Ксенофонт]. Афинская Политúя

Этот политический памфлет о государственном устройстве афинян сохранился в сборнике сочинений Ксенофонта; отсюда его название «Псевдоксенофонтова полития». Авторство самого Ксенофонта весьма сомнительно, так как Ксенофонт родился около 444 или около 430 г. до н. э. (на этот счет между историками существует расхож­дение). Кроме того, стиль и политические взгляды автора не совпа­дают с литературным стилем и политическими взглядами самого Ксенофонта. Самое вероятное время написания этого памфлета - около 425 г. до н. э., т. е. первые годы Пелопоннесской войны. Автор «Политии» не известен, но содержание трактата свидетельствует о его принадлежности к олигархам. Попытки приписать авторство этого труда Критию, Ферамену или обоим Фукидидам недостаточно убедительны.

(1) Что касается государственного устройства афинян, то, если они выбрали свой теперешний строй, я не одобряю этого по той причине, что, избрав себе его, они тем самым избрали такой порядок, чтобы простому народу жилось лучше, чем благородным. Вот за это-то и я не одобряю его. Но уж раз у них это было принято в таком виде, я постараюсь доказать, что они удачно сохраняют свое государственное устройство и вообще заводят у себя такие порядки, которые представляются ненормальными с точки зрения остальных греков. (2) Итак, прежде всего я скажу, что в Афинах справед­ливо бедным и простому народу пользоваться преимуществом перед благородными и богатыми по той причине, что народ-то как раз и приводит в движение корабли дает силу государству... Вот эти-то люди и сообщают государству силу в гораздо большей степени, чем гоплиты, и знатные, и благородные. И, раз дело обстоит так, то считается справедливым, чтобы все имели доступ к государственным должностям как при теперешних выборах по жребию, так и при избрании под­нятием рук и чтобы предоставлялась возможность высказы­ваться всякому желающему из граждан. (3) Затем таких должностей, которые приносят спасение, если заняты благо­родными людьми, и подвергают опасности весь вообще народ, если заняты неблагородными, этих должностей народ вовсе не добивается; он не находит нужным получать по жребию должности ни стратегов, ни гиппархов. И правда, народ пони­мает, что получает больше пользы, если эти должности не исправляет сам, а предоставляет их исправлять наиболее мо­гущественным людям. Зато он стремится занимать те долж­ности, которые приносят в дом жалование и доход. (4) Далее, если некоторые удивляются, что афиняне во всех отношениях отдают предпочтение простым и бедным и вообще демократам перед благородными, то этим самым, как, сейчас выяснится, они и сохраняют демократию... (5) Во всякой земле лучший элемент является противником демократии, потому что лучшие люди очень редко допускают бесчинство и несправедливость, но зато самым тщательным образом ста­раются соблюдать благородные начала, тогда как у народа - величайшая необразованность, недисциплинированность и ни­зость. Действительно, людей простых толкают на позорные дела скорее бедность, необразованность и невежество - ка­чества, которые у некоторых происходят по недостатку средств. (6) Может быть кто-нибудь скажет, что не следовало бы допускать их всех без разбора говорить в народном собра­нии и быть членами Совета, но только самых опытных и при­том лучших людей. Но афиняне и в этом отношении рассу­ждают совершенно правильно, предоставляя говорить в соб­рании и простым, потому что, если бы только благородные говорили в народном собрании и обсуждали дела, тогда было бы хорошо людям одного положения с ними, а демократам было бы нехорошо. А при теперешнем положении, когда может говорить всякий желающий, стоит ему подняться со своего места, будь это простой человек, он изыскивает благо для самого себя и для себе подобных. (7) Кто-нибудь, пожа­луй, возразит: так что же хорошего может придумать себе и народу такой человек? А в Афинах находят, что невежество, грубость и благожелательность такого человека скорее при­носят пользу, чем достоинство, мудрость и недоброжелатель­ность благородного. (8) Конечно, не такие порядки нужны для того, чтобы государство могло сделаться наилучшим, но зато демократия скорее всего может сохраниться при таких условиях... (10) С другой стороны, очень велика в Афинах распущен­ность рабов и метеков, и нельзя тут побить раба, и он перед тобой не посторонится. А почему существует этот местный обычай я объясню.[14] Если бы позволялось законом свобод­ному бить раба, или метека, или вольноотпущенника, часто били бы афинянина, приняв его за раба, потому что и по одежде тут народ нисколько не лучше, чем рабы и метеки, да не лучше нисколько и по всему внешнему виду.[15] (11) Если же кто удивляется и тому, что тут позволяют рабам быть избалованными и некоторым вести роскошную жизнь, то ока­жется, может быть, что и это делают сознательно. Действи­тельно, где морская держава, там рабы необходимо должны служить за деньги,[16] чтобы мне получать оброк из того, что будут они зарабатывать, и необходимо там предоставлять им свободу[17]... В Лакедемоне мой раб тебя боялся бы, если же твой раб меня будет бояться, ему, может быть, придется отда­вать и свои деньги, чтобы не подвергаться опасности самому. (12) Так вот вследствие этого мы предоставили и рабам та­кую же свободу слова,[18] как и свободным, а равной метекам, как гражданам, потому что государство нуждается в метеках из-за многочисленности ремесел[19] и в интересах морского дела. Потому-то мы предоставили, естественно, и метекам равную свободу слова…

Зато, что касается хорегий, гимнасиархий и триерархий,[20] он понимает, что хорегами являются богатые, а народ лишь нанимается на службу в хорегиях, что гимнасиархами и триерархами являются богатые, народ же получает выгоды от триерархий и гимнасиархий... Да и в судах он (народ) не столько за­ботится о справедливости, сколько о своей собственной вы­годе.

(14) Что же касается союзников, то у них толпа, очевидно, тоже преследует злостными клеветами и ненавистью благо­родных; а так как афиняне понимают необходимость того, чтобы подчиненный ненавидел своего повелителя, и, с другой стороны, знают, что если в государствах силу будут иметь богатые и благородные, то в Афинах власть очень недолго будет оставаться в руках народа, ввиду этого они благород­ных лишают там гражданской чести, отнимают имущество, изгоняют из своих владений и убивают, а простых поддержи­вают. Благородные из афинян защищают благородных в со­юзных государствах, понимая, что им самим выгодно защи­щать всегда в государствах людей лучших...

(16) По мнению некоторых, народ афинский делает ошибку также и в том, что заставляет союзников ездить для судебных дел в Афины.[21] Но афиняне возражают на это, исчисляя, сколько заключается в этом преимуществ для афин­ского народа: во-первых, из судебных пошлин[22] он получает целый год жалованье; затем, сидя дома и не выезжая на ко­раблях, он распоряжается в союзных государствах и при этом людей из народа поддерживает в судах, а противников уни­чтожает. Между тем если бы все вели свои процессы у себя на родине, то, будучи недовольны афинянами,[23] старались бы уничтожить тех из своей среды, которые наиболее сочувствуют афинской демократии... (18) А при теперешних усло­виях вынужден угождать народу афинскому каждый в от­дельности из союзников, так как каждый сознает, что ему предстоит, придя в Афины, подвергнуться наказанию или по­лучить удовлетворение не перед кем-либо иным, но перед народом,[24] как того требует в Афинах закон. И он бывает вынужден умолять на судах, бросаясь на колени, и хватать за руку всякого входящего. Вот поэтому-то союзники еще в большей степени стали рабами народа афинского.

II. (3) А из тех подчиненных афинянам государств, которые лежат на материке, большие подчиняются из страха, а ма­ленькие - главным образом из нужды; ведь нет такого госу­дарства, которое не нуждалось бы в привозе или вывозе чего-нибудь, и, значит, ни того ни другого не будет у него, если оно не станет подчиняться хозяевам моря. (4) Затем власти­телям моря можно делать то, что только иногда удается вла­стителям суши, опустошать землю более сильных; именно можно подходить на кораблях туда, где или вовсе нет врагов, или где их немного, а если они приблизятся, можно сесть на корабли и уехать, и, поступая так, человек встречает меньше затруднений, чем тот, кто собирается делать подобное с сухо­путной армией. (5) Далее властителям моря можно пред­принять плавание как угодно далеко от своей родины, а войску сухопутной державы невозможно от своей земли отой­ти на расстояние многих дней пути, потому что такие передвижения медленны и невозможно, идя сухим путем, иметь с собой запасов провианта на долгое время, При этом тому, кто идет сухим путем, надо проходить через друже­ственную страну или же пробиваться, побеждая в сражении; а тому, кто едет по морю, можно высадиться там, где он имеет превосходство, а в том месте, где этого не имеет, можно не высаживаться, а проехать мимо, пока не придет к друже­ственной стране или к более слабым, чем он сам. (6) Затем от неурожая плодов, насылаемого Зевсом, сухопутные дер­жавы серьезно страдают, морские же переносят это легко, потому что не всякая земля в это время страдает и, таким образом, из благополучной местности доставляется все нужное тому, кто владычествует над морем...

(9) А что касается жертв и святилищ, празднеств и свя­щенных участков, то народ, поняв, что невозможно каждому бедному человеку самому приносить жертвы, устраивать празднества, возводить храмы и украшать и возвеличивать город, в котором живет, придумал, как достигнуть этого. Вот поэтому государство совершает на общественный счет жерт­воприношения в большом числе, а народ и пирует, и получает по жребию мясо жертвенных животных. (10) Кроме того, гимназии с банями и раздевальнями у богатых - по крайней мере у некоторых - есть собственные, народ же строит спе­циально сам для себя многочисленные палестры, раздевальни и бани. И больше пользуется ими чернь, чем немногие зажи­точные.

(11) А если уж говорить о богатстве греков и варваров, то афиняне одни могут иметь его у себя. В самом деле, если какой-нибудь город богат корабельным лесом, куда он будет сбывать его, если не добьется на это согласия тех, кто гос­подствует над морем? Что еще? Если какой-нибудь город богат железом, медью или льном, куда он будет сбывать, если не заручится согласием того, кто господствует над морем? А ведь из всего этого и создаются у меня корабли...

(14) Одного только не хватает афинянам. Именно если бы они владычествовали над морем, живя на острове, им можно было бы, вредя при желании другим, не терпеть ничего ху­дого, пока сами владычествуют над морем, причем и земля их не пострадала бы, и врагов не пришлось бы, сверх того, ожи­дать к себе. Но при настоящем положении больше страдают от прихода врагов крестьяне и богатые афиняне, тогда как демократический элемент, хорошо зная, что ничего из его до­стояния враги не сожгут и не уничтожат, живет беспечно, не боясь их прихода. (15) А помимо этого, если бы афиняне жили на острове, они освободились бы и от другой опасности что когда-нибудь их государство будет предано кучкой лю­дей, что будут открыты ворота и ворвутся враги. И действи­тельно, разве могло бы это произойти, если бы они жили на острове? Да и восстания какой-нибудь части населения про­тив демократической партии не боялись бы, если бы жили на острове. Ведь теперь, если бы подняли восстание, восстали бы в расчете на врагов, думая, что приведут их к себе на помощь сухим путем. А если бы жили на острове, и в этом отношении им не было бы опасности. (16) Так вот раз с са­мого начала они не поселились на острове, то теперь они поступают следующим образом. Свое имущество они отдают островам на сбережение, уверенные в прочности своего гос­подства на море, и не глядят на то, что земля Аттики под­вергается опустошению,[25] так как понимают, что, если будут жалеть ее, лишатся других более важных благ.

(17) Далее, союзные договоры и присягу для олигархических государств необходимо соблюдать... А что касается народа, то, какие бы договоры они ни заключали, можно ка­ждому из его среды, сваливая вину на кого-нибудь одного - на говорившего тогда оратора или на председателя собрания, ставившего вопрос на голосование, - отрекаться, говоря, что не присутствовал тогда и что не согласен с этим, разве только узнают, что договор заключен при полном собрании народа.[26] И если не найдут нужным считать его действительным, у них придуманы тысячи предлогов, чтобы не исполнять того, чего не захотят.[27] Притом, если произойдет что-нибудь худое от принятого народом решения, демократы приписывают вину в этом тому, что кучка людей, противодействуя ему, испортила все дело; если же будет какой-нибудь успех, тогда приписы­вают честь этого себе... (19) Итак, я по крайней мере утвер­ждаю, что народ в Афинах понимает, кто из граждан благо­родный и кто простой, и, понимая это, любит своих сторонни­ков и радетелей, хотя бы они были простыми, а благородных скорее ненавидит, так как не думает, чтобы их благород­ство служило ко благу ему, но ждет от него лишь худого. И наоборот, некоторые, стоящие в самом деле за народ по происхождению вовсе не демократы.[28] (20) Я со своей сто­роны допускаю демократическую точку зрения для самого народа, потому что каждому простительно заботиться о са­мом себе. Но кто, не принадлежа к народу, предпочитает жить в демократическом, а не в олигархическом государстве, тот просто задается какими-нибудь преступными намерения­ми и видит, что мошеннику скорее можно остаться незаме­ченным в демократическом государстве, чем в олигархиче­ском.

III. (1) Итак, что касается государственного устройства афинян, то характер его я, конечно, не одобряю; но, раз уж они решили иметь демократическое правление, мне кажется, что они удачно сохраняют демократию, пользуясь теми при­емами, какие я указал. Кроме того, как я вижу, некоторые упрекают афинян еще и за то, что иногда у них Совету и народу не удается принять решение для человека, хотя бы он сидел в ожидании целый год.[29] Происходит это в Афинах только из-за того, что вслед­ствие множества дел они не успевают всех отпускать, разре­шив их дела. (2) Да и как бы они могли успеть сделать это, когда им приходится, во-первых, справить столько праздни­ков, сколько еще ни одному из греческих государств, - а во время их труднее добиться чего-нибудь по делам государ­ства, - затем разбирать столько частных и государственных процессов и отчетов, сколько не разбирают и все вообще люди, а Совету - совещаться часто о войне, часто об изыска­нии денег, часто о законодательстве, часто о текущих собы­тиях государственной жизни, часто о делах с союзниками; принимать подать; заботиться о верфях и святилищах. Так что же удивительного, что при наличии стольких дел они не в состоянии всем людям разрешить их дела? Еще о многих вещах я не говорю; самое же важное упомянуто все, кроме установления податей для союзников.[30] А эти дела бы­вают по большей части каждое, пятилетие... (7) Хорошо! Но кто-нибудь скажет, что судить надо, но не такому большому количеству судей.[31] Тогда по необходимости в каждой судеб­ной комиссии, если не сократят числа их, будет заседать лишь ограниченное число членов, в результате чего легко будет и вступить в сделку с судьями ввиду их малочисленности, и подкупить их, но вместе с тем им будет гораздо труднее су­дить по правде... Так вот ввиду этого я не считаю возможным, чтобы в Афинах дела шли иначе, чем теперь; разве только в чем-нибудь незначительном можно одно выкинуть, другое прибавить, а многого изменить нельзя, не отнимая в то же время чего-нибудь у демократического строя. (9) Конечно, чтобы улучшился государственный порядок, можно многое придумать, но, чтобы существовала демократия и чтобы в то же время было лучшее правление, найти удовлетворитель­ное решение этого нелегко; разве только, как я только что сказал, можно в мелочах что-нибудь прибавить или отнять. (10) Затем, мне кажется, афиняне и в том отношении не­правильно рассуждают, что принимают сторону худших в го­сударствах, где происходит смута. Но они это делают созна­тельно, потому что если бы они принимали сторону лучших, то вступались бы не за своих единомышленников: ведь ни в одном государстве лучшие люди не сочувствуют демократии, но худшие в каждом государстве сочувствуют демократии;[32] конечно, подобный подобному всегда друг. Вот поэтому-то афиняне и вступаются за то, что подходит к ним самим...

(12) Может быть, кто-нибудь возразит, что, видно, никто не подвергся в Афинах несправедливо лишению гражданской чести.[33] Я же утверждаю, что есть некоторые, которые лишены, прав несправедливо, но это лишь некоторые, немногие. Между тем, чтобы посягнуть на существование афинской демократии, нужна не горсть людей; к тому же ведь обыкновенно бывает, что об этом совершенно не помышляют те, которые лишены прав справедливо, а лишь те - которые несправедливо. (13) Как же в таком случае можно представить себе, чтобы большинство было несправедливо лишено прав в Афинах, где народ сам исправляет должности и где лишаются прав за такие дела, как недобросовестное отправление должности, нечестные речи и действия? Принимая вот это в соображение, не следует думать, чтобы какая-либо опасность грозила в Афинах со стороны людей, лишенных гражданской чести.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: