Ребята вновь засмеялись, подшучивая над Костиком. 5 страница

– Какие люди в наших краях! Как добрались, Жорж Иванович?

– Да какой там добрались, – слегка возмутился тот. – Я вас уже два часа ищу, полгорода исколесил.

Сэнсэй ухмыльнулся:

– Извените-с, господин академик, занят был, не смог вас встретить возле трапа.

По-свойски поздоровавшись, они прошли в глубь спортзала и, усевшись на спортивные лавоч­ки, стали о чем-то разговаривать.

Мое любопытство при слове «академик» по­лез­ло из меня через край. Правда, остальные окру­жа­ющие на гостя никак не отреагировали. Старшие ребя­та продолжали отрабатывать удары как ни в чем не бывало, сосредоточившись на работе. Да и на­ши парни от них не отставали. Мы с Татьяной то­же старались «не ударить в грязь лицом». Но с прихо­дом этого человека все мое внимание пере­ключилось на беседующих. А когда я увидела, что Сэнсэй, развернувшись к гостю, начал жестику­лировать, что-то говоря довольно-таки в жесткой форме, тут я не выдержала. Уклоняясь от ударов Татьяны, моя особа начала постепенно прибли­жаться в этом импро­визи­рованном спарринге к беседующим. И я услышала следующие слова Сэнсэя, обращенные к при­быв­шему:

– Когда двадцать с лишним лет назад ты мечтал лишь о все­мирной славе и признании как выда­ющегося уче­ного, ты же сам предложил нам свои услуги в об­мен на конкретные знания, которые выве­дут тебя в лидеры науки…

«Ничего себе! – ошарашено подумала я. – Сэнсэй на “ты” его называет! И кому это “нам”? И какие услуги?»

Тем временем Сэнсэй продолжал:

– …Со своей стороны мы полностью выполнили условия нашего договора. Ты получил от нас подроб­ную информацию, начиная от полупро­водникового гетеролазера и кончая преобразо­вателями солнечной энергии. Разве тебе этого мало?! Ты и так всю жизнь дурака валял, пользуясь нашими знаниями. А к следующему юбилею еще и Нобелевскую отхва­тишь. Что, плохо?! Я не понял, какие проблемы?

Все это время мужчина сидел, опустив голову. И когда Сэнсэй закончил, тот поднял на него глаза. Лицо у него было раскрасневшимся, видимо от сильного волнения.

– Какие проблемы, говорите. Вы что, меня за ду­ра­ка держите?!

И уже смягчив тон, добавил:

– Я все прекрасно помню и от своих слов никогда не отказывался… Но объясните мне, пожалуйста, где я возьму источник энергии необходимой мощ­ности?! Для того чтобы запустить вашу установку, чертежи которой вы мне передали, мне потребуется обесто­чить как минимум всю Ленинградскую область. А вы просите, чтоб эта установка работала с начала августа и до декабря месяца. Это что, все эти месяцы и Ленинград, и все остальные будут сидеть без света?

– За источник энергии можете не переживать, уважаемый Жорж Иванович, этим мы вас обе­спечим.

– Вы что, хотите притащить в мой институт ядерный генератор, что ли?! Как вы себе это представляете? И почему именно на территории нашего института? Что, нельзя это сделать где-то в другом месте, в Москве например?

– Можем, конечно. Но мы посчитали, что ваш институт будет более удобной позицией… А источ­ником питания мы вас обеспечим. Можете не переживать, он очень малых габаритов, не более чемодана, так что места много не займет. Энергии в нем вполне достаточно, чтобы установка смогла работать нужное время.

– Извините, но вы говорили про миллионы кило­ватт. Что, это все будет в чемодане? И не ядер­ная энергия?! – уди­вил­ся академик.

Сэнсэй улыбнулся:

– Не забивайте себе голову мелочами. Могу час­тично удовлетворить ваше любопытство и сказать сразу, что это вакуумный излучатель энер­гии. Кроме того, мы дадим вам, как и обещали, частот­ный преобразователь к этой установке. Но пре­дупреждаю сразу, лезть туда и разбирать эти при­боры не советую, иначе это будет хуже, чем в Хиро­симе, в миллионы раз. Хотя внешне они абсо­лютно безвредны. Но запомните, установка должна начать работать в постоянном режиме не позднее 15 августа.

– Хорошо. А когда вы мне их доставите?

– Я думаю, сразу после Рождества вам их доставят.

– Добро… только…

Академик несколько замялся.

– Что?

– Меня интересует один вопрос. Вот вы говорите о невмешательстве в наши дела, а эта установка свидетельствует об обратном.

– Мы и не вмешиваемся. Если бы вмешивались, то предотвратили те события, которые грядут. Но мы не вправе, это ваша воля, делайте что хотите. Но единственное, не в наших интересах, чтоб здесь разразилась как минимум третья мировая с при­ме­нением ядерного. Поэтому мы хотим всего лишь сгладить последствия этих событий.

– А где гарантия, что эти волны никому не повредят?

– Мы гарантируем – это абсолютно безвредно. Просто люди станут более спокойными и рассуди­тельными. Поэтому их ответные реакции будут смягчены, и это не перерастет в какой-то глобальный конфликт… Но повторяю, предотвра­тить эти события мы не вправе. Хотите, предотвра­щайте это сами, это ваше дело.

Академик грузно поднялся с лавочки и начал про­щаться. Сэнсэй проводил его до двери, еще раз напо­миная о дате. И, пожав друг другу руки, они расста­лись. Я услышала, как Сэнсэй, возвращаясь от двери, с улыбкой пробормотал себе под нос:

– Хм, всякий дурак считает себя умным, но только умный может назвать себя дураком.

Я была просто поражена всей необычностью этого разговора. «Кто же такой Сэнсэй? Он что, фи­зик? – подумала я. – Наверное, работает в ка­ком-то научно-исследовательском институте. Сэнсэй и нам расска­зывал про какую-то углуб­ленную физику. В таком случае это многое объя­с­няет из обширного круго­зора его знаний». Эта един­ственная версия, которая пришла мне в голову, была более-менее приемлемой, поскольку в массе остальных «тысяч вопросов» я просто запуталась, не найдя им толкового объяс­нения. Но в моих глазах Сэнсэй вырос как ученый авторитет, по­скольку к нему прислуши­вался даже акаде­мик. Хотя сам Сэнсэй ничем не хотел выде­лять себя из толпы. По дороге домой он так же, как обычно, шутил вместе со всеми, под­дер­жи­вая наше веселое настроение после «обезья­ньей» тренировки. Однако дома я все же записа­ла этот необычный разговор в свой дневник с боль­шой пометкой в конце: «Оказывается, Он – физик!»

Через пару дней, когда мы с мамой ходили по магазинам за очередными покупками, я как раз строила планы на вечер, обдумывая вопросы, кото­рые собралась сегодня задать Сэнсэю на занятии.

На улице, после вчерашнего дождя и ночного мороза, выпал пушистый снег. Надо отметить, что зима здесь была довольно теплая по сравнению с теми регио­нами Союза, в которых мы жили рань­ше. «Шахтер­ский» снег был похож на снег лишь толь­ко в первый день, так как на второй он уже становился серым от угольной пыли, а на третий и вовсе таял, превращаясь в мокрую, слякотную грязь. И даже Новый год здесь мы все время встре­чали с одним и тем же прогнозом погоды: «Дождь, переходящий в мокрый снег». Так что я была рада увидеть хотя бы этот пушистый снег и ощущать долгожданный морозец. Это давало маленькую надежду, что очередной Новый год, до которого осталось всего три недели, может быть удастся встретить по-настоящему, по-зимнему и повеселиться от души.

Так, мечтая о хорошем будущем, мы шли к очеред­ному магазину. И тут мама неожиданно поскольз­нулась и упала назад, да так сильно, что у нее аж ноги подлетели. Все это случилось в какие-то доли секун­ды, я не успела даже сообразить, не то чтобы удер­жать. Проходившие рядом какие-то мужчины ки­нулись ее поднимать. Я тоже пыталась как-то помочь, испугавшись не на шутку. Поблагодарив людей, мама встала, оперевшись на меня:

– Мам, ты как, идти сможешь?

– Ой, подожди, боль такая в спине, прямо что-то хрустнуло.

– Может в больницу?

– Да подожди, сейчас пройдет.

Мы немного постояли, а потом медленно пошли домой. Мама слегка прихрамывала. Дома ей стало еще хуже. Отца не хотели тревожить на работе, все думали, что пройдет. Но боль все усиливалась, и никакие таблетки не помогали. Что мы только ни делали: растирали различными мазями, делали компрессы и даже просто грели. Но от последней процедуры ей стало еще хуже. На меди­тационное занятие я, естественно, не пошла. А ког­да поздно вечером пришел отец, мы уже испро­бо­ва­ли все, что можно, чтобы утихомирить боль. Ре­ше­ние было однозначное – нужно обращаться в больницу. Отец сделал пару звонков и договорился, чтоб маму посмотрел доцент в областной нейрохирургии.

К утру ее состояние резко ухудшилось. Ноющая резкая боль перешла и на ногу. И малейшее дви­же­ние вызывало сильнейший приступ. Ее даже в боль­ницу отвезли в полулежащем положении. В невро­ло­­гии, после серии рентгенов и компьютерной то­мографии, доцент установил, что у нее давно уже был остеохондроз позвоночника, а из-за паде­ния лопнуло фиброзное кольцо и образовалась грыжа диска 7 мм. Вследствие этого был зажат се­далищный нерв, что отдавало сильной болью в ногу. После внимательного осмотра врач послал на консультацию к нейрохирургу. Отец опять-таки нашел хорошего нейрохирурга, который, озна­ко­мив­шись с результа­тами обследования, сделал вы­вод, что операция неизбежна.

Это была катастрофа для нашей семьи. Мало того, что мы насмотрелись на прикованных к постели больных, когда искали кабинет нейро­хирур­га, так еще мама наслушалась всяких ужасов от своей, как потом оказалось, будущей соседки по па­лате в неврологии, которой требовалась пов­торная операция. Мать была так напугана пре­дсто­ящей операцией, что мы после консультации в полном смысле слова сбежали с ней из нейрохи­рургического отделения, если так можно назвать наше усиленное ковыляние. Вот так, неожи­данно для всех нас, будущее предстало в самых чер­ных тонах. Мы решили попробовать медикаментозное лечение, проколоться, как говорится, бороться до последнего.

С того дня как маму положили в больницу в неврологическое отделение, моя жизнь круто изменилась. Утром я шла в школу, а потом ехала в областную неврологию. Я все время находилась возле мамы, чтобы поддержать ее мо­ральный дух. Это, как мне казалось, было очень важно для нее. Правда, врачи возмущались «присут­ствием посторонних», но отец быстро уладил этот вопрос. Больница стала для меня основным местом моего времяпрепровождения.

Мама была более чем огорчена, что на нашу семью одно за другим сваливались такие несчастья. Да к тому же еще пришло сообщение из Москвы о том, что все сроки уже обговорены и меня ждут на операцию после новогодних праздников. Мама очень переживала, что плюс ко всему я забросила свои любимые кружки и занятия, и даже пыталась нас­тоять, чтоб я вернулась к своей обычной жизни. Но об этом моя особа даже слушать не хотела. Мне казалось, что никто не будет здесь ухаживать за ней так, как я, и что без меня она просто зачахнет от своих плохих мыслей и от гнетущей атмосферы палаты, где все соседки только и рассказывали о своих болячках.

В первые дни я так же, как и вся наша семья, находилась в легком шоке. «Надо же было такому случиться, – думала я. – Вот так, нежданно-негаданно, и именно с мамой. Какая все-таки жизнь непредска­зуемая! Нам только кажется, что почти все в ней предусмотрели, распланировали, предугадали и что все оно так и будет. А на самом деле, что ни день, то испытание на прочность, как буд­то Кто-то хочет проверить нас, насколько мы надежны, насколько мы устойчивы внутренне в различных ситуациях, будь то радость или горе. Возможно, эти стрессы, свиде­телями или участни­ка­ми которых мы невольно становимся, являются нам напоминанием свыше о том, что жизнь слиш­ком хрупка и что самое главное в ней мы можем просто не успеть сделать. Ведь мы настолько привыкаем откладывать на «неопре­де­ленное потом» важные дела своей души, что даже не замечаем, как быстро проходит сама жизнь и что в ней ничего не успеваем сделать толком.

Почему мы начинаем что-то по-настоящему ценить лишь тогда, когда безвозвратно что-то теряем: молодость – в старости, здоровье – на больничной койке, жизнь – на одре смерти? Почему?! Может быть эти внезапные ситуации как раз заставляют нас задуматься над своим бренным существованием, заставляют нас очнуться от не­сбы­точных фантазий, порожденных нашей ленью и возвратить нас в действительность. А действи­тельность такова – никто толком до конца не знает, что с ним может случиться через минуту. Так может не стоит испытывать Судьбу, а начать ценить каждое мгновенье сейчас, с этой секунды и ценить его так, как ценят обреченные люди. Возможно тогда мы сможем глубже понять смысл самой жизни и сделать в ней в тысячу раз больше полезных дел для своей души и для окружающих людей. «Глупо думать, что завтра от нас никуда не денется, оно может просто никогда не наступить». Только теперь я поняла весь смысл выражения Сэнсэя, которое когда-то я воспринимала как шут­ку: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах».

В историях жизни, которые слушала с мамой в первые дни от ее соседок по палате, я нашла под­тверждение тому, что никто не застрахован от гос­подина Случая… Женщину, что лежала у окна, зва­ли Валентиной Федоровной. Один лишь миг пере­вернул всю ее жизнь. А случилось это так же неожи­данно. Жили они с мужем поначалу как все, еле дотягивали от зарплаты до зарплаты. А когда пошла волна кооперативного движения, муж уволился с фабрики и оформил свой кооператив по изготовле­нию мебели. Поскольку мужик был предпри­имчивый и трудо­любивый, дела пошли в гору. За какой-то год он заработал столько денег, что они с женой смогли купить и новую кооперативную квартиру, и машину, и даже дачный участок. Все было лучше некуда и ничего не предвещало беды.

Но два месяца назад, когда Валентина Федо­ровна возвращалась с мужем на машине со дня рож­де­ния своего родственника, они попали в крупную аварию. Это случилось в какие-то доли се­кунды. Три машины врезались друг в друга на полной скорости по вине пьяного водителя со встречной полосы. Муж погиб сразу. А она, благодаря тому что была при­стегнута ремнем безопасности, чудом осталась жива. Однако ее так дернуло, что врачи потом определили у нее подвывих в шейном отделе позвоночника с образовавшейся там гематомой. После этого случая руки ее стали плохо слушаться, а ног она вообще не чувствовала. Подвывих ей устранили в нейрохирургии. Однако осталась гема­тома – следствие ушиба спинного мозга. Ва­лентину Федоровну перевели из нейрохирур­ги­ческого в неврологическое отделение около меся­ца назад.

Но мне показалось, что ее больше угнетало не столь физическое состояние, сколько моральное. Именно с того момента катастрофы жизнь ее пошла наперекосяк. Мало того, что пришлось заложить часть имущества, поскольку деньги, которые у нее были, быстро разошлись на лечение, на оплату каких-то непонятно откуда взявшихся долгов мужа, так ее еще поразило странное отношение своих знакомых.

У семьи Валентины Федоровны, как она рассказывала, было много друзей, родственников, близких знакомых. Но как только те узнали, что муж погиб, а она осталась покалеченная одна, все почему-то вмиг забыли о ее существовании. И вот теперь она уже второй месяц лежит в больнице и ее посещает лишь пожилая старушка-мать да родная сестра, которая хоть и жила в бедности, но всегда старалась принести ей что-нибудь вкусненькое. Теперь Валентина Федоровна, ко­нечно, поняла, кто есть кто, но было уже слишком поздно. В тот вечер я записала в свой дневник одно инте­ресное выражение ее старенькой матери насчет нерадивых друзей: «Когда горшок кипит, то и дру­зей полон дом кишит. А как горшка не стало, то и в доме пусто стало».

Валентина Федоровна была в отчаянии и не находила другого выход своему горю, нежели как в злословии на своих бывших друзей и знакомых. А мне при этом становилось как-то не по себе. Этими плохими словами она мало того что портила нас­тро­ение себе, психовала по пустякам, сама в себе разжигала ненависть, так еще и окружающие от этого страдали. Впоследствии нам даже не хотелось упоминать при ней слово «друг» из-за того, что эта женщина бук­вально взрывалась и начинала заново свою «старую песню о главном».

Другая женщина, Анна Ивановна, была добрая. Она не кляла на чем свет стоит свою Судьбу, хотя здоровье ее было ничуть не лучше. У нее была поч­ти такая же болезнь, как и у мамы. Просто в один «прекрасный момент» сильно заболела спина. В ко­неч­ном счете врачи обнаружили у нее грыжу диска. Сделали операцию, удалили позвоночную гры­жу. После этого ей намного полегчало. Но через какое-то время она опять слегла и стало еще хуже. Врачи назначают повторную операцию, но она боится, что после нее совсем перестанет ходить. Анна Ивановна, хоть и более сдержанно, расска­зывала свою историю, но подробности и особенно последствия ее опе­рации очень сильно напугали не только маму, но в некоторой степени и меня, поскольку моей особе, по всей вероятности, тоже предстояла встреча с нейро­хирургами.

Анна Ивановна плохо передвигалась. К ней часто приходил ее муж, веселый упитанный мужчина. Дети их давно выросли и жили со своими семьями в разных городах. У Анны Ивановны было свое го­ре, она больше всего боялась быть прикованной к постели, ведь ей было только пятьдесят. Она бо­ялась быть тяжелым бременем на шее у мужа да еще тяготить своей болезнью детей. Поэтому эта женщина очень старалась вылечиться, глотая все предназ­наченные таблетки и выполняя все пред­писанные процедуры. Но временами, когда боль становилась невыносимой, оптимизм ее покидал и она зали­валась горькими слезами, повторяя один и тот же вопрос: «За что?!»

Третья соседка, совсем молодая девушка, лет на пять меня старше. У нее была постродовая травма. Она еще во время беременности чувствовала боль в спине. Правая нога абсолютно перестала ее слушаться, Лена даже не могла пошевелить пальцами на ней. Как оказалось, у нее была протрузия двух дисков. Дома у нее остался грудной ребеночек под присмотром свекрови-пенсионерки. К ней тоже при­ходил муж. Он был неплохой парень, спокойный, вид­но по натуре тихоня. Зато ее свекруха влетала как ура­ган, вечно ворчливая и недовольная какими-то ме­ло­чами.

Это осложнение после родов, которое также никто не мог предугадать, поставило молодую семью на грань развала. Мало того что со здоро­вьем Лены были серьезные проблемы, она не могла физи­чески за ребенком ухаживать, так еще и свек­ровь все время подбивала своего сына на конфлик­ты, мол зачем такая жена-калека, на всю жизнь обуза, требуй развода. А Лене и положиться больше не на кого было с ребенком-то, разве что на свою мать. Но та жила далеко, в другом городе, и редко приезжала, так как все время вкалывала на заводе, еле сводя концы с концами. В общем, не жизнь ста­ла у Лены, а сплошная трагедия.

Так вот, наслушалась я всех этих историй и по­думала, что ведь действительно никто из них не ожидал такого вот финала, все жили какими-то своими мечтами и тут – на тебе, гром среди ясного неба. Все сетовали на то, почему это случилось имен­но с ними… Вечером, находясь под впеча­тле­нием услышанного, я открыла наугад свой дневник и прочитала первые попавшиеся слова Сэнсэя, про­изнесенные им когда-то в одной из бесед: «Не бы­вает случайностей. Случай – это всего лишь за­ко­номерное следствие наших неконтро­ли­ру­емых мыслей». «Вот это да! Надо же, а я на эти слова как-то раньше просто не обращала вни­мания». И для большей своей «зоркости» выде­лила их в дневнике жирным курсивом.

Мне очень хотелось посетить занятия и тренировки Сэнсэя, но вырваться из этого водо­ворота, по меркам моей совести, никак не могла. Хотя постоянно перезванивалась с ребятами, ко­то­рые взахлеб хвастались своими успехами. Дома продолжала делать медитации, а «Цветок лотоса» пыталась выполнять в каждую свободную минуту. У меня очень хорошо получалось вызывать ощу­ще­ния, когда думала о «желанном подарке». При этом в солнечном сплетении возникала волна мелких мурашек, которая расходилась по телу в разные стороны. Это чувство было довольно-таки приятным… Хоть я и не была рядом с Сэнсэем, но его слова, прочитанные из дневника, постоянно прокручивались в моей голове.

В больнице моя особа решила во что бы то ни стало изменить болезненно-нервозную атмосферу в палате, ибо, послушав все эти разговоры о боляч­ках и гнетущем бытие, можно было и здоровому человеку быстро захиреть. В гостях у мамы я стара­лась рассказывать все самые смешные истории, которые только знала, начиная со школьной жизни и заканчивая разными курьезами из литературы. Но этот метод был малоэффективен, поскольку женщины оставались погруженными в думы о сво­их проблемах. Как-то раз в разговоре с Леной я поведала ей то, что слышала от Сэнсэя, о хороших и плохих мыслях, о сущности души и на­шей жизни, кстати к немалому изумлению моей мамы. Удивительно, но женщины начали прислу­ши­ваться к этим словам с таким вниманием, как будто я передавала не слова Сэнсэя, а какую-то исповедь, касающуюся сугубо каждой из них. Мама говорила, что после моего ухода, они еще долго обсуждали эти слова и задумывались над их смыслом, исходя из своего прожитого опыта жизни. Пора­зительно, но через неделю таких моих расска­зов это дало неожиданные результаты.

Все та же Валентина Федоровна, которая больше всех стонала и убивалась горем, преобразилась в совершенно другого человека, толкового органи­затора своей судьбы. Мама рассказывала, что после таких бесед она усиленно что-то обдумы­вала. И результат ее решения превзошел все ожида­ния. Она предложила мужу Лены официальную должность директора в мебельном кооперативе с соответству­ющей хорошей зарплатой. Это был полный шок не только для молодой семьи, но даже для свекрови. Они просто не знали, как и благодарить Валентину Федоровну за этот подарок Судьбы.

Муж Лены, хоть и был тихоня, но когда ему дове­рили столь ответственное дело, обнаружил у себя таланты хорошего руководителя. Как рассказывала свекровь, он работал с большим энтузиазмом и отдачей целыми сутками напролет, благодаря чему производство мебели вновь было налажено за какие-то две недели, и даже появился первый крупный доход. Свекровь расцвела от счас­тья, и ее отношение к Лене резко переменилось в хорошую сторону.

Более того, Валентина Федоровна пристроила в этот кооператив и свою родную сестру, превратив ее из простого бухгалтера с мизерной зарплатой в госу­дарственной конторе в главного бухгалтера сво­его частного предприятия, получающего солидную зарплату. А поскольку та жен­щина была честной, пунктуальной и аккуратной, то порядок был гарантирован. В общем, от такого умного и простого разрешения проблем Валентиной Федоровной, все были довольны, а она в особен­ности. Ее здоровье да и вся жизнь в целом, начали налаживаться. Даже старые «друзья» стали к ней наведываться, предлагая всевозможные свои услу­ги. Но Валентина Федоровна совершенно без злобы дала им понять, что ни в их услугах, ни в их помощи больше не нуждается.

Атмосфера в палате с тех пор значительно улучши­лась. Теперь женщины чаще улыбались, шутили, подбадривали друг друга. В этой палате стало прият­нее находиться всем, даже медперсонал задержи­вался намного дольше обычного, чтобы поболтать с нашими хохотушками. И что самое пора­зительное, у женщин значительно улучшилось не только настроение, но и их здоровье, они быстро пошли на поправку. И я поняла, что та жуткая боль была порождена, в первую очередь, их воображением, плохими мыслями и страхом перед неизвестностью. Она как червь съедала их изнутри, усиливая многократно физическую боль. А как только эти женщины отвлеклись от этого, то стали приятнее не только окру­жающим, но и самим себе. У них появилась воз­мож­ность не только трезво рассуждать, но и попытаться адаптироваться к новым условиям жизни, отношениям с людьми.

Меня просто ошеломило это открытие, посколь­ку я даже и не подозревала, что слова Сэн­сэя произ­ведут такую революцию мыслей и чувств в этих обреченных на страдание женщинах. Ведь положи­тельные мысли одной из них породили целую цепь событий в судьбах нескольких людей, принося в их жизнь счастье и достаток. Это послужило для меня еще одним подтверждением достоверности слов Сэнсэя относительно того, насколько сильны наши мысли, насколько они влияют на нас и нашу Судьбу.

Еще я заметила, что выполнять «Цветок лотоса» в палате стало значительно легче. Моя особа старалась как могла, поддерживать этот дух оптимизма, который нарастал здесь с каждым днем. Я набрала в библи­отеке книжек великих классиков, обязательно с хорошим концом, а также юмори­стические расска­зы. Женщины с удовольствием их читали, переска­зывая друг другу волнующие моменты. Оказывается, многие слова Сэнсэя также находили свое подтверж­дение в произведениях классиков разных эпох. И тут, наконец-то, до меня дошло, что Сэнсэй ведь говорил о действительно вечных истинах, которые присущи всему роду человеческому изначально. Причем излагал он это все просто и ясно.

И еще один любопытный момент был отмечен мною. Анна Ивановна, которая двадцать лет про­работала в университете педагогом по лите­ратуре, многие эти произведения знала чуть ли не наизусть. Но сейчас она говорила, что с удоволь­ствием перечитывала данные книги, поскольку теперь уже воспринимала это все совершенно по-другому. И именно для себя, для своей души, как она потом призналась, сделала интересные открытия, заметив в книгах то, на что раньше совершенно не обращала внимания.

Иногда наше чтение превращалось в целые литературные вечера. Удивительно было то, что женщины, когда я им рассказывала о контроле над мыслями из теории Сэнсэя, слушали эти слова с необы­чайным вниманием. Поначалу меня это смуща­ло, так как на многие их встречные вопросы о жизни я просто не могла ответить. Но дома, вновь перелистывая свой дневник, находила слова Сэнсэя, которые, по-моему мнению, более-менее подходили к ответам. Как ни странно, но женщины понимали эти слова по-своему, исходя из опыта прожитой жизни, и са­мое важное – эти ответы их вполне удовлетво­ряли. Так что хоть Сэнсэя и не было рядом с нами, но его присутствие явно ощущалось в тех его глубоких мыслях, к которым мы постоянно возвращались.

Приближался Новый год. Женщины решили устроить себе праздник для души прямо в палате. Мой папа уладил все формальности с главным вра­чом. Мы даже установили небольшую, но насто­ящую елку, украсив ее всевозможными игру­шками и для смеха шприцами и капельницами. Так что Новый год наша семья встречала в маминой палате вместе с женщинами и их близ­кими и род­ными. Было настолько весело, настолько все друг к другу доброжелательно отно­сились, что у меня создалось впечатление, что здесь собралась одна большая дружная семья. Мне запомнился один интересный тост, произнесенный свекровью Лены:

– Говорят, что как встретишь Новый год, таков и будет целый год. И несмотря на то что мы встре­чаем его в больнице, главное, что встречаем его в компании таких замечательных людей. Я благо­дарна Богу за то, что все несчастья с моим сыном закон­чились благополучно. Большое спасибо Вам, уважаемая Валентина Федоровна, за ваше доброе и чуткое сердце. Если бы не вы, мы бы никогда не выбрались из того кошмара. Так давайте выпьем за вас, за непредсказуемую Судьбу, которая свела нас всех в столь необычном месте. За ваше здо­ровье!

В эту ночь было сказано еще много добрых и красивых слов. А ближе к двум часам ночи к нам присоединился даже главный врач с супругой, которые возвращались откуда-то из гостей. Но как я потом поняла, его больше интересовало общение с моим отцом, чем с нами… Изрядно подвыпив, женщины стали изливать друг другу свои души. И здесь меня просто ошеломил один момент, когда Валентина Федоровна рассказывала о принятии своего жизненно важного решения.

– Вы знаете, девочки, я долго думала над тем, что со мной произошло и как же из этого дерьма теперь вылезти. И однажды, после очередного тако­го тягостного раздумья, мне приснился странный сон, как красивый молодой человек с белокурыми волосами до плеч, подошел к моей койке и говорит таким мелодичным голосом: «Что ты мучаешься? Посмотри вокруг, какие люди тебя окружают. Когда ты узришь в них лучшее, твои проблемы исчезнут». После этого я проснулась как будто с совершенно другими глазами. Я стала размышлять. И действительно, как потом оказалось, лучше кандидатур, которых я здесь нашла для поднятия моего производства, и придумать нельзя. Хотя, честно говоря, я в начале и сомневалась, все-таки был большой риск. Но, вспоминая этот сон, что-то подтолкнуло меня к окончательному реше­нию… Ей богу, девочки, – она перекрестилась, – истин­ная правда!

– Представляете, мне тоже снился белокурый мужчина! – призналась Анна Ивановна. – Только я стеснялась вам рассказать. Он говорил мне что-то таким приятным голосом. Но на утро я ничего не могла вспомнить из его слов. Только помню, что после этого мне стало как-то хорошо в душе. Я до сих пор это состояние умиротворения в себе ощущаю. И что бы это могло значить?

– Это все вам ангелы небесные помогают, – запри­читала набожная свекровь. – Они вам, родненькие, верный путь указывают…

И дальше пошла целая проповедь церковного уче­ния. Но меня этот случай явно заинтриговал. И по прийдя домой, я первым делом записала его в свой дневник.

Вскоре, после новогодних праздников, маме стало значительно лучше, и ее выписали. Проща­ние с женщинами, которые также готовились к вы­пи­ске, было очень теплым. В эти дни у меня появи­лось больше свободного времени, и я решила съез­дить на тренировку. Но мои друзья сказали, что Сэнсэй уехал куда-то в командировку на пару недель. Так что наша встреча отклады­ва­лась на неопределенный срок, поскольку через три дня мы с мамой вылетали в Москву.

В дорогу я захватила и свой дневник. И пока мама спала в самолете, вновь его перелистала. Конечно же, я жутко волновалась перед предсто­ящим, но слова Сэнсэя согревали мне сердце и как живительный бальзам успокаивающе действо­вали на душу.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: