван Данилович приобрел их на тех же условиях, что и половину Ростова. Принял на себя долги местных князей, обязался внести недоимки в Орду, а за это получил ярлыки на власть. Углицкие, белозерские и галицкие князья превращались в его «подручных», вассалов Москвы. Таким образом, стало воплощаться в жизнь предсказание св. Петра о величии будущего государства…

57. Иван Калита и «великая тишина»

Летописцы сообщают: когда Калита получил великое княжение, «бысть оттоле тишина велика на 40 лет, и пересташа погании воевати Русскую землю и заклати христиан, и отдохнуша и починуша христиане от великия истомы, многия тягости и насилия татарского, и бысть оттоле тишина велика по всей земле». Сорок лет «тишины» — это казалось чудом! Но Иван Данилович как раз и ставил перед собой задачу утвердить мир. Нужно было обеспечить, чтобы ни в коем случае не возобновились усобицы. Пример миролюбия подал сам московский князь. Тверь лежала разграбленной и обезлюженной, но Калита даже не пытался унижать и притеснять ее, демонстрировать свое превосходство. Напротив, завязал тесную дружбу с Константином Тверским, благо тот был еще и женат на племяннице московского князя.

Но для «тишины» требовалось еще кое-что. Наладить четкую систему сбора татарской дани. Епифаний Премудрый в житии св. Сергия Радонежского однозначно перечисляет причины разорения Ростова. Здешние правители, бояре, горожане оскудели «частыми хоженьми с князем в Орду, частыми ратьми татарскими еже на Русь, частыми послы татарскими, частыми тяжкими даньми и выходы еже в Орду…» Эти причины были общими и для других княжеств, а в результате получался замкнутый круг. Князья и их подданные не могли платить дань, из Орды ехали понукать послы, и их требовалось ублажать, платить дополнительно. Потом приходили рати выколачивать недоимки, устраивали полные безобразия.

Калита постарался разорвать изменить положение. «Частые хождения» князей в Орду, где они склочничали и оставляли все свои деньги, московский государь пресек. Отныне все дела с ханским двором велись только через великого князя. Сбор и отправка дани тоже стала осуществляться не отдельными князьями, а централизованно, через Москву — иначе поедут князюшка или его бояре дань сопровождать, да и не удержатся, начнут копать под соседей, раздавать взятки.

Ну а внутри княжеств, переданных ему, Калита взялся устанавливать такой же строгий контроль, как у себя в Москве. Как уже отмечалось, значительная часть дани расхищалась местными чиновниками, и для искоренения этого зла великий князь не останавливался перед суровыми мерами. Осенью 1328 г. в Ростов нагрянули московские воеводы Кочева и Мина, принялись собирать недоимки. Вычислить воров было не трудно. Капитально и целенаправленно протрясли городскую верхушку, а «самого градоначальника, старейшего боярина ростовского по имени Аверкий повесили вниз головой», били и измучили, оставив полуживого. Ростовчане, конечно, возмущались — жестоко…

А разве не жестоко, если пожалует татарский «лютый посол», его воины станут терзать и лупить людей, угонять за долги в рабство? Причем вор-боярин не пострадает, откупится. Угонят детей и жен простых горожан и крестьян. Тех, кто своевременно уплатил подати, украденные княжеским окружением… Выслуживался ли Калита перед ханом? Да, он добросовестно исполнял возложенную на него неблагодарную обязанность, исправить положение со сбором дани. Но парадокс заключался в том, что это было и в интересах Руси. Рождалась та самая «великая тишина». Прекращались визиты «лютых послов», рейды карательных ратей. Русь оправлялась от нашествий — и усиливалась.

Но поддерживать мир и спокойствие было ох как непросто! Чуть не разыгрался конфликт из-за назначения митрополита. Св. Петр готовил себе в преемники архимандрита Феодора. Естественно, это была лучшая кандидатура и для Калиты. Однако константинопольский патриарх Исайя Феодора не утвердил. Византия уже дышала на ладан, но упускать Русь из-под влияния упрямо не хотела. Как же можно было поставить второго русского митрополита подряд? Возникла бы традиция. После второго русские определят третьего, четвертого митрополита из своих… Патриарх назначил на этот пост грека, своего придворного клирика Феогноста. Но Иван Данилович не стал повторять ошибку тверских князей, отвечать враждой и неудовольствием. Не прошла его кандидатура — что ж, пусть будет так. Принял византийца радушно и почтительно, старался посоветоваться с ним по важным вопросам.

Зато конфликт с бежавшим в Псков Александром Тверским готов был разразиться новым пожаром. Узбек не стал посылать очередное войско в псковские леса и болота. Поручил русским князьям самим изловить и доставить в Орду провинившегося. В целом, это было неплохо. Пока татары дойдут до Пскова, сколько они княжеств проутюжат? Но попробуй-ка выполнить приказ хана! Для начала Калита уговорил Константина Тверского обратиться к брату с письмом — пусть добровольно явится на суд в Орду и избавит Русь от грозящих ей бедствий. Потом написал Александру лично. Тот не отреагировал и жертвовать собой не спешил. Иван Данилович на это не очень и рассчитывал, просто предпринимал формальные шаги, вдруг получится спустить дело на тормозах?

Не получилось. Последовало грозное напоминание Узбека. Тут уж мешкать было нельзя. Два великих князя показали крайнее усердие, созвали дружины всех вассалов, и в начале 1329 г. большое войско выступило на запад. Присоединились даже братья Александра, Константин с Василием, куда им было деваться? В марте дошли до Новгорода. Но Калита явно не желал доводить дело до войны. Остановился лагерем, в Псков отправили совместное посольство великих князей и новгородцев, уговаривать Александра покориться. Он и на этот раз остался глух. А псковичи вообще раззадорились, принялись готовиться к обороне, связались с Ливонским Орденом, предложили ему заключить союз…

Вот это было гораздо хуже. Раньше речь шла только о беглеце, а теперь Псков противопоставил себя всей Руси. Но все равно, Калита предпочитал обойтись без крови. В Новгород как раз прибыл митрополит Феогност, он объезжал новую паству и намеревался торжественно возвести Ивана Даниловича на новгородский престол. Московский и суздальский князья обратились в нему, чтобы он вмешался. Грек заупрямился, отказывался. Он руководствовался византийскими инструкциями, а Константинополь предостерегал его от участия в русских дрязгах, от поддержки тех или иных князей. Но ему напомнили, что Калита и Александр Суздальский выподняют волю Узбека. Стоило ли новому митрополиту портить отношения с ханом?

Феогност согласился, потребовал от Александра Тверского ехать в Орду. Тот опять не послушался, но митрополит показал, что умеет быть очень даже решительным, отлучил от Церкви и князя, и всю Псковскую землю. Затворились храмы, прекратились службы, крещения, отпевания. А шел Великий пост, люди привыкли в это время каяться, причащаться… Псковичи растерялись, испугались. Иван Данилович еще и «подтолкнул» их, с княжескими войсками и новгородцами двинулся к Пскову. Специально тащился помедленнее, «не хотя пскович разгневати». Пускай призадумаются, осознают свое положение. Как раз наступила весенняя распутица, а Калита повел рать по низменным болотистым местам — тут уж никто не смог бы придраться, что князь недостаточно энергично выполняет ханский приказ. За три недели проползли 150 верст и встали у Опоки. Начали так же, не торопясь, готовиться к осаде.

Но Калита добился именно того, к чему стремился, нервы у псковичей не выдержали. Тверские летописцы восхваляли Александра. Дескать, он объявил — не хочет, чтобы из-за него страдали верные горожане. Новгородские летописи нарисовали более прозаическую картину: псковичи попросту «выпроводиша от себя князя Александра». Он уехал в Литву, а город направил послов к Калите. При его посредничестве между Новгородом и Псковом был заключен «вечный мир». Правда, обе стороны схитрили. Александр оставил в Пскове семью, явно намеревался вернуться. Но и Иван Данилович с союзниками этого «не заметили», выдачи родственников не домогались. Узбек поручил им ловить одного Александра, а не его супругу и детей. Князья исполнили приказ хана, сделали все возможное, чтобы схватить беглеца. Не смогли, улизнул — что ж поделать? А главное, удержали Псков в составе Руси, и избежали междоусобной драки. С чистой совестью отправились по домам.

Подобные встряски были пустыми и ненужными, но они были шумными, задевали множество людей, городов, и занимали целые страницы летописей. Хотя самое основное совершалось в промежутках между ними. Иван Калита тихо и незаметно продолжал свою деятельность по устроению Руси. Уж он-то понимал, что ордынские «купли» — вещь совершенно ненадежная. Завтра хану попадет вожжа под хвост, и он, невзирая ни на какие «купли» передаст ярлыки кому-то другому. Московский государь старался привязывать к себе русские земли и другими способами. Выдал дочь Марию за ростовского князя Константина, вторую дочь Феодосию — за белозерского Федора, третью, Евдокию — за ярославского Василия.

Это были связи «сверху». А устанавливались и «снизу», по всей толще. Калита исподволь начал ломать удельные границы. Смешивать русских людей, чтобы они осознавали себя не москвичами, ростовцами, белозерцами, а снова принадлежали к одному государству, одной общности. Для обнищавших жителей иных княжеств Калита предоставил возможность поправить благосостояние. Но для этого им надо было перебраться в Московское. Князь выделил им пустующие участки, в том числе мало заселенную лесную область Радонеж, «льготу людем многу дарова, и ослабу обещася тако же велику дати». Сюда стали стекаться сотни и тысячи переселенцев. Среди них был и разорившийся подчистую ростовский боярин Кирилл с сыном Варфоломеем, будущим св. Сергием Радонежским…

А в это же время сам князь и его бояре покупали в соседних княжествах села, деревеньки, пустоши. Оскудевшие владельцы отдавали их подешевке, а Калита всячески поощрял сделки. Если было нужно, давал льготные займы хорошо зарекомендовавшим себя боярам, дружинникам, слугам. В тех же ростовских, белозерских, ярославских, угличских, галичских землях ширились московские вотчины. Попробуй-ка теперь отдели их! Княжества прирастали к Москве не только внешне, по ханскому решению, а на самом деле, превращались в одно целое.

Их единство Иван закреплял и законодательно. Нет, он не добивался, чтобы удельные княжества официально признали его своим хозяином. В XIII в. получить подобное признание было абсолютно невозможно. Хозяином был хан, а Иван оставался его верным слугой. Но он, пользуясь правами верного слуги, принялся разрабатывать и вводить для них общие законы. Современники сравнивали Калиту с Юстинианом, он собирал и сводил воедино «правды» и «судные грамоты» разных княжеств, согласовывал с греческим церковным правом. А общие законы объединяли и Русь. К этому времени уже установилось, что право суда принадлежало всем вотчинникам — князю, боярину, городу, крупному монастырю. Калита подтвердил данное право, но судить они должны были по одинаковым правилам.

Кроме того, он ввел существенную оговорку. Вотчинники могли судить своих людей по всем делам, «опричь татьбы, и разбоя, и душегубства». Расследование и наказание самых серьезных преступлений великий князь оставлял за собой и своими наместниками. А таким образом, он становился общим верховным судьей для всей Северной Руси. Кто был недоволен решениями удельного князя или боярина, мог обратиться в Москву. Ну а вдобавок ко всему, Калита обеспечил себе достаточные полномочия, чтобы очистить «Русскую землю от татей и разбойник». Собственное княжество очистил, взялся за другие.

Местные вотчинники с их ограниченными силенками были не в состоянии справиться с такой задачей. Иное дело великокняжеские дружинники. А они теперь жили в каждом княжестве, владели там землями, могли присматривать за порядком. Информировали государя, если нужно, получали от него подмогу. В результате московские дружины начинали играть роль общих правоохранительных органов, защитников населения. Хороших слуг Калита жаловал, награждал, но и бездельничать не позволял, требовал исправного исполнения обязанностей. Позволял прикупать вотчины на стороне, а своими наследственными и приобретенными землями не разбрасывался. Давал их воинам и чиновникам не в вотчины, а в поместья. Пока служишь ты или твои дети — владей. Не будешь служить — возврати великому князю. Система поместий помогала и экономить казну. Слуги получали все необходимое с выделенных им деревенек, денег на них государь не расходовал.

А пополнял казну Иван Данилович всеми возможными способами. Он оказывал всяческое покровительство торговле. Положение Москвы было не слишком удобным для купцов, главная трасса, по которой текли товары, проходила по Волге, а от верховий реки, по ее притокам, на Новгород. Но Калита позаботился, чтобы центр торговли переместился из разгромленной Твери на великокняжескую территорию. На Мологе была организована первая на Руси крупная ярмарка, Холопий городок. Перекресток дорог выбрали удачно, он ничем не уступал Твери. Сюда стали съезжаться ордынские, среднеазиатские, русские, европейские купцы, во время ярмарки раскидывался город из тысяч шатров. Продавай и покупай в свое удовольствие, а московские воины обеспечат тебе порядок и безопасность.

Хотя Калиту интересовали не только купеческие доходы, благотворительностью для толстосумов он не занимался. Помог тебе великий князь получить прибыль — отстегни и ты великому князю. В дополнение к прежнему торговому налогу, «осьмичному» (восьмая часть стоимости товара), государь ввел еще один, «тамгу». А доставшиеся Калите Белозерское, Угличское, Галичское княжества представляли собой обширные лесные края. Прежние хозяева не видели в этом никакой выгоды. Ну что может быть хорошего в безлюдной глухомани? Иван Данилович поставил дело иначе. Он завел собственные ватаги охотников за пушниной, сокольников — ловчие птицы были экспортным товаром, стоили очень дорого. Создавались артели бортников, собирали в лесах мед диких пчел, в великокняжеских «варях» из него гнали хмельную медовуху. Государевы приказчики предлагали иноземцам отличный воск. Из глухомани потекли в казну ручьи звонкой монеты.

Но Калита не копил денег в сундуках. Что толку копить? Ордынцы пронюхают и вытрясут под каким-нибудь предлогом. Как и наставлял св. Петр, государь продолжал преображать Москву, превращать ее в духовную столицу Руси. Средства он вкладывал в самое главное, в храмы Божьи. У великого князя был хороший вкус, он не стеснялся советоваться с приближенными, со специалистами. Намечали места для строительства, выбирали архитектуру зданий, и вокруг Успенского собора, дополняя его, вырастал целый комплекс белокаменных церквей.

В 1329 г. был освящен небольшой стройный храм св. Иоанна Лествичника. К Успенскому собору пристроили придел Поклонения веригам апостола Петра. Калита перенес в Кремль Спасский монастырь, он стал придворным, настоятель получил сан архимандрита. Великий князь содержал обитель за собственный счет, на ее базе возникла своеобразная академия, центр богословия и книжной мудрости, из числа ученых иноков Спасского монастыря подбирались кандидаты в епископы. Кремль украсился еще одной церковью, монастырской — Преображения Господня. А потом был заложен большой собор во имя Архистратига Михаила. Ему предназначалась роль великокняжеской усыпальницы.

Правда, митрополит Феогност не спешил последовать примеру св. Петра, в Москве не поселился. Грек любил более теплый климат, жил в Киеве, потом на Волыни. Он до сих пор пытался отстаивать интересы византийской церкви, а Константинопольская патриархия полагала, что митрополит не должен связывать себя с кем-либо из князей. Иначе он вольно или невольно будет зависеть от этого князя. Пускай он остается выше светских властителей. На Волыни, среди слабых местных князьков, Феогносту вполне удавалось поддерживать такой статус… Но Иван Данилович не отчаивался. Вспоминал поучения св. Петра, что угождать надо не людям, а Богу, и все остальное приложится. В центре Москвы создавался чудный белокаменный ансамбль, достойный стать митрополичьей резиденцией.

А попутно и в самом деле приходили земные успехи! В 1331 г. умерли князь Федор Ростовский и великий князь Александр Суздальский. Русские правители, как обычно, собрались в Орде. В выигрыше оказался Калита. Он сумел добиться, чтобы Узбек уступил выморочную половину Ростовского княжества его зятю Константину. Получилось, что княжество объединилось, но сам Константин остался «подручным» Москвы. Хан наконец-то оценил и усилия Калиты по налаживанию сбора дани, передал ему все великое княжение с городом Владимиром.

В общем-то ситуация с двумя великими князьями продолжалась всего три года. Но она подорвала значение самого титула. Оказалось, что великих князей может быть несколько, и можно носить титул великого князя независимо от того, обладаешь ли ты стольным Владимиром. Постепенно разные русские властители взялись примеривать добавку «великих» к себе. Она стала означать только то, что, что над тобой нет другого великого князя. Если ты подчиняешься напрямую хану, если ты сам, а не через Москву, ведешь дела с Ордой и возишь туда дань, вот ты и «великий». Начали появляться тверские, рязанские, смоленские, нижегородские великие князья, даже великие князья крохотного Новосиля. Но Иван Калита четко отделил себя от прочих «великих». Он стал первым государем, который осмелился ввести в свой титул два ключевых слова — «великий князь Всея Руси».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: