О том, как должно вначале обучаться действованию умом в сердце этой божественной молитвы 2 страница

Иерей. Простите, батюшка, мне хочется сказать, что и в произведениях наших светских писателей иногда проявляется то же удивительное чувство прикосновения к иным мирам, понимание языка природы, сладостное чувство любви ко всему сущему и желание упасть на землю и целовать ее и омывать ее слезами умиления и благодарности к Богу. Я вспоминаю и свои собственные переживания, когда я, будучи еще молодым человеком, любил странствовать пешком по святым местам. Идешь, бывало, в тихий жаркий полдень, одинокий, по необъятной равнине, покрытой поспевающей рожью, и в этой глубокой тишине и уединении вдруг почувствуешь всю таинственную глубину беспредельного мира. Страх и трепет наполнит душу, и вспоминаются слова патриарха Иакова: Страшно место сие: несть сие, но Дом Божий, и сия врата небесная.

Инок. У каждого человека, созданного по образу и подобию Божию, существует естественное чувство и тяготение к Богу. Но это естественное тяготение надо отличать от благодатного прозрения в тайны жизни небесной. Я сейчас приведу вам пример того, как можно, пребывая неисходно в своей келье, зреть внутренними очами величие Божие. Вот слова об этом преп. Симеона Нового Богослова: «О, чудо! какое слово сие изглаголет, ибо это страшно воистину и свыше всякого слова! Вижу свет, которого не имеет мир, и, сидя в келье, вижу внутрь себя Творца мира, и беседую с Ним, и люблю Его, и питаюсь единым боговидением, и, соединившись с Ним, превосхожду небеса; где же тогда тело? Не знаю, ибо Господь меня любит и в Самого Себя приемлет, и на объятиях скрывает, и, будучи на небесах, в то же время и в моем сердце, и здесь и там виден мне. Владыка являет меня не только равным Ангелам, но и преимуществующим пред ними, ибо, Невидимый для них и Неприступный Существом, мне виден бывает и с моим соединяется существом. Это есть то, о чем возвещает апостол: что око не виде, и ухо не слыша, и на сердце плотяно не взыде (ср.: 1 Кор. 2, 9), и, пребывая в этом, не только не хочешь выйти из кельи, но желал бы укрыться в глубине земли, чтобы и там, вне всего мира, созерцать Бессмертного Владыку и Создателя».

Согласно с преп. Симеоном Новым Богословом, и преп. Исаак Сирин говорит, что когда отымется у человека покрывало страстей от мысленных его очей и узрит он сию неизреченную Славу, внезапно ум его возвышается до ужаса, и если бы Бог не положил предела в сей жизни такому состоянию и не определил бы сколько в нем оставаться, – то если бы допущено было продолжаться оному и во всю жизнь человека, никогда не захотел бы он выйти из сего дивного видения. Но так устроил Бог по Своей милости, чтобы на время умалялась благодать Его во святых, дабы могли они промышлять и о братии своей служением слова, поучающего благочестие. Вкусившие однажды, в мертвенном сем теле, бессмертной пищи, и в маловременном мире сподобившиеся отчасти той радости, которая предуготовляется в Небесном Отечестве, уже не могут прилепляться красным мира сего или бояться чего‑либо скорбного и лютого, но с апостолом дерзают восклицать: ничтоже возможет нас разлучити от любви Божией (Рим. 8, 39).

* * *

Свидетельство о подобном состоянии находим и у преп. Макария Великого.

«Иногда во весь день чем‑нибудь занятый, на один час посвящает себя молитве, и внутренний его человек с великим услаждением восхищается в молитвенное состояние, в бесконечную глубину оного века, так что всецело устремляется туда парящий и восхищенный ум. На это время происходит в помыслах забвение о земном мудровании, потому что помыслы насыщены и пленены божественным небесным, беспредельным, непостижимым и чем‑то чудным, чего человеческим устам изречь невозможно.

В этот час человек молится и говорит: о, если бы душа моя отошла вместе с молитвою! Человеку надобно, так сказать, пройти двенадцать ступеней и потом достигнуть совершенства. В иное время, действительно, достигает он этой меры и приходит в совершенство. А потом благодать снова начинает действовать слабее, и человек нисходит на одну ступень, и стоит уже на одиннадцатой. А иной, богатый благодатью, день и ночь стоит на высоте совершенства, будучи свободен и чист, всегда пленен благодатью и превознесен. И такой человек, которому показаны оные чудеса и который изведал их опытно, если бы так было с ним всегда, не мог бы уже принять на себя домостроительства Слова или иного какого бремени, не согласился бы ни слышать, ни заботиться о себе и об утреннем дне, но только стал бы сидеть в одном углу в восхищении и как бы в упоении. Посему‑то совершенная мера не дана ему, чтобы мог он заниматься попечением о братии и служением Слову».

* * *

Инок. Сказанное мною о созерцательной молитве вы должны понимать только как некоторое предварительное понятие об этой молитве, отнюдь не выражающее самой сущности дела, доступной познанию лишь по особому действию божественной благодати. Это есть, так сказать, лишь внешний осмотр того храма созерцательной молитвы, внутренность которого доступна лишь особым избранникам Божиим. Твердо и смиренно вы должны хранить это сознание в своем сердце.

Иерей. Благодарю вас, отче! Следующий вопрос, на который я хочу попросить вашего разъяснения, есть вопрос о теплоте, которой сопровождается молитва. Вы уже говорили об этом во второй беседе, но мне хочется еще раз услышать важное и для меня, и для других разъяснение различия между теплотой естественной, теплотой благодатной и теплотой, возбуждаемой диаволом.

Инок. Теплота чувства должна всегда сопровождать искреннюю и истинную сердечную молитву, так оно и бывает у людей молящихся с искренней верой и в простоте сердца. Но подвижники, действительно, различают разные виды теплоты, и среди них даже такую, которая исходит от диавола. Об этом следует знать делателю молитвы.

Различие между теплотой естественной и благодатной вы можете уяснить себе из наставления епископов Феофана и Игнатия, а также и из слов старца схимонаха Василия, из которых вы узнаете и о теплоте бесовской.

* * *

Теплота настоящая – дар Божий. Но есть и натуральная теплота, плод собственных усилий и свободных настроений. Они отстоят друг от друга, как небо от земли. Какая у вас теплота, это не видно. После откроется. – Мысли утомили – не дают установиться вниманием перед Богом. Это знак, что ваша теплота не Божия, а своя. Первый плод Божией теплоты есть собрание мыслей воедино и устремление их к Богу неотходное. Тут бывает то же, что с кровоточивой, о которой повествует Евангелие. У той ста ток крове, а тут останавливается ток помыслов. Итак, что же нужно? Держа свою натуральную теплоту, ни во что ее вменять, а только приготовлением некиим к Божией теплоте почитать; затем болезновать о скудости Божьего действия в сердце и в болезни молить Господа непрестанно.

Еп. Феофан

Иисусова или другая какая краткая молитва – дело хорошее, если навязнет на язык. Позаботьтесь только при этом не в голове быть вниманием, а в сердце, и будьте так не во время только стояния на молитве, но и во всякое время. Потрудитесь образовать в сердце будто болячку какую. Труд постоянный скоро сделает это. Тут ничего нет особенного. Это натуральное дело (то, что болячка покажется). Но от этого собранность более будет. А главное то, что Господь, видя труд, дарует потом и Свою благодатную молитву. Тогда пойдут в сердце свои порядки.

Еп. Феофан

Для того, чтобы ум держался на одном при употреблении краткой молитвы, надобно свесть его вниманием в сердце: ибо, оставаясь в голове, где происходит толкотня мыслей, он не успеет сосредоточиться в одном. Когда внимание сойдет в сердце, то привлечет туда в одну точку все силы души и тела. Это сосредоточение всей человеческой жизни в одно место тотчас отзывается там особым ощущением. Сие ощущение и есть начало будущей теплоты.

Еп. Феофан

Ощущение сначала легкое, все увеличивается, крепнет, углубляется, и из холодного, каково оно вначале, переходит в теплое чувство и держит на себе внимание. И происходит, таким образом, что сначала внимание держится в сердце напряжением воли; силой своей внимание порождает теплоту в сердце; теплота же сия затем держит внимание без особого его напряжения. Они затем друг друга поддерживают и должны пребывать неразлучно, ибо рассеяние внимания охлаждает теплоту, а умаление теплоты ослабляет внимание.

Еп. Феофан

Закон духовной жизни – держи сердце в чувстве к Богу и всегда будешь в памяти Божией. Его выразил где‑то Иоанн Лествичник. Теперь вопрос: духовная ли эта теплота? Нет, не духовная, а обыкновенная, кровяная. Но как держит внимание ума в сердце и через то способствует развитию там духовных, указанных прежде, движений, то она называется духовной, в том, однако же, случае, если не сопровождается сластью похотной, хотя бы легкой, но держит душу и тело в трезвенном настроении.

Еп. Феофан

Если же теплота, сопровождающая молитву Иисусову, не сопровождается духовными чувствами, то ее не следует называть духовной, а просто теплотой кровяной; и она, будучи таковою, не худа, если не соединена со сластью похотной, хотя легкой; а если соединена, то худа и должна подлежать изгнанию. Эта неправость бывает тогда, когда теплота ходит ниже сердца.

Вторая неправость та, когда, полюбив сию теплоту, ею все ограничивать, не заботясь о чувствах духовных, даже о памяти Божией, а лишь о том, чтобы была теплота.

Еп. Феофан

Эта неправость возможна, хотя не у всех и не всегда, но по временам. Нужно заметить сие и исправить, ибо в таком случае останется одна кровяная теплота, животная. Не должно сию теплоту почитать духовной или благодатной. Духовной можно назвать сию теплоту только тогда, когда она сопровождается духовными, молитвенными дви же ниями. Кто без них называет ее духовной, тот допускает неправильность. Кто называет ее благодатной, еще более неправ. Благодатная теплота особая есть, и она собственно есть духовная. Она отрешена от плоти и в теле не производит заметных изменений, и свидетельствуется тонким сладким чувством. По сим чувствам всякий легко может определить и различить теплоту. Это каждому следует сделать; стороннему тут нет дела и места.

Еп. Феофан

Некоторые особые движения в теле и духе бывают от молитвы, но не у всех молитвенников одинаковы, а у одних такие, у других иные; следовательно, на них нечего останавливаться.

Еп. Феофан

У иных совсем никаких особенностей не бывает, а идет молитва тихо, даже во всей силе. И это самый лучший и безопасный удел! Если же иногда бывают телесные движения или ощущения какие‑либо при молитве и теплоте, не обращать на них внимания; они к существу дела не относятся и бывают разными у разных лиц. Все же внимание обратите на духовные действия и чувства: они будут проходить по душе и телу, как утренняя, приятная прохлада.

Еп. Феофан Во время навыка умной в сердце молитвы ко Господу вместе с собиранием внимания в сердце советуют несколько стеснять дыхание и сводить к груди напряжение мышц, считая это не существенной необходимостью, а приспособлением тела к умному деланию. И само по себе, по связи души с телом, умное напряжение должно воздействовать на сердце, а тем более при сказанном приспособлении. Оно показывается вскоре в крови, а от крови переходит на нервы. Раздражение, происходящее при этом, приятно, и неопытными, каковы почти все начинающие, может быть и бывает почитаемо следствием, необходимо следующим за действием благодати в сердце. Этого мнения довольно, чтобы не только не отклонять, но и усугублять сказанное раздражение. Тут ничего пока нет худого и опасного, кроме того неправого мнения, что это есть действие благодати.

Еп. Феофан

Мокрое полотенце класть на грудь? Кто‑то делает из ныне подвизающихся. И писал ко мне. Это не относится к делу молитвы, а к тем случаям, когда разгорается кровь сердца при искусственном делании молитвы, чтобы умалить жар крови. Этот жар не духовное явление, а кровяное, и происходит от неумеренного употребления искусственных приемов при молитве Иисусовой. Кроется при сем и то, что они искусственное делание Иисусовой молитвы почитают главным делом и кровяную теплоту сердца при сем – настоящей духовной молитвой Иисусовой. Кто так думает, тот в прелести.

Еп. Феофан

Теплота, являющаяся от усиленного, вещественного подвига, также вещественна. Это – теплота плотская, кровяная, в области падшего естества. Неопытный подвижник, ощутив эту теплоту, непременно возомнит о ней нечто, найдет в ней приятность, услаждение, в чем начало самообольщения. Не только не должно думать чего‑либо особенного об этой теплоте, но, напротив, должно принять особенные меры предосторожности при появлении ее.

Еп. Игнатий

Некоторые, пришедши в это состояние и не понимая совершающегося с ними, вдались в смущение, в уныние, в отчаяние, как это известно из опыта. Между тем, эта страшная прелесть есть ни что иное, как прилив крови, происшедший от усиленного, невежественного употребления вещественных пособий. Этот прилив легко может уврачеваться в два‑три дня прикладыванием к воспалившимся частям полотна, напитанного водой.

Еп. Игнатий

При опытном наставнике употребление вещественных пособий мало опасно, но при руководстве книгами оно очень опасно: легко впасть по неведению и неблагоразумию в прелесть и другие роды душевного и телесного расстройства. Некоторые же, увидев вредные последствия безрассудного подвига и имея о молитве Иисусовой и сопут ствующих ей обстоятельствах лишь поверхностное и сбивчивое понятие, приписали эти последствия не неведению и безрассудству, но самой всесвятой молитве Иисусовой. Может ли что быть печальнее, бедственнее этой хулы, этой прелести?

Еп. Игнатий

Необходимо распознавать умным чувством и теплоту в молитве: какая изливается в сердце от Бога, как миро благовонное, через Святое Крещение, и какая привзошла к нам от преступления прародителей, и какая возбуждается диаволом.

Первая теплота только в самом сердце с молитвой начинается и в сердце же оканчивается с молитвой, подавая душе удостоверение и плоды духовные. Вторая же имеет начало и конец в почках, принося душе жесткость, студеность и смущение. Третья, возникая от смешения с похотным движением, распаляет сердце и члены блудным желанием, пленяя ум в скверные помыслы, что каждый тщательный делатель может скоро заметить и распознать. И хотя враг внутрь чресл и покушается по своему желанию призрачно представлять духовное, вместо теплоты духовной наводя свое жжение, вместо веселия возбуждая радость бессмысленную и сласть мокротную, и побуждает принимать обольщение, как действительную благодать, но время, опыт и чувство научают его распознавать.

Схимонах Василий

* * *

Инок. Все вышеизложенное, надеюсь, поможет вам ясно различать бывающую при молитве теплоту – благодатную, естественную и приходящую от диавола.

Иерей. Теперь у меня остается еще один вопрос, на который я хотел бы получить от вас особенно подробное и всестороннее разъяснение, именно вопрос о прелести, бывающей при неправильном прохождении умного делания и Иисусовой молитвы.

Этот вопрос меня особенно занимает потому, что я знаю немало людей, которые, будучи совершенно незнакомы ни с умным деланием, ни с Иисусовой молитвой, испытывают непонятный и безотчетный страх уже перед одними только этими словами, будучи уверены, что занятие умным деланием и Иисусовой молитвой заключает в себе величайшую опасность и неизбежно приводит к самым печальным последствиям. Многие полагают, что люди, занимающиеся этим деланием, теряют правильное и здоровое религиозное устроение, запутываются в ложных, нездоровых, мечтательных религиозных ощущениях и переживаниях, от которых в конце концов совершенно повреждают рассудок. Чтобы разъяснить думающим так их заблуждение и рассеять их ложные и неосновательные страхи, я сам должен иметь об этом предмете, то есть о бывающей при умном делании прелести, ясное понятие – ясно сознавать, что такое прелесть, отчего она происходит, в какой мере ее бояться и как можно избежать ее?

Инок. Указанные вами страхи и предубеждения против Иисусовой молитвы, имеющиеся у людей, которые, как вы указали, совершенно незнакомы с этим деланием, настолько же неосновательны, как и имеющееся у некоторых предубеждения против чтения Библии. Библия есть слово Божие. Какую же опасность может заключать в себе чтение слова Божия, о котором Господь Иисус Христос сказал: Исследуйте Писания… они свидетельствуют о Мне? И апостол Павел: Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности (2 Тим. 3, 16). И не само ли Евангелие свидетельствует о силе и действенности Иисусовой молитвы (см.: Мф. 15, 22; 20, 30, 31)?

Вражда против делания молитвы Иисусовой со стороны тех, кто не понимает ее сущности и смысла, существовала с давних пор. Преп. Григорий Синаит, учивший об умном делании, был встречен враждебно афонскими иноками. Старцу Паисию Величковскому пришлось три раза письменно выступать против хулителей Иисусовой молитвы: один раз на Афоне и два раза в Молдавии. В приведенных нами его «главах об умной молитве» он подробно излагает свои доводы в защиту умного делания, и мне нет надобности повторять их. Нам следует остановить наше внимание на том, что говорят опытные наставники Иисусовой молитвы о прелести, чем они объясняют возникновение прелести и как можно сохранить себя в безопасности от нее?

Но что же значит «впасть в прелесть?» Впасть в прелесть – это значит стать жертвой обмана или самообмана, имея при этом твердую уверенность, что находишься в истине, в то время как другие заблуждаются. Впасть в прелесть – это значит стать жертвой самообольщения и, будучи ослепленным гордостью, потерять даже способность сознать свое заблуждение. В этом и заключается особенная опасность прелести.

Напрасно, однако, думают, что впадение в прелесть бывает только с людьми, проходящими умное делание. Мы увидим из дальнейшего, что она может быть и у тех, кто не занимается умным деланием, а ограничивается псалмопением, канонами и тропарями. Прелесть возможна даже и вне религиозной области, но эта сторона нас не касается. Итак, что же говорят о прелести наставники умного делания? Начнем со старца схимонаха Василия. В предисловии на книгу блаженного Исихия он пишет: «Евангельское благовествование говорит: Господи, не доброе ли семя сеял еси? Откуду убо возрастоша плевелы? Ибо, как невозможно не подкрадываться злу к добру, так и к этому священному умному деланию приплетается прелесть, подобно плющу к дереву. Имеет же она начало от мнения и самочиния, врачевство которым – смирение, исследование Священного Писания и совет духовный, а не уклонение от обучения умному деланию.

Преп. Григорий Синаит говорит, что не должны мы бояться или сомневаться, призывая Бога; если же некоторые и совратились, повредившись в уме, то знай, что они пострадали от самочиния и высокоумия. Самый же вид и дело прелести заключается во вражеском участии в похоти внутренних чресл и, во‑вторых, – в призраке в мечтании ума. Предостерегая от первого, он говорит: хотя враг и покушается внутри чресл, по своему желанию, показывать вид духовного, вместо теплоты духовной наводя свое жжение, и побуждает признавать свою прелесть, как благодать действующую, но время и опыт и чувство обнаруживают его. Показывая же опасность второго, научает, говоря: ты же, когда безмолвствуешь, никогда не принимай, если что увидишь чувственно, или умно, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или Ангела, или вид святого, или свет, или огонь и прочее.

Преп. Григорий Синаит

Думают, что прелесть внешнему пению не примешивается. Однако, несомненно, что во всем, в пении ли, или в молитве одинаково прелесть имеет место по неискусству делателей, как сказал св. Иоанн Лествичник.

* * *

Испытаем и рассмотрим и измерим: какая сладость происходит в нас при псалмопении от блудного беса и какая от духовных слов и от заключающейся в них благодати и силы.

Преп. Иоанн Лествичник

Поя и молясь, наблюдай приходящую сладость, чтобы она не была растворена с отравою.

Преп. Иоанн Лествичник

Смотри же, не одинаково ли касается прелесть поющих, как и обучающихся молитвою; но так как не знающие умного делания одну только имеют заботу – окончить песненное правило, о помыслах же злых и кипении похоти не заботятся, то по этой причине они и не сознают, когда похоть сама по себе кипит и когда возбуждается вражеским участием, и не знают, как его избежать.

Преп. Иоанн Лествичник

Но, как говорит Писание, голоса врагов слышат, и принимают удары от них, но кто враги и почему они нападают, того не знают. Поняв из этого, что не умное делание бывает причиной прелести, но одно наше самочиние и высокоумие, не следует нам избегать его, ибо оно не прелесть нам приносит, а, наоборот, открывает умные очи к различению и познанию прелести, которую никто не может понять вовеки, не обучившись этому священному умному деланию, хотя бы он был и превеликий постник и безмолвник.

Преп. Иоанн Лествичник

* * *

Однако, слыша о великом милосердии Божием к нам, грешным, мы не должны самонадеянно и бесстрашно, без всякого смирения и посильного исполнения заповедей стремиться к этому умному священнодействию; но, разумея, что дерзость и отчаяние бывают от врага, решительно избегать и того, и другого. Таким образом, тщательно изучая Священное Писание и советуясь с опытными, смиренно и по силе обучаться этому умному деланию.

* * *

В предисловии на книгу преп. Григория Синаита старец Василий пишет: «Кто в послушании, с вопрошением и смиренномудрием ищет Бога, никогда не потерпит вреда благодатью Христовой. Ибо кто право живет и непорочно жительствует и удаляется от самоугодия и высокоумия, тому весь бесовский полк, хотя бы и бесчисленные против него поднял искушения, не может повредить, как говорят отцы. Которые же самонадеянно и самовольно ходят, эти в прелесть впадают.

Не на возбранение умного делания, но предостерегая нас от прелести, указывают нам св. отцы причины, по которым прелесть приходит. Преп. Григорий Синаит, повелевая не бояться и не сомневаться обучающемуся в молитве, приводит две причины прелести: самочиние и высокоумие. И св. отцы, желая сохранить нас невредимыми от самочиния и высокоумия, повелевают исследовать Священное Писание, научаясь от него, а также имея брата добрым советником.

Подобное же пишет старец Василий и в предисловии на книгу святого Григория Синаита.

* * *

Удивления и ужаса достойно то, что некоторые из знающих Писание не испытуют его, другие же, и не зная и не вопрошая, дерзают своим разумом на сие умное внимание, и при том еще и говорят, будто вниманием стоять и молитву творить должно в желательной части: то бо, глаголют, есть среда чрева и сердца. Это есть первая и самоизвольная прелесть. Не только молитвы и внимания не следует в этой части действовать, но и самую ту теплоту, которая приходит от похотной части на сердце в час молитвы, ни в каком случае не принимать.

Старец Василий Если же кто‑нибудь дерзнет творить внимание снизу сердца, такового ум, возлегши весь на чреслах и оттуда смотря в глубину сердца и совершая молитву, прелюбодействует в сердце своем, распаляя члены свои сладострастием, и добровольно впускает врага внутрь себя, что есть явная прелесть, которой многие в нынешнее время по неведению приобщившись и пострадавши от нее, отказались обучаться умному деланию, говоря: это дело одних бесстрастных!

Старец Василий

Поэтому каждому должно сверху осенять умом сердце и, всегда смотря в глубину его, действовать молитву: ибо там есть, по Писанию, среда сердца, а не сбоку от персей, и на ней покоясь, как царь на высоте престола, ум может всегда удаляться от чресл и теплоту похотную прогонять обратно, в особенности же с высоты ее различать всех пресмыкающихся пред собою внизу, и одних отвращаться, других изгонять, третьих же, как младенцев вавилонских, убивать о камень, который есть Христос.

Старец Василий

Причина высокоумия заключается в безрассудном и безмерном посте, когда постящийся думает, что совершает добродетель, а не для целомудрия постится. К тому же дает повод и уединенная жизнь. Потому‑то царским путем всегда и должен идти безмолвствующий, так как излишествующему во всем всегда легко сопутствует мнение, которому преемницей бывает прелесть.

Старец Василий

Как обременяемое множеством яств тело делает ум каким‑то боязливым и склонным к злу, так и ум, изнемогающий от многого воздержания, делает унылой и нелюбимой зрительную часть. Поэтому необходимо соразмерять питание с состоя нием телесных сил: когда тело здорово – утеснять его, сколько потребно, а когда немоществует – питать его несколько. Ибо подви за ющемуся не следует ослабевать телом, но, насколько нужно, быть способным к подвигам.

Блаж. Диадох[36]

Нужно иметь тело здоровое, а не расслабленное, так как умное делание требует и телесной крепости. Поэтому необходимо всеми силами избегать и безмерного поста, и невоздержания. Таково рассуждение мудрых!

Преп. Иоанн Лествичник Творить молитву Иисусову, как все мы навыкаем делать, есть доброе дело. В монастырях это возлагается как долг. Стали бы разве возлагать, если бы это было опасно? Опасно то художество, какое придумали и приладили к сей молитве. Оно иного ввергает в прелесть мечтательную, а иного, дивно сказать, – в постоянное похотное состояние. Его потому надо и отсоветовать и запрещать. А сладчайшее имя Господа в простоте сердца призывать всем надо внушать и всех к тому располагать.

Еп. Феофан

Прелести нечего бояться. Она случается с возгордившимися, которые начинают думать, что как зашла теплота в сердце, то это уже и есть конец совершенства. А тут только начало, и то может быть непрочное. Ибо и теплота, и умирение сердца бывают и естественны, – плод сосредоточения внимания. А надо трудиться и трудиться, ждать и ждать, пока естественное заменено будет благодатным. Всяко, лучше всего, никогда не почитать себя достигшим чего‑либо, а всегда видеть себя нищим, нагим, слепым и никуда не годным.

Еп. Феофан

Некоторые утверждают, что от упражнения Иисусовой молитвой всегда, или почти всегда последует прелесть, и запрещают заниматься этой молитвой. В усвоении себе такой мысли и в таком запрещении заключается страшное богохульство, заключается достойная сожаления прелесть. Господь наш Иисус Христос есть единст венный источник нашего спасения, единственное средство нашего спасения; человеческое имя Его заимствовало от Божества Его неограниченную, всесвятую силу спасать нас. Как же эта сила, действующая во спасение, эта единственная сила, дарующая спасение, может извратиться и действовать в погибель? Это – чуждо смысла! Это – нелепость горестная, богохульная, душепагубная! Рассмотри все Священное Писание: увидишь, что в нем повсюду возвеличено и прославлено имя Господне, превознесена сила его имени, спасительная для человека. Рассмотри писание отцов: увидишь, что все они, без исключения, советуют и заповедуют упражнение молитвой Иисусовой, называют ее орудием, которого нет крепче ни на небе, ни на земле, называют ее богоданным, неотъемлемым наследием, одним из окончательных и высших завещаний Богочеловека, утешением любвеобильным и сладчайшим, залогом достоверным. Наконец, обратись к законоположению Православной Восточной Церкви: увидишь, что она для всех неграмотных чад своих – и монахов, и мирян, – установила заменять псалмопение и молитвословие на келейном правиле молитвой Иисусовой. Что же значит пред единогласным свидетельством Священного Писания и всех святых отцов, пред законоположением Вселенской Церкви о молитве Иисусовой противоречащее учение некоторых слепцов, прославленных и прославляемых подобными им слепцами.

Еп. Игнатий

Прелесть, понятная для многих в ее ясных последствиях, должна быть изучаема, постигаема в самом ее начале: в мысли ложной, служащей основанием всех заблуждений и бедственных душевных состояний. В ложной мысли ума уже существует все здание прелести, как в зерне существует то растение, которое должно произойти из него по насаждении его в землю.

Еп. Игнатий

Беседа пятая

Ближайшие наставники умного делания и Иисусовой молитвы: епископы Феофан Затворник и Игнатий (Брянчанинов), Оптинские старцы, Валаамский старец Агапий, Кронштадтский протоиерей о. Иоанн (Сергиев) и другие отечественные подвижники XIX века

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: