Эмпиризм: методологическая программа Ф. Бэкона

Френсис Бэкон – человек необычной судьбы. Наследственный лорд, он был далек от науки и почти всю жизнь (1561–1626 г.) занимался политикой, достигнув при дворе места лорд-канцлера и хранителя королевской печати. На этом поприще судьба сыграла с ним злую шутку – Бэкон был уличен в получении взятки за проставленную печать и отправлен в отставку. Благодаря этому случайному обстоятельству его тайное хобби – увлечение экспериментами и размышлениями об основаниях науки в последние годы жизни стало основным занятием, а мир получил родоначальника эмпиризма в методологии научных исследований. Как образованный человек своего времени, Бэкон был знаком с дискуссиями между реалистами и номиналистами позднего Средневековья, разделял позиции номинализма. Понятия – лишь номинальные обобщения человеческого ума, удобные для классификации единичных вещей, данных в опыте. Бэкон – сенсуалист, по его мнению, «нет ничего в разуме, чего не было бы в чувствах». Но чувства обманчивы, оценку им обеспечивает опыт, поскольку он дает предмет познания, а уже знание предмета дает истину. Исходный пункт науки – опыт, ее задача – польза, состоящая в увеличении власти человека над природой. Знание – это не созерцание ради просветления разума, как полагали в античности, и не обоснование теологии. Знание – это средство для получения пользы. Светоносные науки вроде математики открывают причины и аксиомы, они необходимы для большей продуктивности наук практических, приносящих «всяческое могущество в практике». «Два человеческих стремления – к знанию и могуществу – поистине совпадают в одном и том же», – утверждает Бэкон.

Таким образом, Бэкон строит картину мира по первому из рассмотренных выше способов. Как последователь номинализма, он убежден, что мир прост, но наше знание о нем сложно. Цель человеческого разума и цель науки совпадают – понять простые законы мироздания. А задача философии – разработать универсальный метод научного познания, соединить данные опыта в форму теоретического знания ради достижения истины. Эта цель достижима, считает Бэкон, ибо в основе бытия – однообразие и обратимость. Даже такой относительно сложный предмет исследования, как человеческая история, демонстрирует цикличность и вечное повторение. Поэтому искомым методом науки должен стать метод индукции.

Но прежде следует очистить опыт от различного рода заблуждений, накопившихся в период донаучного развития разума. Это помехи двух родов: от ограниченности чувственных впечатлений и от давления ложных традиций. В соответствии с этим Бэкон предваряет выстраиванию индуктивного метода условие борьбы с «идолами», или «призраками» четырех типов: пещеры, театра, площади, рода. Первые знакомы нам по метафоре Платона: индивидуальные восприятия и ощущения субъективны, нагружены склонностями и пристрастиями, суть только тени на стене прикованного к ней человека, и задача разума – очистить их от этой субъективности посредством научно-организованного опыта. Вторые – идолы театра – также укоренены психологически, но это уже не индивидуальные, а интерсубъективные помехи, проявляющиеся как вера в авторитеты. Научное познание должно быть непредубежденным от авторитарности существующих и признанных точек зрения. Еще сложнее избавиться от идолов площади, или языка. Это совершенно гениальное заявление Бэкона! Действительно, язык предварительно программирует наше понимание бытия, поскольку действует на человека через сферу бессознательного как в обыденной жизни, так и в процессе получения образования. Мы можем сказать, например, что такой-то ученый занимается экспериментами с эмбрионами человека, и множество людей не обратят на эту фразу никакого внимания. А можем о том же сказать иначе: этот ученый занимается манипуляциями с человеческими зародышами. И эта форма выражения у многих вызовет отрицательную реакцию. Изменяя язык, мы в состоянии изменить традицию, изменить отношение человека к фактам или действиям различного рода. Но наиболее трудной помехой для разума Бэкон обоснованно считает идолов рода. И здесь Бэкон опережает свое время, показывая, что априорные родовые качества человека не являются неизменными, они выражают исторически сложившиеся способы его самосознания и проекций сознания на окружающий мир. Таковы, по мнению Бэкона, телеологические взгляды Аристотеля, принуждающие нас приписывать природе смысл и цели, ей не присущие. Такова общая способность людей свои собственные свойства и качества приписывать окружающему миру. Нужно подчеркнуть, что критикой идолов разума Бэкон одним из первых ученых задает новое измерение философии, состоящее в критицизме и преодолении метафизики.

Однако главный результат философского творчества Бэкона – его индуктивный метод. Он не изобрел этот метод (индукция как «наведение» описана уже у Аристотеля), но попытался придать индукции универсальную для науки значимость. Для XVII в. крайне характерна эта ориентация на изобретение универсального метода научного открытия, приводящего к формулированию законов науки. Идеал – полная индукция, или классификация, когда выделяется класс предметов, обладающих общим для них всех свойством. Классификация является первой теоретической формой многих наук; типичный пример – биология. Еще в ХIХ в. образ ученого-биолога изображался в виде систематизатора классов, видов, подвидов, бегающего с сачком в поисках редких бабочек или жуков. Действительно, наука не может строиться без обобщения. Множество фактов – еще не наука. Чтобы обобщать, необходимо разработать критерии качественного и количественного сравнения, измерения, разграничения признаков по типу сходства и различия, выявления общего основания для выделяемого класса. Однако полная индукция как завершенная классификация формальна. Всякая реальная классификация открыта и незавершенна, а переходы между классами – достаточно условны. В этом, заметим, тупик индукции как претензии на универсальный метод получения необходимого и всеобщего (т. е. обладающего статусом научного закона) знания. Таким образом, основное препятствие на этом пути разработки универсального метода состоит в невозможности полной индукции. Так, закон всемирного тяготения при индуктивно-экспериментальном обосновании потребовал бы испытания всех тел, обладающих массой, что невозможно. А неполная индукция дает лишь вероятное, а не достоверное, знание. Этот вид индукции получил название метода аналогии, основывающегося не на тождестве, а на более размытой «похожести» изучаемых явлений. Так, из схожести колебательных процессов в механической системе с пружиной и грузом с процессами в электромагнитном колебательном контуре было сделано заключение, что второй тип процесса описывается классическим уравнением второго порядка типа х2+Ах+В=0, а аналогами груза, пружины и сил трения являются электрическая емкость конденсатора, индуктивность катушки с током и сопротивление. И. Ньютон называл аналогию «вторым правилом философствования»: «Поскольку, возможно, должно приписывать те же причины того же рода проявлениям природы» (См.: Ньютон И. Математические начала натуральной философии. М., 1989. С. 502). Но слабость аналогии – в вероятном характере вывода. Например, наблюдая два схожих процесса А и В, мы можем применить следующую цепочку рассуждений: если А имеет признаки а, в, с, и если В имеет признаки а и в, то вероятно было бы предположить, что В обладает также признаком с. Слабое место аналогии – в этом «вероятно» вместо «следовательно» нормальной фигуры силлогизма. В истории науки много случаев ошибочных выводов по аналогии. Поэтому метод индукции применяется сегодня преимущественно в той его модификации, которая выработана в ХIХ–ХХ вв. и получила название системного подхода. Этот подход стал междисциплинарным и не сводится к систематизации, включая выявление системообразующего принципа и выстраивание вокруг него специфических для данного типа систем внутрисистемных связей.

После Бэкона индуктивный метод пытался усовершенствовать философ ХIХ в. Джон Стюарт Милль. Однако по рассмотренным причинам сделать этот метод универсальным средством обоснования и доказательства законов науки не удалось. Тем не менее, эмпиризм как общий подход к научному познанию сохранился, и в ХХ веке распространен в англо-американской аналитической философии, в методологии позитивизма и неопозитивизма. После Бэкона он сохранял большую популярность среди последователей последнего в Англии, хотя приверженцы эмпиризма демонстрировали достаточно поучительные противоречия. В основном эти противоречия состояли в неспособности эмпиризма прийти к согласию относительно природы самоочевидных исходных принципов или начал познания, природы опыта. Джон Локк (1632 - 1704), врач по образованию, политик по роду деятельности и философ-номиналист по увлечению, считал таковыми ощущения и чувственный опыт человека, отражающие свойства вещей. Разум человека есть чистая доска, tabula rasa – то, на чем природа запечатлевает свои письмена. И вместе с тем Локк выстаивает иерархию родов познания: интуиция (самопознание), затем – так называемое «демонстративное познание», открывающее человеку бытие Бога, и лишь в конце – нижайшее по достоверности сенситивное познание, дающее знание единичных вещей. Спустя недолгое время другой эмпирик Д. Беркли (1685 - 1753), оказавшийся, к несчастью для эмпиризма, эпископом, сильно дискредитировал этот подход, заявив, что эти запечатленные в человеческих чувствах и разуме письмена на самом деле – письмена не природы, но Бога! Бог одарил творение столь гармоничной системой прекрасных ощущений и памятью, поэтому чувственный опыт – цвета, вкусы, запахи, – это лишь метки Бога, дар творца. Знаменитый афоризм Беркли «Существовать – значит быть воспринимаемым» вошел в энциклопедии. И что самое поразительное, подобная аргументация может критиковаться, но она неопровержима, ибо теоретически непротиворечива и согласуется с данными чувственного опыта. Более того, в известной степени она согласуется и с ленинским определением материи как объективной реальности, данной нам в ощущении и существующая независимо от ощущений человека и человечества, ибо Беркли, как и полагается епископу, объективировал свой афоризм разъяснением о существовании бытия как восприятия Бога.

В известной мере компромиссное для эмпиризма решение предложил еще один известный сторонник эмпиризма и философский скептик Давид Юм (1711 - 1776), оказавший значительное влияние на И. Канта. Согласно Юму, основными элементами опыта являются впечатления и идеи. Первые образуются в результате прямого переживания воздействий на человека внешнего мира, и вопросы об их причинах или соответствии вещам не являются ни общенаучными, ни философскими (это дело анатомов и физиологов). То, с чем имеет дело наука и что анализирует философия – идеи, или «слабые образы этих впечатлений в мышлении и рассуждении», которые, благодаря свойствам памяти и воображения, связываются в ассоциации. Эти связи получены из опыта. Но когда мы называем нечто следствием, в нем не содержится то, что называют причиной. Поэтому нет достаточных опытных оснований для вывода о существовании причинности. Существуют только совокупности простых идей, во имя удобства объединенных воображением и наделенных особым именем. Он не исключает из науки логику и математику, а лишь показывает, что в этих дисциплинах нет приращения знаний, они условны. Так, связь основания и следствия в логике не совпадает со связью причины и следствия в мире явлений. Первая не дает нового знания, отличного от уже заключенного в посылках, а вторая связана с появлением нового (в самом бытии). Юм предложил, по существу, ограничиться в науке только теми суждениями, которые прямо вытекают из опыта. Это стало впоследствии установкой для целого методологического направления в философии науки

ХХ в. – позитивизма.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: