Серяков М.Л. – Богини славянского мира 5 страница

Все эти факты в своей совокупности показывают существование культа сначала диких тура и туриц, а затем и домашних быка и коровы у наших далеких предков. Зародившийся еще в период охотничьего хозяйства, он еще более развился с возникновением скотоводства и, в конечном итоге, дошел до XIX в., когда был зафиксирован этнографами. С течением времени он привел к представлениям о божественности быка и олицетворении вселенной в виде коровы, которые также весьма долго сохранялись в различных местах славянского мира. Время возникновения этих представлений можно датировать с большей точностью. Как считают исследователи, предком современных домашних быков и коров был дикий бык, в частности, его вымерший в дикой природе подвид тур. Его одомашнивание произошло примерно 8500 или, по мнению других специалистов, около 10 500 лет назад вслед за приручением коз, овец и свиней. Что касается территории первоначальной доместикации, то называют треугольник Алтай — Индия — Иран, либо север Месопотамии на территории современных Турции и Ирака. Подчеркнуто эротический характер праздников, посвященных туру или быку, рогатый головной убор, уподобляющий женщину корове, представление о происхождении от них сказочных героев или восприятие вола в качестве отца — все это, вместе взятое, делает весьма правдоподобным предположение о существовании некогда у наших далеких предков мифа о браке Великой богини с быком наподобие тех мифов, которые фиксируются у раннеземледельческих культур и присутствуют в греческой традиции.

Глава 4 СУПРУГИ ВЕЛИКОЙ БОГИНИ: ЗМЕЙ

Вторым супругом Великой богини в неолитическую эпоху был змей. Как показывает не только индоевропейская, но и мировая традиция, женские божества были очень тесно связаны со змеями. В греческой мифологии самая первая богиня, Земля-Гея рождает «ужасного змея-дракона» Тифона, чуть было не победившего Зевса, а впоследствии родила дракона Ладона, деву-змею Эхидну и дракона Пифона. Внучкой Геи была знаменитая Медуза Горгона, покрытая чешуей и со змеями вместо волос. Как показал А. Фротингем, Медуза Горгона представляла собой гротескный образ почитавшейся богини более ранней эпохи, чем знакомая нам древнегреческая мифология. Со змеями в волосах или в руке изображалась и ночная богиня Геката. Связь богинь с этим пресмыкающимся была настолько прочна, что присутствует даже у богинь олимпийского пантеона. В орфическом гимне (XXXII, 11) Афина Паллада просто называется змеей, в ее храме на афинском акрополе содержалась священная змея, а Софокл характеризовал эту богиню как «живущей со змеей». Змей как оружие использует супруга самого Зевса Г ера, посылая их задушить новорожденного Геракла в колыбели. Использует их как средство наказания и Артемида: «Во время свадьбы Адмет принес жертвы всем богам, но забыл об Артемиде. Это и было причиной того, что, когда Адмет открыл двери свадебного покоя, он нашел его наполненным клубками свернувшихся змей»¹³². Подобная связь богинь со змеями не было одной лишь греческой спецификой, а фиксируется у очень многих народов. «Так, в Подури (Северо-

Восточная Румыния) в сосуде приблизительно 4800—4600 гг. до н.э. была найдена 21 статуэтка, — по всей вероятности, приготовленные для того, чтобы быть поставленными на алтарь. У них нет рук, змеевидные головы, а бедра опоясаны змеями: по всей видимости, это — Богиня-змея и ее служительницы. Лишь у одной из статуэток рука поднята к лицу, что может означать обладание властью. Остальные 20 статуэток отличаются друг от друга размерами — среди них есть крупные, средние и мелкие, что, вероятно, отражает возраст женщин или их положение внутри совета. Эта закономерность характерна для всего неолита медного века и минойского бронзового века: не исключено, что в землях, подчиненных той или иной богине, действительно существовали постоянные советы или конклавы жриц»¹³³. Критские статуэтки традиционно изображают богинь или жриц со змеями, а в более позднюю эпоху в Греции тесно были связаны со змеями и вакханки, служительницы бога Диониса. Еврипид так описывает охваченных «священным безумием» женщин:

И, легкий сон сгоняя с вежд, вскочили Вакханки на ноги — все чудо как скромны.

Старухи, жены молодые и девицы...

Сначала кудри распускают по плечам,

А у кого небрида распустилась,

Те подвязать спешат и пестрой лани Опять покров змеею подпоясать.

И змеи им при этом лижут щеки¹³⁴.

Обратившись к другим народам, мы увидим, что змееногой была и верховная богиня скифского пантеона, почитавшаяся как прародительница этого народа. Со змеями изображается и индийская тантрическая богиня.

О том, что подобные представления существовали и в славянском язычестве, говорит уже этимологическое родство слов змея и земля, показывающее, что это пресмыкающееся было связано с Матерью Сырой Землей. Слово змея является общеславянским: укр. змія, змій, др.-русск. змии, род. п. змия, болг. змия, змей, сербохорв. змща, 3Maj, род. 3Maja, словен. zmija, zmaj, род. п. zmaja, чеш. zmije «гадюка; змея, ехидна», слвц. zmija наряду с чеш. zmek «дракон», польск. zmija, zmij «змей, змея», в.-луж., н.-луж. zmija). Лингвисты считают, что оно образовано от слова земля и табуистически обозначало «земной, ползающий по земле», сопоставляя его по принципу образования с алб. dhemje, dhemize «гусеница» при dheh «земля»¹³⁵. Отразились эти представления и в вышивке: «Змеевидный орнамент... — змеиный узор встречается в сольвычегодской вышивке головных уборов. Иногда антропоморфная фигура — элемент композиции с лебедями или без них — сливалась со змеевидным орнаментом. В олонецкой вышивке ноги женской фигуры как бы переходят в змеевидные отростки. Известные параллели мотиву змеи имеются и в других видах творчества. Полосатые куршинские поневы (Рязанская губ.) назывались поньками иго жмеями. Мотив змеи хорошо выражен на одной из грязовецких прялок»¹³⁶. С этим следует сопоставить и русское народное поверье о том, что тому, кто во время Рождества увидит веретена, тому летом грозит частая встреча со змеями¹³⁷.

В русской сказке «Орон-верный», разыскивая своих плененных братьев, Иван-царевич вступает в схватку с Бабой-ягой: «Яга-баба видит, что его хитростью не взять, схватила из кошеля две змеи; побежала на Ивана-царевича. Змеи шипят, огнем палят. Иван-царевич взял меч-кладенец, один раз махнул — змеям головы снял. Схватил бабу-ягу, давай правду пытать. Тут она и покаялась. Он ей голову снес»¹³⁸. Эта сказка возвращает нас к эпохе ожесточенных схваток, приведших к свержению матриархата, и, помимо прочего, свидетельствует о том, что и славянские жрицы обладали ручными змеями наподобие древнегреческих вакханок. Само слово яга А.Н. Афанасьев сближал с санскр. aha—«змей». Кроме того, словацкая сказка прямо говорит, что сыновья ежи-бабы были лютыми змеями¹³⁹. К эпохе свержения матриархата относится и болгарская легенда, согласно которой в старое время одна злая баба взяла старую пелену и накрыла месяц, который тогда ходил совсем низко над землей. Месяц поднялся высоко в небо и проклял старуху, которая превратилась в змею, от которой произошли все теперь существующие земные змеи. Много людей она пожрала и истребила бы весь свет, если бы ее не убил св. Георгий¹⁴⁰. В русских поговорках змея неоднократно ассоциируется с женским началом, особенно когда требуется подчеркнуть его отрицательные качества: «Сваха лукавая, змея семиглавая!»; «Лучше жить со змеею, чем со злою женою»; «Злая жена та же змея»; «Из дому жена, из лесу змея выживают».

Теснейшая связь этого пресмыкающегося как с Великой богиней, так и со служительницами ее культа привела к тому, что змеей в славянском фольклоре оборачиваются и наделенные сверхъестественной силой женщины. В русской сказке «О лягушке и богатыре» Василиса Премудрая оборачивается не только лягушкой, но и змеей: «Иван-богатырь вышел из того места и подошел тихонько к Василисе Премудрой и ухватил ее за голову, что видя, она начала оборачиваться лягушкою, жабою, а потом и змеею»¹⁴¹. На югославском побережье считали, что ведьмы «летают по небу, чтобы нагнать вредоносные градовые тучи на виноградники тех, кому они хотят отомстить», в Далмации верили, что ведьма может превратиться в орла и предводительствовать градоносными облаками, а в Восточной Сербии было записано следующее представление: «Когда идет град, народ верит, что змеи в облике орлов ведут тучи»¹⁴². Поскольку в различных местах бывшей Югославии считалось, что в орлов могут превращаться как ведьмы, так и змеи, это указывает и на тесную связь между собой колдуний и пресмыкающихся.

В германской саге о Тидреке Бернском, сохранившей отзвуки фольклора балтийских славян, рассказывается, что после смерти правителя волотов-велетов Вильтина его земли подчинил себе Гертнит, властитель Руси. «Его жена была Остация, дочь Руны, конунга восточного царства. Ее мачеха была так искусна в чарах, что заколдовала ее в детстве и передала ей свое колдовство, так что она стала столь же вещей, как была прежде нее ее мачеха». И это умение жены колдовать пригодилось правителю Руси тогда, когда на подвластные ему западнославянские земли нападает коалиция из трех германских конунгов. Для отражения смертельной угрозы правитель волотов и русов мобилизует все свои силы: «Затем собралось к конунгу Гертниду большое войско. А его супруга Остация вышла и возбудила своих духов, так мы называем то, что она пошла колдовать... Так много совершила она своим чарами и колдовством, что наворожила к себе разных зверей, львов и медведей, и больших летучих драконов. Она укротила их всех до того, что они ее слушались, и она могла направить их против своих врагов. Так говорится в немецких песнях, что ее войско походило на самого дьявола, а сама она стала на подобие летучего дракона»¹⁴³. Превращение жены правителя в дракона вновь показывает нам теснейшую связь колдуний и жриц с этим постоянным спутником Великой богини-Матери.

Однако подобные представления, зафиксированные не только у индоевропейцев, но и у многих других народов земного шара, свидетельствуют о том, что змея в эпоху матриархата воспринималась не как враждебное, а как благодетельное человеку начало, чем и была обусловлена ее связь с верховной богиней. Анализируя изображения женщин в трипольской раннеземледельческой культуре, для которой убедительно констатируется господство матриархальных представлений, Б. А. Рыбаков отмечает: «На раннетрипольских статуэтках такая же пара змей изображалась в области живота, где змеи выступали охранительницами чрева, вынашивающего плод.

Ответ получен: трипольские змеи — носительницы добра, хранители всего самого ценного»¹⁴⁴. Однако от этого представления оставался всего лишь один шаг до возникновения мифа о браке женщины, первоначально Великой богини, со змеей. И этот шаг был сделан. В греческой мифологии существовал миф о том, что Зевс, приняв вид змея, вступил в брак с Герой. Весьма показательно, что вместе с тем Зевс в облике быка похищает Европу, что показывает переход на громовержца архаических представлений о прежних супругах Великой богини. В другом мифе глава богов, обернувшись драконом, овладевает своей дочерью Персефоной. Исследователи обоснованно считают, что глава патриархального пантеона Зевс лишь узурпировал место старого мужа Матери-Земли, для чегэ и понадобилось вводить мотив его оборачивания драконом. У славян отголоском этих представлений можно считать сказку «Муж-уж», неоднократно записанную этнографами в Полесье. В ней рассказывается, что девушка пошла купаться, а когда вернулась, то увидела, что на ее одежде сидит уж. Змей соглашается отдать ей одежду только при условии, что она станет его женой. Она соглашается и выходит замуж за ужа, у них рождаются дети, но в конце концов братья девушки убивают ужа, после чего она с горя превращается в кукушку и криком «Ку-пин!» зовет своего умершего мужа. В этом контексте стоит вспомнить утверждение русской поговорки «Жена да муж — змея да уж», подчеркивающее единство супругов, то, что они одной породы. В явном виде сюжет брака со змеем выступает и в былине о Волхе Всеславьевиче, в результате которого на свет появляется могущественный князь-оборотень:

По саду, саду по зеленому,

Ходила-гуляла молода княжна

Марфа Всеславьевна,

Она с камени скопила на лютого на змея —

Обвивается лютый змей Около чебота зелен сафьян,

Около чулочика шелкова,

Хоботом бьет по белу стегну.

А в та поры княгиня понос понесла,

А понос понесла и дитя родила.

А и на небе просветя светел месяц,

Айв Киеве родился могуч богатырь,

Как бы молоды Волх Всеславьевич...¹⁴⁵

Более чем показательно, что в данном сюжете инициатива союза исходит от самой княжны. Следующим этапом развития этих представлений являются многочисленные мифы о похищении женщин змеем или драконом, от которого их, в конечном итоге, спасает герой-змееборец. Все эти мифы сложились уже в эпоху патриархата, а в более раннее время господство матриархальной идеологии змей являлся законным мужем девушки. При кардинальной смене духовных приоритетов прежний муж оказывается злодеем-похитителем, которого побеждает новый герой, отнимающий у него жену.

Змеи обитали у воды, а эта стихия традиционно ассоциировалась с миром мертвых. Этих пресмыкающихся человек традиционно изображал волнистой линией, точно так же, как он изображал воду. В результате этого у целого ряда народов возникло представление, что умершие предки принимают форму змей. Это поверье было широко распространено на Африканском континенте, а у индоевропейских народов зафиксировано у литовцев, греков и римлян, которые изображали своих ларов одновременно и в человеческом, и в змеином облике. К ним примыкает и осетинское поверье, согласно которому мясо змеи обновляет стареющие души умерших. Аналогичные верования встречаются и у части восточных славян: «Белорус не только представляет себе домового в образе змеи, но даже и по происхождению считает его едва ли не змеей»¹⁴⁶. В пограничной с Белоруссией Смоленской губернии считалось, что в каждом доме есть домовая змея и без такой змеи дом существовать не может. В белорусских поверьях XIX в. домовой в облике змея-цмока носит своему хозяину деньги, делает его нивы плодородными, коров дойными и наблюдает за порядком в доме. С другой стороны, археологические раскопки в Новгороде показывают, что головы драконов в этом городе достаточно часто украшают собой ручки ковшей, кровли домов и ритуальные жезлы. Касаясь причин помещения этого символа на сосуды для воды, В.М. Василенко отмечает: «Мы не знаем точно значения змия- дракона, но можем догадываться о том, что оно было положительным, иначе не стали бы держать его в своем доме новгородцы, не стали бы украшать его изображениями предметы своего быта — ковши, сосуды для воды, браги и меда. <...> Изображение змиев-драконов не сразу ушло из быта новгородцев, где они, конечно, были не только украшением, но и своеобразным оберегом: охраняли от зла, способствовали благополучию»¹⁴⁷. Гораздо позднее в Поморье считалось, что если змея «со двора — быть беде, а во двор — к радости»¹⁴⁸. Все это указывает на то, что в эпоху матриархата змей являлся подателем благосостояния земледельцам и скотоводам. Анализируя мифологические представления о змее балканских славян, Н.Н. Велецкая отмечает: «Из сложных представлений о нем для нас важно выделить такие качества: связь с миром предков, с космическим «тем светом»; сверхъестественные способности, особенно такие, как становиться и человеком, и змеем, внешние атрибуты того и другого... Основная функция змея — мифического предка, согласно славяно-балканской фольклорной традиции, состоит в защите покровительствуемой им общины от стихийных бедствий, охране посевов и ниспослании на них благодетельной влаги, а также в поддержании здорового, крепкого, чистого духом потомства. Распространенный у разных славянских народов мотив особой благосклонности змея к красивым женщинам, явление им в образе красавца, возникающего из пламени в очаге, у южных славян приобрел наиболее яркое проявление в эпическом мотиве происхождении самых могущественных юнаков от змея — любовника земной женщины»¹⁴⁹. Уже с моральной оценкой данные представления встречаются в верованиях русских старообрядцев, согласно которым после смерти нечестивых людей их души переселяются в «скотов, гадов и прочее», а из них переходят вновь в души новорожденных младенцев. В совокупности все эти данные позволяют говорить, что и у славян некогда были представления о змеях, как воплощении душ умерших предков.

Однако змеи обладали гораздо большим сокровищем, чем просто материальное благосостояние. Помимо функций супруга Матери-

Земли и хранителя ее чрева змей в мифологии многих народов обладал целым рядом других черт, в первую очередь мудростью и бессмертием. О связи змеи с бессмертием в отечественной традиции наглядно свидетельствует былина о Михайло Потыке, где именно «змея подземельная» приносит герою живую воду. Когда же в подземелье, где была похоронена жена богатыря, появляется пожирающая трупы умерших змея, Михайло Потык побеждает ее с помощью кузнечных клещей — атрибута бога-кузнеца Сварога:

Как скоро тут Михайло сын Иванович Захватил змею ю во клещи-то,

Хватил он тут-то прутья железные,

А почал бить поганую ю в одноконечную.

Как молится змея тут, поклоняется:

«Молодой Михайло Потык сын Иванович!

Не бей-ко ты змеи, не кровавь меня,

А принесу я ти живу воду да в три году»¹⁵⁰.

В конце концов богатырь заставляет змею принести живую воду за три часа и оживляет умершую супругу. Этот эпизод объясняет, почему в одном из вариантов сказки о Василисе-золотой косе живая вода называется змеиной¹⁵¹. В Полесье был записан рассказ о змеях, обладателях секрета бессмертия людей и животных, прилетавших в ту местность на Ивана Купалу: «Була во тут яворыня и туды злеталися змеи на етого самого на купалного Ивана и говорили етыи змеи што каже у Корме (название села) есть такэ зилле што коб его хто знав, тоб николи худоба б не дохла, жыла б усю жизнь, не дохла. И у Стодоличах була така криница и був таки поплау, его нихто не орау, сичас уже его нема, зорали, то понад стодолицкой криницы такэе зелле, штоб николи люди не умирали. Коб его хто знау да урвау»¹⁵². Подобные представления о змеях как хранителях бессмертия чрезвычайно архаичны и восходят к эпохе матриархата, когда эти пресмыкающиеся считались не противниками людей, а их покровителями. Осознающий смертность своего физического тела человек не мог не отметить превосходство змей над собой в этом отношении. В совокупности все это привело к тому, что змеи стали восприниматься как владеющие тайнами жизни и смерти могущественные существа, заручиться благосклонностью которых было весьма полезно как в этом, так особенно в загробном мире.

Логическим развитием этих представлений стало отдание умершего под покровительство змея как обладателя бессмертия и обожествленного предка в загробном мире. В этом отношении явный интерес представляют захоронения уже срубной культуры, носители которой погребали своих соплеменников в эмбриональном положении в чреве Матери-Земли. Так, в кургане близ хут. Дурновского в бассейне р. Хопра найдено погребение этой культуры со скорченном костяком и и сопровождавшими его тремя костяками змей: «Позвонки одной змеи были расположены легким зигзагом в ногах погребенного, за плиткой краски, позвонки другой лежали клубком на уровне груди и третьей — резкими зигзагами у спины, головой к куску краски». При раскопке кургов «Три брата» у Элисты в кургане № 9 найдены «скелеты двух больших змей», в другом кургане той же группы бронзовая булавка с изображением змей¹⁵³. Эти данные

о несомненно охранительной роли змей в погребальном ритуале срубной культуры представляют несомненный интерес для нашего исследования не только потому, что эта археологическая культура располагалась на юге нашей страны, но еще и потому, что она принадлежала родственным славянам ираноязычным скифам¹⁵⁴. О том, что подобные представления о змее-защитнике умерших некогда существовали и у восточных славян, свидетельствует записанная в XIX в. быличка «Деньги в гробу», дополненная уже новыми религиозными напластованиями: «Сибирский богач Твердышов, говорят старожилы, зашил собственноручно в подушку все свои бумажки и просил своего приказчика положить эту подушку в гроб ему, под голову, После смерти Твердышова родственники умершего засадили приказчика в острог, за скрытие денег. К приказчику во сне явился Святитель Николай Чудотворец и посоветовал ему объявить родственникам Твердышова, что деньги покойным зашиты в мертвую подушку и лежат с ним в гробу. С разрешения губернатора, в присутствии начальства и кладбищенского священника, могила Твердышова была разрыта, открыта гробовая доска, но деньги взять было нельзя, потому что вокруг головы мертвеца обвилась страшная змея и бросалась на всех, кто только близко подходил. Говорят, что священник будто бы проклял Твердышова, и он провалился в бездонную пропасть»¹⁵⁵. В силу этого внезапное появление подземной земли в былине о Михайле Потыке получает не только мифологическое, но даже археологическое объяснение.

Впоследствии, после победы патриархата, прежний защитник и покровитель в загробном мире стал восприниматься как ужасная угроза. Именно для того, чтобы ее избегнуть и был введен ритуал трупосожжения, как это следует из описания ибн-Фадланом древнерусского похоронного ритуала в начале X в. и его объяснение самим русом: «Подле меня стоял человек из Русов, и я слышал, как он разговаривал с толмачом, бывшим при нем. Я его спросил, о чем он вел с ним речь, и он ответил, что Рус сказал ему: «Вы Арабы глупый народ, ибо вы берете милейшего и почтеннейшего для вас из людей и бросаете его в землю, где его съедают пресмыкающиеся и черви; мы же сжигаем его в огне, в одно мгновение, и он в тот же час входит в рай»¹⁵⁶. В этом бесценном для нас отрывке иноземным наблюдателем была зафиксирована главная цель обряда трупосожжения — с помощью огня как можно быстрее и надежней отправить душу умершего в рай Сварога. Огонь, по всей видимости, охранял душу покойного от злых сил, способных навредить ей по пути в небесный сад. О том, что, представляли из себя эти злые силы, нам показывает уже упоминавшаяся былина о Михайло Потыке. Как показал академик Б.А. Рыбаков, эта былина была составлена в период борьбы между язычеством и христианством, выражая точку зрения последнего. Главный герой ее женится на Марье Лебедь Белой, которая главным условием своего замужества ставит захоронение безо всякого трупосожжения живого супруга рядом с мертвым. Богатырь согласился на такое изменение языческого обряда. Первой умерла Марья, и верный своему слову Михайло Потык велит своим товарищам-богатырям закопать его в землю вместе с мертвой женой. Оставшись без традиционного трупосожжения, мертвое тело (а возможно и душа) в земле подвергается серьезной опасности:

Как там была земля подземельная,

Ходила там змея по подземелью.

Приходит ко той колоде бело дубовой;

Как раз она, змея, тут да дернула,

А обручи на колоде тут лопнули;

Другой-то раз еще она и дернула,

А ряд-то она тесу тут сдернула А со тыи колоды белодубовой¹⁵⁷.

И это не единственное свидетельство подобного рода. Автор «Чешской хроники» так описывает действия трех дочерей Крока после смерти отца: «Они то молили милостивого Мерота, чтобы тот осветил ему путь в загробный мир, то призывали Радамоша, чтобы тот рассудил его по делам жизни, справедливость его и скромность и избавил от предания тассану (дракону. — М.С.) на пожирание»¹⁵⁸.

В одном из сербских похоронных причитаний о покойнике говорится, «что он уходит туда, где померкло солнце и царствует черная зима; там будет он вечно зимовать и лютая змея выпьет его очи»¹⁵⁹. Таким образом, мы видим, что представления о змее подземного царства носили общеславянский характер и явно сложились в глубокой древности.

Однако до того, как змей стал считаться отрицательным персонажем, он воспринимался как бог. Данные индоевропейского языкознания свидетельствуют о почитании этого пресмыкающегося в эпоху единства этих народов: др.-инд. ahi «змея», но гот. weihs «святой», греч. аую£ «святой»; греч. ieqo£ «святой», но др.-инд. hira «змея»; лат. colubra «змея», но лат. соіеге «почитать, поклоняться», др.-в.-нем. uoba «сакральное действие»; чеш. had «змея», русск. гад «змея», но хет. handas «святой»; ирл. аег «змея», но нем. ver-ahren «почитать»; др.-в.-нем. slango «змея», но латыш, lugt «молить(ся)». Лингвистика указывает даже на обожествление змеи: англ. snake «змея», но тох. Б nakte «бог»; русск. гад «змея», чеш. had «змея», но англ. god «бог»; греч. ааѵро£ «ящерица, змея», но др.-инд. sura- «бог»¹⁶⁰. Как показывает лингвистика, название змеи относится уже к ностратическому праязыку, хоть эта исходная праформа и не сохранилась в индоевропейских языках¹⁶¹.

Однако археологические данные указывают на гораздо более раннюю эпоху возникновения поклонения змею, по сравнению с данными сравнительного языкознания. Так, в соседней с Белоруссией Литве культ змей, как отмечают археологи, имеет весьма глубокие корни: «В Литве найден камень с изображением змей. Несомненно, он отражает характерный для Прибалтики культ змеи. Известны очень ранние свидетельства этого культа вроде мезолитической костяной фигуры змеи из Тырвалы...»¹⁶² Весьма показательно имя литовской богини смерти — Гильтине, образованное от глагола gilti — «жалить». При этом она является сестрой богини Лаймы, определяющей судьбу человека. Тем не менее мезолитическая фигурка — это далеко не самый ранний пример поклонения змею. Так, профессор Шейла Коулсон из Университета Осло установила, что первые религиозные ритуалы возникли около 70 тысяч лет назад в Африке. При изучении священного места африканского племени сан, живущего в Ботсване, а именно холмов Тсодило, называемого ими «Горами Богов» и «Скалой, Которая Шепчет», была открыта пещера с вырезанным прямо в скале гигантским питоном. Скульптура имеет 6 метров в длину и 2 метра в высоту. При раскопках под каменным питоном исследовательница обнаружила более 13 тысяч находок, в том числе инструментов для резьбы по камню, наконечников копий и предметов ритуального назначения. Части артефактов было свыше 70 тысяч лет, что указывает на время возникновения культа змеи у древних людей. Следует отметить, что для племени сан питон до сих пор один из наиболее значимых животных в их мифологии и, что особенно важно в свете нашего исследования, сами они верят, что все люди произошли от питонов¹⁶³. Если предложенная Шейлой Коулсон датировка находок подтвердится, то это будет означать, что уже 70 тысяч лет назад у далеких предков племени сан существовали религиозные представления, заключавшиеся в поклонении питону, в котором это древнее племя видело своего перовопредка. Соответственно, подтверждение этой датировки удревнит и время матриархальной революции.

Как показывают на этот раз точно датированные археологические находки, истоки представлений о связи змеи с властью также достаточно древньи «Доисторические скульптурные изображения увенчанной короной Богини-змеи встречаются на Крите, в Эгейском регионе и на Балканах начиная с VII или с VI тыс. до н.э. Ее корона иногда выглядит настоящим змеиным гнездом»¹⁶⁴.

Следы религиозного поклонения змею, этой важной черты матриархальной религии, присутствуют и в славянской традиции. Память о той далекой эпохе сохранилась в белорусском фольклоре, где прямо говорится о религиозном поклонении цмоку-змею, связанному с человеческими жертвоприношениями:

Як издавна то да такіе люди были, што не веровали.

Да поверовали проклятому цмоку, давали й оброку у день по человеку.

Як отьев жа цмок да три городы, да три царствы...¹⁶⁵

Это описание оказывается достаточно стабильным и повторяется из одного духовного стиха в другой:

Колись люди няверны были, няверны были, ня верували Господу Богу, да поверували проклятому цмоку,

И давали што день оброку по чаловеку¹⁶⁶.

Весьма показательно, что это свидетельство о поклонении змею сохранилось в той же самой традиции, которая сохранила до нашего времени память об охотнике-прародителе Бое. Сохранение обоих этих фактов в памяти белорусского народа красноречиво показывает, что здесь мы имеем дело с двумя различными периодами развития религиозно-мифологических представлений наших далеких предков.

О поклонении царю змей как самому Господу богу говорится в записанном в Полесье уже в 80-х гг. прошлого века заговоре от укуса змеи: «На Сиянской горе, на Хрэсциянская зямле стаяла яблынька. На той ябланьце зазюлино гняздо. У том гнезде сам цар Саматуз. Прашу я цябе як самаго Господа бога. Смуги свайи сунимай, опухи апускай, рабе божеей (имя рек) маей худобинце (имя рек) цела (-тело) ачыш- чай, кроу и палехку (-облегчение) давай. Як неа будзеш сваи смуги сунимаць, опух апускаць, цела ачышчаць, будзем твае жалы залатыми клешчами вырываць, малатами разбиваць, по коллю растыкаць и па ростанех раскидаць. Пакы сонце зайдзе, ис табе дух выйдзе»¹⁶⁷. Как отмечал JI. А. Зарубин, у словаков на Коляду дети ходили со сделанной из деревянных дощечек змеею, на голове которой была позолоченная корона, что также является пережитком культа этого животного.

Отголоски поклонения змею встречаются и в некоторых русских заговорах, причем оно происходит в момент их произнесения, т.е. почти в наше время: «В том поле есть окиан-море, в том море есть латырь камень, на том камне стоит столб, от земли до неба огненный, под тем столбом лежит змея жгучая, опалюча. Я той змее поклонюсь и покорюсь: «Ой, еси ты, змея! Не жги. Не пали меня, полетай под восточную сторону, в высок терем, в новы п(о) кой, пухову перину, шелкову подушку к девице N, разожги и распали у той девицы белое тело, ретивое сердце...»¹⁶⁸ В другом заговоре мужчина так обращается к огненному змею: «И послужи ты мне, нехристиянину, от мира отреченнику, и к себе возьми в приреченники, и твою волю буду творить, по средам и пятницам поганым ходить, а в родительские дни блуд творити»¹⁶⁹. Показательно, что оба приведенных здесь заговора относятся к категории любовных, т.е. сферы, изначально находившейся в ведении женских божеств.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: