ТАЙНЫ “ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА”.

Необходимость кардинальных перемен в экономике диктовалась не только ситуацией внутри страны, но и внешней угрозой. Нет, англичане, французы, американцы воевать с СССР не собирались. Британия даже восстановила с Москвой дипломатические отношения. Зачем от торговых выгод отказываться? Но одно другому не мешает, разве некого было на русских натравить? Поддерживаемая Западом, бряцала оружием Польша. Враждебно вели себя Румыния, Финляндия. А первыми попробовать Советский Союз на прочность подтолкнули китайцев. Китайская Восточная железная дорога (КВЖД) строилась Российской империей, а по соглашению 1924 г. СССР и Китай владели ею на паритетных правах. Но не без влияния западных дипломатов и спецслужб северокитайское правительство Чжан Сюэляна в 1929 г. решило изменить положение. Момент выглядел благоприятным, в Советском Союзе нехватка продуктов, общее недовольство, оживилась оппозиция. В случае войны, глядишь, дело дойдет до беспорядков, как в русско-японскую.

Китайская полиция и войска захватили КВЖД, советских служащих арестовывали, выгоняли на родину, многих убивали. Или они просто исчезали, а потом в Сунгари вылавливали трупы со сделами истязаний. Дипломатические протесты Москвы были проигнорированы. Железной дорогой правительство Чжан Сюэляна ограничиваться не собиралось. Стали сосредотачиваться группировки для вторжения в Приморье и Забайкалье. На границах начались сплошные провокации. Под эгидой китайских властей стали формироваться отряды белогвардейцев. Возникали даже проекты отхватить всю Сибирь. (Хотя нетрудно понять, что выигрыш достался бы вовсе не китайцам. При собственном феодальном хозяйстве, куда уж им было осваивать такие пространства? Тут погрели бы руки японцы или западные концессионеры).

Но в ноябре небольшая по численности Особая Дальневосточная армия нанесла удар, за несколько дней вдребезги разгромила китайские войска, продвинувшись до Хинганских гор. Победа была впечатляющей. Горячие головы в советском руководстве, в военном командовании воодушевились наступать вглубь Китая, противостоять нашим войскам было некому. Вот она, “мировая революция”! Однако Сталин пресек эти настроения. Освобождать “пролетариев всех стран” ценой русской крови он не желал. И хорошо понимал, что эскалация конфликта может привести к вмешательству уже более серьезных противников. Как только перепуганные китайцы запросили о мире, наше правительство согласилось, удовлетворившись всего лишь восстановлением на КВЖД прежнего статус-кво.

В связи с внешней опасностью в 1929 г. была воссоздана Военная комиссия Коминтерна, ликвидированная в 1925-м, усилилось финансирование зарубежных компартий. Для разных стран снова разрабатывались планы революционных выступлений, диверсий. Хотя в данном отношении определяющими были уже задачи не “мировой революции”, а обороны государства – в случае войны разрушать тыл вероятных противников. Но при этом СССР оставался отсталой страной, его уровень промышленного производства даже не дотягивал до 1914 г. – в то время как Запад в 1920-х переживал бурный промышленный рост. Индустриализацию требовалось вести во что бы ни стало. А непрекращающиеся продовольственные кризисы 1927, 1928,1929 гг убедили Сталина, что ее надо вести вместе с коллективизацией.

Кстати, коллективизация была изобретением не сталинским. Ее в разных формах с благословения Ленина пробовали проводить в 1918-19 гг. И при нэпе попытки не прекращались, необходимость ее признавали как “левые”, так и “правые”. Ее старались осуществлять в форме кооперативов, но результаты были плачевными. Кулаки и нэпманы подминали под себя кооперативы точно так же, как в 1990-х гг деляги будут подминать сельские “акционерные общества”. И Сталин взял для коллективизации ленинскую форму. Ту самую, которая была описана в одной из последних статей Владимира Ильича, “О кооперации”.

Между прочим, как ни парадоксально, М.С. Горбачев тоже будет использовать ее, подкрепляя цитатами перестроечные “реформы”. Но если не дергать отдельные цитаты, а внимательно прочитать всю работу, то станет ясно, что речь идет именно о коллективизации сельского хозяйства. По Ленину, должно осуществиться тотальное “кооперирование в достаточной степени широко и глубоко русского населения”. И “кооперативы”, которые он имел в виду, должны организовываться “на государственной земле при средствах производства, принадлежащих государству”, при “обеспечении руководства за пролетариатом по отношению к крестьянству” [96].

Сталин все это выполнил буквально. Только вместо названия “кооперация”, которое дискредитировало себя в период нэпа, он использовал слово “коллективизация”, хотя в принципе это синонимы. Вот и строились планы “широко и глубоко”. И указания насчет средств производства, принадлежащих государству, пришлись очень кстати. Тракторов-то было мало, на все колхозы их не могло хватить. И задача решалась путем создания государственных машинно-тракторных станций (МТС), способных обслуживать по несколько колхозов.

Но, кроме Ленина, у Сталина в это время появляется еще один пример для подражания. Петр I. Конечно, не реальный Петр, больше наломавший, чем создавший, а тот идеализированный образ, который культивировался среди русского дворянства и интеллигенции: великий реформатор, “вздыбивший” Русь, сумевший вывести ее из гипотетической “отсталости” на уровень европейских держав. Реформатор, преодолевавший сопротивление оппозиции (что Сталину было близко). И не считавшийся ради достижения цели ни с какими трудностями подданных – иначе погибнет государство…

Сам ли Сталин обратился к этой фигуре? Или подсказали? В любом случае, для большевистского государства 1920-х гг обращение к образу царя, каким бы он ни был, являлось очень смелым. Впервые имя Петра прозвучало на пленуме ЦК в ноябре 1928 г. Сталин назвал его в одном ряду с Лениным и, ссылаясь на них, указывал – надо “догнать и перегнать передовые капиталистические страны в технико-экономическом отношении”, лишь в этом случае Советский Союз выйдет из экономической зависимости от них и сможет построить социализм. Летом 1929 г. нэп стал сворачиваться. Прикрывались частные предприятия и торговля, была узаконена принудительная продажа крестьянами “излишков” продукции, вводилась карточная система.

Первые результаты, вроде бы, обнадеживали. Успешно возводились промышленные объекты. И относительно сельского хозяйства ЦК констатировал, что темп коллективизации “превзошел самые смелые ожидания”. Поэтому планы индустриализации и коллективизации корректировались в сторону повышения. 7 ноября Сталин выступил со статьей “Год великого перелома”. По-“петровски”. Перелом подразумевался “в развитии земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию”. В декабре было установлено: к весне 1930 г. вовлечь в колхозы 34 % крестьянских хозяйств. А 5 января постановление ЦК определило: “Коллективизация зерновых районов может быть в основном закончена осенью 1931 г. или, во всяком случае, весной 1932 г.” Ставилась и задача “ликвидации кулачества как класса”. В деревню были направлены 25 тыс. рабочих для организации колхозов.

Но вылилось это в катастрофу. Низовое партийное руководство рьяно бросилось перевыполнять директивы. А “двадцатипятитысячники” оказались не лучшего сорта. Хороший рабочий не пойми куда не поедет. Заводские парторганизации отряжали таких, кто самим был не нужен. Бездельников, горлопанов, сомнительные личности. Получив власть над крестьянами, они развернулись вовсю. Отбирали скотину, птицу, имущество. И крестьяне, загоняемые в колхозы, сами резали скот, чтобы хоть попользоваться мясом. А та живность, которую удавалось “обобществить”, подыхала без кормов и присмотра, потому что новоиспеченные председатели из “двадцатипятитысячников”, из мелких партийных функционеров, даже из сельских активистов руководить большими хозяйствами не умели. Инвентарь ломался, ценности разворовывались – и нередко самими председателями или их подручными.

А параллельно шло раскулачивание. Сплошь и рядом к кулакам причисляли любых зажиточных крестьян, середняков. В некоторых районах придумывали собственные критерии: допустим, если в семье нет коровы, это бедняки, если есть – середняки, а если две коровы – уже кулаки. У таковых конфисковывали нажитое добро и отправляли в ссылки. Ну а для бедняков или середняков, протестующих против коллективизации, ввели термин “подкулачник”. Эта вакханалия вызвали бунты. Секретарь Центрально-Черноземного обкома Варейкис писал: “В отдельных местах толпы выступающих достигали двух и более тысяч человек… Масса вооружалась вилам, топорами, кольями, в отдельных случаях обрезами и охотничьими ружьями”.

В 1930 г. зафиксировано 1300 крестьянских восстаний и волнений, охвативших 2,5 млн человек. Основная часть мятежей пришлась на январь-февраль. Были столкновения, вызывались войска. Но и красноармейцы были выходцами из крестьян, повиновались плохо. И Сталин запретил бросать на подавление воинские части, разослав органам ОГПУ секретную телеграмму: “Сопротивление крестьян перерастает в повстанческое движение, обстановка грозит гибелью, употреблять Красную армию для подавления повстанцев – значит идти на разложение ее ввиду подавляющего крестьянского состава и оголить границы СССР”. Чаще обходились иначе. Выжидали, когда бунтующие толпы “выпустят пар” и разойдутся, а потом в деревню наезжали команды ОГПУ и арестовывали самых активных.

Был ли виноват в этих бедствиях Сталин? Без сомнения, как руководитель партии и государства. Но все же говорить о “сталинской политике” в данном случае было бы некорректно. Указания, которые давал ЦК, разительно отличались от того, что происходило на практике. Еще раз обратимся к процитированным выше документам. Январское постановление ЦК говорило о коллективизации “ зерновых районов”, о том, что она может быть завершена “ в основном ” к осени 1931 или весне 1932 г. Но нигде и никогда не требовалось завершения к весне 1930 г.! К этому сроку предусматривалось вовлечение в колхозы 34 % хозяйств – но не 56 %, как оно случилось уже к марту.

Значит, на промежуточных уровнях между ЦК и исполнителями кто-то подправлял, корректировал, настраивал на “перевыполнение”. Случайно ли? Ох, что-то не верится в эдакие случайности. Тем более что кампания развернулась как-то очень уж быстро, всего за два месяца – по всему Советскому Союзу. Другие-то дела долго приходилось “раскачивать”, повторные указания давать, нажимать, а тут мгновенно… И Сталин вовсе не форсировал процесс. Наоборот. 30 января 1930 г. за его подписью вышла директива ЦК, пытавшаяся сдержать увлечение раскулачиванием: “… ЦК разъясняет, что политика партии состоит не в голом раскулачивании, а в развитии колхозного движения… ЦК требует, чтобы раскулачивание не проводилось вне связи с ростом колхозного движения, чтобы центр тяжести был перенесен на строительство новых колхозов…”

А 2 марта 1930 г. вышла статья Сталина “Головокружение от успехов”, резко осуждавшая допущенные безобразия. В тот же день был опубликован примерный устав сельскохозяйственной артели, в разработке которого участвовал Сталин. В уставе предусматривалось оставлять крестьянам приусадебные участки, не обобществлять мелкий скот, птицу и т.п. (Другой вопрос, что о таком уставе надо было подумать раньше – но это входило в обязанности не партийного руководства, а наркомата земледелия, хозяйственных органов). 14 марта ЦК принял суровое постановление “О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении”: “ЦК считает, что эти искривления являются теперь основным тормозом дальнейшего роста колхозного движения и прямой помощью нашим классовым врагам”. А 3 апреля в “Правде” была опубликована еще одна статья Сталина “Ответ товарищам колхозникам”, где разъяснялась политика партии в данном вопросе.

Кстати, на эти статьи и постановление ЦК больше всего обиделись… троцкисты. Оказалось, что как раз они особенно усердно громили деревню, полагая, что партия приняла их курс наступления на крестьянство. А когда за “искривления” стали наказывать, троцкисты даже в открытых газетных публикациях выражали возмущение: дескать, нашими руками сделано дело, и нас же объявили “крайними”. Ну а крестьяне после разъяснений, что колхозы должны создаваться на добровольной основе, начали массами выходить из них. Если к марту в колхозы удалось поверстать 56 % хозяйств, то через два месяца осталось 26 %.

Но возможности индивидуального труда оказались уже подорванными. Хозяйства понесли колоссальный ущерб, скотина погибла (ее поголовье не восстановилось даже к 1941 г.) Распоряжаться “излишками” своей продукции крестьяне все равно больше не могли. А процесс коллективизации возобновился к концу 1930 г., но уже более планомерно, организованно. Лишь к середине 1931 г. число крестьянских хозяйств, вошедших в колхозы, достигло 53 %.

С легкой руки Солженицына и других авторов коллективизацию и раскулачивание принято изображать “мужичьей чумой”. Называются цифры – 10 млн, 15 млн сосланных. Причем все они почему-то подразумеваются погибшими. Да, бедствие и впрямь было колоссальным. Но и лжи в данном вопросе намешано сколько угодно. Сразу отметим, что точных цифр до сих пор нет. В ходе антисталинских разоблачительных кампаний они так и не опубликованы. Почему? Что же касается версии о 15 миллионах, вымерших в сибирских тундрах, то впервые она была озвучена в мемуарах У. Черчилля, изданных в период “холодной войны” [193]. Заслуживает ли такой источник безусловного доверия? Вот уж вряд ли. Но в дальнейшем западные и наши прозападные исследователи переписывали друг у друга эту версию без всяких проверок.

Отметим и другой немаловажный аспект. Д. Волкогоновым и С.Семановым были опубликованы документы, свидетельствующие – разнарядки на количество кулаков и “подкулачников”, подлежащих депортации, спускались на места централизованно. Но не по линии партийных органов, а по линии ОГПУ. До недавних времен действия Сталина и его спецслужб отождествлялись. Но на самом-то деле для подобного отождествления оснований нет. И рассылались в республики, края, области порожденные не пойми кем обязательные цифры! Так, на Средней Волге предписывалось раскулачить и направить в концлагерь 3 – 4 тыс. человек, просто выслать 8 – 10 тыс. На Украине в концлагерь отправить 15 тыс., выслать – 30-35 тыс. [161]. Данные цифры касались только глав семей, а высылали обычно семьи целиком.

Но и эти “планы”, присланные из центрального аппарата ОГПУ, карательными органами на местах перевыполнялись. Скажем, директива для Северо-Кавказского края (включавшего Дон, Кубань, Терскую губернию, северокавказские национальные автономии, кроме Дагестана) предусматривала заключение в лагеря 6-8 тыс. человек, и высылку 20 тыс. Реально только с Кубани и Терека в 1930 г. было депортировано в “отдаленные северные районы СССР” 50 тыс. человек. А в 1931-32 гг. из Северо-Кавказского края выселили еще 38 тыс. семей (172 тыс. человек). Из них 26 тыс. семей направили на Урал, 12 тыс. переселили внутри региона [21].

И все же, как можно увидеть по порядкам приведенных цифр, число жертв раскулачивания было намного меньше, чем указывается в демократических источниках. С. Семанов оценивает, что всего депортациям подверглись 3,5 – 4 млн крестьян. Кто-то был расстрелян, многие погибли в лагерях и на местах поселений. Но и целиком списывать всех раскулаченных на тот свет совершенно неправомочно. А чьими же руками возводились Днепрогэс, Магнитка, Турксиб? Раскулаченных направляли в основном на стройки первой пятилетки. И, например, в Магнитогорске 40 % строителей были такими “спецпереселенцами”. Нет, я ничуть не оправдываю разгром деревни и крестьянства. Просто хочу лишний раз обратить внимание, что в историю сталинской эпохи внедрено слишком уж много искажений. Опять же – почему? И зачем?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: