Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






ПОСМЕРТНЫЕ УГРЫЗЕНИЯ




 

 

Когда ты будешь спать средь сумрака могилы,

И черный мавзолей воздвигнут над тобой;

Когда, прекрасная, лишь ров да склеп унылый

Заменят твой альков и замок пышный твой;

 

Когда могильная плита без сожаленья

Придавит робкую, изнеженную грудь,

Чтоб в сердце замерло последнее биенье,

Чтоб ножки резвые прервали скользкий путь:

 

Тогда в тиши ночей без сна и без просвета

Пускай тебе шепнет могильная плита,

Одна достойная наперсница поэта:

 

«Твоя пустая жизнь позорно прожита;

О том, что мертвецы рыдают, ты не знала!»

Тебя источит червь, как угрызений жало.

 

le français

 

XXXIV

КОШКА

 

 

Спрячь когти, кошечка; сюда, ко мне на грудь,

Что лаской нежною к тебе всегда объята,

И дай моим глазам в твоих глазах тонуть,

Где слит холодный блеск металла и агата!

 

Когда ласкаю я то голову твою,

То спину гибкую своей рукой небрежной,

Когда, задумчивый, я светлый рой ловлю

Искр электрических, тебя касаясь нежно,

 

В моей душе встает знакомое виденье:

Ее бесчувственный, ее холодный взгляд

Мне в грудь вонзается, как сталь, без сожаленья,

 

И с головы до ног, как тонкий аромат,

Вкруг тела смуглого струя смертельный яд,

Она со мной опять, как в прежние мгновенья.

 

le français

 

XXXV

DUELLUM [46]

 

 

Бойцы сошлись на бой, и их мечи вокруг

Кропят горячий пот и брызжут красной кровью.

Те игры страшные, тот медный звон и стук —

Стенанья юности, растерзанной любовью!

 

В бою раздроблены неверные клинки,

Но острый ряд зубов бойцам заменит шпаги:

Сердца, что позднею любовью глубоки,

Не ведают границ безумья и отваги!

 

И вот в убежище тигрят, в глухой овраг

Скатился в бешенстве врага сдавивший враг,

Кустарник багряня кровавыми струями!

 

Та пропасть — черный ад, наполненный друзьями;

С тобой, проклятая, мы скатимся туда,

Чтоб наша ненависть осталась навсегда!

 

le français

 

XXXVI

БАЛКОН

 

 

О цариц царица, мать воспоминаний,

Ты, как долг, как счастье, сердцу дорога,

Ты — воскресший отблеск меркнущих лобзаний,

В сумерках вечерних сладость очага,

О цариц царица, мать воспоминаний!

 

Вечерами углей жаркое дыханье

И балкон под дымкой розовых паров,

Ласки сердца, нежных грудей колыханья

И чуть внятный шепот незабвенных слов,

Вечерами углей жаркое дыханье!

 

Снова грудь крепчает в глубине простора,

В теплой мгле вечерней так хорош закат!

Преклоненный силой царственного взора,

Нежной крови пью я тонкий аромат;

Снова грудь крепчает в глубине простора!

 

Встала ночь, сгущаясь, черною стеною,

Но зрачков горячих ищет страстный взгляд;

Убаюкав ножки братскою рукою,

Пью твое дыханье, как прелестный яд;

Встала ночь, сгущаясь, черною стеною.

 

Мне дано искусство воскрешать мгновенья

И к твоим коленам льнущие мечты;

В нежном сердце, в теле, что полны томленья,

Я ищу, волнуясь, грустной красоты.

Мне дано искусство воскрешать мгновенья!

 

Ароматы, шепот, без конца лобзанья!

Кто из бездн запретных вас назад вернет,

Как лучей воскресших новые блистанья,

Если ночь омоет их в пучинах вод?

Ароматы, шепот, без конца лобзанья!

 

le français

 

XXXVII

ОДЕРЖИМЫЙ

 

 

Смотри, диск солнечный задернут мраком крепа;

Окутайся во мглу и ты, моя Луна,

Курясь в небытии, безмолвна и мрачна,

И погрузи свой лик в бездонный сумрак склепа.

 

Зову одну тебя, тебя люблю я слепо!

Ты, как ущербная звезда, полувидна;

Твои лучи влечет Безумия страна;

Долой ножны, кинжал, сверкающий свирепо!

 

Скорей, о пламя люстр, зажги свои зрачки!

Свои желания зажги, о взор упорный!

Всегда желанна ты во мгле моей тоски;

 

Ты — розовый рассвет, ты — Ночи сумрак черный;

Все тело в трепете, всю душу полнит гул, —

Я вопию к тебе, мой бог, мой Вельзевул[47]!

 

le français

 

XXXVIII

ПРИЗРАК

 

 

I

МРАК

 

Велением судьбы я ввергнут в мрачный склеп,

Окутан сумраком таинственно-печальным;

Здесь Ночь предстала мне владыкой изначальным;

Здесь, розовых лучей лишенный, я ослеп.

 

На вечном сумраке мечты живописуя,

Коварным Господом я присужден к тоске;

Здесь сердце я сварю, как повар, в кипятке

И сам в груди своей его потом пожру я!

 

Вот, вспыхнув, ширится, колышется, растет,

Ленивой грацией приковывая око,

Великолепное видение Востока;

 

Вот протянулось ввысь и замерло — и вот

Я узнаю Ее померкшими очами:

Ее, то темную, то полную лучами.

 

 

II

АРОМАТ

 

Читатель, знал ли ты, как сладостно душе,

Себя медлительно, блаженно опьяняя,

Пить ладан, что висит, свод церкви наполняя,

Иль едким мускусом пропахшее саше?

 

Тогда минувшего иссякнувший поток

Опять наполнится с магическою силой,

Как будто ты сорвал на нежном теле милой

Воспоминания изысканный цветок!

 

Саше пахучее, кадильница алькова,

Ее густых кудрей тяжелое руно

Льет волны диких грез и запаха лесного;

 

В одеждах бархатных, где все еще полно

Дыханья юности невинного, святого,

Я запах меха пью, пьянящий, как вино.

 

 

III

РАМКА

 

Как рамка лучшую картину облекает

Необъяснимою, волшебной красотой,

И, отделив ее таинственной чертой

От всей Природы, к ней вниманье привлекает,

 

Так с красотой ее изысканной слиты

Металл и блеск камней и кресел позолота:

К ее сиянью все спешит прибавить что-то,

Все служит рамкою волшебной красоты.

 

И вот ей кажется, что все вокруг немеет

От обожания, и торс роскошный свой

Она в лобзаниях тугих шелков лелеет,

 

Сверкая зябкою и чуткой наготой;

Она вся грации исполнена красивой

И обезьянкою мне кажется игривой.

 

 

IV

ПОРТРЕТ

 

Увы, Болезнь и Смерть все в пепел превратили;

Огонь, согревший нам сердца на миг, угас;

И нега знойная твоих огромных глаз

И влага пышных губ вдруг стали горстью пыли.

 

Останки скудные увидела душа;

Где вы, пьянящие, всесильные лобзанья,

Восторгов краткие и яркие блистанья?..

О, смутен контур твой, как три карандаша.

 

Но в одиночестве и он, как я, умрет —

И Время, злой старик, день ото дня упорно

Крылом чудовищным его следы сотрет…

 

Убийца дней моих, палач мечтаний черный,

Из вечной памяти досель ты не исторг

Ее — души моей и гордость и восторг!

 

le français

 

XXXIX [48]

 

 

Тебе мои стихи! Когда поэта имя,

Как легкая ладья, что гонит Аквилон[49],

Причалит к берегам неведомых времен

И мозг людей зажжет виденьями своими —

 

Пусть память о тебе назойливо гремит,

Пусть мучит, как тимпан[50], чарует, как преданье,

Сплетется с рифмами в мистическом слиянье,

Как только с петлей труп бывает братски слит!

 

Ты, бездной адскою, ты, небом проклятая,

В одной моей душе нашла себе ответ!

Ты тень мгновенная, чей контур гаснет, тая.

 

Глумясь над смертными, ты попираешь свет

И взором яшмовым и легкою стопою,

Гигантским ангелом воздвигшись над толпою!

 

le français

 

XL

SEMPER EADEM [51]

 

 

«Откуда скорбь твоя? Зачем ее волна

Взбегает по скале, чернеющей отвесно?»

— Тоской доступной всем, загадкой всем известной

Исполнена душа, где жатва свершена.

 

Сдержи свой смех, равно всем милый и понятный,

Как правда горькая, что жизнь — лишь бездна зла;

Пусть смолкнет, милая, твой голос, сердцу внятный,

Чтоб на уста печать безмолвия легла.

 

Ты знаешь ли, дитя, чье сердце полно света

И чьи улыбчивы невинные уста, —

Что Смерть хитрей, чем Жизнь, плетет свои тенета?

 

Но пусть мой дух пьянит и ложная мечта!

И пусть утонет взор в твоих очах лучистых,

Вкушая долгий сон во мгле ресниц тенистых.

 

le français

 

XLI

ВСЕ НЕРАЗДЕЛЬНО

 

 

Сам Демон в комнате высокой

Сегодня посетил меня;

Он вопрошал мой дух, жестоко

К ошибкам разум мой клоня:

 

«В своих желаниях упорных

Из всех ее живых красот,

И бледно-розовых и черных,

Скажи, что вкус твой предпочтет?»

 

«Уйди!» — нечистому сказала

Моя влюбленная душа:

«В ней все — диктам[52], она мне стала

Вся безраздельно хороша!

 

В ней все мне сердце умиляет,

Не знаю „что", не знаю „как";

Она, как утро, ослепляет,

И утоляет дух, как мрак.

 

В ней перепутана так сложно

Красот изысканная нить,

Ее гармоний невозможно

В ряды аккордов разрешить.

 

Душа исполнена влиянья

Таинственных метаморфоз:

В ней стало музыкой дыханье,

А голос — ароматом роз!»

 

le français

 

XLII

 

 

Что можешь ты сказать, мой дух, всегда ненастный,

Душа поблекшая, что можешь ты сказать

Ей, полной благости, ей, щедрой, ей, прекрасной?

Один небесный взор — и ты цветешь опять!..

 

Напевом гордости да будет та хвалима,

Чьи очи строгие нежнее всех очей,

Чья плоть — безгрешное дыханье херувима,

Чей взор меня облек в одежду из лучей!

 

Всегда: во тьме ночной, холодной и унылой,

На людной улице, при ярком свете дня,

Передо мной скользит, дрожит твой облик милый,

 

Как факел, сотканный из чистого огня:

«Предайся Красоте душой, в меня влюбленной;

Я буду Музою твоею и Мадонной!»

 

le français

 

XLIII

ЖИВОЙ ФАКЕЛ

 

 

Глаза лучистые, вперед идут они,

Рукою Ангела превращены в магниты,

Роняя мне в глаза алмазные огни, —

Два брата, чьи сердца с моим чудесно слиты.

 

Все обольщения рассеяв без следа,

Они влекут меня высокою стезею;

За ними следую я рабскою стопою,

Живому факелу предавшись навсегда!

 

Глаза прелестные! Мистическим сияньем

Подобны вы свечам при красном свете дня,

Вы — луч померкнувший волшебного огня!..

 

Но свечи славят Смерть таинственным мерцаньем,

А ваш негаснущий, неистребимый свет —

Гимн возрождения, залог моих побед!

 

le français

 

XLIV

ВОЗВРАТИМОСТЬ [53]

 

 

Ангел, радостный Ангел, ты знаешь ли муки,

Безнадежность рыданий и горький позор,

Страх бессонных ночей и томление скуки,

И безжалостной совести поздний укор?

Ангел, радостный Ангел, ты знаешь ли муки?

 

Ангел добрый, ты знаешь ли злобу слепую,

Руки сжатые, слезы обиды в глазах,

В час, как Месть, полновластная в наших сердцах,

Адским зовом встревожит нам душу больную?

Ангел добрый, ты знаешь ли злобу слепую?

 

Ангел, полный здоровья, ты знаешь больницы,

Где болезни, как узники, шаткой стопой

В бледном сумраке бродят по стенам темницы, —

Ищут мертвые губы их луч золотой?

Ангел, полный здоровья, ты знаешь больницы?

 

Язвы оспы ты знаешь ли, Ангел прекрасный,

Близость старости мертвой и мерзостный миг,

Коль во взорах, где взор опьяняется страстный,

Ты нежданно предательства жажду постиг?

Язвы оспы ты знаешь ли, Ангел прекрасный?

 

Ангел полный сиянья и счастьем богатый,

Царь Давид умолял бы[54], в час смерти любя,

Чтоб его воскресили твои ароматы;

Я же только молитвы прошу у тебя,

Ангел полный сиянья и счастьем богатый!

 

le français

 

XLV

ПРИЗНАНИЕ

 

 

О, незабвенный миг! То было только раз:

Ты на руку мою своей рукой учтивой

Вдруг так доверчиво, так нежно оперлась,

Надолго озарив мой сумрак сиротливый.

 

Тогда был поздний час; как новая медаль,

Был полный диск луны на мраке отчеканен,

И ночь торжественной рекой катилась вдаль;

Вкруг мирно спал Париж, и звук шагов был странен;

 

Вдоль дремлющих домов, в полночной тишине

Лишь кошки робкие, насторожась, шныряли,

Как тени милые, бродили при луне

И, провожая нас, шаг легкий умеряли.

 

Вдруг близость странная меж нами расцвела,

Как призрачный цветок, что вырос в бледном свете,

И ты, чья молодость в своем живом расцвете

Лишь пышным праздником и радостью была,

 

Ты, светлый звон трубы, в лучах зари гремящей —

В миг странной близости, возникшей при луне,

Вдруг нотой жалостной, неверной и кричащей,

Как бы непрошеной, пронзила сердце мне.

 

Та нота вырвалась и дико и нелепо,

Как исковерканный, беспомощный урод,

Заброшенный семьей навек во мраке склепа

И вдруг покинувший подземный, тайный свод.

 

Та нота горькая, мой ангел бедный, пела:

«Как все неверно здесь, где смертью все грозит!

О, как из-под румян, подделанных умело,

Лишь бессердечие холодное сквозит!

 

Свой труд танцовщицы, и скучный и банальный,

Всегда готова я безумно клясть, как зло;

Пленять сердца людей улыбкой машинальной

И быть красавицей — плохое ремесло.

 

Возможно ли творить, где все живет мгновенье,

Где гибнет красота, изменчива любовь,

И где поглотит все холодное Забвенье,

Где в жерло Вечности все возвратится вновь!»

 

Как часто вижу я с тех пор в воспоминанье

Молчанье грустное, волшебный свет луны

И это горькое и страшное признанье,

Всю эту исповедь под шепот тишины!

 

le français

 

XLVI

ДУХОВНАЯ ЗАРЯ

 

 

Лишь глянет лик зари, и розовый и белый,

И строгий Идеал, как грустный, чистый сон,

Войдет к толпе людей, в разврате закоснелой,

В скоте пресыщенном вдруг Ангел пробужден.

 

И души падшие, чья скорбь благословенна,

Опять приближены к далеким небесам,

Лазурной бездною увлечены мгновенно;

Не так ли, чистая Богиня, сходит к нам

 

В тот час, когда вокруг чадят останки оргий,

Твой образ, сотканный из розовых лучей?

Глаза расширены в молитвенном восторге;

 

Как Солнца светлый лик мрачит огни свечей,

Так ты, моя душа, свергая облик бледный,

Вдруг блещешь вновь, как свет бессмертный,

всепобедный.

 

le français

 

XLVII

ГАРМОНИЯ ВЕЧЕРА

 

 

В час вечерний здесь каждый дрожащий цветок,

Как кадильница, льет фимиам, умиленный,

Волны звуков сливая с волной благовонной;

Где-то кружится вальс, безутешно-глубок;

 

Льет дрожащий цветок фимиам, умиленный,

Словно сердце больное, рыдает смычок,

Где-то кружится вальс, безутешно-глубок,

И прекрасен закат, как алтарь позлащенный;

 

Словно сердце больное, рыдает смычок, —

Словно робкое сердце пред тьмою бездонной,

И прекрасен закат, как алтарь позлащенный;

Погружается солнце в кровавый поток…

 

Снова робкое сердце пред тьмою бездонной

Ищет в прошлом угаснувших дней огонек;

Погружается солнце в кровавый поток…

Но как отблеск потира[55]— твой образ священный!

 

le français

 

XLVIII

ФЛАКОН

 

 

Есть проникающий все поры аромат,

Подчас в самом стекле не знающий преград.

Раскупорив сундук, приплывший к нам с Востока,

С замком, под пальцами скрежещущим жестоко,

 

Иль в доме брошенном и пыльном разыскав

Весь полный запахов годов минувших шкаф,

Случалось ли тебе найти флакон забытый, —

И в миг овеян ты душой, в стекле сокрытой.

 

Там в забытьи дремал, с тяжелым мраком слит,

Рой мыслей, словно горсть печальных хризалид[56];

Вдруг, крылья распустив, причудливой толпою

Он слил цвет розовый с лазурью золотою.

 

Не так ли нас пьянит и носится вокруг

Воспоминаний рой, от сна очнувшись вдруг?

Нас, взор смежив, влечет безумье к бездне черной,

Где — человеческих миазмов дух тлетворный.

 

Душа низринута во тьму седых веков.

Где Лазарь[57], весь смердя, встает среди гробов,

Как привидение, и саван разрывает;

Восторг былых страстей в нем сердце надрывает.

 

Так погружусь и я в забвенье и во мглу,

Заброшен в пыльный шкаф, забыт в его углу;

Флакон надтреснутый, нечистый, липкий, пыльный

Я сохраню тебя, чума, как склеп могильный.

 

О жизнь моей души, о сердца страшный яд!

Я всем поведаю, что твой всесилен взгляд,

Что сами ангелы мне в грудь отраву влили

И что напиток тот мои уста хвалили!

 

le français

 

XLIX

ОТРАВА [58]

 

 

Порой вино притон разврата

В чертог волшебный превратит

Иль в портик сказочно богатый,

Где всюду золото блестит,

Как в облаках — огни заката.

 

Порою опий властью чар

Раздвинет мир пространств безбрежный,

Удержит мигов бег мятежный

И в сердце силой неизбежной

Зажжет чудовищный пожар!

 

Твои глаза еще страшнее,

Твои зеленые глаза:

Я опрокинут в них, бледнея;

К ним льнут желанья, пламенея,

И упояет их гроза.

 

Но жадных глаз твоих страшнее

Твоя язвящая слюна;

Душа, в безумьи цепенея,

В небытие погружена,

И мертвых тихая страна

Уже отверста перед нею!

 

le français

 

L

ОБЛАЧНОЕ НЕБО

 

 

Как дымка, легкий пар прикрыл твой взор ненастный;

То нежно-грезящий, то гневный и ужасный,

То серо-пепельный, то бледно-голубой,

Бесцветный свод небес он отразил собой.

 

Он влажность знойных дней на память вновь приводит,

Тех дней, когда душа в блаженстве слез исходит,

Когда, предчувствием зловещим потрясен,

Мятется дух в бреду, а ум вкушает сон.

 

Ты — даль прекрасная печальных кругозоров,

Лучей осенних свет, сень облачных узоров;

Ты — пышный, поздний блеск увлаженных полей,

С лазури облачной ниспавший сноп лучей.

 

Как хлопья инея, как снежные морозы,

Пленительны твои безжалостные грозы;

Душа, влюбленная в металл и в скользкий лед,

Восторг утонченный в тебе одной найдет!

 

le français

 

LI

КОТ

 

I

Как в комнате простой, в моем мозгу с небрежной

И легкой грацией все бродит чудный кот;

Он заунывно песнь чуть слышную поет;

Его мяуканье и вкрадчиво и нежно.

 

Его мурлыканья то внятнее звучат,

То удаленнее, спокойнее, слабее;

Тот голос звуками глубокими богат

И тайно властвует он над душой моею.

 

Он в недра черные таинственно проник,

Повиснул сетью струй, как капли, упадает;

К нему, как к зелию, устами я приник,

Как строфы звучные, он грудь переполняет.

 

Мои страдания он властен покорить,

Ему дано зажечь блаженные экстазы,

И незачем ему, чтоб с сердцем говорить,

Бесцельные слова слагать в пустые фразы.

 

Тот голос сладостней певучего смычка,

И он торжественней, чем звонких струн дрожанье;

Он грудь пронзает мне, как сладкая тоска,

Недостижимое струя очарованье.

 

О чудный, странный кот! Кто голос твой хоть раз

И твой таинственный напев хоть раз услышит,

Он снизойдет в него, как серафима глас,

Где все утонченной гармониею дышит.

 

 

II

От этой шубки черно-белой

Исходит тонкий аромат;

Ее коснувшись, вечер целый

Я благовонием объят.

 

Как некий бог — быть может, фея —

Как добрый гений здешних мест,

Всем управляя, всюду вея,

Он наполняет все окрест.

 

Когда же снова взгляд влюбленный

Я, устремив в твой взор, гляжу, —

Его невольно вновь, смущенный,

Я на себя перевожу;

 

Тогда твоих зрачков опалы,

Как два фонарика, горят,

И ты во мгле в мой взгляд усталый

Свой пристальный вперяешь взгляд.

 

le français

 

LII

ПРЕКРАСНЫЙ КОРАБЛЬ

 

 

Я расскажу тебе, изнеженная фея,

Все прелести твои в своих мечтах лелея,

Что блеск твоих красот

Сливает детства цвет и молодости плод!

 

Твой плавный, мерный шаг края одежд колышет,

Как медленный корабль, что ширью моря дышит,

Раскинув парус свой,

Едва колеблемый ритмической волной.

 

Над круглой шеею, над пышными плечами

Ты вознесла главу; спокойными очами

Уверенно блестя,

Как величавое ты шествуешь дитя!

 

Я расскажу тебе, изнеженная фея,

Все прелести твои в своих мечтах лелея,

Что блеск твоих красот

Сливает детства цвет и молодости плод.

 

Как шеи блещущей красив изгиб картинный!

Муаром он горит, блестя, как шкаф старинный;

Грудь каждая, как щит,

Вдруг вспыхнув, молнии снопами источит.

 

Щиты дразнящие, где будят в нас желанья

Две точки розовых, где льют благоуханья

Волшебные цветы,

Где все сердца пьянят безумные мечты!

 

Твой плавный, мерный шаг края одежд колышет,

Ты — медленный корабль, что ширью моря дышит,

Раскинув парус свой,

Едва колеблемый ритмической волной!

 

Твои колени льнут к изгибам одеяний,

Сжигая грудь огнем мучительных желаний;

Так две колдуньи яд

В сосуды черные размеренно струят.

 

Твоим рукам сродни Геракловы забавы,

И тянутся они, как страшные удавы,

Любовника обвить,

Прижать к твоей груди и в грудь твою вдавить!

 

Над круглой шеею, над пышными плечами

Ты вознесла главу; спокойными очами

Уверенно блестя,

Как величавое ты шествуешь дитя!

 

le français

 

LIII






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных