НА ПУТИ К НОВОЙ КАТАСТРОФЕ.

В XIX – начале XX вв Запад в своих операциях по раскачке России действовал по нескольких направлениях. Во-первых, шло воздействие на молодых аристоткратов, детей вельмож и государственных деятелей. Чтобы они, заняв места отцов в структурах власти, проводили соответствующую политику. Во-вторых, западными влияниями заражалась интеллигенция, “мозг нации”, хранительница и производительница ее культуры. В-третьих, внутри России поддерживались оппозиционные организации самого различного толка. В-четвертых, создавались революционные центры за границей. Во второй половине ХХ в. раскачка СССР велась по тем же схемам.

Вместо аристократов благодатной почвой для обработки становились дети номенклатуры. Уж они-то ни в коей мере не верили лозунгам и идеалам коммунизма, поскольку сами росли на “кухне”, где эти лозунги стряпались. Росли избаловавшись и зажравшись. Но хотели большего. Что толку иметь все, если пользоваться этим можно лишь “за закрытыми дверями”, в своем кругу? А вне его требуется соблюдать массу условностей? Эта молодежь читала литературу, смотрела фильмы, недоступные для других современников. Бывала за границей, что тоже было доступно далеко не каждому. И завидовала западному материальному уровню, образу жизни.

Известный писатель В.Карпец вспоминает, что во время событий в Чехословакии все его одноклассники были на стороне чехов, и ставит себе в заслугу, что он один сочувствовал “нашим”. Ваш покорный слуга в это же время учился в школе, но все мои одноклассники были, естественно, “за наших”. А любого, кто осмелился бы объявить себя предателем, без всякого сомнения крепко отмутузили бы. Но разница заключается в том, что Карпец учился в элитной школе. Для очень-очень “избранных”. Для таких, кто потом попадал в высшие партшколы, институты международных отношений и прочие “аристократические” учебные заведения. И в 1980-х как раз они и им подобные составили поколение молодых партийных функционеров, дипломатов, управленцев…

По-прежнему культивировалось в СССР и движение диссидентов. С 1965 г. член НТС Ю.Галансков с группой инакомыслящих взялся организовывать ежегодные демонстрации в День Конституции на Пушкинской площади. Правда, в 1967 г. посадили. Осудили на 7 лет и писателей А. Синявского и Ю. Даниэля, которые под псевдонимами публиковали свои произведения за границей. Но такие дела помогали активизировать других оппозиционеров – 63 члена Союза писателей и 200 присоединившихся обратились с письмом к XXIII съезду партии с просьбой освободить осужденных. Да и за рубежом стали возникать различные комитеты в защиту инакомыслящих в СССР, проводились демонстрации, пикеты.

На самом деле диссидентов было всего несколько тысяч (а активных несколько сот). И в СССР о них почти никто и не знал. Но они действовали как раз для того, чтобы раздувать шум вокруг себя, а ориентировались сугубо на заграницу. Когда в августе 1968 г. 8 человек устроили на Красной площади демонстрацию против ввода войск в Чехословакию, ну кого они могли сагитировать? Да их сразу же и повязали. А единственными зрителями стали собравшиеся заранее иностранные журналисты. Вот и получили материал. И из воспоминаний диссидентов, кучковавшихся вокруг Сахарова, видно, что у них тоже единственным методом “борьбы” было – “Собираем пресс-конференцию!” То бишь звали нескольких зарубежных журналистов, отиравшихся в Москве, и выкладывали им какой-нибудь негатив о советской действительности [130].

На это же нацеливались всевозможные “правозащитники”. В 1968 г. Т. Ходорович, С. Ковалев, Т. Великанова начали издавать подпольную “Хронику текущих событий”, собирая материалы о нарушениях “прав человека” в СССР. При этом создали законспирированную сеть информаторов. А когда на совещании в Хельсинки Советский Союз подписал обязательство соблюдать “Декларацию прав человека”, этим тут же воспользовались. В 1976 г. в Москве возникла “Группа содействия выполнения Хельсинкских соглашений в СССР” во главе с Ю. Орловым, А. Щаранским, А. Амальриком, А. Гинзбургом. То бишь группа, взявшая на себя функцию проверять и доносить за границу, а как СССР будет соблюдать взятые на себя обязательства. Финансировая поддержка пошла через Гинзбурга, через “Российский фонд помощи политзаключенным” [130] – и как-то очень уж быстро возникли украинская, литовская, грузинская, армянская Хельсинкские группы, связанные с московской.

Настучать за границу – дальше этого не шло. Пусть хорошие дяди иностранцы помогут. Вообще в психологии диссидентов можно увидеть нечто болезненное, надломленное, на уровне комплексов. В данном отношении выглядит характерным эпизод из мемуаров правозащитника Ю.Орлова, изданных в США. Он вспоминает, как в детстве проснулся ночью и увидел свою мать в объятиях постороннего мужчины. Эпизод ничуть не связан с сюжетом, с политической деятельностью автора. Он просто описывает, как был потрясен [130]. Допустимость выставить собственную мать голой на всеобщее обозрение и обсуждение (кстати, перед американским читателем) – как раз это в значительной мере оказывается приложимо ко всему правозащитному движению.

Хотя иностранцы с российскими диссидентами не особо церемонились, иногда откровенно подставляли их, если считали нужным. Так, в конце 1976 г. президент Картер и его советник Бжезинский решили вызвать очередное “охлаждение” в отношениях с СССР. Для этого Картер в нескольких выступлениях расхвалил советских правозащитников, пригласил к себе для беседы диссидента Буковского, отбил приветственную телеграмму Сахарову. Естественно, на КГБ это подействовало, как красная тряпка на быка. Тут же арестовали все Хельсинкские группы, а Сахарова выслали работать в Арзамас. Что и дало возможность Картеру раздуть антисоветскую кампанию и взбудоражить свою “общественность” против “тоталитаризма” [130, 170].

Точно так же, как во все прежние времена, Западом поддерживались националисты. И разные направления антисоветчины оказывались связаны друг с другом. Например, грузинскую Хельсинкскую группу возглавлял сепаратист, будущий диктатор З.Гамсахурдиа. Правозащитника Ю.Орлова одно время прятали бандеровцы – и рекомендовали друг другу: “Цэ наш москаль!” А вот от русских националистов диссиденты шарахались. Объявляли “черносотенцами”, “провокаторами КГБ”.

Из-за границы поддерживалась и религиозная оппозиция. Активную деятельность вели баптисты, пятидесятники, адвентисты, у них создавались даже подпольные типографии. Появились и диссиденты-православные. В “самиздате” ходили по рукам православные материалы, свидетельства, рассказы. Но истина в них часто переплеталась с ложью. И сами православные диссиденты в значительной мере отклонялись от Веры в политику. Впрочем, нередко отходили и от Православной Церкви. Начинали считать ее “испорченной”, раз патриархия восстановлена при Сталине, примыкали к сектам вроде “истинно-православных”, к “катакомбным” священникам, служившим тайно, в частных домах.

Но и Церкви в условиях притеснений и гонений со стороны властей порой приходилось пользоваться “правозащитными” методами. Будущий святейший патриарх Алексий II, в то время епископ Таллинский, получив распоряжение закрыть Пюхтицкий монастырь и 36 приходов как “нерентабельные”, затянул время, а потом пригласил иностранную делегацию – просто “в гости”, свозил в монастырь, по храмам. И вопрос о закрытии был снят. Была и попытка ликвидировать Почаевскую лавру. Ее уже и закрыли, а монахов поочередно сажали в машины, отвозили километров за 100 и вручали паспорта с пропиской в других местах. Информацию довели до иностранцев, и президент Франции Жискар д`Эстен при встрече с Брежневым высказался об этом. Лавру оставили в покое. Однако от политики Церквь дистанцировалась, поэтому у диссидентов уважением не пользовалась.

Но в целом для работы по расшатыванию Советского Союза использовались деятели самого различного толка, хотя бы и патриотического. Скажем, было несколько писателей, прошедших через лагеря. Но, очевидно, самым подходящим показался Солженицын. Уже “раскрученный”, рекламу ему создал сам Хрущев, расхвалив “Один день Ивана Денисовича”. Писатель энергичный, увлекающийся, жаждущий бороться “за правду”. Судя по всему, он ухватился за “Архипелаг ГУЛАГ” искренне. Но сам Солженицын указывает, что в сборе и подготовке материала ему помогали 227 человек [168]. И уж наверное, некоторые из них “помогли” целенаправленно. В результате получилась “бомба”, где правда перемешалась с вещами, никакого отношения к правде не имевшими. А за границей немедленно подхватили, раздули, превознесли, отвалили Нобелевскую премию.

Кстати, вот что еще стоит отметить. С 1966 г. Советское правительство стало применять к инакомыслящим такую меру, как лишение гражданства и высылка за границу. Но удостаивались этого не все. Причем, по странным “случайностям” высылали как раз таких, кто оказывался нужен на Западе, кто мог там найти применение и использоваться для дальнейшей антисоветской работы – Солженицын, Бродский, Буковский и др. А остальных в Советском Союзе просто сажали, и они использовались Западом в другом качестве – для пропагандистских кампаний о “жертвах советского режима”.

По мере ухудшения жизненных условий, банкротства программ коммунистической партии, в России начали появляться подпольные “марксистские”, “ленинские” группировки – считавшие, что КПСС отошла от истинного курса. Но росла и численность структур НТС в Советском Союзе. Ширилось распространение материалов НТС среди советских граждан, посещавших другие страны. Если в 1968 - 78 гг. среди них разошлось 230 тыс. газет, листовок, журналов, то в 1978 - 88 гг. – 560 тыс. [122] И все это вместе приносило плоды. В ноябре 1972 г. КГБ и Генпрокуратура подали в ЦК записку о пресечении деятельности “националистических, ревизионистских и других группирований политически вредного характера”. Отмечалось, что за 5 лет “выявлено 3096 таких группирований, профилактировано 13602 человека, входящих в их состав... Подобные группы были вскрыты в Москве, Свердловске, Туле, Владимире, Омске, Казани, Тюмени, на Украине, в Латвии, Литве, Эстонии, Белоруссии, Молдавии, Казахстане и других местах”

Начали происходить и открытые эксцессы, теракты. В 1969 г. младший лейтенант В.Ильин покушался на Брежнева, стрелял из пистолета – правда, не в ту машину. Погиб водитель. В 1970 г. в Архангельске на праздничной демонстрации неизвестный ворвался на трибуну и открыл огонь из автомата. Несколько человек убил, многие ранил [63]. Один за другим следовали перелеты за рубеж советских пилотов. В 1975 г. на Балтфлоте произошло восстание на большом противолодочном корабле “Сторожевой”. Капитан 3 ранга В. Саблин арестовал командира корабля и повел “Сторожевой” в нейтральные воды, чтобы по радио передать призыв к революции. А в 1973 г. группа армян произвела серию взрывов в московском метро, было много жертв. Но все это пока удавалось нейтрализовывать. Ильина отправили в дурдом, а двоим его сослуживцам за недоносительство дали по 5 лет. “Сторожевой” под угрозой потопления остановили, Саблина отдали под трибунал и приговорили к смерти. И КГБ в то время работал хорошо. Армян-террористов быстро поймали и расстреляли.

Запад целенаправленно создавал и новые направления антисоветской пропаганды. Допустим, обвинять Советский Союз в антисемитизме ну никак не получалось. Но когда США решили признать СССР приоритетным торговым партнером, сенатор Джексон внес поправку – чтобы наша страна за это разрешила евреям свободный выезд в Израиль [27]. Москва нуждалась в зерне и согласилась. И тут же пошел повальный выезд евреев за рубеж (причем вовсе не в Израиль, большинство оседало в Европе, норовило перемахнуть в США).

Но ведь большинство евреев принадлежало вовсе не к рабочим и колхозникам, а к интеллигенции. Многие работали в науке, оборонной промышленности, были допущены к тем или иным секретам. Им начали ставить препоны. Тут-то на Западе и завопили – антисемитизм! Власти СССР стали предъявявлять требования, чтобы выезжающие евреи оплатили образование, полученное за государственный счет. Опять антисемитизм! Для евреев начали вводить ограничения при поступлении в вузы, связанные с “режимными” отраслями науки, при приеме на оборонные предприятия (а вдруг потом за границу захотят?) Снова антисемитизм! А заодно в Советском Союзе было создано оппозиционное движение евреев, которым отказывали в выезде.

А за рубежом стала складываться “третья эмиграция”, не похожая ни на “первую”, ни на “вторую”. Она состояла из высланных диссидентов, перебежчиков. Из тех, кто выехал легально. И из туристов, артистов, детелей культуры, участников всевозможных конференций и делегаций, не пожелавших возвращаться на родину. У большинства из такой публики ни о какой политике мыслей не было. Они всего лишь шалели от западного изобилия и мечтали зацепиться в эдаком “раю”. А деятели искусства хватались за “свободу творчества” (которое, само собой, должно было прилично оплачиваться). И оплачивали. Разными путями за границей оказались В. Аксенов, В. Максимов, В. Некрасов, В. Войнович, А. Тарковский, Ю. Любимов, М. Ростропович, Г. Вишневская. А. Галич и др. Все это тоже годилось. В западных средствах массовой иноформации, в “голосах”, транслируемых на Россию, преподносилось – лучшие представители культуры выбирают “свободы” (читай – а не Родину).

Но, между прочим, только внутри СССР поддерживались настроения анти-советские. А внешние силы брали курс откровенно анти-русский. Что и понятно, ведь в перспективе Россию требовалось расчленить. Для этого Советский Союз провозглашался “империей зла” - что перекликалось с Российской империей. Реанимировались исторические фальшивки, вроде “завещания Петра I”. В западном кино, литературе, средствах массовой информации создавался образ врага – “русского”. Американский “Закон о порабощенных нациях”, принятый в 1959 г., объявлял, что эти нации порабощены “ русским коммунизмом”. И среди диссидентов американцы отнюдь не случайно выдвигали на первый план евреев, прибалтов, кавказцев, украинцев, чью борьбу можно было бы трактовать как борьбу “против русских”.

А это сказывалось и на облике эмиграции. “Первая эмиграция” отождествляла себя с Россией, провозглашала борьбу с коммунизмом, но с опорой на русский народ. “Вторая” надеялась только на иностранцев, но все же делала разделение между коммунистической властью и народом [8]. В “третьей эмиграции” самым востребованным направлением оказалось русофобство. Так, были раскручены до уровня бестселлеров, издавались миллионными тиражами на разных языках книги высланных из СССР диссидентов-журналистов В.Соловьева и Е.Клепиковой, ставивших в один ряд “самодержавие” и “диктатуру пролетариата”, опричнину и КГБ и проповедовавших, что “рабство” создано для себя самими русскими и “отвечает их социальным, политическим, моральным и психологическим нуждам”. “...Имперский народ, который за многие столетия полурабского существования привык принимать милосердие за слабость, садизм и варварство за силу, а страх – за уважение. Страдания, выпавшие на долю этого народа, ожесточили его и сделали безжалостным к другим народам; моральные ценности, вдохновляющие западную цивилизацию, ему неинтересны и невнятны” [170].

Но воздействие на Советский Союз осуществлялись не только через политическую оппозицию. Оно шло и напрямую, на народ. И в данном плане “союзником” Запада становился научно-технический прогресс, предоставляя все новые средства для этого. Большинство современных технологий иностранцы отказывались предоставлять нашей стране, но кое-что вдруг давали. И, например, рижский завод ВЭФ начал массовое производство транзисторных приемников. После чего любой мальчишка, имеющий “спидолу”, смог без контроля родителей слушать во дворах и скверах зарубежную музыку, а заодно и “вражьи голоса”. А следом грянула “магнитофонная революция”, позволившая широко распространять, переписывая друг у друга, неподцензурные песни, стихи, ту же рок-музыку и передачи из-за рубежа. В научных, производственных, учебных учреждениях появились ксероксы – и пошло повальное тиражирование самиздата и прочей полуподпольной литературы.

“Окнами” для проникновения чужих влияний становились соцстраны, которым предоставлялись большие “свободы” и более широкие связи с Западом. И через них, как через перевалочные пункты попадали в СССР всевозможные журналы, книги, фильмы. Причем в первую очередь не политика, а порнография. Но и это требовалось для воздействия на людей! Это оказывалось намного эффективнее, чем политика! Шло воздействие и через зарубежные фильмы, запускавшиеся ради кассовых сборов на советских экранах. Пусть это были безобидные комедии, боевики, даже “прогрессивные” работы прокоммунистических авторов. Но народ раскатывал губы, видя прекрасные автомашины, рестораны, бары, огни реклам, полураздетых красоток. Совсем раздетых не показывали, вырезали. И люди отстаивали огромные очереди за билетами на кинофестивали, чтобы посмотреть без купюр, не порезанное.

Уже любой, даже самый “забитый” работяга доподлинно знал, что “у них жить лучше”. А особенно эффективно эти веяния поражали молодежь и интеллигенцию. Копируя Запад, появлялись советские хиппи, панки, демонстрируя “протестантский” образ мысли и поведения. А интеллигенция ударялась в духовное искательство, охотясь за “смелыми” произведениями, за “живой” мыслью, “запрещенными” книгами. Нет, наибольшее влияние на нее оказывала, опять же, не “политика”. Произведения типа “Архипелага ГУЛАГ” были скучными. Материалы диссидентов и правозащитников никого по большому счему не интересовали. Ну посадили кого-то – и что? Может быть, за дело, сами нарвались. Зато интеллектуалы тянулись к “общечеловеческим ценностям”. Утратив в душе идеалы коммунизма, искали нечто иное, неведомое.

И ходили в ксерокопиях, пользуясь бешеным спросом, романы Стругацких, которые от фантастики и веселого критикантства перешли к разочарованным мудрствованиям. Глубокомысленный уход в себя, уныние, пессимизм… Это нравилось, это отвечало собственному состоянию интеллигенции. Огромным успехом пользовались и произведения Ефремова, особенно “Таис Афинская” – где он по сути воспел “красоту” язычества, “сокрытую мудрость” древних темных культов и мистерий, щедро перемешав все это с эротизмом. И можно смело предположить, что как раз “Таис Афинская” привела к зарождению в России неоязычества. Впрочем, допустимо предположить и другое. Что талантливых авторов, может быть, и не случайно наводили на подобную тематику. И уж тем более не случайно культивировалась и распространялась мода на такие произведения.

Или возьмем моду на Андрея Тарковского. Автор однажды встречался с ним – и вынес впечатлениие, что увидел душевно нездорового человека. То же самое довелось слышать от сельских жителей Владимирской области, с возмущением рассказавших, как на съемках “Андрея Рублева” “гений” ради эффектных кадров приказал облить бензином и поджечь живую корову. Приходилось слышать и о том, как снимались другие натуралистические сцены, как актрису заставляли мочиться перед объективом. Но сам фильм стал сгустком дикости и черноты, выставив таковым русское прошлое – и на Западе его немедленно признали гениальным. Да и среди советских интеллектуалов вокруг него был раскручен ажиотаж, усугубляемый, опять же, эротическими моментами и полузапретностью. Поднималось на щит и преподносилось в качестве образцов именно такое. Болезненное, темное, гибельное. Причем преподносились в странный унисон – зарубежными “ценителями” и слухами среди отечественной интеллигенции.

Но и в официальном советском искусстве, открытом, направляемом государством, стали вдруг в данный период происходить очень нездоровые явления. Хотя регулировали его, по идее, жестко. Пленум ЦК КПСС 1964 г. принял постановление об усилении партийного контроля во всех звеньях, в том числе в сфере культуры. В 1966 г. ХХIII съезд партии постановил “давать решительный отпор вылазкам фальсификаторов истории”. В 1969 г. вышло постановление ЦК “О повышении ответственности руководителей органов печати, радио, кинематографии, учреждений культуры и искусства за идеологический уровень публикуемых материалов и произведений”. В литературе и кино стала вводиться вообще система “госзаказов” – авторам и режиссерам спускались темы, иногда даже примерные сюжеты, по которым они и создавали свои произведения. Да ведь и финансировалось все искусство только государством.

Однако, несмотря на это, в нем проявлялись совсем не “партийные” тенденции. Иногда их допускали и преднамеренно. Так, партийные руководители сочли, что увлечение молодежи зарубежной поп-музыкой, пожалуй, является вредным. И в качестве “противоядия” стали создаваться свои “вокально-инструментальные ансамбли”. А в результате в Советский Союз внедрялись те же самые оболванивающие модели “масовой культуры”, множились такие же, как на Западе, рок-тусовки. Подражательство зарубежным образцам шло и в кино. Появлялись советские боевики, “остерны” – по примерам “вестернов”. Все больше отечественных режиссеров отваживались на “смелость”, вставляя в фильмы эпизодики с полуголыми актрисами – зная, что это обеспечит полные залы в кинотеатрах.

Но, например, в то же самое время, когда поддерживались “вокально-инструментальные ансамбли”, пошли притеснения русских народных, казачьих хоровых, танцевальных коллективов. Для них не находилось денег, их лишали помещений, закрывали, распускали. Вытеснялись из репертуаров народные песни, заменяясь дешевками эстрады. Русским художникам ходу не давали, произведений не выставляли – зато множились выставки “авангарда”. Возобновилось разрушение архитектурных памятников старины, а для реставрации якобы взятых под охрану государством “не хватало средств”. И, вопреки всем постановлениям против “фальсификаторов истории”, стало появляться все больше произведений, как раз и фальсифицирующих ее, изображающих исторические события и достижения России в пошлом и карикатурном виде. Антирусские нотки явно обозначались в прессе, в литературной критике, в театре.

Эти процессы были настолько заметными и приняли такой размах, что патриоты забили тревогу. Выразителем их позиции стал М.А. Шолохов, в это время уже фигура мировой величины, и тоже ведь лауреат Нобелевской премии. В 1978 г. он обратился с письмом к Брежневу. Указывал: “Одним из главных объектов идеологического наступления врагов социализма является в настоящее время русская культура… Принижая роль русской культуры в историческом духовном процессе, искажая ее высокие гумантстические принципы, отказывая ей в прогрессивности и творческой самобытности, враги социализма тем самым стараются опорочить весь русский народ… Не только пропагандируется идея духовного вырождения нации, но и усиливаются попытки создать для этого благоприятные условия… Особенно яростно, активно ведет атаку на русскую культуру мировой сионизм, как зарубежный, так и внутренний. Широко практикуется протаскивание через кино, телевидение и печать антирусских идей, порочащих нашу историю и культуру…” [135].

Приводился целый ряд примеров подобных безобразий, предлагались меры для экстренного выправления дел. Но патриоты были уже не в чести. От Брежнева письмо спустилось на рассмотрение в Секретариат ЦК, где М.В. Зимянин отписал: “Изображать дело таким образом, что культура русского народа подвергается ныне особой опасности… означает определенную передержку по отношению к реальной картине. Возможно, т.Шолохов оказался в этом плане под каким-то отнюдь не позитивным влиянием. Стать на высказанную им точку зрения означало бы создавать представление об имеющемся якобы в стране некоем сионистском политическом течении или направлении… это не соответствует действительности”. А “выдвижение тезиса о русской культуре в качестве объекта особой защиты” было бы “чревато” по отношению к “культуре других народов”. Постановлялось: “Разъяснить т.Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране”, и “никаких открытых дискуссий по поставленному им особо вопросу… не открывать” [135]. Как видим, у разрушительных сил уже в 1978 г. в самых верхах государства было “все схвачено”.

В 1917 г. Россию удалось опрокинуть, когда она была тяжело больна. К новому переломному моменту в своей истории она тоже подходила совершенно больной. Чтобы расшатать и ослабить прежнюю, православную империю, врагам нашей страны потребовалось больше ста лет. Моральные устои коммунизма оказались гораздо слабее. Хватило четверти века.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: